Скворцов-Степанов

ПОД ЗНАМЕНЕМ ОКТЯБРЯ

II Всероссийский съезд Советов 26 октября (8 ноября) избрал Скворцова-Степанова членом ВЦИК и по предложению В. И. Ленина утвердил его народным комиссаром финансов первого Советского правительства. 27 октября вечером о назначении узнал сам Иван Иванович.

А за несколько часов до этого он случайно встретил на улице вблизи Чистых прудов своего старого друга большевика П. Г. Дауге. Поздравили, обнявшись, друг друга с победой.

— Ну, Иван Иванович, — обратился к нему Дауге, — для меня не подлежит ни малейшему сомнению, что ты, как переводчик «Капитала» Маркса и «Финансового капитала» Гильфердинга, будешь нашим «министром финансов».

— Ни в коем случае, — тотчас же оборвал его Иван Иванович, — если я считаюсь неплохим теоретиком в финансовых вопросах, то это еще ничего не значит, по моему убеждению, я плохой практик финансового дела.

Дауге попытался возражать, приводил доводы, но Скворцов-Степанов твердо отстаивал свое мнение…

Одна из причин отказа занять пост наркома состояла и в том, что Скворцов-Степанов не хотел отходить от работы в Московской организации большевиков — одном из крупнейших отрядов РСДРП(б). Так, например, свидетельствовал В. Д. Бонч-Бруевич, отметивший, что «только невероятная перегруженность московскими делами заставила его отказаться от этой ответственной должности, которая требовала от него переезда в Петроград». Возможно также, что пост народного комиссара финансов Советской Республики показался Скворцову-Степанову чрезвычайно высоким и он был не готов к принятию решения. Но так или иначе, Иван Иванович, видимо, сумел убедить Центральный Комитет и лично Владимира Ильича Ленина в том, что в качестве ответственного редактора «Известий» и «Социал-демократа» он принесет больше пользы революционному делу.

Разумеется, буржуазная пресса по-своему истолковала тот факт, что Скворцов-Степанов не приступил к обязанностям наркома финансов. В газете «Власть народа» в те дни некий «сведущий автор» уверял читателей, что И. И. Скворцов… «отрицательно относится к Октябрьскому перевороту», а отсюда и причина-де его «отказа быть членом большевистского правительства».

Сам Скворцов-Степанов, хотя и проявлял большую выдержку, не мог оставаться равнодушным по поводу вздорных толкований вокруг его имени. «В буржуазных газетах, — заметил он в статье «Об отношении к «перевороту», опубликованной 14 (27) ноября в «Известиях», — так много лживых выпадов, что за ними положительно не угоняешься. Нет времени писать опровержения на те выдумки, которые каждый день преподносятся господами из этих газет. Но в некоторых случаях все же невозможно обойти молчанием эти выдумки».

В связи с заметкой борзописца в газете «Власть народа» Иван Иванович пояснил, что причина его отказа от того или иного руководящего поста в том, что для этого требуются особые организаторско-административные способности, которых, по его мнению, у него недостаточно. Поэтому он всегда стремился оставаться партийным литератором, заниматься разработкой идеологических вопросов.

В одном из писем к другу 19 ноября Иван Иванович признавался: «Положение таково, — едва встав утром, пишу статью, потом отбываю работу в «Соц(иал) — Дем(ократе)», потом — в «Известиях», а в конце дня — митинги».

Немало статей в первые месяцы Великого Октября Скворцов-Степанов посвящает вопросам воплощения в жизнь идей ленинского Декрета о мире. В публикациях «Огорченные людоеды», «Борьба за мир» и других статьях он клеймит империалистических хищников, торгующих судьбами народов. Устроители мировой бойни приходят в ярость, наблюдая, как последовательно и твердо новая власть в свободной отныне России делает решительные шаги для скорейшего окончания войны. Все империалистические правительства одинаковы, подчеркивал автор статей, они совсем не помышляют о предоставлении самоопределения задавленных игом масс. Нельзя ожидать, что они добровольно откажутся от захватов и контрибуций. Поэтому ленинский Декрет о мире вызывает ненависть империалистов. Между тем мирная передышка для Республики Советов крайне и жизненно необходима.

Большое внимание Иван Иванович уделял и острым внутриполитическим проблемам. Он внимательно следил за напряженной борьбой вокруг созыва Учредительного собрания. Еще в октябре Скворцов-Степанов был утвержден Московской городской партийной конференцией кандидатом в Учредительное собрание от московских большевиков. Общий список большевистских кандидатов от Москвы в Учредительное собрание возглавлял В. И. Ленин.

Во время избирательной кампании в газете «Социал-демократ» появилась краткая биография Ивана Ивановича — путь революционера, борца за интересы трудового народа. Шесть раз его арестовывали царские жандармы, в тюрьмах он провел около двух лет, в ссылке — почти десять лет. В течение двенадцати лет Скворцову-Степанову запрещалось проживать в столице и крупных городах России.

Московский пролетариат избрал редактора «Известий», одного из руководителей городской организации большевиков, своим депутатом в Учредительное собрание.

Кадеты и их подголоски — эсеры и меньшевики, обладавшие в те дни еще большим партийным аппаратом и прессой, — развернули разнузданную кампанию против большевиков. Они воспользовались тем, что ленинские декреты о мире и земле не дошли пока до трудящихся многих губерний. Поэтому десятки миллионов еще не имели возможности понять и прочувствовать великое значение этих мер.

Как подчеркивал В. И. Ленин, «составляя списки 17 октября на выборах в Учредительное собрание 12-го ноября, крестьянство не могло еще знать правды о земле и о мире, не могло отличить своих друзей от врагов, от волков, одетых в овечьи шкуры»[38]. Кроме того, в избирательных списках эсеры выступали как единая партия, хотя такой уже не существовало, ибо в ней произошел раскол (левое крыло выделилось в самостоятельную партию), а в списках правых кандидатов оказалось гораздо больше. Не обошлось и без прямого подлога со стороны Всероссийской избирательной комиссии. Состав этой комиссии был сформирован еще до победы Октября. Подавляющую ее часть составляли противники Советской власти.

Анализируя итоги выборов, Скворцов-Степанов в своих статьях обратил внимание на то, что враждебные революции силы «не только не прекратили борьбы, но и не оставили мысли о новой попытке сломить рабоче-крестьянскую власть силон оружия». За несколько месяцев до гражданской войны Иван Иванович писал: «Они еще постараются развернуть гражданскую войну во всероссийском масштабе». Он высказывал опасения, что к открытию Учредительного собрания «подготовляется великая всероссийская провокация. Кадеты вместе со своими услужающими намерены настоять на том, чтобы Учредительное собрание единственной властью признало исчезнувшее правительство Керенского, что являлось далеко не пустой формальностью».

Что это означало бы для народных масс России? К чему бы это привело?

Такое решение было бы равносильно тому, что собрание отменило бы революционный закон о передаче всей земли крестьянам, меры Советского правительства в борьбе за мир, опять превратив в пушечное мясо рабочих и крестьян, измученных кровавой войной. Всем этим Учредительное собрание сделало бы вызов народу, который избирал его, не разобравшись в политическом положении.

Поэтому, призывал Скворцов-Степанов, бдительность и еще раз бдительность! Ибо «дьявольские планы зреют у врагов народа», на эту опасность указывает революции Ильич.

Когда Иван Иванович писал о бдительности, о «дьявольских планах», до покушения врагов на жизнь Владимира Ильича оставалось несколько дней. С содроганием он узнает о выстрелах террористов 1 января 1918 года.

«А если бы Платтена не оказалось рядом с Лениным? — вдруг подумал он. — Мог бы быть самый роковой исход…»

Иван Иванович долго не мог успокоиться, мысленно представляя момент покушения: «В какой смертельной опасности находился Ильич!»

Готовясь к открытию сессии Учредительного собрания, Скворцов-Степанов еще раз перечитывал все написанное и опубликованное им в печати за последнее время. Он испытывал удовлетворение, знакомясь с откликами кадетов и соглашателей.

«Ага, заскулили, зашипели, — думал он, потирая свои большие руки. — Однако надо предпринять еще и другие акции, чтобы «демократичность» этих господ была всем ясна. Надо продумать все детали, чтобы хорошенько подготовиться к первому заседанию «Учредилки». Скорее всего придется держать слово…»

И вот Петроград. Первый Новый год после победы Советской власти. Встреча с Ильичем, беседы с боевыми единомышленниками, всестороннее обсуждение предстоящих вопросов на Учредительном собрании и на III Всероссийском съезде Советов. Удалось ближе познакомиться со многими зарубежными революционерами-интернационалистами.

Кульминационным в разоблачении контрреволюционной сущности Учредительного собрания стало выступление Скворцова-Степанова на открытии сессии этого, по выражению кадетов, «общенародного» органа 5 (18) января 1918 года в большом зале Таврического дворца, где когда-то заседала Государственная дума.

Был студеный зимний вечер. На трибуну взошел худой человек с широкой бородой и пышными большими усами. Не успел начать выступление, как на правом крыле зала, где сидели кадеты, кто-то громко и бесцеремонно спросил:

— Кто это?

И другой голос с открытой неприязнью произнес:

— Это Скворцов-Степанов… из этих самых… из большевиков…

А пока проходила перекличка этих «единоутробных демократов», Скворцов-Степанов начал говорить:

— Волю революционной демократии, которая организуется в Советах, вы хотите противопоставить воле Учредительного собрания, как всенародной воле. Граждане, это обман. Марксист не знает общественной воли, а знает волю эксплуататорских классов и эксплуатируемых. Народ не действует в целом, народ в целом — фикция, и эта фикция нужна господствующим классам. Господствующие классы должны прикрывать источник всякого закона, должны прикрывать характер всякого государства. То, что проводят господствующие классы, они называют это волей всего народа, голосом народа.

Внезапно оратор умолк. Стало тихо.

— Граждане, в чем различие между Учредительным собранием и Советами? — неожиданно спросил Скворцов-Степанов. И тут же сам ответил: — Различие ясное, определенное: в Советах выражается воля действительного большинства населения, того большинства населения, которое до сих пор подавлено, которое было эксплуатируемо. Выражается в Советах воля того большинства, которое обманывали, на горбе которого катались…

На скамьях, где восседали конституционные демократы и правые эсеры, раздается негодующий шум.

— С которым, — продолжает оратор, не обращая внимания на поднятый гвалт, — доходили до такого издевательства, до такого преступления, что часть этого большинства одевали в старые шинели и заставляли расстреливать своих братьев.

Зал напряженно слушал. Представители кадетской партии точно приросли к своим местам, хмуро поглядывали на Ивана Ивановича, как обвиняемые на суде во время вынесения приговора.

— Граждане, что же вы хотите получить в Учредительном собрании? — вновь задает вопрос Скворцов-Степанов. — Что хотите получить вы, рудневцы, белогвардейцы, юнкера и их союзники? Вы, пользуясь тем, что крестьянство в вас не разобралось, пользуясь тем, что у них не было времени, вы вошли сюда контрабандой, обманом… Вы хотите закрепить свое положение, и вот свой голос контрабандистов, голос кадетов, ваших союзников, вы выдаете за «общенародную волю».

Как приговор контрреволюционным заговорщикам звучали заключительные слова речи:

— Мы хотим развеять тот туман, тот фетишизм, которым еще в глазах многих окружено Учредительное собрание. Вы этого боитесь, граждане большинство…

Так большевик-ленинец дал предметный урок тем, кто замышлял повернуть вспять часы истории, уповая на «Учредилку».

Сойдя с трибуны, Скворцов-Степанов уверенным шагом прошел к «большевистским рядам» в сопровождении аплодисментов публики «на хорах» и протестующих воплей кадетов и их приспешников.

По предложению большевиков и левых эсеров заседание было прервано для совещаний по фракциям. На совещании большевистской фракции присутствовали В. И. Ленин, А. С. Бубнов, Ф. Э. Дзержинский, А. М. Коллонтай, Г. И. Петровский, А. В. Луначарский, Я. М. Свердлов. Ф. А. Сергеев (Артем) И. П. Скворцов-Степанов. И. В. Сталин, С. Г. Шаумян, Е. М. Ярославский и др.

Владимир Ильич Ленин предложил огласить на заседании Учредительного собрания написанную им декларацию фракции и затем покинуть зал заседаний, поскольку «Учредилка» отказалась одобрить декреты и постановления Советской власти. Предложение Ленина было принято, и уже во втором часу ночи декларация была зачитана. «Не желая ни минуты прикрывать преступления врагов народа, — говорилось в ней, — мы заявляем, что покидаем Учредительное собрание с тем, чтобы передать Советской власти окончательное решение вопроса об отношении к контрреволюционной части Учредительного собрания»[39]. После этого большевики ушли.

Когда они покидали здание Таврического дворца, Иван Иванович обратил внимание на надутое от ветра, словно пузырь, холщовое полотнище со словами «Вся власть Учредительному собранию!»:

— Посмотрите, как форма соответствует содержанию! Все дружно засмеялись.

Спустя два часа после ухода большевиков, а затем и левых эсеров к эсеру Чернову (он тотчас же занял место председателя, как только Я. М. Свердлов, руководивший до этого заседанием, покинул зал) подошел матрос А. Г. Железняков, начальник отряда, несшего караул в Таврическом дворце, и заявил:

— Пора кончать, время позднее, караул устал.

Учредительное собрание решением ВЦИК 6 января 1918 года было распущено. В речи, произнесенной на заседании ВЦИК, В. И. Ленин отметил, что столкновение между Советской властью и Учредительным собранием было закономерным явлением в процессе революции. Это собрание оказалось на свалке истории еще до дня его открытия, просуществовав всего сутки.

— Народ хотел созвать Учредительное собрание, — говорил В. И. Ленин, — и мы созвали его. Но он сейчас же почувствовал, что из себя представляет Учредительное собрание. И теперь мы исполнили волю народа, волю, которая гласит: вся власть Советам!

Слушая эти ленинские слова, Иван Иванович невольно вдруг вспомнил надутое полотнище на здании Таврического дворца. Полотнище с призывом, от которого веяло гарью и плесенью…

Возвращаясь в родную Москву, Скворцов-Степанов, может быть, впервые почувствовал особую остроту разлуки с близкими. Впереди ждала любимая работа, жена, но главной причиной был скорее всего малыш Марк — ведь ему на днях исполняется полгодика (сын родился 28 июля 1917 года). Иван Иванович улыбнулся своим мыслям и почувствовал, как он весь наполняется радостным настроением. За окнами поезда мелькали картины русской зимы.

Он вынул блокнот и стал сверять написанное с тем, что вновь ожило в его памяти. Хорошо ли выступил на заседании Учредительного собрания? Эта мысль не давала покоя. Может быть, излишне волновался? Все ли успел сказать?

Он долго не мог заснуть. Только потом Иван Иванович прочтет в «Правде» оценку В. И. Лениным его выступления: «Прав был тов. Скворцов, который в двух-трех кратких, точно отчеканенных, простых, спокойных и в то же время беспощадно резких фразах сказал правым эсерам: «Между нами все кончено. Мы делаем до конца Октябрьскую революцию против буржуазии. Мы с вами на разных сторонах баррикады»[40].

Пролетарская революция внесла существенные коррективы и в личный и в трудовой ритм Ивана Ивановича Скворцова-Степанова. Работы, конечно, прибавилось, но главное — буквально во всем неизмеримо возросла ответственность. Поэтому все приходилось делать, как никогда, тщательно, следить за точностью газетных строк, по нескольку раз сверять факты. А это требовало времени. Его стало не хватать. «Природой нам отпущено мало часов для активных действий. И сон много забирает. Значит, надо минуту беречь, как учимся беречь копейку», — любил повторять Иван Иванович.

Уже в начале 1918 года он убеждается в том, что совмещать, как раньше, руководство сразу двумя периодическими изданиями — газетами «Известия Московского Совета» и «Социал-демократ» — становится просто не по силам: объем работы непрерывно возрастал, одновременно повышались требования партии к содержанию публикуемых материалов, увеличивался поток корреспонденций с мест.

Все это вынудило Скворцова-Степанова обратиться с просьбой в МК РКП(б) об освобождении его от редактирования «Известий» в целях сосредоточения на деятельности в «Социал-демократе». 18 января просьба была удовлетворена.

После переезда Советского правительства в Москву (март 1918 г.) газета «Социал-демократ» сливается с «Правдой», и Иван Иванович переключается на сотрудничество в центральном органе партии — вначале в качестве члена редколлегии, а некоторое время спустя — заместителя ответственного редактора. Из-под его пера выходит масса статей и заметок на злобу дня, в том числе семьдесят — на страницах «Правды». Немало материалов посвящалось острым международным вопросам. При этом в центре внимания находились события, связанные с укреплением внешнеполитического положения республики, борьба за обеспечение мирной передышки, позволившей вообще спасти дело революции, как отмечал Ленин. В числе первых из публицистов Иван Иванович откликнулся на насильственный захват боярской Румынией Бессарабии. Этот агрессивный акт был осуществлен в то время, когда молодая Республика Советов не смогла оказать сопротивления вероломному отторжению.

Полный крах ждет организаторов авантюры контрреволюции на Дону — такова идея ряда опубликованных материалов, посвященных событиям на юге России — антисоветскому выступлению, инспирированному местной реакцией при поддержке мятежников центра страны. С убежденностью отмечал Иван Иванович, что «Донская область не будет российской Вандеей». Дальнейший ход истории полностью это подтвердил.

Цикл статей Скворцова-Степанова затрагивал коренные проблемы становления народного хозяйства республики. Великин Октябрь, подчеркивал Иван Иванович, дал возможность фабрично-заводским комитетам стать полными хозяевами заводов и фабрик. Но фабзавкомы слишком медленно переходят к действительному регулированию промышленности. Перед пролетариатом поставлена трудная задача — научиться управлять экономикой. Частые простои заводов и фабрик из-за нехватки топлива и сырья вызывают безработицу. В этих тяжелых условиях, с тревогой писал он, отдельные фабзавкомы стараются добыть материалы прежде всего для своего предприятия, оставляя без сырья и топлива другие заводы и фабрики. Отныне, призывалось в статьях, нельзя всю прибыль, которую раньше получали капиталисты, передавать только на материально-бытовые нужды рабочих. Существуют теперь общегосударственные интересы, а часть прибыли надо направлять на усовершенствование оборудования, на расширение и каждого завода, и всех средств производства страны.

Развивая ленинские положения, выдвинутые в классическом произведении «Очередные задачи Советской власти», Иван Иванович обращал внимание на срочную необходимость приступить к решительным мерам для повышения производительности труда, которая в те дни упала до самого низкого уровня. «Не синдицированием, а национализацией надо назвать тот очередный шаг, — писал Иван Иванович, — который требуется для действительного регулирования всех экономических отношений». Эти ключевые проблемы не могут быть решены в конечном счете без глубочайших перемен в деревне, без борьбы трудового крестьянства против тех богатеев, которые до победы Октября существовали очень недурно, а во время революции «сумели хорошо использовать для себя уничтожение помещичьего хозяйства».

Другие статьи первых месяцев революции, написанные Иваном Ивановичем, посвящались вопросам образования, внешней торговли, народного контроля в экономике. Созданная на основе этих статей брошюра Ивана Ивановича «От рабочего контроля к рабочему управлению» (вышедшая тиражом более 30 тысяч экземпляров) быстро разошлась и по требованию читателей спустя несколько месяцев вышла вторым изданием. В ней, по существу, просматривались контуры политической экономии социализма.

Плодотворная разработка узловых социально-экономических проблем вновь сочеталась в творческой деятельности Ивана Ивановича, помимо журналистской работы, с переводами трудов некоторых зарубежных теоретиков по вопросам хозяйства, рабочего движения, истории. На все это уходила масса времени. Собственно, на отдых его не оставалось совсем.

Он часто читал в глазах Инны Николаевны вопрос: «Когда же ты будешь отдыхать?» Обычно Иван Иванович разводил руками:

— Мы переживаем самое ответственное время. Надо сейчас всего себя, без остатка отдавать делу строительства нового мира. А потом придет время и для отдыха. И я счастлив, что ты меня прекрасно понимаешь и думаешь так же, как и я.

Инна Николаевна качала головой, улыбаясь. Как-то она пожаловалась Вацлаву Вацлавовичу Воровскому (они с Иваном Ивановичем готовили в те дни издание на русском языке книги К. Каутского «Эрфуртская программа»), но сразу поняла, что тот «плохой союзник», поскольку образ его жизни мало чем отличался от «скворцовского»…

Выход упомянутой книги К. Каутского в Советской России летом (в июле) 1918 года под общей редакцией В. В. Воровского и с предисловием И. И. Скворцова-Степанова помог российским коммунистам непосредственно познакомиться с ревизионистскими упражнениями германских социал-демократов и вообще лидеров II Интернационала, для которых Эрфуртская программа, по словам В. И. Ленина, «стала образцом»[41]. В боевом предисловии к русскому изданию Иван Иванович не только еще раз вскрыл ревизионистскую суть идей К. Каутского и его единомышленников, но и показал, что русские меньшевики и эсеры являются идейными наследниками западных оппортунистов, предавая своими антисоветскими действиями интересы российского пролетариата.

Книга вышла в издательстве «Коммунист» (основано в июне 1918 года), председателем редакционной коллегии которого являлся Скворцов-Степанов. И данное партийное поручение он выполнял с присущим ему чувством высокой ответственности. Издательством было напечатано несколько книг Ивана Ивановича. Все это за очень короткий срок. Друзья (не без участия Инны Николаевны) стали настойчиво уговаривать Скворцова-Степанова немного отключиться от столь напряженного ритма. Иван Иванович отшучивался или, соглашаясь выехать за город, переносил поездку на новый выходной день. Лишь однажды летним воскресным днем Демьян Бедный смог уговорить его поехать на рыбалку.

Издательское дело в республике совершало только первые шаги. Однажды Иван Иванович и В. Д. Бонч-Бруевич после небольшого совещания направили в ЦК РКП(б) и Президиум ВЦИК записку, в которой предложили установить в качестве «строгого и непреклонного правила для всех партийных и советских издательств», что перепечатка изданий допускается лишь по согласованию с тем республиканским издательством, которое первоначально выпустило ту или иную работу. Предлагалось также учредить издательство общегосударственного значения.

Такое издательство было создано через год — летом 1919 года на базе издательства «Коммунист». Им стало Государственное издательство РСФСР. Вначале Скворцов-Степанов был утвержден членом, а затем заместителем председателя редакционной коллегии. Заведующим Госиздата РСФСР стал В. В. Воровский. В редколлегию вошли также М. Н. Покровский и В. И. Невский.

«В маленькой квартирке Воровского в Кремле, — рассказывал В. И. Невский, — собирались мы, — сам остроумный хозяин наш, М. Н. Покровский, Иван Иванович Скворцов и я. Со стаканом пустого жидкого чая в руках незабвенный В. В. Воровский, остря и рассказывая курьезные случаи из своей деятельности, излагал нам обширные планы всевозможных изданий. Чего здесь только не было, — и издание сочинений русских критиков, и издание философской литературы, и издание утопических романов. Не было только самого главного — хлеба, топлива, бумаги и денег.

В ответ на остроумную речь хозяина слышалось… полное сарказма замечание Покровского и… несколько прозаическое, несколько суховатое, но всегда глубоко практическое предложение Скворцова.

Не хватает бумаги для Маркса, издадим до зарезу нужные листовки против эсеров.

Нет средств издать юбилейный советский сборник (на плохой бумаге), но все же издадим агитационные брошюры для фронта.

Не хватает красок, отдадим последние для наших агитационных плакатов».

Учитывая «бумажный голод» в республике, доказывал Иван Иванович, мы должны смотреть трезво на создавшееся положение и печатать только самое необходимое. У нас в стране три четверти неграмотных среди взрослых, а учебников, тетрадей не хватает, чтобы удовлетворить народную жажду к знаниям. Наши школы не обеспечены письменными принадлежностями даже наполовину.

Летом 1920 года после ухода В. В. Воровского на дипломатическую работу директором (председателем) Госиздата РСФСР был назначен Н. Л. Мещеряков. Иван Иванович остался заместителем председателя редакционной коллегии и, по словам Н. Л. Мещерякова, оказывал ему «громадную неоценимую помощь», а в области редакционной работы на Скворцове-Степанове «лежала львиная доля ее».

Иван Иванович целыми днями просиживал за чтением рукописей, перед тем как вынести на заключение редколлегии. Докладывал об их содержании обстоятельно, неформально. «Как талантливы наши люди!» — часто говорил он за несколько минут до открытия заседания редколлегии, поглядывая на горы рукописей, прочитанных им досконально, с пометками, замечаниями, предложениями. Он умело распределял некоторые будущие статьи, поступившие в Госиздат по журналам, вел переписку с авторами публикаций.

Отдавая дань научным заслугам Ивана Ивановича Скворцова-Степанова, ВЦИК утвердил его в числе первых 45 действительных членов созданной в середине 1918 года Социалистической академии, ставшей подлинной кузницей марксистских кадров обществоведов. Среди первых членов академии — имена выдающихся революционеров, ученых, публицистов: Роза Люксембург, Карл Либкнехт, Ромен Роллан, Н. К. Крупская, М. Н. Покровский, Ю. М. Стеклов, В. Д. Бонч-Бруевич, Клара Цеткин. А. В. Луначарский, Отто Куусинен, В. М. Фриче, Н. И. Стучка, Юлиан Мархлевский, Франц Меринг, Ф. А. Ротштейн, М. А. Рейснер, А. А. Богданов, Сен-Катаяма и другие.

Будучи действительным членом академии и членом ее президиума, Скворцов-Степанов подготовил целую серию работ по актуальным социально-экономическим и политическим проблемам: «Экономическое развитие и диктатура пролетариата», «Кооперация и прекращение торговой блокады» и др., которые стали его своеобразными творческими отчетами на годичных собраниях. (Он остался членом президиума академии, когда в 1924 году она была преобразована в Коммунистическую академию.)

При участии Скворцова-Степанова в те трудные месяцы были разработаны основные пути и предприняты практические первые шаги по налаживанию внешней торговли через систему кооперации, что имело неоценимое значение для становления экономики молодого социалистического государства. К тому же под влиянием сокрушительных поражений, нанесенных Красной Армией интервентам и белогвардейцам в 1918–1919 годах, верховный совет Антанты в январе 1920 года вынужден был снять блокаду и разрешить обмен товарами с Советской Россией.

Партия приняла энергичные меры, используя кратковременную передышку для переключения дополнительных сил на хозяйственное строительство и победоносное завершение гражданской войны. Однако и на этот раз империалисты сорвали мирную передышку: 25 апреля 1920 года польская армия напала на Советскую страну. Была занята столица Украины — Киев. В помощь белой Польше империалисты бросили белогвардейскую армию барона Врангеля, расположенную в Крыму. В начале июня картина военных действий резко изменилась: 1-я Конная армия, переброшенная с юга, прорвала фронт белополяков на Украине. Вслед за Конной армией в наступление перешли все войска Юго-Западного фронта, нанося поражения воинским соединениям Польши.

В эти дни в части сражающейся Красной Армии прибыл Скворцов-Степанов, направленный по решению ЦК РКП(б) в качестве политработника на польский фронт. Здесь он быстро завоевал высокий авторитет среди красноармейцев, разделяя с ними все трудности походной жизни, опасности сражений. Его полные оптимизма, бодрости выступления, задушевные беседы помогали поддерживать среди бойцов — защитников революции — воинский дух и уверенность в разгроме врага.

Видный польский революционер-интернационалист Феликс Кон рассказывал в своих воспоминаниях, что во время маршей красноармейцев Иван Иванович обычно шагал вместе с бойцами, всегда что-то оживленно обсуждал с ними, не забывая при этом вставить интересный случай, шутку. Он вообще очень легко вызывал на откровенность, и воины революции, чувствуя в нем своего же однополчанина, делились с Иваном Ивановичем и впечатлениями о походе, и своими сокровенными думами о доме, оставленных семьях, о будущем.

Будучи человеком сугубо гражданским, он стремился глубоко вникнуть во все перипетии боев. В стойкости Красной Армии не сомневался даже в самые отчаянно трудные дни. А когда его предсказания оправдывались, он, довольный, разглаживая пышные усы, с радостью повторял: «Вот видите. Я вам говорил… Наше дело — непобедимо».

Хорошими новостями он обязательно делился с ранеными, переходя от одной повозки к другой. Гордостью и преклонением светились его глаза, когда из уст тяжелораненых он слышал бодрое: «Ничего. Свое возьмем».

Иван Иванович, писал Феликс Кон, «любил всей душой Красную Армию, восторгался ее подвигами, верил в нее, гордился ею».

Часто Скворцова-Степанова видели на передовых позициях. «Такова святая обязанность большевика», — отвечал он на возражения, что «здесь очень опасно». Бывали и дни отступлений. Но бодрость никогда не покидала политкомиссара. «Необходимо сохранять спокойствие. При отступлении спокойствие уменьшает потери на пятьдесят процентов», — заметил он в одной из своих речей на коротком митинге на привале. Вечерами он еще раз прочитывал то, что успевал набросать в блокнот днем. На основе этих заметок созрел план написать книгу.

Название он ей придумал еще в дни боев: «С Красной Армией на панскую Польшу. Впечатления и наблюдения».

«Давно известно, — писал Иван Иванович, — что всякая эпоха крупных общественных сдвигов и великих общественных переворотов выдвигает свою военную организацию, свой новый командный состав, свою новую тактику. Нет никакого сомнения, что в России создается не только современный командный состав, но и новая военная школа, которая за три года успела накопить большой боевой опыт и теперь начинает его теоретически осмысливать…

Эта школа отчасти чутьем схватила, отчасти сознала и поняла ту тайну нашей эпохи, которой никогда не постигнут старые генералы и генералиссимусы, слишком глубоко вросшие в отношения умирающего капиталистического общества».

С гордостью и неизменной теплотой рассказывал Иван Иванович в своих записках о мужественном поведении красноармейцев во время преследования отступающего противника: «Нелегко дается это стремительное наступление, одно из редкостных во всемирной истории войн. Конница утомилась, всадники засыпают, сидя в седле. Часто ведут лошадей на поводу и садятся в седло только перед атакой. Но при всем том… рвутся все вперед и вперед. Такое же удивительное настроение и в пехоте.

Обносились свыше всякой меры, многие совершают переходы босиком, чтобы сохранить обувь, у других уже нечего сохранять. Нет другой армии в мире, которая могла бы совершить поход в подобных условиях. Она идет сама, она сама не хочет останавливаться. Нет другой такой армии в мире, потому что это Красная Армия, армия сознательных свободных людей, защищающих собственную Республику Труда…»

Подчеркивая гуманизм бойцов революционной армии, Скворцов-Степанов красочно описывал такую сцену:

«У края дороги остановилась на отдых группа пленных легионеров в своих щеголеватых френчах и свеженьких четырехугольных фуражках, в крепкой обуви с новенькими обмотками». (Пленные одеты буквально с иголочки в переданное Францией для польской армии обмундирование.) Сотни этих пленных охраняет горстка красноармейцев. На ногах у них — разлезшиеся обутки, часто — никакой обуви. Трепаная гимнастерка, «положительно неприличные брюки» и выцветшая замызганная фуражка. И этим ободранным конвоирам не приходила даже в голову мысль воспользоваться одеждой пленных.

Они дружелюбно с ними разговаривали и ели испеченную на кострах картошку. «Красноармейцы прекрасно понимали, — отмечалось в книге, — что польские рабочие и солдаты не ответственны за преступления правящих кругов своей страны — организаторов нападения на Советскую Россию».

Вместе с русскими большевиками сражались против этого нового похода Антанты и польские революционеры-интернационалисты, члены созданного в 1920 году Польского временного ревкома — Юлиан Мархлевский (председатель комитета), Феликс Кон, Феликс Дзержинский. Феликса Эдмундовича Дзержинского Скворцов-Степанов знал хорошо и очень любил. Особенно они сблизплись после Февральской революции, в период подготовки Великого Октября. «Дзержинский не может не поражать всякого, кто хотя бы один раз поближе встретился с ним, — говорил в дни своей работы политкомиссаром на польском фронте Скворцов-Степанов. — В самом деле, кто бы мог подумать, что много раз отведавший и тюрьмы, и этапы, и ссылку, и каторгу, что этот «мрачный Торквемада» большевизма — удивительно деликатный, мягкий, на редкость привлекательный человек с ясной душой, с нежным сердцем?»

Коммунисты Польши с наибольшей полнотою отражали интересы рабочего класса страны, батрацких и малоземельных масс, отмечал в своей книге Скворцов-Степанов. Их настроение было вполне определенно: они решительно выражали свое классовое тяготение к приближающейся к Варшаве Красной Армии. Польская военщина жестоко мстила, отступая, трудящимся Западной Украины и Западной Белоруссии за свое военное поражение: по приказам командования белопольскпх войск сжигались и разрушались целые города и села.

Высоко оценивал книгу Скворцова-Степанова «С Красной Армией на панскую Польшу» видный советский военачальник Сергей Сергеевич Каменев, считавший, что она представляет значительный интерес для командиров и политработников РККА. По мнению Каменева, Иван Иванович правдиво и талантливо обрисовывает настроение населения, и «уж тут проглядывает, что волна Красной Армии, прокатившаяся через этот район, не чужда населению».

Автор книги предстает перед читателем не только великолепным агитатором и пропагандистом, но и тонким наблюдателем, умеющим правильно анализировать развитие исторического процесса. В этом ее особая ценность как исторического документального источника.

Крах авантюры белой Польши, разгром Врангеля означали полное поражение объединенного похода внешней и внутренней контрреволюции. Республика Советов приступила к мирному возрождению, строительству новой жизни. На VII Всероссийском съезде Советов вождь революции В. И. Ленин выдвинул на первый план хозяйственный фронт «как самый главный и как основной». В обращении «Ко всем трудящимся России» съезд поздравил народы страны с разгромом вражеских сил и выразил благодарность всем, «кто своим потом и кровью, тяжелым трудом и терпением, мужеством и самопожертвованием для общего дела способствовал победе».

Для разъяснения среди широких масс политики партии и Советской власти в условиях мирного времени в январе — феврале 1921 года по заданию агитационно-пропагандистского отдела ЦК РКП(б) в юго-восточные губернии республики с группой лекторов был направлен И. И. Скворцов-Степанов. Десятки лекций и докладов, бесед и выступлений на летучих митингах — таков был итог этой поездки. Иван Иванович вернулся только к началу работы X съезда РКП(б) — Московская партийная организация избрала его делегатом с решающим голосом. По всем вопросам, обсуждавшимся на съезде, Скворцов-Степанов занял твердую ленинскую позицию — будь то вопрос о политической деятельности ЦК или о замене продразверстки натуральным налогом, о единстве партии.

Иван Иванович открыл прения по докладу В. И. Ленина «Отчет о политической деятельности ЦК РКП(б)». Он подробно остановился на значении перехода страны на рельсы мирного, созидательного переустройства. Среди проблем, которые требуют первоочередного решения, Скворцов-Степанов выделил вопросы, связанные с удовлетворением нужд демобилизованных красноармейцев. Не потеряла остроты и борьба с вооруженными выступлениями врагов Советской власти. Речь шла о принятии решительных мер по пресечению растущего в некоторых губерниях бандитизма, кулацкого террора.

В принятии X съездом новой экономической политики сказалась мудрость Коммунистической партии, гениальная прозорливость В. И. Ленина. Решения съезда о единстве партии, о недопустимости фракции стали незыблемым принципом в жизни и строительстве партии. Были указаны пути перехода от капитализма к социализму, новые по сравнению с периодом военного коммунизма методы строительства социалистического общества.

X съезд партии избрал Скворцова-Степанова членом Центральной ревизионной комиссии РКП(б), в состав ЦРК он избирался также XI, XII и XIII съездами РКП(б).

«К массам!» — вот главный лозунг X съезда» — этими словами заканчивалось обращение к партии первого Пленума ЦК. Необходимо было довести как можно быстрее суть новой политики и других партийных установок до широчайших масс. С таким заданием, как и другие члены ЦК и ЦРК, Иван Иванович направился 22 марта в различные города и волости республики, чтобы донести до рабочих и крестьян решения X съезда. За 35 дней командировки он провел 18 крупных митингов, собраний и сходок, где выступал с докладами по острейшим проблемам дня.

Переход на рельсы мирного строительства потребовал улучшения работы во всех звеньях и хозяйственного и партийного аппарата. По поручению Центральной ревизионной комиссии Скворцов-Степанов обследовал основные направления деятельности Агитационно-пропагандистского отдела ЦК РКП(б) и центральные органы партийной печати. Выступая с докладом на XI съезде РКП(б), председатель Центральной ревизионной комиссии В. П. Ногин высоко отозвался о проделанной Иваном Ивановичем работе в связи с указанным поручением, особо отметив полезные рекомендации Скворцова-Степанова для улучшения действенности партийной прессы.

Напряженная пропагандистская и публицистическая работа оставляла мало времени Ивану Ивановичу для научных исследований, и все же весной 1921 года он закончил одну из лучших своих исторических книг — «Парижская коммуна 1871 года и вопросы тактики в пролетарской революции». В предисловии к этой работе Иван Иванович заметил, что «здесь совершенно неизбежны были сравнения с российской пролетарской революцией. Русская революция сделала для нас понятным в Парижской коммуне многое из того, к чему раньше не был изощрен наш глаз».

Одна из главных заслуг автора новой книги, отмечалось во время обсуждения ее в Социалистической академии, в том, что он не просто воскресил память о славных коммунарах, но и убийственно разоблачил лживые, отвратительные писания о них буржуазных историков и всех противников марксизма.

— Враги не просто уничтожали и расстреливали коммунаров, — подчеркнул в выступлении Скворцов-Степанов, отвечая на вопросы коллег, — они хотели забросать грязью самую память о них. Враги Коммуны — литераторы, депутаты, ораторы, ученые, журналисты из буржуазного лагеря — полсотни лет лгали и клеветали на поверженных коммунаров в речах, лекциях, газетах, брошюрах и книгах. А на могилах борцов за свободу устроили дикий танец…

Буржуазия боялась самой памяти о восстании парижан, она страшилась теней замученных и расстрелянных: она чувствовала, что мститель придет…

— И этот мститель волей истории пришел! — воскликнул под ликования зала Скворцов-Степанов. — Он пришел в лице российского пролетариата, руководимого большевиками во главе с Ильичем! Мы увидели всходы Парижской коммуны. Мы первые сможем понять, что сеялось и было посеяно ею.

Книга и по сей день входит в золотой фонд советской и передовой мировой историографии по проблемам международного рабочего революционного движения. Однако в начале 20-х годов это был один из первых марксистских трудов, в котором правдиво освещалась история Парижской коммуны в сравнении с опытом Великого Октября, работа наносила серьезный удар по ревизионистским и догматическим взглядам, «теоретическим» упражнениям тех псевдореволюционеров, которые шумели о близкой победе мировой революции, требуя «выбросить на помойку» старую цивилизацию и старый опыт освободительных движений.

«Большевики — истинные продолжатели дела Маркса» — этот тезис пронизывал и другие публикации Скворцова-Степанова, посвященные ряду теоретических вопросов. Таковы статья «Мимо и дальше от Маркса» — разбор и критика книги германского социал-демократа Г. Кунова, ставшего оппортунистом, «Марксова теория истории общества и государства. Основные черты социологии Маркса», ряд рецензий Ивана Ивановича на русские переводы произведений К. Маркса и Ф. Энгельса, предисловие к четырехтомному труду Франца Меринга «История германской социал-демократии».

Самым же главным в своей научной деятельности Скворцов-Степанов и в послеоктябрьский период продолжал считать подготовку к печати на русском языке произведений основоположников научного коммунизма. Под его редакцией вышло первое советское собрание сочинений К. Маркса и Ф. Энгельса. В 1921 году по инициативе Ивана Ивановича было переиздано собрание исторических работ великих учителей всемирного пролетариата (впервые собрание вышло в свет на русском языке в 1906 году). Через год в переводе Скворцова-Степанова публикуются труды Карла Маркса «Наемный труд и капитал», Фридриха Энгельса — «Революция и контрреволюция в Германии». Кстати, именно благодаря Ивану Ивановичу было установлено, что автором последнего был Ф. Энгельс, а не К. Маркс, как ошибочно считали в течение 60 лет.

Даже этот перечень дает все основания заключить, что уже в первые послеоктябрьские годы еще шире раскрылся многогранный талант Ивана Ивановича Скворцова-Степанова: он выступает как блестящий журналист и публицист, пропагандист и агитатор партии, теоретик большевизма, историк международного рабочего движения, везде и всюду оставаясь пламенным проводником ленинских идей, верным сподвижником Владимира Ильича Ленина.