Скуф. Маг на отдыхе 4

Глава 11

— А-Ааа-ААА-аа-А! — орал Вильгельм Куртович. — Шайсэ! Шайсэ! Шайсэ-того-рот!

Пускай его родной язык не проигрывал русскому в экспрессии, но, когда дело доходило до выражения крайнего неудовольствия, Кузьмич всё-таки выбирал русский. Так было и мелодичней, и красочней, и куда более затейливей в плане построения языковых конструкций.

К тому же у него были отличные учителя. А русскую культуру он постигал неспешно и с удовольствием, считая Империю своей второй родиной.

— Ох ты ж ё***ый-переё****й-с**а-б***ь!

Наверняка люди, которые сейчас гнались за Кузьмичом, были и моложе, и тренированней, но адреналин бодрил конечности камердинера, и потому погоня пошла уже на второй заход вокруг дома.

Изредка оглядываясь, Кузьмич насчитал шестерых. Коренастые, низкорослые, одеты как ниндзя или около того — вот и все наблюдения на данный момент.

— Вы кто такие⁈ — заорал Вильгельм Куртович. — Я вас не звал! Идите нах*й! — и шмыгнул за угол дома.

Он старательно изображал панику. Нет, он действительно был испуган, но чувство долга ледяными искорками холодило рассудок. Он не собирался биться в истерике и теперь демонстрировал нежданным гостям образ старого испуганного слуги.

Пускай его лучше недооценят.

Если камердинер всё правильно рассчитал, то сейчас у него в запасе есть десять секунд.

Хватит.

Должно хватить, потому что в противном случае… не хочется даже думать, что будет в противном случае.

Итак, Кузьмич схватился за вентиль и принялся вертеть его на скорость обеими руками. Раз оборот. Два оборот. Три оборот. Четыре. Хватит!

— А-ААА-ААА! — Кузьмич рванул дальше.

И почти тут же за его спиной, будто вмазанный эйфоретиками питон, ожил садовый шланг. И так он удачно ожил, что нарочно не придумаешь! По широкой амплитуде, да с ускорением, железный набалдашник заехал одному из бандюков прямо промеж ног.

«Жить будет, — подумал Кузьмич, — любить не сможет».

Кажется, в этом противостоянии Вильгельм Куртович нанёс первый удар. И вот теперь, когда нападающие отстали уже не на десять, а на все двадцать секунд, самое время подумать, почему так вышло.

К чёрту розовые очки и ложные надежды, надо мыслить со стороны трезвой логики.

Итак:

Люди, которые залезли во двор к Василию Ивановичу, — явно его враги. Это факт. А враги у Василия Ивановича под стать его фигуре; ну явно не грабители-любители. Явно не потешные оболтусы, с которыми можно справиться при помощи садового инвентаря.

В последний раз, вон, вообще на гандамах разбираться приехали!

Так что как минимум, нож в руке одного из них уже должен был быть пущен в ход. Ведь, судя по форме, игрушка явно что метательная, а не для нарезки колбасы, и будь у них цель убивать, то этот нож уже торчал бы промеж лопаток Вильгельма Куртовича.

«И это как минимум! — напомнил себе Кузьмич. — А как максимум, нападающие просто обязаны быть одарёнными!»

И почему они в таком случае до сих пор просто не пришибли его какой-нибудь техникой⁈ Почему они прячут лица⁈ Почему молчат, как рыбы⁈

Да хрен его знает!

Но вывод напрашивается сам собой: либо негодяи пришли с тем, чтобы похитить Кузьмича, либо оглушить его, либо же подстроить несчастный случай. Судя по «осторожному» поведению, кровь и разрушения им явно ни к чему. Они хотят всё сделать тихо.

А значит, шанс есть.

Призрачный, но всё же есть.

— Эть! — мимоходом Кузьмич вдарил по кнопке включения автополива.

Шлангом он пользовался только во время сильной засухи, если нужно было напоить деревца по периметру участка, ну а весь остальной газон поливался именно так.

— У-у-у-у! — оглянулся он на чёртовых ниндзей и погрозил им кулаком.

Не то чтобы бандиты испугались намокнуть, но внезапные брызги со всех сторон их явно дезориентировали. И это, блин, отлично!

— Экх, — Кузьмич схватился за свою лопату и: — У-у-У-у-УХ! — будто копьё, метнул её в преследователей.

Голову никому не снёс, но ранил. Ребята явно не ожидали, что полотно из утлой нержавейки окажется заточено похлеще катаны, и недооценили опасность. Теперь расплачивались — один из гадов зажимал рукой плечо.

Из-под пальцев сочилась кровь.

— Так тебе, сука, — выдохнул Кузьмич и рванул к крыльцу.

В подробности он никогда не вдавался, но весь дом должен быть буквально напичкан охранными артефактами. Ирина Ивановна лично занималась безопасностью, а в её квалификации сомневаться не приходилось. Чердак Скуфидонского, так тот вообще чуть ли не самое безопасное место в Империи.

Так что как только эти черти подойдут к двери… как только они посмеют взяться за ручку, их сразу же ждёт неминуемая гибель. Точно! Заморозятся они, испепелятся или превратятся в жаб… да кому какая разница⁈

— Фу-у-ух, — Кузьмич захлопнул за собой дверь, закрыл замок, задвинул засов, защёлкнул щеколду и ещё на всякий случай спиной навалился. — Фу-у-у-у-ух…

Безопасность, ну наконец-то!

Телефон.

Теперь срочно нужен телефон. Нужно как можно скорее предупредить Василия Ивановича о том, что на дом напали, ведь…

— Бах! — дрогнула от удара дверь за спиной.

— Какого… какого чёрта⁈

— Бах! — и снова. Бах! Артефакты не сработали. Максимально далёкий от магии, Кузьмич не понимал, почему и как такое вообще возможно, но доверял собственным глазам, ушам и спине, в которую снова: — Бах! — прилетело с такой силой, что дверь вот-вот сорвётся с петель.

Кузьмич был не в курсе. Чтобы артефакты сработали, их надо было активировать. Ирина этого не сделала, потому что дома оставался Тамерлан. А Тамерлан… Потому что спешил к Ирине.

— Твою-то мать…

Некогда звонить! Нужно оборонять дом! И пусть у Кузьмича нет магической силы, но у него есть мозги и выдумка, а значит, противостояние продолжается!

Бегом, первым делом Вильгельм Куртович ломанулся к щиткам и обесточил систему пожаротушения — как бы он ни гордился своей предусмотрительностью, сейчас её надлежало вырубить.

От щитков и сразу же на кухню. Кузьмич схватил электрический чайник, выплеснул из него всю воду, наскоро просушил внутренности бумажным полотенцем, затем схватил бутылку подсолнечного масла, влил всё её содержимое в чайник и воткнул его греться.

Далее поставил на плиту тоненькую блинную сковородку и зажёг газ.

На максимум, да погорячее!

— Бах! — тем временем петли и впрямь начали отставать и дверь заходила ходуном. — Бах! Бах! Бах!

Но не время для паники! У Кузьмича был какой-то план, и он ему следовал. И по плану сейчас нужно было бежать к полке с крупами. Вильгельм Куртович раззявил дверцы, взял две пачки цельного гороха — одну из которых сунул в карман — и пачку соли. Соль камердинер сразу же высыпал на уже изрядно раскалившуюся сковороду…

— Щёлк! — это поспел чайник.

— Себя бы только не подпалить, — пробубнил себе под нос Кузьмич и приступил к последней фазе диверсии.

Залил раскалённую соль раскалённым маслом и кинул сверху спичку. Вжух! — первые язычки пламени упёрлись в потолок. Но задумка Вильгельма Куртовича была совсем не в том, чтобы сжечь дом, а потому он почти сразу же сбил огонь полотенцем.

Дым…

Едкий, отвратный, слезоточивый и моментально вызывающий рвоту густой дым повалил из сковородки. Считаные секунды, и потолок уже пропал в его клубах.

— Отлично-отлично-отлично, — бормотал Кузьмич, опасливо оглядываясь на дверь, и вскрыл пачку гороха.

Сюда, сюда, сюда немного и, конечно же, добрую горсточку под дверь. Жаль, конечно, что это не подшипники. И жаль, что помимо гороха на полу не было битого стекла, железной стружки или вообще чего-нибудь ядовитого, но-о-о-о…

Уж что есть.

Кузьмич справлялся, как мог.

Готово! А теперь наверх! И очень вовремя, потому что: — Бах! — бандиты наконец-то вынесли дверь и ворвались внутрь. И первый же из них с грохотом распластался в прихожей.

— Ах-ха-ха-ха! — заржал Кузьмич со второго этажа. — Вы поняли, с кем связались, твари⁈ Поняли⁈

Камердинер выиграл себе ещё немного времени.

Пока бандиты вдоволь натанцуются на горохе, пока проморгаются в дыму, пока поймут, куда идти дальше, он подготовится к следующему удару. Да простят его Василий Иванович и Ирина Ивановна, но для этого ему придётся вторгнуться в их комнаты.

К Василию Ивановичу за очками для дайвинга — помнится, он как-то раз на полном серьёзе собирался нырять в местном озере, но дальше разговоров и покупки снаряжения дело не пошло. А в покои Ирины Ивановны камердинеру пришлось наведаться потому, что санузел на втором этаже был только у неё.

А дым тем временем поднимался…

Так что Кузьмич шустро нацепил на себя очки, намочил первое попавшееся полотенце, обернул его вокруг головы и вышел обратно в коридор встречать гостей.

Как только снизу послышались первые шаги, Вильгельм Куртович вскрыл второй пакет гороха и высыпал его на ступени. Громыхание не заставило себя ждать, но вот ведь… какие же всё-таки молчуны! Кряхтят, шипят, периодически вскрикивают от боли, но до сих пор ни слова не проронили!

Первая атака отбита.

Повторную попытку бандитов подняться Кузьмич пресёк, метнув в дым альпийский рог и фарфоровую крышку для унитаза. Третью — блинами для гантелей из комнаты Скуфидонского. Во время четвёртой попытки бандитов Вильгельм Куртович бросался всем, что только попадалось под руку.

Увы, всё, что попадалось под руку было не столь тяжёлым и к тому же очень быстро заканчивалось. Чтобы не доводить до абсурда и не бросаться одеждой, Кузьмичу даже пришлось отломать дверной наличник.

Он-то и улетел в дым последним.

Кажется, всё. Кажется, дело приближается к кульминации. И, кажется, кульминация окажется для Вильгельма Куртовича очень-очень драматичной.

Что ж…

— Я сделал всё, что мог, — сказал Кузьмич в мокрое полотенце и засучил рукава.

Сдаваться живым он не собирался. И пусть бандитов будет хоть шестеро, хоть семеро, хоть грёбаная сотня… пусть у них будут ножи, пистолеты и чёртова магия, напоследок они обязательно отведают кулак Вильгельма Куртовича.

Не от дыма, но на глаза камердинера навернулись слёзы.

Провожая свою жизнь, внезапно захотелось что-то спеть. Что-то атмосферное. Что-то душевное, с надрывом, под стать ситуации. И здесь австрийца вновь выручил язык его второй родины.

— Сто-о-ою, — тихо и робко пропел Кузьмич. — О-о-один… Нет, — оборвал он сам себя. — Не так.

Не без усилий Вильгельм Куртович набрал полную грудь воздуха, расправил плечи и как только мог громко заголосил:

— СТО-О-О-Ю ОДИН! СЕРДЦЕ РВЁ-ЁТСЯ ИЗ ГРУ-ДИ! ПОДНИМАЯ ЗНАМЯ! НЕ ДОЖИВШИЙ ДО СЕДИН! ПОО-О-ОО-ОД СОЛН-ЦА ЗНОЙ…

— Мы нашли чертежи, приём.

— Отлично! Отходим, приём!

— А что делать с бородачом? Приём.

— Он видел ваши лица?

— Нет, не видел… и… кажется, он совсем обезумел. Бросался в нас крышкой от унитаза, а теперь что-то орёт. Приём.

— Тогда тем более оставьте его в покое…

Пу-пу-пу…

Нет, ну надо же, а?

Все здоровые, бодрые и розовощёкие, а Шестакова умудрилась какую-то хрень в бублике подцепить. И ведь её Фонвизина всю дорогу во здравии поддерживала, а всё равно не помогло.

И как же оно, блин, не вовремя!

Или… или наоборот вовремя? Да, пожалуй. Оно ведь так даже лучше, что мы сейчас на карантине и под пристальным вниманием врачей. Мало ли, что это за болячка такая странная?

Державин истерит, но на то он и Державин. А вот я думаю следующее: это у Ксюхи не иномирная зараза какая-то, а просто побочка, связанная с прорывом на Золотой Уровень. Магический иммунитет просел, воды болотной наглоталась, вот и захворала.

Ладно…

То, что Шестакова чихает и выглядит, как жаба, — это не беда. Оклемается, краше прежней станет. А беда в том, что Державин, падлюка такая, захотел всех нас тут до её выздоровления задержать.

— Вы с ней контактировали! Ты с ней контактировал, и близко! Скуф, я сам всё видел!

— Ни с кем я не контактировал, просто на балконе рядышком постоял…

— Но что, если это передаётся воздушно-капельным путём⁈

— Ох, как же ты меня задолбал, Стёпка, — вздохнул я.

И тут меня от этого неприятного разговора спас телефон. Звонил Кузьмич. Умничка! Как чувствует, что его работодателю мозги делают, и спешит на помощь.

— Подожди, — сказал я Державину и взял трубку. — Здорова, Кузьмич! Ну как вы там, не скучаете? А… Что? Какие ниндзи? ЧЕГО⁈