Глава 5

Интерлюдия Чхои Соен

— Представляешь, ее мама вообще все в интернет стримит! Я вчера смотрела как они ужинают всей семьей за столом. Вот сама сидела и рис с яйцом ела, как будто у них дома побывала. Хороший у них дом, много комнат и даже свой бассейн есть, правда небольшой. А еще у них две собаки, одна большая и одна маленькая, такая — с коротенькими ножками! — горячо шепчет Минсе и помогает себе лицом, показывая какие там собаки и какой бассейн.

— Я этой сумасшедшей и ее мамаше не дам себя снимать! — заявляет Ю Джин и закрывает учебник. Закрывает так, что раздается хлопок, и парта содрогается.

— Да тихо ты! — шипит на нее Минсе, втягивая голову в плечи: — Она вон там сидит! Услышит же! — она кивает назад, где за три ряда от них сидит обсуждаемая ими девочка.

— И пускай слышит! — складывает руки на груди Ю Джин: — Нечего меня снимать. Видела я канал ее мамочки, они совсем с ума сошли. Разве можно просто из дома все как есть стримить?

— Ну и что тут такого? Ты видела сколько у нее подписчиков? Три миллиона! Это значит, что каждое ее видео три миллиона просмотров имеет с самого начала! Знаешь какие это деньги? А у нее еще рекламные контракты подписаны с косметической фирмой, с фирмой, выпускающей детское питание и кроссовки они рекламируют! А она каждый день по два-три коротких видео выпускает и вечерний стрим ведет, ну когда они все ужинают! Я пока смотрела — даже захотела к ним присоединиться! Я же всегда дома одна ужинаю, а у них такая семейная атмосфера! Папа такой красивый, никаких темных кругов и мешков под глазами, а у меня если даже папа домой на ужин пришел — так просто спит сидит за столом, потому что устает очень сильно на работе. Мама у нее красотка, «Мисс Корея» в каком-то там году была, всегда такая красивая и спину держит прямо. Два брата и две сестры — полный стол! И все сидят так, разговаривают, обсуждают что и как днем было.

— Не такой уж и большой у них бассейн. Не бассейн, а ванная вовсе. — замечает Нари: — да там и не поплаваешь нормально. И дом маленький. Как в таком жить?

— Можно подумать у тебя есть дома бассейн!

— Ээ… нет. У меня нет дома бассейна. — тут же открещивается Нари: — и дом у меня маленький. Я по телевизору видела большие. И бассейны тоже.

— По телевизору все видели. Соен, а ты что думаешь? — поворачивается к ней непоседа Минсе.

— Я думаю, что ты права, Минсе. — отвечает Соен: — Нельзя так громко обсуждать человека за глаза. Ей может быть неприятно. Если у ее мамы три миллиона подписчиков, это значит, что ей давно надоело, когда ее обсуждают и пальцем тычут. Так что лучше сменить тему. Ну, или ее к нам пригласить, чтобы прямо с ней и обсуждать. Никому не нравится, когда за его спиной сплетни разносят.

— Ты такая правильная, Соен, что аж зубы болят. — кивает Минсе: — А что насчет ее стрима скажешь? Будет здорово, если мы к ней в гости напросимся! Нас же тогда три миллиона человек увидят!

— Ты сдурела? Никуда я не пойду. — мотает головой Ю Джин: — Вот еще!

— И нельзя же напрашиваться к незнакомому человеку домой! — поддерживает ее Нари.

— Она же наша одноклассница! Пойдем и познакомимся поближе! Вот прямо сейчас. — напирает Минсе: — я вчера на их стриме слышала, как ее мама у нее спросила, мол как дела в школе, подружилась с кем-нибудь или нет? А она отвечает, мол, нет, учеба только началась, и она бы очень хотела с кем-нибудь подружиться. Значит у нее нет подружек, и мы можем с ней подружиться! Вот я сейчас встану и…

— Сиди! — одергивает ее Ю Джин: — пойдешь с ней подружишься, я с тобой перестану общаться! Совсем!

— Ты чего такая бука, Ю? — удивляется Минсе: — Скажи ей Соен!

— А вот тут права Ю. Потому что нечего навязываться в друзья, если твоя цель, чтобы тебя увидели три миллиона подписчиков. — говорит Соен: — От такой известности одни проблемы потом. Думаешь это хорошо, когда все знают, что именно в твоей семье на ужин было? Ничего хорошего. Если хочешь ее поддержать — это одно дело, а если продвинуть бренд «Классная девчонка Минсе» — то лучше не ходи.

— А еще я тебя пну потом. — угрожает Ю Джин: — Ты меня знаешь, я слов на ветер не бросаю.

— Пинаться нехорошо. — автоматически замечает Соен. Привычное для нее действие — быть арбитром. В конце концов дома у нее двое младших братьев-близнецов, и она уже привыкла исполнять роль судьи, арбитра и морального авторитета в спорах — кто кого и куда пнул, толкнул, ударил, ущипнул, забрал игрушку или плюнул на спину, и кто именно в этой ситуации неправ. Видимо отчасти поэтому даже ее подружки частенько обращаются к ней как к старшей… хотя она старше их разве что на месяц.

В разговоре своих подружек она почти не участвовала, отвечала скорее машинально, потому что ее голова была занята другим. Она думала о том, что будет очень неудобно отказывать парням в посещении ее дома, хотя она сама первой вызвалась. Да, она уже придумала куда именно уберет все свои коллекционные фигурки с полок, а чтобы пустота на них не была так заметна — поставит туда книги из папиного кабинета. Правда ей пришлось пообещать близнецам, что она на следующих выходных поможет им в кое-каком деле в обмен на предоставление комнаты для хранения ее коллекции. Так что с этой стороны все было уже решено, однако теперь, после того, как она своими глазами видела как этот Бон Хва садится в черную, лоснящуюся тушу бронированного лимузина — ей почему-то стало противно.

Почему? Казалось бы, если Бон Хва действительно из семьи чеболей, из семьи владельцев «KG-group», то тут наоборот — хватай свой шанс. Она не была слепой и видела, что она ему нравилась. И он не был похож на молодых мажоров из чеболей, которых показывают по ТВ и в дорамах. Она в жизни не встречала чеболей, но подозревала, что они все как один — мрачные и высокомерные красавчики с раздутым чувством собственной исключительности и превосходства. Бон Хва казался обычным парнем, даже немного слишком стеснительным и застенчивым в общении с девушками. Совсем не таким, каким должен был быть наследник семьи чеболей, родившийся с серебряной ложкой во рту и с пакетом акций в руке.

Так что слухи, распускаемые Минсе она восприняла не серьезно, а скорее как повод познакомиться с одноклассниками поближе и весело провести время с подругами. Однако увидев Бон Хва перед лимузином и распахнувшего перед ним двери водителя — она поняла что это все на самом деле.

Конечно, если верить дорамам и ТВ, она должна была тут же влюбиться в чеболя и предложить ему руку и сердце, познакомить с родителями и оберегать от других девушек. Однако она никогда не была похожа на остальных девушек, не была такой как все. И не стремилась быть как все. Да, деньги — это круто, хорошо, когда у тебя много денег, но… ее семья не голодала, скорей их можно было назвать богатыми, хотя не такими богатыми как чеболи. Однако у них был свой дом с подземным гаражом и тремя машинами, на каникулы они всегда ездили на заграничные курорты, а зимой — в Швейцарию, кататься на лыжах. Если что она и усвоила за это время, что между хорошим качеством и качеством лакшери — нет особой разницы в услуге, но гигантская разница в цене. Да, чеболи летают в Европу на своем личном самолете, но она вполне может лететь вместе со всеми. Да, у чеболей на курортах есть возможность забронировать трассу только для себя, но это скорее скучно, чем весело. Как раз наоборот — весело катиться с другими людьми, знакомиться во время отдыха в кафе или даже на трассе, помогая кому-то застегнуть ботинок или указывая путь. Ну и самое главное — чеболи так изолированы от людей не потому, что они такие высокомерные или хотят покрасоваться. В большинстве случаев у них нет другого выбора. Вот она, например, у ее отца фирма по разработке какого-то софта. Она никому не нужна, ей и скрываться не нужно. А вот чеболь находится в постоянной опасности, ведь он — желанная добыча для мошенников всех мастей. И может даже и похитителей.

Более того, она прекрасно помнила, как в детстве все девочки в младшей школе бегали за одним мальчиком, который как оказалось — вовсе не любил девочек. Бегать за мальчиком она считала для себя унизительным, даже если это будет последний мальчик на земле. Так что… с того дня она для себя решила, что будет держаться от этого Бон Хва подальше. Если он на самом деле чеболь — то и пусть. Что за детские интриги и почему ему нужно обучаться в этой школе — ее не касается. У нее есть свои приоритеты, например своя коллекция, которая уже в комнату не влезает. Все-таки коллекционная комната у нее маленькая с самого начала была… нужно будет у папы побольше комнату попросить, ну или чтобы стенку снесли. Пристрой построили.

Ее телефон тихонечко звякнул, уведомив, что на него пришло сообщение. Она тут же открыла его и нахмурилась. И чего этому Бон Хва от нее нужно?

Конец интерлюдии


— Я очень волнуюсь, Старший! Может ты вместо меня поговоришь? — думает Бон Хва, нервно вышагивая из стороны в сторону.

— Мы это уже обсуждали, малыш. Учись взаимодействовать с другими людьми. Я не буду выстраивать вместо тебя отношения с твоими девушками, хотя бы потому, что если я их выстрою, то тебе в таких отношениях будет неудобно.

— А как же Чон Джа?! Ты и она… у вас что-то было, да?

— Во-первых, Чон Джа четко отделяет тебя и меня и у нее нет иллюзий относительно того, с кем именно она общается. Во-вторых, она не собирается вступать в отношения ни с тобой, ни со мной, если на то пошло. Мы с ней друзья, коллеги по несчастью и партнеры по бизнесу. У нас с ней все проговорено и определено. Вот именно так и следует поступать — проговори все со своей Соен, объяснись и спроси.

— Она ответит? — сомневается Бон Хва.

— Даже если не ответит, это все равно будет лучше, чем ничего ей не говорить. Так она хоть твою позицию знать будет. А это уже полдела.

— Хорошо. — Бон Хва выдыхает и крутит головой, разминая шею, как это делал Старший: — хорошо! Я все сделаю сам.

— Вот и молодец! Значит так — выдохни. Набери воздуха в грудь и выдохни. Вот так. Со всей силы выдыхай, ставь диафрагму на место. И вообще, представь, что ты — умрешь завтра. Или даже сегодня вечером.

— Что?

— Идешь домой и тебя грузовик в лепешку — шмяк! Со всей дури. И вот ты лежишь и помираешь на асфальте, а вокруг собираются зеваки, кто-то тебя на телефон снимает, кто-то полицию и скорую помощь вызывает, а ты — размазан по асфальту и тебе очень больно.

— И как это связано с …

— А ты проникнись, малыш. Никто тебе не гарантирует что ты сегодня до дома дойдешь. Или что, закрыв глаза и уснув — проснешься завтра утром. Все мы смертны и как говаривал Воланд — смертны внезапно. Подумай. Если твоя смерть неминуема, причем она совсем рядом… тогда что?

— Тогда страшно.

— Хорошо, давай так попробуем — ведь если смерть неизбежна, то с точки зрения конечного результата — ты уже мертв. Фактически что ты ни делай, как ни пытайся, сколько ни пыжься, а все равно умрешь. Верно? Верно. Значит и сейчас ты — уже мертвый. Как говорят персы, смерть — это стрела, пущенная в тебя, а жизнь — это тот промежуток, за который она до тебя летит. Понимаешь? С момента как лучник выпустил свою стрелу — тебя можно считать уже мертвым.

— Логика мне понятна. А вот остальное… не понятно. — признается Бон Хва.

— Все очень просто — если ты уже мертв, то чего тебе опасаться? Чего бояться? Смерти? Смешно, ты уже мертв. Миямото Мусаси вон говорил, что в ситуации между жизнью и смертью самурай всегда выберет смерть. На самом деле любой наш выбор ведет к смерти. Поговоришь ты сегодня с Соен или нет — ты все равно умрешь. Заведешь ты с ней семью, троих детей, купишь домик у озера или будешь жить один-одинешенек — ты все равно умрешь.

— Старший! Не нагнетай!

— А я не нагнетаю. Это правда. Ты. Умрешь. Это — истина, может быть даже единственная из тех, что я знаю. Никакая иная не истинна так как эта. Ты смертен и значит ты умрешь. Может быть даже сегодня. Или завтра. И… кстати, вон, пришла твоя девушка.

— Что? — Бон Хва оборачивается и видит Соен. Она стоит перед ним, сложив руки на груди и изучая его внимательным и серьезным взглядом. В любой иной ситуации он пожалуй — испугался бы. Того, что она так на него смотрит. Того, что они на крыше школы совсем вдвоем и что про них могут подумать. Того, что она может про него подумать. Того, как он выглядит в ее глазах. Много чего он мог бы испугаться. Но сейчас, после разговора со Старшим в его груди загорелось пламя. Он все равно умрет, так чего ему боятся?

— Соен! — шагнул он вперед: — извини, что вызвал тебя сюда. Но мне было необходимо с тобой поговорить.

— И о чем же? Видимо ты привык, что к тебе все приходят по одному мановению твоего пальца? — нахмуривается Соен: — Так вот, это не так. Я пришла сюда не потому, что готова слушаться, а для того, чтобы сказать тебе лично. Не смей больше мне писать. Будет лучше, если мы прекратим общаться. — она разворачивается, чтобы уйти и… Бон Хва — хватает ее за руку, сам поражаясь своей смелости!

— Что это? — она смотрит на его руку брезгливо, как на какое-то мерзкое насекомое, посмевшее осквернить ее кожу: — убери свои руки!

— Соен! — он отпускает ее: — извини, но я не могу принять такой ответ. Пожалуйста скажи мне, в чем причина такого вот… поворота событий. Скажи мне правду, и я клянусь, что оставлю тебя в покое, если это моя вина. Что произошло?

— А ты сам не понимаешь? Я терпеть не могу врунов! Тех, кто скрывается под личиной! Зачем тебе это все? Чего ты собираешься добиться, проникнув в эту школу? Тебе доставляет тайное удовольствие общаться с нами, заводить друзей, делать вид что ты такой же как мы — а внутри ты посмеиваешься и называешь нас всех нищебродами, да? Ты для этого поступил в нашу школу? Видимо на твоем уровне ты самый низкий из низших, раз тебя доставляет удовольствие самоутверждаться за счет тех, кто ниже на социальной лестнице! Терпеть таких не могу! Плевала я на твои деньги, так и знай!

— Деньги? Эээ…. Соен ты о чем вообще? — Бон Хва недоуменно моргает глазами. О чем она говорит?

— О чем я? Продолжаешь все отрицать, а? Давай-ка вспомни, тот вечер в караоке, помнишь?!

— Помню. — кивает Бон Хва: — Но я вроде ничего такого тогда не сделал… и все довольны были, даже ты.

— Как ты домой доехал потом, Бон Хва? На общественном транспорте, как и говорил? — складывает руки на груди Соен и Бон Хва — вспоминает.

— Ах, да! — говорит он: — В тот день меня на лимузине к больнице довезли, представляешь! Останавливается рядом со мной лимузин, такой черный, блестящий и из него шофер выскакивает — настоящий немец! Или скандинав. И говорит, что я — выиграл возможность… Постой, — он поворачивается к Соен: — так ты поэтому обижаешься? Что я вас с собой не позвал прокатиться? Так я же думал, что вы ушли и не видел… ну и потом он про маму мою сказал, вот я и поторопился, думал беда может какая… а там наоборот — скидка и хорошее учреждение по уходу.

— … или ты самый хитрый человек, которого я когда-либо встречала, или же ты говоришь правду… — прикусывает губу Соен, глядя на него: — а что у тебя с мамой-то?

— А… она заболела. И в кому впала. Ей нужно учреждение для ухода, оказывается столько всего нужно, чтобы у человека в коме не ухудшалось здоровье. Каждые два часа нужно менять позу, нужен специальный матрац, профилактика пролежней… — говорит Бон Хва, чувствуя себя неожиданно свободно и спокойно: — а еще наблюдение профессионалов. Оказывается, есть фонд, который помогает людям, которые попали в такие обстоятельства и там проводится лотерея, и я — выиграл, представляешь? Они подобрали учреждение и предоставили скидку. Вот за мной лимузин и прислали…

— Нет такого фонда, — говорит Соен и ее поза немного смягчается: — но ты не мог об этом соврать. Я тебе верю.

— Конечно есть такой фонд. У меня и буклеты остались. Они мне визитку оставили и свой номер, я с ними уже договорился, маму послезавтра из больницы переведут.

— Наверное я чего-то не понимаю. — Соен подходит к нему совсем близко: — Скажи мне, Бон Хва — ты чеболь?

— Что?! Да с чего ты взяла? Нет конечно. У меня очень бедная семья, я же говорил. Я и в школу эту попал по квоте, а не потому, что деньги были оплатить учебу. Да я тебя могу прямо сейчас к себе домой отвести, ты все сама увидишь! Я понимаю, что не чета вам, у вас всех родители состоятельные, если поэтому ты со мной общаться не хочешь, то… ну я пойму. Действительно, и я не богат и семья у меня бедная… просто… — он замолчал. Если Соен общалась с ним только предполагая, что он богат, то у него нет шансов. Может когда-нибудь он и станет богатым, но пока… конечно же все решают деньги. Как он и предполагал, в этой школе никто с ним дружить не станет, как только узнают, насколько он беден. Ну и ладно, думает он, все равно я умру, может даже сегодня, ну и пусть. Лучше уж сразу все сказать, чтобы все было ясно. Он может и один прожить, пусть даже все три года обучения в старшей школе. В обиду себя он теперь не даст, а остальное… у него есть Чон Джа, есть Юна, есть та девушка в наушниках с кошачьими ушками, что кивает ему на пробежке, есть мрачный парень, две домохозяйки, старый дед и много кто еще. В конце концов у него диссоциативное расстройство личности, у него в голове есть Старший. И он все равно скоро умрет.

— Ловлю тебя на слове! — неожиданно говорит Соен: — пошли.

— Куда? — не понимает Бон Хва, мысленно уже приготовившийся прожить остаток лет в Башне Одиночества.

— К тебе домой. Если все это правда, то я извинюсь. И продолжу с тобой дружить. — говорит Соен: — Ну?

— Может завтра? Или…

— Прямо сейчас. Я не дам тебе времени приготовиться. Идем прямо сейчас. И да, вынь телефон и передай мне.

— Зачем?!

— Чтобы не мог никого предупредить. Чтобы там не сделали мне спектакль и не построили дом пока мы идем. Давай сюда… — она протягивает ладонь и нетерпеливо шевелит пальцами: — Телефон, Борн Хва! И — вперед, к тебе в гости.

— У меня, наверное, беспорядок.

— Плевать.

Загрузка...