Скворцов-Степанов

ОТ РЕВОЛЮЦИИ К РЕВОЛЮЦИИ

Приближалась к концу сибирская ссылка Скворцова. Это только прибавляло ему силы. Работал с удвоенной энергией, часто ночами. Не было случая, чтобы статью или перевод не завершал в условленный срок. Немало времени отнимала пропагандистская деятельность, но он успевал встретиться с нужными людьми, провести политическую беседу с жителями Ачинска или ссыльными товарищами. Наконец пришло разрешение, и в конце 1904 года Иван Иванович и Ольга Илиодоровна вернулись в Москву.

Скворцов сразу же окунулся в революционную жизнь. Он брался за самые сложные и нередко опасные поручения. Так, в письмах, направленных Н. К. Крупской по просьбе В. И. Ленина Тверскому комитету РСДРП от 26 ноября и 20 декабря, подчеркивалось, что «Большаку» (один из партийных псевдонимов Скворцова) надо срочно помочь — он просит заделать в подошвы сапог паспорт и пилочки (ножовки) и «передать ему через Некрасову или родных». Это, вероятно, нужно было Ивану Ивановичу, чтобы помочь кому-то из товарищей по революционной борьбе бежать из царской тюрьмы.

Прибытие Скворцова в Москву из ачинской ссылки совпало с так называемой «эрой банкетов», которую проводили российские либералы: в салонах различных меценатов устраивались весьма помпезные, шумные сборища «почитателей демократии» с произнесением высокопарных речей о всевозможных свободах, реформах, конституционных поправках и правах граждан. Проходили многочисленные съезды и совещания земских деятелей, адвокатов, врачей, учителей, мелких и средних служащих. Зима 1904/05 года в России скорее походила на «политическую весну». По выражению Скворцова, который быстро распознал суть этой «весны», российские либералы, земства во что бы то ни стало хотели «уклониться от борьбы и задолго до революции страстно искали компромисса с самодержавием, хотя бы самого гнилого и гаденького».

Съезды проходили довольно многолюдные, залы ломились от желающих услышать «непозволительные» раньше речи, перепалку либералов, рядившихся под демократов, и наконец выступления «настоящих революционеров», которые разными путями попадали на эти съезды и банкеты, разумеется, к немалому огорчению устроителей таких собраний. Социал-демократы из большевиков говорили о том, что в России наступает время перелома. И приводили факты, которые трудно было оспаривать. Война с Японией многое перевернула вверх дном, еще больше приблизила неминуемую развязку. «Пусть рабочий класс не попадает в ловушку буржуазии, которая играет словами в демократию, — дороги буржуазии и рабочих разные!» — так считали большевики.

С негодованием слушают галерки съездов о побоище, учиненном в Москве полицией против мирной демонстрации, — число пострадавших достигало 170. Вести о кровавых событиях в Варшаве, о разгромах дворянских имений в Киевской, Рязанской, Черниговской и других губерниях многие выступавшие большевики расценивают как грозные признаки собирающейся бури.

Когда Иван Иванович Скворцов протиснулся в зал, где заседал земский съезд, председательствующий либерал Гейден уже заканчивал вступительную речь.

— Господа, — заявил он срывающимся голосом, — трон шатается. И если не будут произведены (он с минуту подбирает слово)… улучшения, он рухнет. Как честные верноподданные своего государя (он поворачивается к портрету Николая II), мы должны заявить об этом…

Еще не утих гул — реакция на раболепие Гейдена, а Скворцов успевает бросить гневные слова:

— Хотел или не хотел председатель съезда господин Гейден, но почтенный оратор сказал только половину истины: не один трон падает и рушится — рушится весь связанный с ним прогнивший порядок!

— Однако позвольте… — пытается остановить Скворцова Гейден…

— Долготерпение рабочих и крестьян лопается, — заканчивает Иван Иванович, — наступит неизбежно час расплаты, революция — не за горами!

Он покидает съезд. Кто-то жмет ему руки, кто-то хлопает по плечу. Но слышатся и визгливые возгласы: «Куда смотрит полиция? Кто пропустил этого бунтовщика?»…

Несколько раз Скворцов-Степанов выступал в Педагогическом обществе. Здесь он сблизился с Н. А. Рожковым, М. Н Покровским, В. В. Вересаевым. Общество функционировало при Московском университете. Широко известен стал факт заявления общества по вопросу об избиении полицией в Курске учащихся и погромных действиях «черной сотни» в городе в те дни.

В числе первых изданий, в которых Иван Иванович начал сотрудничать после приезда из сибирской ссылки, был журнал демократического направления «Правда».

Чтобы еще ближе познакомиться с атмосферой, царившей на встречах либерально настроенной интеллигенции, И. И. Скворцов принял приглашение участвовать в одном таком совещании представителей «оппозиционных и революционных организаций». Инициатором совещания был адвокат В. А. Маклаков, член левого крыла партии кадетов, предоставивший свою квартиру на Новинском бульваре.

Собралось человек 30–35. Здесь были и «освобожденцы», и кадеты, и эсеры, несколько «независимых» и социал-демократы. Маклаков и его окружение надеялись в итоге совещания создать некий блок оппозиционных партий, где, разумеется, верховодили бы либералы. При этом было задумано использовать выступления рабочих (если социал-демократы войдут в этот блок) в своих интересах. Когда подошло время выступления Скворцова, сразу в помещении стихло. Он поднялся и без «вступлений» стал говорить откровенно, взвешивая каждое слово:

— Уважаемые ораторы, включая и хозяина квартиры, видимо, просто забыли, что рабочий класс имеет самостоятельные задачи и отнюдь не собирается плестись в хвосте либеральной буржуазии. Не скрою, что он собирает свои силы, чтобы вскоре всей своей мощью начать решительную схватку с самодержавием. Конечно, мы, большевики, когда этого требуют условия, не отказываемся от соглашений в каждом отдельном случае с другими партиями, но при этом всегда учитываем, чтобы такие соглашения ни в малейшей степени не ущемляли интересы пролетарских масс.

Сделав небольшую паузу, Скворцов прошелся вдоль стола и, когда недовольные голоса стихли, закончил;

— К тому же дряблость и нерешительность российских либералов, половинчатость их лозунгов и заигрывание с властями — все это не составляет секрета для социал-демократов, которые представляют рабочих… Социал-демократов большевиков, — добавил он.

После выступления Скворцова желающих взять слово не нашлось.

— Позвольте на этом откланяться, спасибо за чай, — пробасил из угла Покровский, и группа большевиков покинула совещание.

— Думается, участие в подобных свиданиях все же на данном этапе небесполезно, — делился с товарищами, возвращаясь домой, Иван Иванович. — Мы на них не только открыто излагаем свою позицию, чтобы на сей счет не было никаких иллюзий и заблуждений у либералов, желающих поиграть в гегемонию, но и можем переубедить колеблющихся, которые хотят в душе быть с нами.

— Ваня, ты обязательно поприсутствуй на собрании у графини Бобринской, — взяв его за локоть, посоветовал Покровский. — Она тоже, разучивая роль демократки, пригласила выступить с докладом о буржуазной английской демократии профессоров Д. М. Петрушевского и С. А. Котляревского.

Ничего не ответив, Скворцов вынул блокнот и записал точный адрес.

Через пару дней стало известно, что Иван Иванович и большевик П. Г. Дауге были на том совещании и своими выступлениями повергли в смущение маститых «ученых мужей» точным знанием конкретных фактов, указав на цензовый характер английских выборов, где право быть избранным было связано с крупными денежными взносами. Это было буквально накануне Кровавого воскресенья…

Наступило 9 января 1905 года, пролилась кровь около 5 тысяч мирных граждан.

Кровавые события в Петербурге вызвали гнев всего народа. В январе 1905 года массовые забастовки и демонстрации прошли в Москве, Риге, Варшаве, Тифлисе и других городах. В ряде мест развернулись ожесточенные, столкновения с полицией и войсками. В те дни неизвестный поэт в московской большевистской газете «Голос труда» публикует стихотворение «9 января». Его наизусть знал и часто читал вслух Иван Иванович;

Всем стало ясно, что самодержавно-крепостнический строй никакими силами не сможет сдержать этот взрыв возмущения трудовых масс, остановить революционную волну.

Энергично действовали в этих условиях московские большевики, используя малейшие легальные и полулегальные возможности для проведения в жизнь установок ЦК РСДРП, ленинских идей для вовлечения пролетариев в схватку с царизмом. Одним из таких легальных центров забастовочного и профсоюзного движения в Москве стал Музей содействия труду при Техническом обществе, где работала комиссия, занимавшаяся изучением условий работы пролетариев промышленных предприятий. Она оказывала им юридическую помощь, проводила медицинскую экспертизу рабочих, пострадавших на производстве. Здесь активно трудился и Скворцов. Он составлял проекты уставов новых профсоюзных объединений, вместе с другими большевиками помогал рабочим составлять их требования предпринимателям. Часто в музее устраивались лекции о текущих событиях, о положении пролетариев в России, фабричном законодательстве и т. д. Однажды, рассказывал Иван Иванович, в небольшой аудитории набилось до четырехсот человек. «Сплошная масса слушателей, нельзя поднять руку, чтобы вытереть пот, нечем дышать. Но все жадно слушают, не пропускают ни одного слова лектора. Выступал тогда М. Г. Лунц, который ясно, просто и глубоко вскрывает основные пружины фабричного законодательства и замысла «полицейского социализма». Докладчик закончил свою речь возгласом: «Да здравствует рабочая демократия!»

Начались прения, выступило много рабочих. В основном рассказывали о тяжелом положении на производстве, антисанитарии, фактическом отсутствии охраны труда. Скворцов ознакомил собравшихся с профессиональным движением на Западе, о том, чего уже добились рабочие и как много общего в положении пролетариата в различных странах при капитализме.

— Наша революция, — закончил он выступление, — набирает с каждым днем силу, и мы должны добиться тех целей, во имя которых мы шли на жертвы, страдания с верой в победу.

В конце января Иван Иванович зашел в помещение МК РСДРП и попросил дать ему возможность вновь вести занятия в рабочих кружках Замоскворечья. Революция остро нуждается в кадрах агитаторов и пропагандистов, доказывал он.

— Эту деятельность мы не должны ослаблять. Высокая степень сознательности пролетариев — это тоже мощное оружие.

Занятия в рабочей аудитории Замоскворечья собирали много желающих. Скворцов требовал от слушателей ярких и четких выступлений.

— Надо помнить, — говорил он, — что порою придется держать речь перед неграмотной массой. А выступление «с огоньком» донесет и до сознания этих людей суть наших лозунгов, задачи начавшейся революции, поможет вовлечь под знамена РСДРП на борьбу с миром рабства и унижения новых бойцов.

Однажды, похвалив речь одного из своих учеников — рабочего А. Д. Блохина, Иван Иванович при этом заметил:

— Не надо зря надрывать голос, срываясь временами на крик. Говорить надо спокойнее, увереннее, не горячась без особой нужды. Тогда истина легче дойдет до сознания.

С большой охотой Иван Иванович выступал и в слободке близ Симонова монастыря, где жили пролетарии трех заводов («Динамо», Барк и Гана).

По мере развертывания революции 1905 года московские большевики начали все шире использовать малейшую возможность для увеличения своего влияния на людей, тянувшихся к правдивому слову. Решено было активнее посещать различные собрания на квартирах радикально настроенной интеллигенции, где собиралась и часть сочувствующих народу лиц. Подобные встречи проходили даже в помещениях владелицы фабрик В. А. Морозовой (например, в особняке на Воздвиженке). Часто собирались в доме княгини Чегодаевой, в лечебнице доктора Териана у Девичьего монастыря, в реальном училище Н. Н. Фидлера, в доме В. А. Гариной-Садовской. Обычно встречи проходили в виде бесед, но устраивались и платные лекции. Скворцов выступал не один раз. Так, однажды за лекцию он получил 381 рубль, которые тотчас же передал в МК РСДРП.

Вскоре в Петербурге состоялся съезд профессоров России. На съезде большевистским делегатам удалось провести постановление о том, что «в борьбе за политическую и академическую свободу профессора и преподаватели также пойдут на забастовку». Однако либеральная профессура огласила свое «особое мнение с протестом» против этой резолюции, которую зачитал Скворцов-Степанов.

Для выработки четкой программы пропагандистской деятельности весной 1905 года И. И. Скворцов-Степанов и Н. А. Рожков по совету В. Л. Шанцера, который отвечал в МК РСДРП(б) за организационную работу, участвовали в совещании, проходившем на территории Финляндии. А вскоре такое же примерно совещание прошло в Москве. Им руководили приехавший из Петербурга В. Д. Бонч-Бруевич и И. И. Скворцов-Степанов (оно состоялось на квартире П. Г. Дауге, затем в «Метрополе»).

В начале марта 1905 года МК РСДРП(б) стал регулярно направлять на предприятия и в различные массовые аудитории лекторов-большевиков, которые выступали по широкому кругу злободневных вопросов, выдвигавшихся революцией. Как правило, их выступления пользовались большим успехом среди рабочих и революционно настроенной молодежи. В Сокольниках и Замоскворечье с яркими речами выступали И. И. Скворцов-Степанов, М. Н. Покровский. Они рассказывали о причинах и сущности русско-японской войны, о причинах голода в ряде губерний страны, о растущем народном движении против деспотизма, характеризовали суть программы большевиков.

Центром студенческих волнений в Москве стал университет. Выступления начинались с 10 часов утра. Затем — перерыв на обед, и в вечернее время митинги переносились в Техническое или Инженерное училище и заканчивались за полночь. Среди ораторов знакомые имена — Скворцов-Степанов, Лядов, Покровский, Седой (Литвин), Васильев-Южин, Сильвин, Курский.

Революционная обстановка требовала мобилизации всех сил большевиков для руководства борьбой масс трудящихся. «Злоба дня — восстание»[7], — подчеркивал В. И. Ленин. Он обращал внимание на включение в освободительное движение новых свежих сил: «…Никогда не бывало у революционной России такой массы людей, как теперь»[8]. Был создан ряд новых большевистских организаций. В Москве в апреле 1905 года окончательно оформилась окружная организация МК РСДРП, возглавившая партийную работу в губернии. За большевиками шли почти все крупные районы и главные центры: Петербург, Москва, Рига, Баку, Екатерпнослав, Одесса, Луганск, Центральный Промышленный район, Урал и другие города и губернии. Набиравшая силу народная революция выдвинула «такие требования, каких ни разу еще нигде не ставила история перед рабочей партией в эпоху демократического переворота»[9]. Перед партией стояла задача выработки ясной тактической линии. Решено было как можно скорее созвать очередной съезд РСДРП.

III съезд партии состоялся в Лондоне с 12(25) апреля по 27(10) апреля 1905 года. В его решениях были воплощены ленинский стратегический план и тактическая линия большевиков в революции. Этот план предусматривал доведение буржуазно-демократической революции до полной победы, с тем чтобы в дальнейшем пролетариат мог повести массы на социалистическую революцию, не останавливаясь на полпути.

Дальнейшее развитие революционных событий в стране полностью подтвердило правильность программы, стратегии и тактики, выработанной на съезде.

Начало новому подъему движения масс положили майские забастовки. В бой с царизмом вступили текстильщики Иваново-Вознесенского района, Лодзи, Костромы, пролетарии Одессы и Варшавы, Ярославля и Нижнего Тагила, Луганска и Саратова и других городов.

Неуклонно набирала силы революция в Москве. «Организация в Москве становится превосходна и делает громадные шаги вперед, — говорилось в одном письме В. И. Ленину из Москвы. — Рабочие принимают самое активное участие в организации массовок и тому подобном. Авторитет Московского комитета и РСДРП громаден среди сознательных рабочих».

С мая здесь значительно возросло число массовых митингов и демонстраций трудящихся различных профессий. Нередко на эти собрания, собиравшиеся стихийно, приходили приказчики и дворники, домашняя прислуга и извозчики. Все хотели попробовать, что такое «свобода слова». Шныряли шпики. Большевики вели разъяснительную работу среди самых различных слоев населения, включая и те, которые считались опорой черносотенной реакции (например, продавцы магазинов, мелкие лавочники).

В один из майских дней к Ивану Ивановичу забежал большевик 3. Я. Литвин-Седой.

— Скорее, Иван, собирайся и пойдем на митинг в Охотный ряд. Там продавцы мясных лавок сходятся. Желают свой создать «профсоюз».

Когда Литвин-Седой и Скворцов прибыли на место, митинг уже начался. Собралось человек триста. Попросил слова Литвин-Седой. Позднее Скворцов рассказывал:

— Вы хотите избивать бунтовщиков, — так начал свою речь оратор. — Смотрите, я — как раз такой бунтовщик.

Крики: «Долой!», «Вон!» Адский шум…

— Потом убивайте меня, если хотите, но сначала выслушайте.

Яростные возгласы не смутили оратора, и уже скоро протесты стали смолкать, потом сменяться одобрительными возгласами, а закончилась речь оратора-большевика бурными аплодисментами. Начало союзу было положено.

По всей стране развернулось формирование и профессионально-политических союзов, в которые вступали большевики, активно участвуя в проведении съездов и конференций. И. И. Скворцов и М. Н. Покровский вошли в союз учителей, членами союза врачей стали С. И. Мицкевич и В. А. Обух. Когда в июне (в Петербурге, а затем в Финляндии) проходили заседания Всероссийского учительского съезда, Иван Иванович выступил с речью, предложив «учредить единый революционный профсоюз учителей для борьбы с самодержавием за свободную школу, для защиты учительства от произвола царской бюрократии».

По свидетельству видного русского педагога профессора Н. В. Чехова, речь Ивана Ивановича на одном из заседаний учительского съезда «была наиболее оппозиционной, с беспощадной критикой правительственной политики в деле народного образования… Ымя его с этого момента становится известным в широких кругах революционного учительства и деятелей народного просвещения… Его речи неизменно привлекали самое напряженное внимание собраний».

Редко можно было встретить человека, у которого было столько имен. Обычно писатели или журналисты выбирали один-два псевдонима. Иван Иванович Скворцов имел больше десятка. Это объяснялось необходимостью конспирации. Полги все его дореволюционные работы печатались под вымышленными фамилиями. Еще с 1901 года он подписывал произведения и документы фамилией «Степанов». Затем, вспоминал Скворцов, когда началась революция 1905 года, «начальство явным образом отметило для себя эту подпись», и ему все чаще пришлось подписываться инициалами И. С. или новыми псевдонимами, например: Федоров (под этой фамилией он значился на IV Объединительном съезде РСДРП в Стокгольме), Панов, С. Иванов, С-ин. Во время пребывания в Туле среди рабочих-кружковцев И. И. Скворцов был широко известен как «Большак», «Большой». Владимир Ильич часто называл его «Историк», «Писатель», а некоторые друзья-революционеры — «Старик». Постепенно за Иваном Ивановичем укрепляется двойная фамилия — «Скворцов-Степанов» (под этой фамилией вышло в свет в начале 900-х годов несколько его статей).

К началу лета 1905 года при непосредственном участии М. С. Ольминского, И. И. Скворцова-Степанова, М. Н. Покровского, В. М. Шулятикова и ряда других создается (с одобрения МК РСДРП) литературно-лекторская группа. Формально как бы кружок демократически настроенной интеллигенции, ставивший перед собой просветительские цели, а по существу группа выполняла функции агитационно-пропагандистской организации Московского комитета партии большевиков. Сбор от выступлений лекторов-большевиков шел в общую партийную кассу.

Лекции читались на разные темы, учитывая при этом пожелания рабочей аудитории. Когда Иван Иванович как-то составил перечень прочитанных лекций за одно лишь летнее время, получилась внушительная картина: итоги III съезда РСДРП, рабочий вопрос и рабочее движение, демократическое государство (анализ проектов различных конституций), Великая французская революция, Парижская коммуна, декабристское движение, международная революционная борьба. Уже один этот список свидетельствовал о широте и разнообразии интересов слушателей, о жажде демократической общественности к свободному слову.

С особым удовольствием лекторская группа МК РСДРП выступала на рабочих и профсоюзных собраниях.

Выступления большевиков проводились не только в Москве. По заданию МК РСДРП участники лекторской группы выезжали в Тверь, Орел, Серпухов, Владимир, Казань, Ярославль, Смоленск, Подольск, Орехово-Зуево, Рязань, Коломну и другие города. С развитием революции группа пополнилась новыми лекторами. Как писал Иван Иванович Скворцов-Степанов, после октябрьских дней 1905 года лекторов стало «необыкновенно много». «Я был изумлен, — вспоминал он, — когда в первом же собрании группы после 17 октября увидел, что она разом выросла до 20–25 человек. И, разумеется, «младо-большевики» оказывались самыми активными, энергичными и требовательными». Но когда вооруженное Декабрьское восстание закончилось поражением и революция пошла на убыль, попутчики революции (в том числе и эти «младобольшевики»), по выражению Ивана Ивановича, «так же разом отхлынули, как разом пришли. И мы ничего не потеряли от этого, скорее напротив. Старая история…».

Душой группы, ее, как заметил М. Н. Покровский, «настоящим, в подлинном смысле организатором» был Скворцов-Степанов. «Это был уже тогда на редкость идейно выдержанный и самостоятельный человек. Сразу чувствовалось, что этот народнического вида большевик (И. И. носил тогда длинные волосы и роскошную бороду, что в сочетании с его богатырским ростом и косовороткой давало истинно народническое впечатление, мы над этим нередко посмеивались, к чему Иван Иванович относился с величайшим благодушием) — твердейший марксист, которого можно себе вообразить, но отнюдь не начетчик от марксизма. Маркса и Энгельса он знал великолепно, самоучкой овладел немецким языком для того, чтобы читать их в подлиннике, — но делалось все это не затем, чтобы повторять их слова, а с тем, чтобы усвоить их метод и мышление, их манеру подходить к фактам. И, раз что-нибудь охватив своим марксистским пониманием, Иван Иванович держался твердо, и никакие «авторитеты» с этого понимания сбить его не могли».

«Для тех большевиков приготовительного класса, какими были тогда многие из нас, — продолжал Михаил Николаевич, — И. И. был незаменимым руководителем. Но и для людей гораздо крупнее и старше нас эта идейная четкость, идейная выдержанность, я бы сказал, глубокая идейная честность, неспособность идти на какие бы то ни было компромиссы с тем, что Степанов считал теоретически неверным, — и людям гораздо крупнее и старше нас, это качество И. И. внушало глубокое уважение…»

Выступления участников литературно-лекторской группы МК РСДРП всегда вызывали споры и дискуссии, причем в роли оппонентов зачастую выступали представители других партий. Особенно старались эсеры. Либералы, как правило, предпочитали отмалчиваться, что не мешало большевистским ораторам не только активно участвовать в прениях по докладам «освобожденцев», эсеров, бундовцев, но и аргументированно показывать несостоятельность и порочность идей, которые проповедовали П. Б. Струве, П. Н. Милюков, Ф. Ф. Кокошкин и другие либералы.

Итоги каждого выступления лекторская группа подвергала товарищескому обсуждению, что не могло не способствовать повышению качества лекций. К тому же темы предстоявших выступлений также коллективно уточнялись. Обычно собирались раз в две недели на квартирах С. И. Мицкевича, Н. А. Рожкова, Н. Г. Гарина-Михайловского, П. Г. Дауге и других. Для маскировки во время собрания устраивался ужин. События развивались с необыкновенной быстротой, все новые и новые отряды пролетариев и крестьян втягивались в революционную борьбу; требовалось оперативное, доходчивое разъяснение всех наболевших вопросов. Готовых решений, ответов порою найти было нелегко. МК РСДРП, поддерживавшему связь с заграничным центром большевиков во главе с В. И. Лениным, не во всех случаях удавалось получать необходимые рекомендации и советы: нередко эта связь прерывалась из-за препятствий, чинимых полицией. Поэтому некоторые партийные директивы приходили с большим опозданием.

Литературно-лекторская группа занималась не только устной пропагандой, она несла на своих плечах всю тяжесть подготовки московских большевистских изданий — от легальных и нелегальных газет до книг, сборников статей, переводных изданий, листовок и прокламаций. Ведущую роль в этом деле играл Скворцов-Степанов.

В середине 1905 года в издательстве С. А. Скирмуита вышла книга «Очерки по истории Германии в XIX веке. Том первый. Происхождение современной Германии». Перевод был осуществлен В. Базаровым и И. Скворцовым-Степановым. Автором книги являлся немецкий социал-демократ историк Вильгельм Блос (в оригинале книга носила название «Германская революция. История движения 1848–1849 года в Германии»), В условиях развертывания революции 1905 года, возможно, книга не увидела бы света на русском языке, если бы Иван Иванович не добавил к ней составленную им заново главу «Экономический строй Германии в первую половину XIX века». «Серьезность» и «солидность» экономического введения явно усыпили «недремлющее око» царского цензора, который пропустил немало острых мест в политических главах. Снизило его «бдительность» и предисловие к русскому изданию, также написанное Иваном Ивановичем. Сам Скворцов считал, что это предисловие как бы «припрятывало» содержание книги Блоса от цензора. С этой же целью из заглавия было удалено слово «революция».

За публикацию перевода работы Блоса взялся известный московский издатель С. А. Скирмунт, которого Скворцов-Степанов называл «идейным издателем», поскольку тот охотно шел и на риск, когда надо было выпустить полезную книгу. Иван Иванович мало надеялся на то, что книга без задержек будет сдана в производство. «По своей беспощадной тупости, — заметил он, — и по своей беспощадности московская цензура побивала всяческие рекорды». Как же быть?

В конце концов решено было попробовать издать перевод книги в Петербурге, куда выехал с этой целью и сам переводчик — Скворцов-Степанов.

Столичный цензор сразу заподозрил нечто крамольное и по совету полиции решил задержать издание. Ивану Ивановичу удалось добиться того, что дело передали на решение цензурного комитета. Публикация книги Блоса висела буквально на волоске. Иван Иванович пустил в ход всю свою эрудицию, и после некоторой проволочки разрешение на выпуск книги было все же получено. Появление этой книги о германской революции 1848–1849 годов отвечало самым настоятельным, практическим революционным потребностям России 1905 года. Ведь революция в Германии как бы в «бенгальском освещении» представила всю картину антагонистического общества с его глубокими классовыми противоречиями и со всей сложностью его капиталистического развития. О книге Блоса знали в России, а интерес к ней передовой общественности страны с начала революции 1905 года заметно возрос. И не случайно ее первое издание на русском языке (3900 экземпляров) быстро разошлось, а вышедшее в 1906 году массовое удешевленное издание также было стремительно раскуплено читателями.

Литературной деятельностью Скворцова постоянно интересовался В. И. Ленин. По его просьбе Н. К. Крупская в письмо из Женевы 27 августа 1905 года писала Марии Ильиничне Ульяновой: «Пришли, пожалуйста, поскорее… книгу Степанова и Базарова «История Германии в XIX веке». Очень нужно».

И. И. Скворцов-Степанов, учитывая демократическую направленность издательства С. А. Скирмупта, оказывавшего большую помощь большевикам, вошел в его редколлегию. Издательство во время революционных событий 1905 года открыло на Тверской (ныне ул. Горького) книжный магазин под названием «Труд», в котором продавалась марксистская литература. Скирмунтом было принято предложение Скворцова-Степанова о выпуске других книг о революциях. Среди изданных в 1905 году значились книги В. Блоса «История французской революции», Ф. Олара «История революции во Франции», A. А. Богданова «Краткий курс политической экономии», B. Зомбарта «Современный капитализм», а также ряд брошюр, в том числе С. И. Мицкевича «Профессиональное движение за границей» (выпущена под псевдонимом автора — С. Иванов), и много других.

Эта открытая поддержка Скирмунтом революции не осталась не замеченной жандармерией: когда наступили годы реакции (после поражения российского пролетариата), он был арестован, сослан, а затем с помощью Скворцова-Степанова эмигрировал в Париж. В Россию этот видный издатель получил возможность вернуться лишь в 1915 году.

Публикаторская революционная деятельность Скворцова-Степанова была также связана с наиболее, пожалуй, крупным тогда книгоиздательством «Колокол», возникшим в мае 1905 года.

Следует заметить, что примерно с весны 1905 года в России возникли стихийно, но не без влияния нараставшей революционной борьбы трудового населения ряд новых издательств, которые стали преимущественно выпускать пользующуюся огромным спросом марксистскую литературу. Как правило, издатели этих книг были далеки от марксизма, от борьбы рабочего класса и большевистской партии и главным образом преследовали только коммерческие цели. Меткую характеристику подобным издателям дал В. В. Воровский. Оценивая события первой русской революции, он писал: «С тех пор как «свобода» открыла громадный рынок, жадно поглощавший все печатное, целый рой предпринимателей бросился па издательство социал-демократической литературы». Эти издатели «двинули коммивояжеров к первоисточникам этой литературы, разыскивая авторов и переводчиков заграничных нелегальных изданий, рекомендуясь им «товарищами», обещая отчисления в партийную кассу и пр. и пр.».

Основателем издательства «Колокол» был Е. Д. Мягков — крупный мукомол, владевший многими мельницами в Сибири и Тамбовской губернии. В молодости он принимал участие в выступлениях против властей. События 1905 года оживили настроения его юности, и он решил создать издательство для выпуска книг и брошюр «крамольного содержания», пожертвовав на это дело 50 тысяч рублей и обещав 100 тысяч — сумму, весьма значительную по тем временам. В издательстве были созданы две библиотеки: марксистских работ и народнических. В редакционную коллегию марксистской литературы вошли активные деятели МК РСДРП: И. И. Скворцов-Степанов, М. Н. Покровский, Н. А. Рожков и И. Г. Лунц. За несколько месяцев было издано около ста книг и брошюр в марксистской библиотеке, в том числе работы В. И. Ленина, А. В. Луначарского, Д. И. Курского и других видных большевиков, и лишь около 20 книг и брошюр народнического содержания. Ивану Ивановичу как члену редколлегии принадлежала первостепенная роль в обеспечении столь явного преимущества.

Немало усилий было приложено им в налаживании массовой периодической печати большевистского направления.

27 октября 1905 года вышел первый помер легальной большевистской газеты «Новая жизнь». В газете была напечатана программа Российской социал-демократической партии. Для царской России это было подобно разорвавшейся бомбе. Ведь еще за несколько дней до этой «дерзкой публикации» каждому, у кого при обыске находили Программу РСДРП, грозила тюрьма, а теперь все могли открыто познакомиться с содержанием этого главного партийного документа — достаточно лишь купить номер «Новой жизни» за 27 октября! Но революция шла в гору, и власти пока не решались на свирепые меры.

Финансовую поддержку большевистской газете оказывали А. М. Горький, Н. Г. Гарин-Михайловский и актриса В. Ф. Комиссаржевская. А издателем ее выступила актриса М. Ф. Андреева, о революционных взглядах которой знали многие.

Номинальным ответственным редактором «Новой жизни» значился поэт-декадент Н. М. Минский, увлекавшийся в пору молодости соединением мистики с социал-демократией. Подъем революционного движения в России, стремительно возросшая в нем роль пролетариата были настолько велики по своей социальной значимости, что произвели сильнейшее впечатление на слои, еще недавно стоявшие в стороне от освободительной борьбы, от рабочих. Социал-демократия превратилась в своеобразную моду, и на некоторое время даже отдельные поэты-декаденты стали ее попутчиками. О своей «принадлежности» к революции заявили К. Д. Бальмонт, Н. А. Тэффи (Букинская) и другие. В «Новой жизни», например, Бальмонт поместил такие строки:

А. Минский напечатал стихотворение «Гимн рабочих», в котором провозглашал: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»

Однако для этой группы писателей и поэтов революция была лишь мимолетным модным увлечением. Скворцов-Степанов не мог удержаться от саркастического смеха, когда услышал об одном случае, рассказанном литературоведом Александром Дейчем. Речь шла о приезде в Киев осенью 1905 года Бальмонта. После ужина в ресторане группа поклонников поэта провожала его в гостиницу.

— Когда мы переходили через большую площадь, где дремал на посту дюжий городовой, — вспоминал Дейч, — поэт неожиданно спросил нас: «Товарищи, вы любите революцию? У меня есть революционные стихи, настоящие, в кгасных обложках», — и тут же, подойдя к городовому, надменно вскинул голову и громко протрассировал:

Городовой встрепенулся, посмотрев сверху вниз на Бальмонта, и сказал наставительно:

«Барин, пошли бы вы спать».

Поэт, обернувшись к нам, воскликнул:

«Вот, попробуй делать с такими людьми революцию?!» Пересказывая этот случай друзьям, Иван Иванович Скворцов-Степанов едко заметил: «И смех, и грех: даже околоточному неопасны такие «ррреволюционеры».

После декабрьских кровавых сражений 1905 года они тотчас же отшатнулись от всякого сочувствия восставшим.

С 9 ноября 1905 года, то есть на следующий день после приезда в Петербург из эмиграции, фактическим редактором «Новой жизни» стал В. И. Ленин. Он опубликовал в этой газете ряд своих блестящих статей, в том числе классическое произведение «Партийная организация и партийная литература». Тираж газеты сразу достиг невиданных для того времени размеров — 80 тысяч, но и он не покрывал спроса. Всего вышло 28 номеров. Газета просуществовала из-за репрессий властей только до 3 декабря, однако вклад ее в просвещение поднявшегося на баррикады пролетариата трудно переоценить.

В газете принимали участие такие видные соратники В. И. Ленина, как В. В. Воровский, А. В. Луначарский, М. П. Покровский, М. С. Ольминский, Б. А. Кнунянц, М. М. Литвинов, В. Л. Шанцер и другие публицисты. Активно в ней сотрудничали А. М. Горький и М. Ф. Андреева.

И. И. Скворцов-Степанов тоже был заметной фигурой в редакции. В «Новой жизни», в тех номерах, которые редактировал В. И. Ленин, была напечатана большая статья Ивана Ивановича «Из истории феодального класса. Современные политические партии» (статья печаталась в трех номерах газеты за 17, 23 и 29 ноября 1905 г.). В ней он проанализировал неизбежность крушения феодального строя в России, основываясь на точных фактах, и показал эксплуататорскую сущность имущих классов, причины существования в России средневековых пережитков.

Заметный след в партийно-политической биографии Ивана Ивановича Скворцова-Степанова оставила его деятельность в дни первой русской революции в московской (тоже первой) легальной большевистской газете «Борьба», которая выходила с 27 ноября по 7 декабря 1905 года. Инициаторами ее выпуска были В. И. Ленин и А. М. Горький. На состоявшемся в ноябре 1905 года в Петербурге совещании членов ЦК партии, на котором присутствовал В. И. Ленин, Максим Горький сказал:

— Газета в Москве, и именно такая, какую задумали товарищи, крайне нужна. Надо бороться и за интеллигенцию, надо положить конец засилью московских либералов… Покровский, Степанов и Рожков успешно бьют их на митингах; нужно, чтобы это полезное занятие они могли продолжить и в печати.

Скворцов стал не только одним из организаторов, но и фактическим редактором газеты. И хотя газета просуществовала короткое время, она сыграла в те трудные дни заметную роль в политическом просвещении масс.

Как свидетельствовал Максим Горький, в то время, когда в Москве стала издаваться газета большевиков «Борьба», они с Иваном Ивановичем встречались почти ежедневно. Порою писателя искренне удивляло то самозабвение, с которым Скворцов-Степанов, а с ним Рожков, чтобы получить «свежую информацию» для очередного номера, буквально «бегали по улицам Москвы, особенно часто мелькая по площади, около Манежа, еще более часто, где постреливали в прохожих скучающие казаки».

В «Борьбе» Иван Иванович опубликовал несколько своих статей. Под псевдонимом «И. Степанов» «Борьба» поместила его статью «Русские ведомости» порицают и начальство», где разоблачалась российская либеральная буржуазия за ее лицемерный призыв «сохранить армию вне политики». Не нужно пространно доказывать, отмечал Иван Иванович, что армия в руках господствующего класса — орган государственного насилия и, защищая интересы этого класса, она не может быть аполитичной. Автор призывал сделать армию «из оружия порабощения орудием освободительной, революционной политики».

19 сентября началась стачка московских печатников, вслед за которыми забастовали булочники, табачники, мебельщики, рабочие трамвайных депо и кондукторы. «Не хватало только оружия», — сообщал бюллетень МК РСДРП. На следующий день митинг у булочной Филиппова на Тверской улице вылился в сражение с полицией, к которой на помощь пришли две роты солдат и казаки. Пролилась кровь. Вот вам и «армия вне политики», — это были первые слова Скворцова-Степанова, когда он быстрым шагом вошел в помещение МК. «Повсюду, особенно среди металлистов и железнодорожников, наблюдается подлинный взрыв возмущения. Все серьезно говорят о необходимости вооруженной борьбы».

Страна вплотную подошла к всеобщей стачке. Первыми в Москве 7 октября забастовали рабочие и служащие Московско-Казанской железной дороги. Центральное бюро Всероссийского железнодорожного союза объявило всеобщую железнодорожную забастовку, а 17 октября она, как констатировал В. И. Ленин, «приостановила железнодорожное движение и самым решительным образом парализовала силу правительства»[10]. Во многом успеху стачки способствовали решения московской конференции большевиков, которая постановила начать всеобщую политическую забастовку. «Москва и Петербург поделили между собой часть революционного пролетарского почина»[11] — так оценил ситуацию В. И. Ленин.

В каких-нибудь пять-шесть дней стачка приняла всероссийский характер, охватив до двух миллионов бастующих. Царпзм использовал все средства, чтобы приостановить народную волну гнева, маневрируя и прибегая к кровавым актам. 18 октября в Москве от руки черносотенца погиб только что выпущенный из тюрьмы Николай Эрнестович Бауман. Очень тяжело переживал эту утрату Иван Иванович.

— Да, потеря неизмеримая, — говорил Скворцов-Степанов. — Но для многих это и урок: надеяться на то, что реакция не посмеет зверствовать перед лицом нарастающей бури, — значит жестоко заблуждаться. Какого бесстрашного товарища, какую светлую личность потеряли люди труда…

Иван Иванович принял самое энергичное участие в организации похорон Баумана и превращении их в мощную революционную демонстрацию. После траурного митинга молча возвращались с кладбища. И вдруг выстрелы — по мирной толпе. Стреляли войска!

— Твои предостережения уже сбываются, Иван! — воскликнул «Марат» (В. Л. Шанцер), склоняясь над раненым рабочим. — Палачи продолжают кровавое дело!

Всего, по полученным потом данным, менее чем за месяц, прошедший после похорон Н. Э. Баумана, войсками и полицией было убито до 4 тысяч человек.

6—10 ноября в Москве проходил II съезд Всероссийского крестьянского союза, на котором присутствовал и Скворцов-Степанов. Революционные мотивы в речах ораторов звучали более отчетливо, чем раньше. Обсуждался вопрос и о вооруженных действиях. Съезд принял резолюцию, в которой говорилось, что «неудовлетворение народных требований приведет страну нашу к великим волнениям и неизбежно вызовет всеобщее народное восстание, потому что чаша крестьянского терпения переполнилась».

Дух свободы проникал и в казармы, на корабли, в армейские части: вспыхнуло волнение кронштадтских моряков, во Владивостоке — матросских отрядов, а в середине ноября — мощное восстание моряков в Севастополе во главе с революционным демократом лейтенантом П. П. Шмидтом на крейсере «Очаков», к которому присоединились еще несколько кораблей Черноморского флота. Однако силы оказались неравными: поднявшиеся на борьбу с самодержавием моряки потерпели поражение. Тем не менее революционный накал увеличивался: в самых различных районах империи вспыхивали вооруженные беспорядки. Инициатива решительного натиска против самодержавия перешла к пролетарской Москве.

Однако МК РСДРП не сумел правильно оценить выгодный момент, чтобы поднять совместное вооруженное восстание рабочих и солдат гарнизона: решительно настроенные Васильев-Южин и Скворцов-Степанов предлагали немедленно действовать, учитывая готовность масс, другие же советовали известить Центральный Комитет партии и ждать указаний из Петербурга. В результате колебаний время было упущено, а начавшийся мятеж в Ростовском полку власти подавили, что привело к спаду революционного настроения в солдатских массах гарнизона.

И только 10 декабря, когда контрреволюция перешла в наступление, в Москве развернулось вооруженное восстание. Но переход всеобщей стачки в городе в восстание совершился во многом стихийно, через головы революционных организаций. Конечно, отсутствовал и боевой опыт. Несмотря на то что фактически не было централизованного руководства, ощущался острый недостаток оружия, рабочие дрались поистине героически, нанося царским войскам и полиции серьезные потери. Широкие массы населения Москвы активно помогали дружинникам. Из Петербурга большевики сумели направить восставшим москвичам немного оружия, но не удалось парализовать Николаевскую железную дорогу, по которой правительство послало в Москву для подавления восставших гвардейский Семеновский полк. В этих условиях руководители меньшевиков и эсеров проявили трусость и капитулянтство. Началось жестокое подавление выступления пролетариата Москвы.

Дольше всех героически сражалась Пресня. Мужественно сопротивлялся отряд дружинников во главе С М. В. Фрунзе. 16 декабря, когда перевес карателей стал подавляющим, первая вооруженная битва московских рабочих с царизмом потерпела поражение.

Скворцов-Степанов до самой последней минуты продолжал оставаться в типографии, готовя последний номер газеты «Борьба». Карательные части повсюду громили редакции и другие «очаги бунтовщиков». И только по прямому указанию Московского комитета партии Иван Иванович покинул типографию: стало известно, что войскам отдан приказ разгромить ее и что за этой операцией лично следит «кровавый палач» адмирал Ф. В. Дубасов.

Московское вооруженное восстание показало, что большевики сражались как верные и бесстрашные солдаты революции. «…Мы будем гордиться тем, — писал В. И. Ленин, — что первые вступили на путь восстания и последние покинули этот путь, если он на самом деле стал невозможен»[12].

После поражения вооруженного выступления московских пролетариев пропагандисты, лекторы, публицисты МК РСДРП большевиков развернули работу по разъяснению значения боев на Красной Пресне и в других районах столицы, причин, которые привели к неудаче. Несколько заметок и статей, в которых анализируются уроки декабря 1905 года, опубликовал и Скворцов-Степанов.

К концу января 1906 года по инициативе Ивана Ивановича в издательстве «Колокол» вышел в свет сборник «Текущий момент». Он был напечатан в течение немногим более двух недель и издан тиражом в 10 тысяч экземпляров — небывалое число по тем временам для подобной литературы. Сборник моментально разошелся. Широкую известность приобрела статья Скворцова-Степанова, помещенная в нем, — «Издалека». Она посвящалась критике взглядов Г. В. Плеханова в его «Дневниках» на последние события в России. Эту статью Иван Иванович написал после мучительных раздумий: слишком трудна была обязанность поведать читателю истины о старом заслуженном социал-демократе, видном теоретике и пропагандисте марксизма. «Что сказать о его позиции — этот вопрос не вызывает сложностей, — думал Скворцов-Степанов, — а вот как сказать… Надо все тщательно взвесить».

Наконец он берется за перо, чтобы осуществить давний замысел — откладывать больше нельзя…

В противовес заявлению Г. В. Плеханова, что несвоевременно было начинать стачку, «не нужно было браться за оружие», в противовес его утверждениям о «революционности российской либеральной буржуазии» Иван Иванович убедительно показал политическую линию пролетариата и его руководящую роль в революции 1905 года. Всем читателям бросалось в глаза то, что статья в целом написана исключительно корректно. Ее автор подчеркивал, что Г. В. Плеханов — крупная международная величина, «которой могли бы гордиться и не такие молодые движения». Но даже такой ум, «наблюдая непосредственную жизнь издали, подпал после четвертьвековой эмиграции под власть своего рода ошибок зрения, которые сыграли известную роль и в повороте Бернштейна…».

«От товарищей, ездивших в Питер к Ленину, — писал Иван Иванович в одной из статей, — мы получили самую горячую благодарность за этот сборник («Текущий момент»). В частности, он очень сильно одобрил мою статью и за существо и за форму, которую я избрал для полемики с Плехановым. Ничего не поделаешь, когда условия политической борьбы так складываются. Чем крупнее человек, делающий ошибку, тем вредоноснее окажутся эти ошибки. Какого-нибудь Сидорова никто не слышит. К Плеханову все прислушиваются».

В брошюре «Победа кадетов и задачи рабочей партии» В. И. Ленин отметил: «Про Плеханова замечательно верно сказал тов. Степанов (Сборник «Текущий момент», статья «Издалека»), что с ним приключилось нечто подобное Бернштейну»[13]. Много лет спустя, когда в одной из бесед с Владимиром Ильичем они вспомнили о статье «Издалека», Иван Иванович признался Ленину, что промучился несколько дней, прежде чем заставил себя выступить против Г. В. Плеханова. «Это мне знакомо», — улыбнувшись, заметил Владимир Ильич.

Многие отмстили и другую статью Скворцова-Степанова, помещенную в сборнике «Текущий момент». Она называлась «О свободе конкуренции» и посвящалась экономическому развитию России в первые годы XX века. На основе марксистского анализа автор подводил читателя к выводу, что русский буржуа по самому своему хозяйственному положению «не может быть последовательным и решительным либералом даже в таком элементарном вопросе, как свобода конкуренции. И только пролетариат является последовательным и стойким борцом за политические свободы». Его хозяйственное положение «не оставляет для него других выходов, как смерть — или свобода, вырождение под двойным гнетом феодальной и буржуазной эксплуатации — или движение через развитое буржуазное общество к социализму».

После выхода сборника «Текущий момент» Скворцов-Степанов на средства, полученные от его продажи (авторы статье отчислили по трети полученного ими гонорара), стал готовить к печати второй сборник — «Вопросы дня». Его удалось выпустить в свет в июне 1906 года. У далось — поскольку в издательском деле трудности как никогда возросли. Как признавал сам Иван Иванович, «после Декабрьского восстания в Москве и ряда вооруженных восстаний в других местах, после того, как деревня стала раскачиваться и сказала свое «слышу» учащающимися разгромами помещичьих усадеб, капиталистические издатели сильно к нам охладели».

В этом новом сборнике в статье «Конфискация или выкуп?» Скворцов-Степанов показал антинародную сущность аграрной программы кадетов и обратился с призывом к крестьянству усилить борьбу за землю. «Пролетариат не ждет, — писал он, — что ему «дадут» что-либо со стороны. Со стороны ему «дают» каторжные законопроекты о стачках, временные правила о печати, тюрьмы и виселицы за освободительную борьбу. Организованный в политическую партию, он сам добивается осуществления своих целей». Поэтому и крестьянство тоже не должно ожидать, что ему «дадут» со стороны. Оно должно провести свои требования в жизнь в результате борьбы: осуществить своими силами конфискацию крупного землевладения, рассчитывая при этом на могучую помощь своего союзника — пролетариата. «Революция в отношении собственности, — заключал автор, — завершается и приобретает устойчивость лишь в силу политической революции».

Столь же энергично трудился в те дни Иван Иванович над переводами. Наиболее важным из них, увидевшим свет в России благодаря усилиям Скворцова-Степанова, был сборник «К. Маркс. Собрание исторических работ».

В книгу вошли «Борьба классов во Франции 1848–1850 гг.», «Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта» Карла Маркса и «Революция и контрреволюция в Германии» Фридриха Энгельса (до 1918 года авторство этой работы приписывалось К. Марксу). Кроме того, в приложение были включены «Введение к «Борьбе классов во Франции» Ф. Энгельса и «Приложение к «Революции и контрреволюции в Германии» К. Каутского. (В 1912 году обложка и титульный лист книги при втором издании были изменены цензурой; название стало нейтральным: «Мысли и взгляды о жизни XIX века».)

Нужно ли доказывать, какое значение для русской социал-демократии, всего российского революционного движения имел выход этого сборника на русском языке в дни первой революции в России!

В начале января 1906 года Владимир Ильич Ленин приехал из Петербурга в Москву. Он участвовал в заседании литературно-лекторской группы МК РСДРП, на котором обсуждались итоги Декабрьского вооруженного восстания, в частности, интересовался, как группа будет обобщать опыт боев на Красной Пресне и в других районах города. Нет сомнения в том, что именно тогда произошло личное знакомство В. И. Ленина с Иваном Ивановичем.

В конце февраля 1906 года В. И. Ленин вынужден был переехать из столицы в дачное место на Карельском перешейке — Куоккалу («Квакала», как шутливо его называл Владимир Ильич из-за обилия лягушек в окрестных болотах). Здесь весной того же года по заданию Московского комитета РСДРП(б) Ленина посетил Иван Иванович Скворцов-Степанов. Он подробно рассказал Владимиру Ильичу о всех перипетиях Московского декабрьского восстания. Присутствовавший во время встречи В. Д. Бонч-Бруевич заметил, что рассказ Ивана Ивановича на всех произвел неотразимое впечатление. Не чувствовалось никакого уныния, несмотря на поражение пролетариев Москвы. Сам Иван Иванович выглядел бодрым, уверенным в будущей победе.

В. Д. Бонч-Бруевич не случайно отметил именно эту черту, выделявшуюся на фоне многочисленных примеров растерянности даже среди бывалых социал-демократов. Остался довольным встречей и Владимир Ильич. «Мне кажется, — писал Иван Иванович, — я еще вижу, как сияли его глаза, когда я рассказывал ему, что в Москве ни у кого, и прежде всего у рабочих, нет чувства подавленности, а скорее наоборот. Организация частично глубже ушла в подполье, но вовсе не отказалась и от открытой агитации и пропаганды. Никто не думает отрекаться от того, что большевики делали в последние месяцы. О панике, об унынии не может быть и речи. От повторения вооруженного восстания нет оснований отказываться». Часы пребывания Скворцова-Степанова в Куоккале пролетели особенно быстро. Надо было возвращаться в Москву. До станции его провожал В. Д. Бонч-Бруевич и двое финских рабочих.

— Иван Иванович, — говорил, прощаясь, В. Д. Бонч-Бруевич, — Владимир Ильич просил передать: максимум осторожности, надо учитывать новые условия. Ну а насчет хладнокровия — это у тебя есть. Так держать!

— Что поделаешь, — отвечал, пожимая крепко руки, Скворцов-Степанов. — Может быть, придется, как советует Ильич, уйти в подполье на некоторое время. Будет маленькое затишье, а потом все опять наладится. Пролетариат поднялся, он вырос, и теперь его не вгонишь в тесноту старого бытия. Он будет жить широкой и глубокой политической жизнью.

Поезд тронулся. Иван Иванович стоял на подножке вагона, махал шляпой, пытался крикнуть что-то шутливое.

Точных данных, какого числа приезжал Иван Иванович в марте 1906 года в Куоккалу, отыскать не удалось. Нет сомнения в том, что во время встречи с В. И. Лениным он обговорил детали предполагавшегося приезда Владимира Ильича в Москву. И когда вскоре (спустя несколько дней) Ленин приехал, он сразу же с вокзала направился на квартиру к Скворцову-Степанову. Тот жил в то время в Большом Козихинском переулке (ныне улица Остужева). Был у него «два или три раза», как вспоминал впоследствии Иван Иванович. Разговоры вновь шли больше всего вокруг Московского вооруженного восстания.

Иван Иванович подробно отвечал на вопросы Ленина.

«Теперь, оглядываясь назад, — писал Иван Иванович в январе 1926 года, — нахожу, что, быть может, давал Ленину слишком оптимистическую оценку московских дел после восстания. Но при всем этом я верно отражал московские настроения. Конечно, некоторый субъективизм был неизбежен. И, во всяком случае, Владимир Ильич мог сделать известную поправку на темперамент рассказчика, вообще не склонного предаваться унынию».

Во время этой беседы Ленин попросил Скворцова-Степанова и других товарищей подробно информировать его о событиях, связанных с Московским восстанием. Все говорили горячо и, по-видимому, несколько преувеличивали значение баррикадных боев. Владимир Ильич внимательно слушал, а когда выступавшие касались отдельных эпизодов, опыт которых должен пригодиться в будущем, он коротко замечал: «Это интересно», — и делал заметки в блокноте.

Во время состоявшихся встреч обсуждался также круг вопросов, связанных с тематической платформой большевиков на предстоявшем IV стокгольмском съезде РСДРП.

И. И. Скворцов-Степанов сразу же связал Владимира Ильича с Московским комитетом РСДРП. Ленин принял участие в совещании руководящей группы московских большевиков и сделал несколько докладов, которые были одобрены. В сопровождении Ивана Ивановича В. И. Ленин прибыл на заседание Замоскворецкого райкома партии и выступил при обсуждении резолюции об отношении к Советам рабочих депутатов. Затем Владимир Ильич присутствовал на заседании Московского окружного комитета РСДРП при обсуждении вопроса об участии московской организации в избирательной кампании по выборам в Думу. Однако заключительное заседание московского партийного актива оказалось сорванным; оно намечалось в Музее содействия труду, помещавшемся в начале Рождественки (ныне улица Жданова), но едва только собрались приглашенные, как в помещение явился околоточный с несколькими городовыми. В этих условиях собрание решили отменить, немедленно удалив всех, кто жил на нелегальном положении, с чужими паспортами. О создавшемся положении Скворцов-Степанов успел предупредить В. И. Ленина.

По предложению Ивана Ивановича решили постоянно менять место ночевок В. И. Ленина. Одну ночь Владимир Ильич пробыл на квартире у хорошо знакомого Скворцову врача, который «в полицейском отношении стоял выше всяких подозрений». А на следующую он находился у артиста Малого театра Н. М. Падарина. Конспиративность московских большевиков оказалась на высоте. Заключительное заседание московского партийного актива состоялось на следующий день, в другом месте, на частной квартире и в более тесном кругу. После этого Владимир Ильич благополучно уехал в Петербург, Долго смотрел Иван Иванович вслед уходящему в сто-лицу поезду…

На IV (Объединительный) съезд РСДРП Иван Иванович Скворцов-Степанов был избран делегатом с решающим голосом от московских большевиков. Это был первый партийный съезд, на котором он присутствовал. Съезд проходил в апреле 1906 года в Стокгольме.

Во время работы съезда, в перерывах, в минуты отдыха после заседаний Скворцов-Степанов познакомился и беседовал со многими делегатами. Эти встречи обогатили его, дали возможность ощутить масштабы деятельности партии как в России, так и в эмиграции. Познакомился он и с лидерами меньшевиков, в том числе с Г. В. Плехановым.

На съезде Скворцов-Степанов, выступивший под партийной кличкой Федоров, по всем спорным принципиальным вопросам голосовал вместе с В. И. Лениным и в дискуссии занял ленинскую позицию, поддерживал и отстаивал ленинскую платформу. На седьмом заседании была избрана комиссия по выработке резолюции о Государственной думе в составе В. И. Ленина, А. В. Луначарского, И. И. Скворцова-Степанова, О. А. Ерманского, Г. В. Плеханова, П. Б. Аксельрода, Ф. И. Дана. Достигнуть единства в комиссии не удалось. Делегатам съезда были представлены два проекта резолюции: большевистский, предложенный В. И. Лениным, А. В. Луначарским и И. И. Скворцовым-Степановым (текст написан В. И. Лениным), и меньшевистский, выдвинутый Г. В. Плехановым и П. Б. Аксельродом. Большевистский проект резолюции был отклонен голосами меньшевиков.

Иван Иванович несколько раз выступал на съезде. В частности, он предлагал включить в порядок дня обсуждение вопросов о праздновании Первого мая, об оценке современного момента и о его связи с решением аграрной программы. Особенностью партийно-большевистской деятельности, вспоминал много лет спустя о том времени Иван Иванович, были «объединительные тенденции», которые налагали известные формальные обязательства: «приходилось полемизировать с меньшевиками таким образом, как будто у нас была действительно единая и общая с ними организация».

Этим во многом объясняется то, что статьи Скворцова-Степанова той поры написаны с определенной сдержанностью и полны двусмысленностей. К тому же это были в основном «подцензурные статьи», они проходили «досмотр» царских властей, и автору их приходилось соблюдать осторожность. Но вместе с тем Иван Иванович строго следил за тем, чтобы московские большевистские газеты («Светоч», «Вопросы дня», «Истина») проводили четкую ленинскую линию. Он решительно выступил против попыток Г. В. Плеханова подчинить рабочий класс интересам либеральной буржуазии и ее политической организации — партии кадетов, вскрыв в своих выступлениях и статьях («О новом повороте Плеханова» и других) полную негодность и вредность для пролетарского дела плехановской тактической линии — призыв к поддержке кадетов против черносотенцев под флагом объединения «освободительных сил».

Почти одновременно с В. И. Лениным, издавшим вскоре после съезда брошюру «Социал-демократия и избирательные соглашения»[14], Скворцов-Степанов публикует статью в еженедельнике «Вопросы дня» (11 ноября 1906 г.) «Самим бороться — или уповать на либеральных буржуа? К вопросу о соглашениях», в которой он гневно осуждал меньшевиков, призывавших рабочих поддерживать кадетов на выборах. Социал-демократия, писал он, не пойдет в хвосте у либеральной буржуазии, она должна максимально использовать избирательную кампанию в интересах пролетарских масс.

Наступил 1907 год. Революция прошла свой гребень. Требовалось тщательно взвесить уроки всенародного движения. По заданию МК РСДРП(б) Скворцов-Степанов снова едет в Куоккалу, встречается с Лениным. Идеи, высказанные Ильичу, получают полное его одобрение. Более того, В. И. Ленин просит Ивана Ивановича срочно подготовить статью, в которой был бы затронут вопрос и о позорном поведении в революции меньшевиков. Через две недели статья была готова (она вышла в петербургском сборнике «Очередные вопросы» в апреле 1907 года под названием «К вопросу о блоках и соглашениях») и вызвала большое удовлетворение в демократических, партийных кругах. Как и следовало ожидать, ее встретили в штыки штрейкбрехеры революционного движения — меньшевики.

Переход большинства руководящих работников МК РСДРП(б) на нелегальное положение заметно осложнил проведение массовой пропагандистской работы. Но свертывать ее никто не собирался. На оперативном подпольном совещании в начале февраля 1906 года единогласно было решено попытаться использовать «для разведки» собрание, которое готовили кадеты в Политехническом музее. На него вызвались пойти И. И. Скворцов-Степанов и Н. А. Рожков.

Прослушав выступления кадетов Кокошкина и Щепкина, попросил слова Иван Иванович. За ним записался выступить Рожков. Вначале никто не обратил особого внимания на фамилии очередных ораторов — Скворцов и Рожков решили выступить под вымышленными именами. Конечно, это был риск: московская общественность их знала достаточно хорошо. «Уже одно появление нас на трибуне, — рассказывал после выступления И. И. Скворцов-Степанов, — вызвало «движение» в собрании. Как?! Те самые большевики, которые разбиты и разгромлены, которые стояли во главе вооруженного восстания, уже выступили из подполья! И не только не отрекаются от павших товарищей, но совершенно открыто заявляют, что все уступки, которые получены до сих пор, вызваны большевистской тактикой, разрушающей все конституционные иллюзии и апеллирующей к силе и революционному натиску масс. И более того, они бичуют тех, кто теперь трусливо хочет отмежеваться от революционных борцов».

Когда Иван Иванович сошел с трибуны, зал вдруг взорвался аплодисментами — здесь было немало сочувствующих революции. Учитывать это пришлось и последующим ораторам из числа кадетов: отвечали они большевистским посланцам весьма сдержанно, сбивчиво. Чувствовалось, что они не могут не считаться с настроением аудитории. А вскоре литературно-лекторская группа МК РСДРП правела в Москве свои митинги, собравшие, как и раньше, полные залы слушателей. Выступления Ивана Ивановича пользовались особой популярностью в рабочей среде.

«Ярче всего мне врезались в память, — вспоминал Б. П. Позерн, — выступления Ивана Ивановича на больших собраниях при выборах в I Государственную думу, когда он стал истинной грозой для кадетов. В его ясных и простых по форме выступлениях чувствовалась большая эрудиция, огромный запас знаний, и его логически ясные доводы получали удесятеренную силу благодаря едкой насмешке и обильно рассыпаемому им сарказму по адресу врагов из кадетского лагеря…

Тысячи людей слушали в то время Ивана Ивановича Скворцова, и тысячи людей воспринимали четкий марксистский анализ сложной общественной обстановки того времени и черпали в его речах бодрость, уверенность и энергию для предстоящей борьбы».

Состоявшийся в апреле — мае 1907 года в Лондоне V съезд партии подчеркнул роль РСДРП как политического вождя, боевого авангарда рабочего класса и призвал усилить разъяснительную работу в массах в целях укрепления веры трудящихся в победу правого дела. Материалы съезда, его решения всесторонне обсуждались на нелегальных встречах членов литературно-лекторской группы с участием вернувшихся из Лондона В. П. Ногина, избранного на съезде членом Центрального Комитета, а также делегатов съезда А. С. Бубнова, М. Н. Покровского, В. К. Таратуты, Е. М. Ярославского и М. Н. Лядова. Несколько раз Иван Иванович, заходя на квартиру Ногина на Остоженке для обсуждения текущих партийных дел, заставал там Бубнова, Обуха, Мицкевича и других руководителей МК РСДРП(б). Всех очень радовало то, что в ряде районов Москвы удалось в короткий срок создать новые лекторско-пропагандистские группы (в Сокольниках, Лефортовском и Бутырском районах).

Иван Иванович Скворцов-Степанов был душой литературно-лекторской группы московских большевиков, ее основным идеологом и активным докладчиком. Он вносил в работу группы, по выражению В. Д. Бонч-Бруевича, огромную жизнерадостность, «был буквально упоен нашей социал-демократической деятельностью и неизменно считал, что все идет к лучшему, что события нарастают, несмотря на то, что бывают провалы и неудачи».

С 1908 года, когда началась полоса реакции, деятельность лекторской группы при МК РСДРП значительно уменьшилась. Некоторые ее участники были арестованы, другие эмигрировали, третьи по поручению партии разъехались по разным городам и губерниям. Последнее значительное мероприятие, которое удалось провести в тот год, были доклады, посвященные памяти Карла Маркса. Несмотря на репрессии полиции и жандармерии, состоялись три выступления на рабочих митингах в честь вождя мирового пролетариата. Скворцов-Степанов выступил с докладом об историческом значении марксизма в помещении вечерней школы при фабрике Тиля (Замоскворечье). Собралось не менее 100 рабочих. «Мы можем быть счастливы, — заявил в заключение собрания Иван Иванович, — что нам удалось прочесть эти рефераты. Смотрите, как выросла рабочая масса, как она реагирует на все! Просто прелесть», — прибавил он свое любимое выражение.

3 июня 1907 года Николай II разогнал I Государственную думу, арестовав ее социал-демократическую фракцию, что было воспринято как государственный переворот. Началась «столыпинская реакция», усилились свирепые репрессии против трудящихся. Тысячи рабочих и крестьян были замучены, расстреляны, повешены. Недаром виселицу стали именовать «столыпинским галстуком». «Свободный гражданин под казацкой нагайкой, парламент под строгим полицейским надзором, свободная законодательная деятельность депутатов, которым предписывается во всем подчиняться воле начальства, — вот какова политическая свобода в российско-полицейском истолковании», — писал Скворцов-Степанов о правительственной декларации Столыпина.

Повсюду рыскали карательные отряды. По выражению писателя В. Г. Короленко, смертная казнь стала «бытовым явлением». По неполным данным, царский суд осудил по политическим делам с 1907 по 1909 год более 26 тысяч человек, из которых свыше пяти тысяч были приговорены к смертной казни. Только в 1909 году в тюрьмах томились 170 тысяч политических заключенных. «Наступило тяжелое время. Партия таяла, средств не было» — так напишет позднее Иван Иванович, вспоминая те трудные годы. Это поражение, по его словам, было неизбежно по тогдашнему уровню политического развития пролетариата и тогдашнему политическому опыту крестьянства.

Наступление контрреволюции проходило в обстановке идейного шатания, испуга либеральной буржуазии, тех слоев интеллигенции, которые еще совсем недавно шумели о своей революционности. Ряд писателей и поэтов, главным образом мистиков и декадентов, разуверились в революции, которую совсем недавно они так «горячо обожали». Леонид Андреев выпустил в те дни рассказ «Так было», в котором изображалась безысходность «свободолюбивых порывов»:

В противовес Леониду Андрееву великий пролетарский писатель Максим Горький заявил: «Так было, но так не будет!» История неумолимо движется вперед. «Человек — это звучит гордо».

Декадентская интеллигенция металась в страхе перед революцией. Она, по выражению В. В. Воровского, «охотно делает глазки и пугает ими буржуазию». Их литература была сотворением общества имущих, его гнилым плодом. Буржуазная журналистика тоже стремилась не отстать от моды. Появляются различные периодические издания под названиями: «Голос любви», «Среди любви», «Сила любви», «Голос всеобщей любви», «Ночи безумные», «В смуте любви» и т. п. Начинает издаваться специальная «пикантная литература», выходят слащавые повести А. В. Вербицкой, целая серия упаднических и безнравственных сочинений М. Арцыбашева, З. Гиппиус, Ф. Сологуба, Д. Мережковского. Они особенно измывались над революционерами. Так, М. Арцыбашев изображал своего Санина, этого, по выражению А. М. Горького, «вертикального козла в штанах», чуть ли не социал-демократом. Попробовал себя на «литературном» поприще и эсер-террорист Борис Савинков, выпустивший под псевдонимом Р. Ропщин роман «То, чего не было», в котором представил революционеров глупыми фанатиками, людьми предельно лживыми. Стремясь развенчать революцию и ее участников — героических борцов за народную свободу, он силился убедить читателей в бесполезности революционного движения вообще. В карикатурной форме изображал участников освободительной борьбы писатель Е. Чириков.

В те черные, по выражению Владимира Ильича Ленина, «адски трудные годы» журналисты разных политических направлений — от черносотенцев до меньшевиков — вели на страницах «желтой прессы» разнузданную антибольшевистскую пропаганду.

Своеобразной платформой измены народу, полного отречения от идей революции и демократии стал кадетский сборник «Вехи», авторы которого выступили против демократического движения, призывали порвать с общественными интересами и уйти в личный мирок.

В условиях торжества мракобесия большевики смело и решительно давали надлежащий отпор всей этой пошлости и подлости. Большевики верили, что российский пролетариат снова наберется сил, учтет уроки первой русской революции и придет к своей победе.

Вместе с ленинской партией всеми доступными ему средствами боролся против чертополоха мистики и пессимизма Иван Иванович Скворцов-Степанов. В своих выступлениях, публикациях он давал сокрушительную отповедь носителям упадка и безысходности.

Однажды по приглашению писателя В. В. Вересаева он пришел на вечер, где собрался «цвет литературы декаданса». Д. В. Философов делал доклад о книге Льва Шестова «Апофеоз беспочвенности». На эстраде, за столом, покрытым зеленым сукном, сидел докладчик и приехавшие с ним из Петербурга Д. С. Мережковский и З. Н. Гиппиус, а также поэт Андрей Белый и председатель собрания поэт С. А. Соколов-Кречетов. Докладчик с пафосом говорил о «всеобщей беспочвенности», о глубоком моральном падении современной русской литературы, о мрачных перспективах. Покровительственно покачивали головами Мережковский и Гиппиус.

Первым в прениях с длинной «патетической» речью выступил Андрей Белый. Он слыл большим острословом и вообще был кумиром «либеральных салонов». Протягивая руки к публике, поэт с надрывом вещал об ужасающей массовой беспринципности, о безнадежности будущего, о «неслыханном разложении русской литературы».

— Литература сплошь продалась! — продолжал Белый. — Осталась небольшая кучка писателей, которая еще честно держит свое знамя. Но мы изнемогаем в непосильной борьбе, наши силы слабеют, нас захлестывает волна всеобщей продажности., — Оратор срывает галстук, ему душно.

— Помогите нам, — он театрально протягивает в зал ладони, — поддержите нас!

Сидящий в предпоследнем ряду Иван Иванович Скворцов-Степанов, слушая, пожимал плечами и давился от смеха.

— Нет, не могу вытерпеть! Разрешается тут у вас выступать посторонним?

— Конечно, — неуверенно произносит председательствующий.

Вышел — огромный, громкоголосый. Вначале слегка задыхался от нахлынувшего волнения, но тотчас же овладел собой, стал говорить едко и насмешливо. Выразил прежде всего недоумение: почему так безнадежно смотрит выступавший оратор на будущее? И тут же стал говорить о могучих общественных силах, временно побежденных, но неудержимо вновь подымающихся и крепнущих…

— Господин Андрей Белый в пример развращенности нашей литературы приводит бездарного писателя, получившего известность за откровенную порнографию, да двух газетных репортеров, занимавшихся… травлей кошек. И это — наша литература? Они — литература, а Лев Толстой, живущий и творящий в Ясной Поляне, он — не литература? — Этот вопрос тонет в громе рукоплесканий.

— Я продолжаю, — спокойно говорит далее Иван Иванович, когда шумные аплодисменты стихли. — Жив и работает Короленко — это не литература? Максим Горький живет «вне пределов досягаемости» — как вы думаете, неужели потому, что он «продался»? Или и он, по-вашему, не литература? Господин Белый докладывает вам, что осталась в литературе только их кучка, что она еще не продалась, но ужасно боится, что ее кто-нибудь купит. И умоляет публику поддержать ее.

Мне припоминается старое изречение: «Добродетель, которую надо стеречь, не стоит того, чтобы ее стеречь!» Так и с вами: боитесь соблазниться, боитесь не устоять, и не надо. Продавайтесь! Не заплачем! Но русскую литературу оставьте в покое: она тут ни при чем!

Вновь зал дружно рукоплещет сходящему с трибуны Скворцову-Степанову. На ходу он пожимает протянутые к нему руки.

«Как будто в душную залу, полную тонко-ядовитых расслабляющих испарений, ворвался бурный сквозняк», — вспоминал В. В. Вересаев.

В марте 1908 года исполнилось 25 лет со времени кончины Карла Маркса. Эта памятная годовщина совпала с выходом в Москве первого нелегального номера новой большевистской газеты «Рабочее знамя». Памяти вождя мирового пролетариата было посвящено специальное приложение к газете — вкладной лист со статьей Скворцова-Степанова. В ней Иван Иванович подверг резкой критике тех буржуазных ученых, которые пытались выдать «революционного Маркса» за «бессильного Маркса» и превратить марксизм в учение, полезное буржуазии. Немалые «ревизионистские усилия» прилагали и меньшевики. «Никогда еще сознательный пролетариат всего мира, — писал Скворцов-Степанов, — не был до такой степени солидарен, до такой степени революционен, как в настоящее время. До такой степени солидарен, до такой степени революционен — это значит, до такой степени проникнут духом Маркса».

Не случайно Иван Иванович выступил тогда со статьей о Карле Марксе: в это время уже полным ходом шла его работа над переводом «Капитала».

Сохранилось интересное свидетельство старого большевика Н. С. Клестова-Ангарского, который рассказывает, как Скворцов-Степанов стал переводчиком этого классического труда основоположника научного коммунизма.

Потребность в сочинениях Маркса в ту пору, вспоминал Клестов-Ангарский, и особенно в «Капитале», была очень велика. «Я знал, как трудно достать эту давно распроданную книгу, и потому решил предложить представителю бумажных фабрик Пализена купцу Г. А. Блюменбергу издать эту работу Маркса. Тем более что буквально на днях купец интересовался, нет ли что-либо для издания, которое будет пользоваться большим спросом у читателя.

Долго совещались и подсчитывали купцы и наконец согласились. Теперь я должен был найти переводчиков и редактора.

В тот же вечер я отправился к Ивану Ивановичу Скворцову-Степанову, которого знал по его работе в Московской организации».

Беседа об этом заняла много времени, ведь обсуждался план чрезвычайно серьезной работы. В свою очередь, Скворцов-Степанов привлек к переводу Базарова. Когда переговоры подходили к концу и Скворцов-Степанов должен был уже подписать договор, Блюменберг заявил, что «для успеха дела он хотел бы привлечь редактора с именем», и вскоре назвал это имя — В. И. Ленин.

Заказ на перевод «Капитала» Иван Иванович получил в конце 1906 года. Спустя некоторое время в газетах появилось объявление о подписке на три тома «Капитала» в переводе Базарова и Степанова под общей редакцией В. И. Ленина. Однако Владимир Ильич отредактировал только первую главу второго тома. Обстоятельства не позволили ему продолжить эту работу.

Второй том «Капитала» вышел в мае 1907 года и быстро разошелся. Но издание всех трех томов заняло два года. Первый том увидел свет в 1909 году. В первом варианте перевода, кроме И. И. Скворцова-Степанова, принимали участие В. А. Базаров (том I), М. А. Сильвин-Таганский и М. Г. Лунц (небольшие части II и III томов), а в редактировании — А. А. Богданов. В последующих изданиях они не участвовали.

Так Скворцов-Степанов стал, по существу, первым научным переводчиком, комментатором и редактором фундаментального произведения марксизма-ленинизма.

Работа над переводом «Капитала» шла нередко урывками, неравномерно, так как Иван Иванович выполнял и другие ответственные партийные поручения. К тому же при переводе отдельных фрагментов труда на русский язык встречалось немало трудностей чисто стилистического свойства — приходилось подолгу «ломать голову», чтобы предельно точно выразить мысль Маркса, донести до русского читателя все тонкости оригинала. «… Редактирование, — признавался Иван Иванович в письме М. А. Сильвину-Таганскому (о работе над третьим томом), — ужасно изматывает, сплошь и рядом бывает, что после целого дня работы успеваешь проредактировать всего 6–7 страниц».

Труд Скворцова-Степанова по переводу «Капитала» вполне можно назвать настоящим подвигом для дела революции. Он принес поистине неоценимую пользу распространению марксизма в России. Скворцов-Степанов явился не только переводчиком и редактором «Капитала», он составил к его русскому изданию подробный указатель авторов и стран, разоблачив этим легенду буржуазных экономистов, будто бы К. Маркс использовал в своем труде только специфические английские источники.

И в последующие годы Иван Иванович продолжал трудиться над совершенствованием перевода «Капитала», внеся в текст на русском языке многочисленные уточнения и изменения. Это было уже в издании «Капитала», увидевшем свет после победы Великой Октябрьской социалистической революции — в 1920 году и во всех дальнейших его публикациях.

В. И. Ленин высоко ценил качество этого перевода, считая лучшим из всех других. Вообще он отмечал большую научную ценность переводов произведений основоположников научного коммунизма, осуществленных И. И. Скворцовым-Степановым, и часто ссылался на них в своих работах. Именно в этом переводе великое произведение Карла Маркса читали и изучали целые поколения русских большевиков. Сам Иван Иванович считал эту работу важнейшим делом своей жизни, значительно обогатившим его как ученого-марксиста.

В апреле 1908 года Скворцову-Степанову удалось на два месяца уехать за границу, что спасло его от неминуемого ареста. Он прожил несколько дней в Женеве, где встречался и часто беседовал с Владимиром Ильичем Лениным, который в то время находился в Швейцарии.

Вернувшись на родину, Иван Иванович вместе с Анной Ильиничной Ульяновой-Елизаровой организует издание книги В. И. Ленина «Материализм и эмпириокритицизм». Предварительно важно было получить заверения издателей о срочном выпуске работы в силу ее особой актуальности. Начав готовить книгу в феврале 1908 года, В. И. Ленин уже в ноябре отправил рукопись в Россию для издания. «Дьявольски важно, чтобы книга вышла скорее»[15], — писал он А. И. Ульяновой-Елизаровой.

Попытка Скворцова-Степанова и К. П. Пятницкого договориться об опубликовании книги в издательстве «Знание» закончилась неудачей: издательство выдвинуло трудновыполнимые условия. Но сравнительно скоро, используя старые связи, Ивану Ивановичу Скворцову-Степанову удалось условиться с частным издательством Л. О. Крум-бюгеля «Звено» (Москва) о публикации без задержек ленинского труда. Всю техническую подготовку рукописи «Материализм и эмпириокритицизм» Иван Иванович взял на себя. Ему помогали Анна Ильинична и Л. С. Перес.

Несмотря на небольшой тираж (одна тысяча экземпляров), произведение В. И. Ленина сразу же оказалась в центре идеологической жизни общества. 9 марта 1909 года Владимир Ильич в письме А. И. Ульяновой-Елизаровой просил передать «Писателю»[16] «тысячу благодарностей за согласие помочь. Он, кажись, все же марксист настоящий, а не «марксист на час», как иные прочие. Немедленно преподнеси ему от меня книгу»[17]. А в письме лично Ивану Ивановичу 2 декабря 1909 года В. И. Ленин подтвердил, что свою книгу «Материализм и эмпириокритицизм» он ему «послал тотчас по выходе, т. е. в начале лета 1909 г.»[18].

В июне 1908 года Скворцов-Степанов становится редактором и едва ли не единственным сотрудником нелегальной московской большевистской газеты «Рабочее знамя». По его словам, во втором — пятом номерах им было написано от 50 до 90 процентов статейного материала. Приходилось писать на самые разные темы: о революциях в Персии и Турции, о катастрофе на руднике, о Государственной думе, о нарождавшейся группе «Вперед» и т. д. «Превосходной» назвал В. И. Ленин его статью против отзовиста Вольского, полностью опубликовав ее в № 42 «Пролетария».

Анализ работ Скворцова-Степанова по проблемам империализма показывает, что в тот период он ближе всех из большевиков подошел к ленинской оценке этой стадии капиталистического способа производства.

В немалой степени энергия главного редактора обеспечила и рост тиража «Рабочего знамени» — он достиг 12 тысяч экземпляров — значительной цифры для нелегального периодического издания! Но конечно, главным фактором роста тиража было ее содержание. Газета расходилась по всей стране, тысячами новых нитей связывая Москву с Харьковом, Екатеринославом, Баку, Уралом. Ее номера доходили до Красноярска, Хабаровска и даже до Харбина. И повсюду, куда бы ни попадала большевистская газета МК РСДРП, ее принимали, по выражению Скворцова-Степанова, «с восторгом и зачитывали до превращения в клочья».

«Рабочее знамя» из-за царского произвола вынуждена была прекратить свое существование в конце 1908 года.

Это было серое, печальное время. В делах Охранного отделения и Судебной палаты с того года появились папки, на обложках которых красовалась надпись: «Об окончательной ликвидации социал-демократический партии». Легче было сосчитать еще оставшихся на свободе в Москве, чем погибших, арестованных и эмигрировавших за границу. Но партия жила и действовала. Действовал разящим большевистским словом и Иван Иванович Скворцов-Степанов. Но и он не избежал в ту сложную пору отдельных заблуждений.

«Дорогой друг! — писал ему В. И. Ленин 2 декабря 1909 года. — Получил Ваше письмо от 20.IX.09 г. и чрезвычайно обрадовался вести от Вас. Жаль, что раньше не было вестей от Вас… Годы действительно адски трудные, и возможность сношений со старыми друзьями вдесятеро ценнее поэтому.

Но вот насчет того, что «пора ликвидировать веру во второе пришествие общедемократического натиска», решительно с Вами не согласен. Этим Вы сыграли бы только на руку отзовистам (очень склонным к такому «максимализму»: буржуазная революция позади, — впереди — «чисто пролетарская») и крайним правым меньшевикам — ликвидаторам»[19]. Владимир Ильич подчеркивал, что «Струве, Гучков и Столыпин из кожи лезут, чтобы «совокупиться» и народить бисмарковскую Россию, — но не выходит. Не выходит. Импотенты. По всему видно, и сами признают, что не выходит»[20]. Попытки перевести царскую Россию на прусский путь развития не увенчались успехом.

«Нет, — утверждал В. И. Ленин, — мы не можем «ликвидировать» идею «общедемократического натиска»: это было бы коренной ошибкой. Мы должны признать возможность «немецких рельсов», но не забывать, что их пока нет. Нет и нет. Мы не должны связывать судьбу пролетарской партии с удачей или неудачей буржуазной революции, это бесспорно»[21].

В заключение своего обстоятельного письма Владимир Ильич делает вывод: следует заботиться, чтобы мы были сильнее, «чтобы крестьяне послушались тогда нас, а не либералов. Только борьба решит, насколько это удастся. Будем требовать всего в смысле «общедемократического натиска»: при успехе получим все, при неуспехе — часть, но, идя на бой, ограничиваться требованием части «нельзя»[22].

Критикуя ошибочное мнение Скворцова-Степанова о необходимости снятия лозунгов буржуазно-демократической революции, В. И. Ленин терпеливо и дружески разъяснял политическую и теоретическую неправильность подобной постановки вопроса. В последних строках письма Владимира Ильича — теплые слова: «Крепко, крепко жму руку и желаю здоровья и бодрости. Весь Ваш Старик»[23].

Спустя две недели, 16 декабря 1909 года, Владимир Ильич написал Ивану Ивановичу еще одно письмо, в котором критиковал его за отрицание возможности двух путей развития капитализма («прусского» и «американского») в сельском хозяйстве России. По поводу этого письма В. И. Ленина Скворцов-Степанов писал в 1924 году, то есть спустя пятнадцать лет, А. И. Ульяновой-Елизаровой, которая часто передавала ему письма своего брата: «Это письмо вообще не было мною получено, — я читаю его теперь в первый раз… Не думаете ли Вы, что по каким-либо причинам не передали данное письмо адресату и что оно как раз потому и сохранилось у Вас? И не могло ли быть, что не передали его потому, что для Вас не было ясно, кому именно оно адресовано по своему содержанию?»

Из конспиративных соображений В. И. Ленин нередко не указывал в первых строках письма, кому оно адресовано. Однако в заключительной части своей записки к Анне Ильиничне Иван Иванович не отрицал, что это письмо В. И. Ленина адресовано ему. «Все пережитое за последние годы, — отмечал он, — вызвало большущие провалы в памяти. Не исключается возможность, что В. И. 15 лет назад нарисовал мой действительный портрет, а это время отошло так далеко, что я не узнаю его».

Что же касается содержания письма Владимира Ильича, то Иван Иванович прежде всего выделил верность научного прогноза Ленина: «Можно только сказать, что тогда никто, кроме Владимира Ильича, ясно не представлял себе соотношений пролетариата и крестьянства в революции, что формула «пролетариат и революционное крестьянство», их совместная диктатура нами конкретно не представлялись. В те годы я лично склонен был думать, что складываются объективные и политические условия, при которых эти лозунги «атрофируются от неупотребления». А с другой стороны, и в эпоху революции пятого года я и большинство товарищей мучились над одним громадным затруднением. Пролетариат и крестьянство своим напором ликвидируют исторический хлам и откроют возможность «американского» типа развития».

Эти искренние признания Ивана Ивановича показывают его ошибки в годы столыпинской реакции, которые он исправил после критики В. И. Ленина в ходе революционной практики.

Иван Иванович всегда ставил превыше всего ленинское дерзание, научное предвидение, смелость в суждениях. Он восторгался «изумительно тонкой тактикой Владимира Ильича, приспособленной ко всем поворотам революции, всегда фактически направленной на возможный максимум завоеваний, но в то же время дающей возможность тончайшего маневрирования, вовлечения в бой новых и новых союзников, новой и новой координации действий с ними».

Хорошо знавший о взаимоотношениях В. И. Ленина с И. И. Скворцовым в ту пору большевик М. А. Савельев свидетельствовал: «Я много раз замечал, какое большое значение придает В. И. тому обстоятельству, чтобы удержать И. И. в большевистской среде. Я знаю, какую массу труда и настойчивости проявлял В. И., чтобы оторвать И. И. от «богдановской скверны», и в этом отношении нужно отдать справедливость В. И.: его настойчивость, его деятельная переписка с И. И., обращения к И. И. через посредство товарищей — все это делало свое дело, все это сближало И. И. как чисто российскую фигуру» с большевистским заграничным центром, которым руководил В. И. Ленин.

Приходилось изыскивать все возможности, чтобы голос ленинской большевистской печати не замолкал ни на один день. Усилиями Ивана Ивановича и Центрального бюро профсоюзов с 1909 года стал издаваться легальный журнал «Рабочее дело». Когда полиция спохватилась, удалось выпустить уже семь номеров. Но не прошло и полгода после закрытия «Рабочего дела», как тот же состав редакции во главе со Скворцовым-Степановым приступил к изданию журнала «Вестник труда», первый номер которого вышел в конце 1909 года.

Как это удавалось осуществить? Послушаем рассказ самого Ивана Ивановича:

«Мы не прекращали попыток создать свои органы печати под разными названиями и фирмами. Обыкновенно начинали дело без всяких средств, рассчитывая выручкой от продажи одного номера покрыть расходы по следующему. Бывало, что нас прихлопывали на втором-третьем, если не на первом номере. Наш тираж в эти годы не превышал 3000. Читали нас исключительно рабочие, в которых все жили еще воспоминания о недавно раздавленной революции и в которых все кипело и клокотало, когда они видели дикие расправы контрреволюции, совершающиеся при попустительстве, а часто и при молчаливом сочувствии либерального буржуа и политического обывателя: если нас даже меньшевики и сам Г. В. Плеханов объявили «анархистами»…»

Либеральная и открыто кадетская печать, выдававшая себя за «беспартийную», шла рука об руку с охранкой, обливая революционеров потоками клеветы и преподнося своим читателям всевозможные сенсационные выдумки о большевиках. Она усердно старалась укрепить у обывателя мнение, что «с революцией покончено». Так, в «Русском слове» и «Утре России», которые издавались на деньги крупного капиталиста П. П. Рябушинского, в ноябре 1909 года меньшевики подали как «сенсацию» пасквиль на партию большевиков, громогласно объявив об изгнании из ее рядов ряда видных революционеров.

Мог ли Иван Иванович оставаться посторонним наблюдателем и спокойно смотреть, как на страницах буржуазных газет меньшевики обливают грязью большевиков?

Для отпора всей этой, по словам Скворцова-Степанова, «пишущей обозной сволочи» он использовал все доступные возможности, чтобы залепить «могучим печатным словом звонкую пощечину борзописцам». В журнале «Вестник труда» он публикует статью «Капитал и газеты». В ней он разоблачает продажный характер буржуазной прессы, заклеймив позором «чернильных холопов», которые, подобно барским приживалкам, «за пудик мучки» — за построчный гонорар — продают капиталу свою душу, становятся его жалким рабом, «способным по приказу своего хозяина за приличное вознаграждение написать любую подлость, любую пакость». Лицемерно провозглашенную в царской России «свободу печати» Иван Иванович назвал «свободой для черносотенцев и октябристов». А газеты рабочего класса не успевают стать на ноги, сразу гибнут как жертвы этой «свободы печати».

Надо было иметь большое мужество, чтобы поставить свою подпись под такой статьей. Но именно так поступил Скворцов-Степанов.

Статья Ивана Ивановича в «Вестнике труда» вызвала негодование царских властей, и уже после выхода второго номера журнал был закрыт. Тогда с мая 1910-го по январь 1911 года Скворцов-Степанов редактирует общественно-экономическую газету «Наш путь» (в ее распространении и транспортировке активное участие принимал М. И. Калинин). Внимание читателей привлек своеобразный его некролог о бывшем председателе I Государственной думы С. А. Муромцеве. Своей буквально уничтожающей характеристикой скончавшегося Скворцов-Степанов бросил вызов всей российской либеральной буржуазии, которая окружила Муромцева ореолом «святости» и «неподкупности», превознося его «олимпийское спокойствие и торжественно-импозантный вид», восхищаясь вальяжной его манерой речи. В единый раболепный хор слились кадеты, «народные социалисты»…

И вдруг статья Скворцова-Степанова…

Напомнив, как курьезно-чопорен был покойный, как пристрастно относился он к левым депутатам Думы и как отвратительно вел он себя на процессе о выборгском восстании, Иван Иванович показал, что Муромцев всегда оставался верным слугой самодержавия, проводником идей и чаяний либеральной буржуазии и непреклонным врагом демократии, революционного рабочего движения.

Владимир Ильич Ленин дал самый теплый отзыв об этой статье Скворцова-Степанова. Он и другие революционеры-большевики относили эту статью к числу самых смелых, разоблачающих подлинную суть российской буржуазии, ее холопскую преданность царизму. Перечитывая свою публикацию о Муромцеве спустя пятнадцать лет после ее появления, Иван Иванович скромно заметил, что «в ней сказано то необходимое, что тогда должны были и могли сказать большевики». Тогда же под впечатлением знаменитых ленинских статей «Лев Толстой, как зеркало русской революции», «Л. И. Толстой», «Л. Н. Толстой и современное рабочее движение» Скворцов-Степанов выступил в газете «Новый путь» с литературным очерком-некрологом о великом русском писателе. Он рассмотрел политико-философские воззрения и обрисовал духовный облик гения русской литературы, показав себя тонким и блестящим художественным критиком. На пестром фоне лживых и лицемерных рассуждений «желтой прессы» о том, каким надлежит видеть «неожиданно усопшего», звонко, хлестко и правдиво прозвучали вслед за вождем партии большевиков В. И. Лениным слова его сподвижника И. И. Скворцова-Степанова, который подчеркнул, что бегство писателя из Ясной Поляны, уход из семьи — все это оказалось последним величавым аккордом с поразительной силой и красотой закончившего жизнь Л. Н. Толстого, жизнь, раздиравшуюся внутренними и внешними противоречиями. «Когда уходит такая огромная и красивая жизнь, — писал Иван Иванович, — сознание просто теряется перед незаменимостью этой утраты, спокойная оценка значения этой жизни становится невозможной. Все слова о великом художнике, об апостоле, об учителе жизни кажутся мелкими, назойливыми, пошлыми, ненужными…»

В сентябре 1910 года Владимир Ильич Ленин предложил МК РСДРП издавать ежемесячный философский и общественно-политический журнал «Мысль». Скворцов-Степанов принял самое активное участие в его организации и деятельности. В издании этого большевистского легального журнала и подготовке его номеров непосредственное участие принимали также В. В. Воровский, М. С. Ольминский и ряд других видных публицистов партии. Всего вышло пять номеров: журнал просуществовал с декабря 1910 года по апрель 1911 года. По существу, редакторские функции осуществлял В. И. Ленин, напечатавший в нем несколько статей.

Необходимо заметить, что в эти годы имело место примиренчество Ивана Ивановича по отношению к фракционной группе «Вперед», созданной в декабре 1909 года, в которую вошла группа бывших большевиков (ставших отзовистами) во главе с А. А. Богдановым, ультиматисты, махисты и богостроители. Под воздействием Владимира Ильича Ленина Иван Иванович все более критически оценивал их политические взгляды. В 1913–1914 годах колебания Скворцова-Степанова в отношении «впередовцев» были им полностью изжиты. Не прекращал в годы реакции Иван Иванович и лекционной работы. Он не только читал лекции в Москве и Подмосковье, но и принимал приглашения существовавшего тогда Лекционного бюро Комиссии по организации домашнего чтения, выступая с докладами о современном международном положении в народных университетах Москвы и ряда других городов — Воронежа, Самары, Николаева, Ростова-на-Дону, Екатеринослава. Эту работу Иван Иванович всегда считал важным партийным поручением и постоянно гордился ею. В качестве члена Центрального районного комитета РСДРП Москвы он писал революционные листовки и обычно сам же распространял их. Это он делал и позже, когда после создания Московского областного бюро РСДРП вошел в его руководящий состав.

В конце 1910 года сложил с себя полномочия депутата III Государственной думы от Москвы Ф. А. Головин. А когда встал вопрос о довыборах в Думу, Скворцов-Степанов вошел в так называемую «идейную комиссию» московских большевиков по подготовке выборов, которые были назначены на март 1911 года. Затем решено было выдвинуть Ивана Ивановича кандидатом в депутаты от РСДРП. (В комиссию по выборам вошли два большевика — В. А. Обух и М. И. Фрумкин и два меньшевика — Л. М. Хинчук и П. Н. Колокольников.)

Кандидатуру Ивана Ивановича Скворцова-Степанова держали в строгом секрете. Еще не разоблаченный тогда провокатор Малиновский настойчиво допытывался, кого выдвигают «эсдеки» в Думу, но от него скрывали, поскольку за последнее время он стал вести себя очень подозрительно. В числе первых заподозрил что-то неладное В. П. Ногин, вынужденный проживать тогда в Туле.

На беду появился другой провокатор (тоже до этого еще не разоблаченный) — Андрей Поляков, проходивший в охранке по кличкам «Кацап» и «Сидор». Для видимости Полякову определили 19 месяцев тюрьмы. Отсидев этот срок в Таганской тюрьме, он прибыл в Тулу к Ногину уже как агент ЦК по связи с думской фракцией.

Ногину бросилось в глаза, что, когда в начале зимы 1910 года он навестил свою мать Варвару Ивановну в Сокольниках, рядом с ее квартирой без предварительного оповещения поселился… Поляков, который при встречах отводил глаза в сторону, нервничал и суетился.

Однажды удивленный Ногин увидел его шепчущимся с Малиновским. Те, как позднее выяснилось, трудились «в поте лица». Пребывание Полякова в Туле дало результаты: тот все же пронюхал, что ЦК выдвигает кандидатуру Скворцова-Степанова на выборы в Думу. Такое известие агента не на шутку обеспокоило московскую полицию. Решено было нейтрализовать его. Но как?.. В этом вопросе мнения жандармов разделились: одни чины полагали, что большая популярность Скворцова-Степанова в журналистской среде, среди издателей и читателей служит явным препятствием к принятию «жестких санкций», другие считали, что недопустимо либеральничать с этим «писучим смутьяном», а третьи доказывали, что он не так уж опасен своими сочинениями, где «не все попятно при чтении», и что в интересах «гибкости политической линии» немного надо повременить. Но, разумеется, сторонники «крутых действий» не могли не возобладать. Московская полиция доносила своему начальству в Петербург, что «Скворцов пользуется исключительным авторитетом в рабочих кругах, особо влияя на них в смысле необходимости новых массовых выступлений». И во избежание всяких случайностей «нежелательного порядка» власти пришли к выводу о срочном отстранении Скворцова-Степанова от избирательной борьбы.

А 28 января 1911 года последовал арест Скворцова-Степанова. Во время обыска, которым руководил жандармский ротмистр Келлер, у Ивана Ивановича изъяли 65 книг и много рукописей. После формального допроса в 1-м участке Пресненской части московской полиции его посадили в одиночную камеру Бутырской пересыльной тюрьмы.

Сообщение об аресте кандидата в депутаты III Государственной думы от РСДРП быстро попало в московские и петербургские газеты и вызвало протесты общественности, тем более что при обыске у арестованного не нашли ничего компрометирующего: Иван Иванович предвидел налет жандармов к заранее соответствующим образом к этому «подготовился» — все нелегальные книги и документы были надежно спрятаны. 31 января 1911 года социал-демократическая фракция Думы внесла срочный запрос относительно антизаконных действий московского охранного отделения. Запрос подписали 32 депутата, которые отметили, что «арест И. И. Скворцова приобретает огромное принципиальное и политическое значение», ибо, по существу, он был произведен «лишь за то, что он намечен был кандидатом от социал-демократических избирателей». Среди подписавших наряду с социал-демократами были даже некоторые лидеры кадетов.

Как и ожидалось, правое большинство Думы отклонило «спешность запроса» и передало его в комиссию для обычного «спускания на тормозах». Однако неожиданно для правых комиссия Думы по запросам составила письмо в министерство внутренних дел, в котором… осуждался арест Скворцова-Степанова. Подобного исхода царский департамент полиции явно не ожидал, недооценив авторитет и популярность большевика-публициста в журналистских кругах и среди широких читателей. 1 февраля 1911 года вице-директор департамента полиции Виссарионов раздраженно запросил начальника московской охранки Заварзина о «причинах этого ареста» (хотя сам санкционировал его заранее). Заварзин телеграфировал, что И. И. Скворцов, «объединяя социал-демократические элементы Москвы, внушил опасение, что вовлечет рабочую массу в солидарные со студенчеством противоправительственные выступления. Сопоставляя прошлое и настоящее Скворцова, — заключил Заварзин, — градоначальник представил его высылке на три года в северные губернии…».

А в подробном письменном обосновании ареста Ивана Ивановича шеф московской охранки выдвинул еще одно обвинение — «сношение с уполномоченными ЦК РСДРП В. П. Ногиным и И. Ф. Дубровинским». В то же время охранка считала Скворцова-Степанова самой видной фигурой среди московских большевиков. «В настоящее время, — докладывал Заварзин, — Скворцов является лидером местных представителей РСДРП, находящихся в непосредственных сношениях с заграничным партийным центром, исполняет обязанности ответственного корреспондента заграничных партийных органов, является базой для прибывающих из-за границы в пределы империи особо законспирированных партийных работников и представителей заграничных верхов партии. Пользуется исключительным авторитетом в рабочей среде, особо влияя на нее в смысле необходимости новых массовых выступлений революционного характера».

Департамент полиции «принял сообщение к сведению». Одновременно по соответствующим каналам из Петербурга был сделан выговор начальнику московской охранки за слишком тупую работу, а также за то, что «момент для ликвидации выбран был крайне необдуманно и неудачно». Заварзину указывалось, что «борьба с революционными организациями не должна носить характера борьбы с выборами нежелательных правительству лиц…».

Далее следовало поучение: «Нельзя допускать в широких общественных кругах мысли о давлении правительственных властей на выборщиков в целях лишения их возможности провести в Государственную думу кандидата, не соответствующего взглядам правительства».

Разумеется, все это было сплошным лицемерием: Заварзина лишь пожурили, а 26 февраля департамент полиции санкционировал высылку И. И. Скворцова с одной лишь поправкой — Север был заменен Астраханской губернией.

Журналист П. И, Подлящук нашел ряд интересных документальных материалов о причинах ареста И. И. Скворцова-Степанова. Из них вытекало, например, что власти прежде всего были встревожены ростом популярности Ивана Ивановича в массах, его общественно-политической активностью. Ведь, несмотря на арест, за Скворцова-Степанова проголосовало 1072 избирателя из 14 666 участвовавших в выборах, хотя многие из них не питали иллюзий, прекрасно понимая, что он не будет избран! Это, несомненно, была своеобразная политическая демонстрация.

В первых числах марта 1911 года Скворцову-Степанову было официально объявлено, что распоряжением Особого совещания при департаменте полиции он высылается на три года в Астраханскую губернию. В казенной бумаге, предъявленной Ивану Ивановичу в день высылки, значилось, что он «изобличен в принадлежности к Центральному Комитету московской организации социал-демократической партии». (То, что московского «Центрального Комитета» не существовало в природе, для охранки не имело какого-либо значения.)

Впрочем, протесты общественности помогли Скворцову-Степанову в другом — ему было разрешено отправиться в ссылку не этапом с большой группой заключенных и ссыльных, а индивидуально, под охраной, как выражался Иван Иванович, «двух архангелов» (жандармов). Возмутительным было то, что «поездку» и содержание охранников относили… за счет арестованных. Денег для поддержания такой издевательской «традиции» у Ивана Ивановича не имелось, хорошо, что помог друг детства Николай Васильевич Соловьев, ставший к тому времени владельцем небольшого имения в Мальцеве-Бродове.

14 марта Скворцов-Степанов прибыл в Астрахань, где «два архангела» сдали его на попечение местному полицейскому управлению. Губернатор назначил Ивану Ивановичу местом жительства Енотаевск. Это был заштатный уездный городок на бугре у Волги. Со всех сторон его окружали пески, и, едва только начинал дуть ветер, как мелкая песчаная пыль поднималась в воздухе, проникая повсюду. Трудно было дышать, смотреть, даже двигаться. Ужасающая жара летом (дожди были редкостью) буквально выжигала всю растительность. Астраханский губернатор постарался сделать сей выбор…

Ссыльная колония Енотаевска состояла всего из 40–45 человек. Но и здесь полиция не оставляла в покое Скворцова-Степанова: только за шесть месяцев пребывания в ссылке она шесть раз проводила у него обыск. «У меня снова, уже в шестой раз, случилось маленькое приключение» — так иносказательно сообщал он в письме П. Г. Дауге 14 ноября 1911 года.

Несмотря на суровые климатические и бытовые условия, отсутствие нужной литературы и новейшей информации, Иван Иванович и в Енотаевске продолжал много и плодотворно работать. Он радовался каждой с превеликим трудом добытой книге или журналу, а вечерами садился за переводы. За короткий срок он перевел на русский язык солидную работу германского социал-демократа Рудольфа Гильфердинга «Финансовый капитал», в издании которой ему очень помогли Д. И. Курский и В. М. Шулятиков (с ними он сумел наладить оживленную переписку).

Книга принесла существенную пользу передовой общественности страны, поскольку содержала характеристику империализма, его крайне отрицательных черт. В частности, в работе отмечалось, что его постоянным спутником являются войны. Именно в эти годы запахло порохом мирового военного пожара — приближалась первая империалистическая война. Предисловие к первому изданию труда Гильфердинга Иван Иванович использовал прежде всего для того, чтобы подчеркнуть, что великое творение Карла Маркса «Капитал» (особенно его II и III тома) «дает мощное орудие… для углубленного понимания развивающейся капиталистической действительности». Второе издание перевода книги Гильфердинга, подготовленное Иваном Ивановичем накануне Великого Октября, увидело свет в 1918 году, а третье — в 1923-м. В предисловии к изданию 1923 года Иван Иванович заметил, что если за 17 лет со дня выхода в свет книги ее главные теоретические положения выдержали испытания пережитого за это время громадного опыта, то сам автор (Гильфердинг) их не выдержал, предал то, за что раньше боролся. Таков удел всех оппортунистов.

Скворцов-Степанов не скрывал, какую радость он испытал от выхода этого перевода, осуществленного в столь трудных условиях ссылки. О самом труде Гильфердинга В. И. Ленин писал, что, «несмотря на ошибку автора в вопросе о теории денег и известную склонность к примирению марксизма с оппортунизмом, это сочинение представляет из себя в высшей степени ценный теоретический анализ «новейшей фазы в развитии капитализма»[24].

Жизнь ссыльного Скворцова-Степанова была крайне тяжелой. Он часто недоедал, поэтому над переводами и заметками приходилось работать и ночами, чтобы свести концы с концами. Свои материалы Иван Иванович посылал в московские и петербургские журналы, но издатели их публиковали, естественно, без должной охоты, проявляя повышенную осторожность в отношении ссыльного. Иногда, чтобы работа увидела свет, он посылал ее под новым псевдонимом, пересылал друзьям, которые потом «пробивали» статью в редакции.

Прошение об освобождении от ссылки в Енотаевск, которое направлено было в декабре 1911 года на имя товарища министра внутренних дел Золотарева, было отклонено, и только в сентябре 1912 года Ивану Ивановичу наконец разрешили поселиться в Астрахани. Здесь появились некоторые возможности чуть облегчить бытовое положение ссыльного. Удалось, например, пристроиться в одной местной газете в качестве обозревателя международных дел. Но, увы, и здесь не повезло: на первый план в те дни выдвинулся вопрос о положении на Балканах, и редактор газеты, следуя официальному курсу царского правительства, потребовал, заранее толкая на искажение фактов, чего-нибудь «туркоедского». Скворцов-Степанов, конечно, отказался и вновь оказался без заработка.

Выйти из затруднительного материального положения немного помог Н. А. Рожков, который в Иркутске, находясь в ссылке, добился разрешения на издание газеты «Новая Сибирь». Она выходила в конце 1912-го — начале 1913 года. За умеренный гонорар (25 руб. в месяц) Иван Иванович стал вести весь иностранный отдел. Разумеется, расстояние сказывалось на «свежести материала», но читатели быстро обратили внимание на то, как были написаны статьи: глубина изложения восполняла недостаточную оперативность.

Находясь в Астрахани, Иван Иванович при первой же возможности выступал на собраниях, читал лекции по самым злободневным вопросам социальной жизни и науки.

Оптимист по натуре, Скворцов-Степанов, где бы ни находился, всегда верил, что доживет «до того момента, когда наше время придет». Он мечтал о том, что после возвращения из ссылки возьмется за редактирование какой-нибудь «нашей, большевистской» газеты. И рассчитывал, что «ждать придется, вероятно, недолго: жизнь идет, мы живем в удивительно любопытнейшее время, и наши внуки будут нам завидовать, как могли бы завидовать отцы». (Эти слова мы находим в письме из Енотаевска к Н. В. Соловьеву.) А спустя несколько месяцев, в феврале 1912 года, Иван Иванович вновь возвращается к этой теме. «Мир и теперь, — пишет он своему давнему другу в сподвижнику И. Г. Дауге, — уже движется в замечательно любопытной полосе, и год от года становится все любопытнее. Было бы досадно, если бы живая жизнь за стала нас настолько измочаленными, что мы уже не могли бы принять в ней участия и не могли бы выпрямиться, впитав в себя ее бодрость». В этих осторожных подцензурных строках видна глубокая вера Скворцова-Степанова в грядущую победу социалистической революции и установление нового, подлинно справедливого строя.

Важной вехой в жизни Ивана Ивановича стало возвращение его в Москву по «высочайшей амнистии» (по случаю 300-летия дома Романовых). Он сразу же начал сотрудничать в журнале большевиков «Просвещение», а затем в газете «Правда».

Вопрос о привлечении Скворцова-Степанова к работе в журнале «Просвещение» был поднят Максимом Горьким в его письме к В. И. Ленину 12 января 1913 год:. Отвечая писателю, Владимир Ильич положительно отнесся к кандидатуре Ивана Ивановича в качестве сотрудника, заметив — «парень хороший, работяга, знающих и т. д.». Вместе с тем В. И. Ленин напомнил, что «в эпоху развала и шатаний» Скворцов-Степанов «хотел мирить с впередовцами»[25].

М. А. Савельев вспоминал по этому поводу: «Я знаю, например, по журналу «Просвещение», который приходилось по заданию В. И. организовывать в Петербурге, какое большое значение В. И. придавал тому, чтобы И. И. обязательно принимал деятельное участие в этом журнале. Мы с ним переписывались и получали от него статьи».

Журнал «Просвещение» выходил с декабря 1911 года по июнь 1914 года. В нем принимали участие Н. К. Крупская, В. В. Воровский, М. С. Ольминский, А. И. Ульянова-Елизарова (она была секретарем редакции) и другие соратники Ильича. В журнале было опубликовано несколько статей и рецензий Скворцова-Степанова.

Первая статья, которую Иван Иванович опубликовал в журнале, называлась «Товарищества мелкобуржуазных производителей. Экономические предпосылки их возникновения и тенденции их развития». Написана она была, как отметили читатели, компетентно: автор ее превосходно знал все важнейшие теоретические труды по этой проблематике. Обращала на себя большое внимание статья Скворцова-Степанова «Империализм. Карательный протекционизм. Эмиграция капитала. Колониальная политика». Это было одно из первых исследований большевиками эпохи монополистического капитализма. К тому же публикация появилась именно в канун первой империалистической войны. Сохранились многочисленные пометки В. И. Ленина на страницах журнала при чтении этой статьи.

В последней из серии статей «Экономика и политика в рабочем движении» Скворцов-Степанов дал развернутое и вместе с тем четкое определение стачки в капиталистическом обществе, отметив то обстоятельство, что каждая стачка действительно является наглядным уроком, раскрывающим классовое строение капитализма. Мечтания некоторых «теоретиков» об эволюционном возвышении рабочего класса и его постепенном сотрудничестве с предпринимателями абсолютно беспочвенны и лживы.

Вернувшись из астраханской ссылки, Иван Иванович особенно остро почувствовал, что в стране бурно назревает новый революционный кризис. На переднем плане, как всегда, были «издательские заботы». Среди московских газет передового направления, естественно, выделялись большевистские органы печати. Видное место занимала газета «Наш путь», которая выходила в августе — сентябре 1913 года. Руководил экономическим отделом газеты и был автором передовых статей Скворцов-Степанов. Несмотря на кратковременность издания, газета быстро завоевала популярность не только среди московских читателей, но и во многих соседних губерниях. В газете активно сотрудничали В. И. Ленин, А. М. Горький, М. С. Ольминский и Демьян Бедный. В первых числах октября решено было вместо газеты «Наш путь» выпускать журнал «Рабочий труд», но первый его номер увидел свет лишь в июне 1914 года. Таким образом, преобразованием газеты в журнал было удачно сохранено разрешение на издание, но преодолеть все чинимые властями препятствия не удалось. Первый номер журнала московских большевиков открывался передовой статьей «Наши задачи», написанной Скворцовым-Степановым (он вошел в редколлегию журнала), в которой пролетариат Москвы призывался к сплочению перед угрозой роста сил реакции. «Рабочий труд» открыто заявлял, что национальной вражде, раздуваемой и разжигаемой шовинистическими и своекорыстными группами, будет противопоставлена «международная солидарность труда». Так за несколько недель до начала первой мировой империалистической войны Скворцов-Степанов пишет об опасности кровавой бойни, которую лихорадочно готовят ради получения сверхприбылей алчные капиталистические круги.

Московская полиция, спохватившись, конфисковала первый и второй номера журнала, но большую часть экземпляров удалось вывезти и распространить в других городах. С четвертого номера издание «Рабочего труда» власти запретили. Иван Иванович пытался осуществить издание нового журнала под названием «Наш труд» и почти добился разрешения, но помешала разразившаяся мировая война: отказ Управления по вопросам печати поступил немедленно…

В условиях усиливающейся революционной ситуации начались столкновения между буржуазией и царской бюрократией. Стремясь сколотить антиправительственный блок, либералы пытались заигрывать даже с социал-демократами. В марте 1914 года в Москве состоялось совещание кадетов и прогрессистов, созванное благодаря стараниям крупного миллионера, лидера прогрессистов А. И. Коновалова. На совещании был создан информационный комитет, в состав которого вошел Скворцов-Степанов.

Иван Иванович распознал в этом известную перемену в настроениях наиболее дальновидных представителей русской буржуазии. На совещании он выступил с заявлением, что пролетариату не по пути с кадетами и прогрессистами. Вместе с тем, оговорив ряд условий, Скворцов-Степанов дал согласие войти в состав информационного комитета. Сразу же после совещания он написал письмо В. И. Ленину.

Текст письма он тщательно законспирировал, ибо опасался, что оно может попасть в руки полиции. «В разговоре со мной, — сообщал Иван Иванович, — один из любопытнейших «экземпляров с темпераментом» так выразил свои минимальные (подчеркнуто В. И. Лениным при чтении) пожелания. В прошлом, говорил он, когда совершалось над-органическое решение (имеется в виду революция 1905 г.), его социальные приятели сделали крупную ошибку. Они, напуганные активной силой, с которой были совсем не знакомы, уверяли себя, что «над-органическое решение» уже совершилось, и отпали и повернулись спиной. Пусть этого не будет во второй раз…» В конце своего послания Иван Иванович подчеркивал: «Мне хотелось бы, чтобы Вы почувствовали, какой это огромный интерес: наблюдать процесс новой будораги с самого ее зарождения» (снова подчеркнуто В. И. Лениным).

Владимир Ильич с повышенным интересом отнесся к сообщению И. И. Скворцова-Степанова и немедленно ответил ему. Прежде всего он полушутя заметил, что тот несколько «переконспирировался» и поэтому не сразу удалось догадаться, кто же автор письма. «За сообщение очень благодарен, — писал В. И. Ленин. — Оно очень важно. По-моему… Ваше участие было вполне правильно и для дела полезное… Дело очень важное в смысле симптома; Ваши замечания насчет «огромного интереса наблюдать процесс новой будораги» безусловно правильны. Информироваться нам насчет этого процесса в высшей степени необходимо»[26].

Намечая конкретную программу частных переговоров, Владимир Ильич спрашивал: «Нельзя ли от «экземпляра» достать денег? Очень нужны. Меньше 10 000 р. брать не стоит». Он рекомендовал поставить перед А. И. Коноваловым следующие вопросы:

«аа) мы идем до таких-то средств борьбы; нельзя ли информироваться — до каких вы? Неофициально, приватно!! бб) мы вносим то-то в смысле сил, средств и пр.; нельзя ли информироваться, что способны внести вы в «внедумскую» борьбу… вв) способны ли дать деньги? гг) создать нелегальный орган? и т. д. Наша цель информироваться и подтолкнуть на всякое активное содействие революции…»[27]

По поручению В. И. Ленина Иван Иванович Скворцов-Степанов и большевистский депутат IV Государственной думы Григорий Иванович Петровский вели переговоры с А. И. Коноваловым о предоставлении денег партии большевиков. Они крайне требовались не только для ведения «текущих партийных дел», но и для созыва совещаний и конференций, подготовки съезда партии, который намечалось провести в 1914 году в Поронине или Кракове, а также для расширенного выпуска нелегальной литературы. Это, пожалуй, самое реальное, что в те дни можно было получить у представителей либеральной буржуазии, игравших в революцию.

Начальник Московского охранного отделения доносил департаменту полиции в мае 1914 года: «В августе текущего года, под легальным прикрытием Международного социалистического конгресса, Ленин предполагает во что бы то ни стало организовать партийный съезд. Для организации партийного съезда прежде всего необходима денежная сумма приблизительно не менее 10 000 руб. Эту сумму Ленин предполагает получить от прогрессистов, вести переговоры с которыми поручено литератору Ивану Ивановичу Скворцову (социал-демократ, большевик), проживающему в Москве…»

С началом первой мировой войны обстановка в стране еще более усложнилась. Перед большевистскими организациями встала задача перехода к новым формам борьбы. К моменту объявления войны в тюрьмам и ссылках находились тысячи большевиков, а когда она разразилась, новая лавина репрессий обрушилась на революционеров. Царизм всячески стремился лишить движение руководства, помешать партии поднять трудовые массы на активные антивоенные выступления. Протесты против начавшейся бойни прокатились по всем крупнейшим центрам России. Большевистская партия была выразительницей всего мыслящего и героического в российском рабочем движении, решительно выступая против зловещих планов реакции, против шовинизма. Исключительное значение для правильной ориентировки партийных организаций имели подготовленные В. И. Лениным тезисы «Задачи революционной социал-демократии в европейской войне» и написанный также им манифест ЦК РСДРП большевиков «Война и российская социал-демократия». Тезисы В. И. Ленина были доставлены из-за границы депутатом Думы большевиком Ф. Н. Самойловым в конце сентября 1914 года, а манифест был опубликован в большевистской газете «Социал-демократ» 19 октября (1 ноября).

Эти документы ясно и точно определяли характер и смысл начавшейся войны как войны захватнической, несправедливой и империалистической с обеих сторон. Ленинские произведения рассеяли оборонческие колебания, которые имели место среди московских большевиков и в некоторых других организациях. Поначалу этим страдал и сам Скворцов-Степанов, но после знакомства с тезисами и манифестом он включился в антиоборонческую агитацию, выступив с рядом докладов на собраниях и в кружках.

Ленинские документы были взяты на вооружение всеми московскими большевиками; в одном из донесений полиции осенью 1914 года сообщалось, что изменению позиций московских социал-демократов (большевиков) в крайне нежелательную правительству сторону, проявлению за последнее время твердости по вопросам войны, мира и революции, «конечно, много способствовало получение в Москве известных «Тезисов» Ленина».

С этого времени активизировалась и пропагандистская деятельность московских большевиков, включая прежде всего публикаторскую работу и лекционную пропаганду. Особое внимание уделялось изданию антивоенной литературы. Часть книг и брошюр получали из-за рубежа. С удовлетворением рассказывал Иван Иванович друзьям по партии, что вся эта литература быстро распространялась в рабочей массе и зачитывалась ею до того, «что превращалась в лохмотья».

В целях консолидации сил революционной социал-демократии перед растущей угрозой дальнейшего усиления сил империалистической реакции в условиях кровопролитной войны решено было созвать совещание московской и петроградской социал-демократической интеллигенции. Среди участников совещания — И. И. Скворцов-Степанов, П. Г. Смидович, Максим Горький, Л. Н. Радченко, В. П. Милютин, В. И. Яхонтов, В. Н. Лосев. П. П. Маслов и другие. Объединенное совещание проходило в январе 1915 года. Присутствовали и представители меньшевиков, которые сразу же внесли резолюцию, предлагавшую одобрить деятельность меньшевистской фракции в IV Государственной думе и признать эту фракцию как представлявшую всю РСДРП. (Большевистские депутаты Думы к тому времени были сосланы в Сибирь).

— Прежде чем мы обсудим столь, я бы сказал, дерзкую резолюцию, — заявил в ответ от имени большевиков Иван Иванович Скворцов-Степанов, — мы должны от депутатов-меньшевиков услышать во весь голос признания империалистического характера мировой войны, что прежде всего проявится в их голосовании против предоставления военных кредитов самодержавию.

В зале поднялся шум. Шумели меньшевики:

— Вы хотите нас лишить трибуны, толкаете на непосильную борьбу с правительством! — истерично кричала какая-то дама со скамьи меньшевиков.

— Все ясно, — заключил Иван Иванович.

Меньшевистским представителям пришлось признать свое поражение. Задуманный трюк с резолюцией провалился…

Видную роль сыграл Скворцов-Степанов и в подготовке Московского общегородского совещания по борьбе с дороговизной, которое проходило в июле 1915 года под эгидой Главного комитета Всероссийского союза городов. Иван Иванович добился расширения рабочего представительства на совещании, что позволило провести подготовленную им большевистскую резолюцию, в которой давалась истинная оценка сложившемуся положению в стране в результате разбойничьей войны империалистических блоков. Продолжал он и публичные выступления. Полный зал собирали его лекции в народном доме на Семеновской улице, и что характерно — слушатели в основном состояли из рабочих. Не могла вместить всех желающих аудитория, когда Иван Иванович выступал с циклом лекций «Из истории торговли», — рабочих интересовало все, тем более когда выступал такой оратор, как Скворцов-Степанов.

Летом 1915 года Скворцов-Степанов, Ногин и Ольминский создали в Москве «Литературное общество», которое установило тесные связи с Русским бюро ЦК. Издательская, переводческая и пропагандистская работа московских большевиков принимала более организованный и планомерный характер. Общество сумело наладить контакты с теми демократическими слоями литературно-художественной интеллигенции, которые ранее занимали позиции «невмешательства в политическую жизнь» или, находясь в оппозиции к царизму, не сумели определить верные пути.

Приобретенный опыт пропагандистской работы особенно пригодился Скворцову-Степанову в 1916 году, когда Рогожско-Симоновский районный комитет большевистской партии Москвы организовал для рабочих завода Гужон (ныне завод «Серп и молот») общеобразовательную нелегальную революционно-партийную школу. Вести занятия пригласили и Ивана Ивановича, который согласился с большой охотой. По существу, в то время это была первая московская школа подготовки партийных кадров. В каждой своей беседе Скворцов-Степанов успевал рассказать и о событиях, происходивших в стране, и о положении на фронтах, и о международных делах.

О существовании школы полиция все яге пронюхала, первым признаком чего были подозрительные субъекты, очень смахивавшие на шпиков, а потом у дверей школы стали мелькать и городовые. Поэтому дозорные рабочие были начеку и принимали все меры предосторожности, чтобы не случилось внезапной облавы и Иван Иванович не попал в руки жандармов.

Даже в самое трудное время Иван Иванович не оставлял мысли об издании на русском языке сочинений основоположников научного коммунизма К. Маркса и Ф. Энгельса, в трудах которых так остро нуждался российский пролетариат. «Мы все стремились, — писал он, — продолжить дело, которое наши товарищи начали за границей». Цензура, свирепствовавшая в издательском деле, а также отсутствие необходимых средств были главными препятствиями в осуществлении этой мечты. Не раз в 1916 году Скворцов-Степанов обсуждал этот вопрос с В. Д. Бонч-Бруевичем. Решили пока максимально использовать печатавшиеся сборники и статьи для изложения ряда работ классиков марксизма.

Преграды, которые чинили полицейские власти и цензура в печатании большевистских произведений, заставили партийных публицистов переправлять свои рефераты и статьи в провинцию: здесь цензорское око не было столь придирчивым. Так, по предложению Ивана Ивановича в начале 1916 года удалось издать в Саратове сборник «Под старым знаменем» (в нем были помещены статьи В. П. Ногина, М. С. Ольминского и других. Скворцов-Степанов опубликовал статью «О парламентском блоке»). Местную цензуру сбило с толку прежде всею само название сборника. Не очень сообразительной оказалась саратовская цензура и при просмотре содержания книги, хотя ряд разделов она сумела общипать довольно жестоко. Было вместе с тем разрешено не скрывать этого от читателей: вместо вычеркнутых мест в некоторых статьях красовались целые строчки многоточий.

Сборник «Под старым знаменем» вскоре стал широко известен и в Москве и в Петербурге. Статья Ивана Ивановича вызвала особое раздражение либеральной буржуазии, ибо в ней было показано, что российские промышленники, торговцы, помещики были кровно заинтересованы в войне. Используя мобилизацию промышленности, фабриканты и заводчики получили новую возможность для увеличения своих доходов. Российской буржуазии, писал Скворцов-Степанов, усердно прислужничают меньшевики и эсеры. В IV Думе обозначились тесные связи либералов с трудовиками.

До чрезвычайности был раздражен разоблачением этого факта А. Ф. Керенский. Встретившись как-то весной 1916 года с Иваном Ивановичем, он обрушился на него с яростными упреками.

— Это бестактно и нескромно рассказывать о том, что делается за кулисами блока! — кричал Керенский. — Что о нас подумает масса?!

— Не по душе вам, господин социалист, правда, вон как вы занервничали, — спокойно и твердо ответил Иван Иванович. — А масса воздаст вам по заслугам, не сомневайтесь.

— Зачем зря ссориться, — пытался примирительно заговорить Керенский. — Мы оставляем надежду, что вы измените свое мнение… И…

— Позвольте мне остаться при своем мнении, — прервал его Скворцов-Степанов, отвернувшись от назойливого собеседника…

Осенью 1916 года И. И. Скворцов-Степанов вошел в состав членов Московского областного бюро ЦК РСДРП(б) Круг его партийных обязанностей заметно расширился, но издательская деятельность оставалась в центре внимания. Он активно участвует в подготовке сборника статей (для издательства «Прилив») большевистского направления. Прислал статью в сборник и В. И. Ленин. Редактирование осуществили Я. М. Свердлов, И. И. Скворцов-Степанов, В. П. Ногин и М. С. Ольминский, причем несколько раз, чтобы, как заметил Иван Иванович, «придать ей приемлемый для цензоров вид». (Однако сборник увидел свет только после Февральской революции 1917 года.)

В конце 1916 года в жизни Ивана Ивановича произошло большое событие: его женой[28] стала молодая курсистка Высших женских курсов Герье Инна Николаевна Тиц (1895–1966). Горячая любовь, общность самых разнообразных интересов связывали Ивана Ивановича и Инну Николаевну. В 1925 году Инна Николаевна окончила химическое отделение Московского университета, связав с этого момента всю свою последующую деятельность с МГУ. Она была одной из самый способных и любимых учениц академика Н. Д. Зелинского. В 1935 году И. Н. Скворцова защищает кандидатскую диссертацию, а в последние годы своей жизни заканчивает подготовку докторской. Много сил и знаний Инна Николаевна отдавала делу обучения молодых кадров химиков для народного хозяйства и науки. Среди ее учеников немало видных ученых. Есть в их числе и академики.

Итак, в 1904–1916 годах Скворцов-Степанов прошел исключительно напряженную школу революционной борьбы. Это был период дальнейшей его идейно-пропагандистской закалки (и преодоления некоторых вместе с тем колебаний идеологического характера). В ходе лекторской и публицистической деятельности совершенствовалось агитаторское слово большевика-ленинца, оттачивалось его революционно-литературное перо.