Сквозь шторм

Глава 16

Сэйбл и ее дети находились в Раю более двух недель. Морс заставлял их расчищать территорию от рассвета до заката. Они все немного похудели из-за отсутствия качественного питания, но ребенок Сэйбл все еще брыкался и рос, поэтому она верила, что все в порядке. Она догадывалась, что Рэймонд к этому времени уже вернулся из Мобила и чуть с ума не сходил от беспокойства. Она надеялась, что он не станет винить своих братьев в ее исчезновении. Она могла винить только себя за то, что не послушалась, когда Сорванцы выразили свои вполне обоснованные опасения.

Больше всего Сэйбл беспокоило то, что Морс продолжал пристально смотреть на Хейзел. Он наблюдал за ней с таким же вниманием, с каким наблюдал за Сэйбл, когда она была в возрасте Хейзел. Хейзел игнорировала его, но Сэйбл — нет. Помня о слухах, которые ходили дома о смерти двух его юных рабынь, она взяла за правило постоянно держать дочь в поле зрения. Каллен, похоже, придерживался того же мнения. Сэйбл заметила, что всякий раз, когда Морс по какому-либо поводу обращался к Хейзел, ее брат всегда вставал на ее сторону.

Салли Энн не пыталась скрыть своего презрения к Сэйбл и избегала любых контактов, если в этом не было крайней необходимости. Когда Сэйбл спросила ее о Мэвис, Салли Энн заявила, что не знает никого с таким именем.

Расчистка полей была тяжелой, изнурительной работой. У Морса все еще был менталитет рабовладельца в том смысле, что он ожидал от Блайт столько же работы, сколько и от Каллена, и, конечно, работа продвигалась недостаточно быстро для него. Несколько раз он сердито обвинял их в разгильдяйстве и угрожал отхлестать их кнутом по спинам, но, как сердито указывала ему Сэйбл, их было трое детей и беременная женщина; они работали так быстро и усердно, как только могли.

Однажды, когда Сэйбл спросили, был ли он среди ночных наездников, напавших на приют, он отрицал это, признавшись только:

— Я заключил с ними контракт, сказал им, что я хочу, и они это сделали. Убедить их было нетрудно; им нравится причинять страдания вашему народу. Эмансипация — это худшее, что когда-либо случалось на Юге, и они готовы сделать все необходимое, чтобы убедиться, что вы, люди, не окажетесь выше своего естественного положения.

Сэйбл удивлялась, как кто-то может быть настолько охвачен ненавистью, что вымещает ее на беззащитных детях, но, побывав рабыней, она знала, что такие люди, как Морс и его друзья, были уверены, что делают все необходимое для сохранения своего образа жизни.

— Так как же ты узнал о приюте? — спросила она.

— Это было нетрудно. Ты довольно хорошо известна. Как и твой муж. После того, как я увидел тебя у портнихи, все, что мне нужно было сделать, это поспрашивать окружающих. После того, как мои друзья закончили с приютом, они отвезли тебя и твой выводок в условленное место за городом. Я заплатил им, и они уехали. А теперь хватит вопросов. Возвращайся к работе.

Дни потекли своим чередом. Она и дети вставали каждое утро, работали до тех пор, пока не становилось слишком темно, чтобы что-либо видеть, а затем возвращались в свое жилище к постелям из соломы и тряпок. После стольких дней ношения их ночные рубашки превратились в лохмотья. Салли Энн дала Сэйбл и детям старые джутовые мешки, чтобы они надели их поверх изодранных ночных рубашек.

Поскольку Морс был родом из Джорджии, он хотел выращивать хлопок — культуру, которую Сэйбл хорошо знала. На плантации Фонтейн она и все остальные работники участвовали в посадке и сборе урожая, особенно когда она была маленькой. В отличие от других культур, которые просто сажаешь, пропалываешь и даешь расти, за хлопком нужно было ухаживать, как за ребенком. Сэйбл вспомнила, как наблюдала за тем, как мужчины и женщины копали грядки, вспомнила, как шла за мулами, тянущими плуги, которые сверлили лунки для нее и других детей, чтобы положить в них семена. Обычно семена сажали в марте или апреле. Когда холодные весенние дожди прекращались, хлопок начинал всходить примерно через неделю, а еще через неделю можно было приступать к первому рыхлению.

Перед первым рыхлением почву с растений удалял плуг. Трава, сорняки и самые чахлые ростки хлопчатника выкапывались, оставляя после себя ряд земляных холмиков, расположенных на расстоянии примерно двух с половиной футов друг от друга. Полевые работники называли этот процесс уборкой хлопка.

Через две недели проводилось повторное рыхление, когда земляные комья выбрасывались в сторону растущих растений, оставляя один выносливый стебель высотой в два фута. Еще через две недели при третьем рыхлении с растений смывалась грязь, чтобы уничтожить всю траву и сорняки в междурядьях. Если погода и насекомые благоприятствовали, к первому июля, когда проводилось четвертое рыхление, хлопок достигал высоты около фута. Эта последняя обработка заканчивалась тем, что шестифутовое пространство между рядами было вспахано до глубины мелкого ручья, а затем заполнено водой. Когда стебли распускались и выростали на пять-семь футов в высоту, их можно было собирать.

Сэйбл было не больше семи-восьми лет, когда ей впервые разрешили собирать его, но даже сейчас она помнила, какой уставшей чувствовала себя в конце каждого дня. Она также вспомнила, как сначала подумала, как красиво выглядит хлопок, его пышные белые цветы, сверкающие на солнце, но вскоре она возненавидела его. Ей дали мешочек, который она носила на шее, и который был таким длинным, что его конец волочился по земле. Многие дети спотыкались. Опытные работники, такие как Вашти и Мати, могли собирать его так быстро, что их руки, казалось, расплывались. Сэйбл и другим новичкам в поле, которым не хватало такой же ловкости, приходилось хватать каждый цветок по отдельности и дергать, стараясь не сломать еще растущие части стебля, потому что сломанные стебли не зацвели бы. Незрелые коробочки оставляли до тех пор, пока они тоже не зацветут, и собирали их позже.

Детям также не хватало привычного ритма взрослых. Вместо того, чтобы бросать соцветия в мешок, затем повторять процесс, они останавливались, вытаскивали семенные коробочки, а затем бросали соцветия в пакет. В большинстве случаев им приходилось подбирать цветы с земли, потому что они вообще не попадали в горлышко мешка.

Когда мешок наполнялся, его относили его в конец ряда и высыпали в корзины, расставленные по краям. Кто-нибудь из взрослых утрамбовывал пушистые белые цветы, а собирающие хлопок переходили к другому ряду и начинали процесс сначала.

Сэйбл очень надеялась вырваться из цепких лап Морса до весны. У нее не было ни малейшего желания проводить месяцы с апреля по июль, работая мотыгой от рассвета до заката, или наблюдать, как ее дети собирают хлопок с конца августа, только для того, чтобы Морс мог получить прибыль, которой он ни с кем них не стал бы делиться.

Однажды утром, когда Сэйбл склонилась с мотыгой, выпалывая особенно упрямые сорняки, Салли Энн вышла и встала рядом. Она ничего не сказала, просто стояла. Ее присутствие стало таким раздражающим, что Сэйбл, наконец, остановилась, посмотрела в ее сторону и спросила:

— Чего ты хочешь?

— Ничего. Мне просто нравится видеть, как ты трудишься, как обычный работник в поле.

Сжав губы, Сэйбл вернулась к своей работе, стараясь не обращать внимания на свою бывшую хозяйку.

— Поля — это то место, где ты должна была быть с самого начала, а не портить мой прекрасный дом.

— Я не просила, чтобы меня растили в доме.

— Нет, ты не просила, это дело рук Карсона. Он отказался меня слушать.

Сэйбл не сбавляла темпа, надеясь, что Салли поймет намек и уйдет, но она этого не сделала. Вместо этого она сказала:

— Я никогда не прощу его за то, что он настоял на том, чтобы твоя мать поехала с нами в свадебное путешествие.

Сэйбл не ответила.

— Я ненавидела ее, знаешь. Эта золотистая кожа, эти золотисто-карие глаза. Вокруг нее увивалась половина белых мужчин в округе.

И снова Сэйбл не ответила.

— Что в вас такого, что так привлекает наших мужчин? Моя мама всегда говорила мне, чтобы я не обращала внимания на то, что мужчины затаскивают рабынь в свои постели, но меня это беспокоило. И беспокоит по сей ден.

Сэйбл наконец перестала работать и прямо спросила:

— Что ты хочешь, чтобы я сказала? У моей матери не было выбора. Она была рабыней, Салли Энн, ты не забыла?

Салли Энн вздернула подбородок.

— Но она отказалась, чтобы ею пользовались.

— А что бы ты сделала на ее месте? Ты бы добровольно отдалась мужчине только потому, что он этого потребовал?

— Конечно, нет, но вы, женщины, другие, это у вас в крови.

— Что у нас в крови, Салли Энн, так это стремление к самоуважению!

Салли избегала встречаться с ней взглядом.

— Мы ничем не отличаемся от вас. Мы живем, умираем, улыбаемся нашим детям, скорбим о наших умерших. Мы не животные, мы люди.

Салли Энн повернулась и пошла прочь.

В ту ночь разразилась гроза, разбудившая Сэйбл и детей молниями, ветром и проливным дождем. Прошло совсем немного времени, прежде чем сырость проникла в их хижину. Не имея возможности оставаться сухими, они прижались друг к другу под одеялами, надеясь, что непогода скоро закончится. Сэйбл дрожала и, как могла, укрывала детей, но ее охватило отчаяние. Неужели это действительно и есть ее судьба? — задалась она вопросом, когда ветер переменился и дождь начал хлестать сквозь сломанные планки стен. Неужели ей и ее детям действительно придется провести здесь остаток своей жизни? Родит ли она здесь ребенка Рэймонда? Она многое вынесла за последние две с половиной недели и не знала, хватит ли у нее сил вынести еще больше.

Она подняла глаза и увидела Морса, стоящего у входа в хижину. Он крикнул, перекрывая шум бури:

— Заходите в дом!

Она и дети побежали по грязному полю к боковой двери.

Внутри Морс сказал им, что они могут спать на полу в кухне.

Рэймонд стоял перед одним из окон в своем офисе по отгрузке, глядя на темнеющую реку. Дождь шел почти весь день, но теперь, казалось, стихал. В течение нескольких дней он проводил все свое время в поисках Сэйбл и детей, но так ничего и не нашел. Теперь он начал возвращаться сюда. Он думал, что работа поможет ему отвлечься от мыслей о пропавшей семье, но это не сработало. Он думал о них каждую минуту, независимо от того, что он делал и где находился. Мысль о том, что их до сих пор нигде не нашли, не давала ему спать по ночам; с момента их исчезновения он спал не более нескольких часов.

«Где они, черт возьми, были?» — спрашивал он себя, казалось, в тысячный раз. Даже предложение о вознаграждении ничего не дало. Он был расстроен, зол и боялся даже думать о том, что больше никогда их не увидит.

Рэймонд отошел от окна и вернулся к своему столу. Он просмотрел декларацию о поездке, которую Филипп собирался совершить через несколько дней, чтобы забрать полный комплект товаров у старого друга-торговца в Китае. Рэймонд и Галено торговали экзотическими товарами, такими как духи, специи и ковры. Они обслуживали богатых, потому что у богатых всегда были деньги на покупки.

Стук в дверь заставил его поднять глаза. Он был застигнут врасплох при виде белой женщины, стоявшей на пороге.

— Вы Рэймонд Левек? — тихо спросила она, стряхивая капли дождя со своего пальто.

— Да, это я. Чем я могу вам помочь?

Он отметил, что она выглядела такой же бедной, как некоторые из вольноотпущенников. Ее темное платье было выцветшим и залатанным, но аккуратно уложенные волосы и свежевымытое розовое лицо свидетельствовали о том, что она была женщиной с чувством собственного достоинства.

— Я пришла сюда, чтобы сказать вам, где вы можете найти свою жену.

Рэймонд скептически ждал. В первый же день, когда он разместил объявление о награде в газетах и на плакатах, расклеенных по всему городу, многие люди пришли к нему в офис, пытаясь забрать золото. Никто не пришел с правдивой историей. Он предположил, что они решили, что его горе из-за исчезновения сделало его настолько безмозглым, что он поверит всему, что ему скажут, и вознаградит их. Эта женщина, которую он изучал, когда жестом приглашал ее присесть, была первой, кто пришел за наградой на этой неделе.

— Мы с вашей женой познакомились несколько месяцев назад, — сказала она, поднимая взгляд от своих коленей. Ее глаза блестели от непролитых слез. — Она, эм, накормила меня и моих детей в одной из церквей.

Она одарила Рэймонда слабой улыбкой.

— Ваша жена — настоящая леди, мистер Левек.

— Да, это так, — тихо ответил Рэймонд. Он почувствовал в этой женщине искренность и доброту, которых не испытывал ни в ком из других искателей награды.

— Я не могу назвать вам свое имя, потому что они мои родственники, но то, что они с ней сделали, — это неправильно. Они сказали, что сделали это, потому что у них долг перед Югом — усложнить жизнь вам, черным, но миссис Левек не обратила внимания на цвет кожи моих детей. Она накормила их, потому что они были голодны.

Она вытерла слезы.

— В любом случае, — прошептала она, доставая из кармана сложенный листок бумаги, — вот инструкции, которые помогут вам найти ее.

Рэймонд развернул листок и посмотрел, что на нем было написано.

— Если это окажется правдой…

— О, это правда. Вчера вечером они напились и хвастались этим. Мысль о ее страданиях чуть не разбила мне сердце. Я высказала им все, что о них думаю.

Она посмотрела Рэймонду в глаза и с чувством сказала:

— От имени моих детей и меня мы искренне, искренне сожалеем.

Она встала и направилась к двери.

Рэймонд тоже встал.

— Вы знаете, куда увезли других детей, шестерых похищенных сирот?

— Нет, не знаю. Мои родственники забрали только вашу жену и детей. Остальные могут быть где угодно.

— Куда вы хотите, чтобы я отправил вознаграждение?

— Мне оно не нужно.

— Что значит, не нужно?

Она пожала плечами.

— Я его не хочу. Я просто рада, что смогла ей помочь.

Она слегка кивнула ему головой и оставила его стоять там с глазами, полными слез.

Сорванцы были в восторге, услышав эту новость, но вскоре их охватило уныние, когда они собрались в гостиной Джулианы, чтобы спланировать спасение.

— Как ты думаешь, он причинил им вред? — спросила Джулиана. Рядом с ней сидел Анри.

— Невозможно знать наверняка, — ответил Рэймонд.

Дрейк посмотрел на карту местности, где прятался Морс.

— Я полагаю, мы сможем преодолеть это расстояние менее чем за день, используя хороших сильных скакунов. Наверное, нам стоит на всякий случай взять с собой еще несколько лошадей.

Все согласились.

Бо спросил:

— Женщина не сказала, был ли Морс один?

Рэймонд отрицательно покачал головой.

— Нет, не сказала, поэтому я предлагаю нам войти в масках и вооруженными. Посмотрим, понравится ли ему, если мы поменяемся ролями.

Они выехали на рассвете. Рэймонд использовал бешеный темп езды, чтобы попытаться унять свой раскаленный гнев. Он хотел снести Морсу голову и протащить тело на своей лошади от Нового Орлеана до Чарльстона, но ему придется придумать другой способ отомстить. Он не мог убить Морса на глазах у своих детей.

Прошлым вечером, когда они все собрались в ее гостиной, его мать выразила схожее беспокойство. Она знала, что, будь у Рэймонда такая возможность, он отправил бы Морса прямиком в ад, не моргнув глазом. Хотя она не возражала против этого, она не хотела, чтобы ее внуки видели, как их отец убивает человека, если только это не окажется абсолютно необходимым. Рэймонд согласился.

Чтобы не поддаться искушению пристрелить Морса на месте, он подумывал о том, чтобы отдать свое оружие Дрейку, но у него не было намерения идти туда безоружным. Ему просто нужно было сдерживать свой гнев. Он молился, чтобы Морс не отправился куда-нибудь еще.

Во многом эта головокружительная поездка напомнила ему о том времени, когда он, Галено и несколько из Сорванцов спасли Эстер от ловца рабов Эзры Шу. В тот день с ними был Джеррольд, брат Рэймонда. Рэймонд все еще скорбел о потере своего брата и знал, что, если бы Джеррольд не погиб на войне, он бы сейчас тоже ехал рядом с ним. Ему было грустно осознавать, что Джеррольд никогда не встретится с Сэйбл и не увидит, как растут его дети. Серьезный, внимательный Каллен очень напоминал Рэймонду Джерролда. Он знал, что они бы хорошо поладили.

Левеки прибыли на плантацию Морса уже в сумерках. Рэймонд воспользовался подзорной трубой, чтобы осмотреть местность.

— Я вижу поле и несколько ветхих строений, но ни Сэйбл, ни детей нигде не видно.

— Ты видишь каких-нибудь лошадей или фургоны, которые могли бы подсказать нам, один ли он? — спросил Дрейк.

— Нет, только один фургон. Лошадей я не вижу. Но нам повезло, джентльмены, — торжествующе заявил Рэймонд. — А вот и наш друг Морс, который сейчас выходит из дома. Он направляется, — Рэймонд на мгновение замолчал, — в уборную. В одной руке у него газета, а в другой фонарь.

Рэймонд убрал подзорную трубу.

— Дрейк, как насчет того, чтобы нанести ему визит? Арчер, возьми Филиппа и Бо и сходите посмотрите, есть ли кто-нибудь в доме. И будьте осторожны. Не применяйте оружие без крайней необходимости.

Все они спешились и привязали лошадей среди высоких сорняков и дикой растительности, прежде чем осторожно перебежать через расчищенное поле, окружавшее дом. Затем они разделились на две группы. Дрейк быстро направился к задней двери дома, в то время как Рэймонд и Арчер направились к фанерному туалету, расположенному слева.

Как только Рэймонд увидел, что его братья входят в дом, они с Арчером тихо сосчитали до трех, а затем опрокинули легкую конструкцию.

Морс не знал, злиться ему или бояться, и решил, что лучше бояться, встретив железный взгляд Рэймонда поверх поднятой винтовки.

— Вставай! — рявкнул Рэймонд, начиная выходить из себя.

Заметно дрожа, Морс встал со спущенными до лодыжек штанами. Его ноги бледно светились в свете фонаря.

— Где Сэйбл и дети?

— По крайней мере, дай мне подтянуть штаны.

— Отвечай! — прорычал Рэймонд сквозь стиснутые зубы.

Морс подпрыгнул от силы, прозвучавшей в голосе Рэймонда, и пробормотал, заикаясь:

— В хижине, в хижине.

Как раз в этот момент к ним присоединился Бо.

— Мы обнаружили в доме женщину, но больше никого.

Рэймонд не сводил глаз и оружия с Морса.

— Свяжите его и отведите в дом. Я скоро приду.

В маленькой хижине, при мерцающем свете огарка свечи, Сэйбл передала Хейзел горшочек с капустой. Используя руку, поскольку у них не было посуды, Хейзел зачерпнула горсть зелени и поднесла ее ко рту. Сэйбл остановилась, прежде чем передать кастрюлю Каллену. На мгновение ей показалось, что она услышала, как Рэймонд зовет ее по имени. Списав это на разыгравшееся воображение, она протянула кастрюлю Каллену.

Но Сэйбл услышала это снова, и на этот раз дети тоже услышали.

— Похоже, будто нас зовет папа Рэй, — взволнованно сказала Блайт.

Они выбежали на улицу и увидели мужчину в темной одежде, который направлялся к хижине. Сэйбл сразу узнала его, и ее сердце забилось так сильно, что она едва могла дышать. Забыв обо всем на свете, она бросилась бежать, крича:

— Рэймонд!

Дети тоже побежали.

— Рэймонд!

Он подхватил ее на руки и прижал к себе так крепко, что она подумала, что у нее сломается позвоночник, но его присутствие наполнило ее таким счастьем, что она не обращала внимания на боль. Все кончено, все кончено!

Рэймонд качал жену на руках, казалось, целую вечность, целуя ее, прижимая к себе, шепча ее имя. Он нашел ее!

Вытирая слезы, Сэйбл отошла в сторону, чтобы Рэймонд мог обнять и расцеловать своих дочерей. Каллен стоял в стороне, молча наблюдая и ожидая, напоминая Рэймонду солдата, ожидающего осмотра у своего командира.

Рэймонд повернулся к нему и протянул руки. Каллен тут же подбежал к нему. От его пылких объятий на глаза Рэймонда навернулись слезы.

Каллен прошептал сквозь слезы:

— Я подвел тебя, я не смог защитить маму и девочек.

Рэймонд сжал его крепче.

— Ты отлично справился, сынок, и я очень горжусь тобой. Никогда не сомневайся в этом. Никогда.

Сэйбл вытерла слезы радости. Она каждую ночь молилась об этом моменте, и ее молитвы наконец-то были услышаны.

Рэймонд повернулся к ней.

— Он надругался над тобой?

Она поняла, что он имел в виду, и честно ответила:

— Нет. Мы с Калленом оба получили по голове в ту ночь, когда его друзья совершили налет на приют, но мы оба в порядке.

Она была так рада его видеть.

Он был так рад найти ее живой и здоровой.

Блайт спросила:

— Папа Рэй, теперь мы можем поехать домой? Я очень голодна.

Рэймонд улыбнулся своему младшему ребенку.

— Как только мы здесь закончим, сладкая моя, я отвезу тебя домой, и миссис Вайн накормит тебя всем, чем ты захочешь.

Со всей прямотой ребенка Блайт добавила:

— Он был очень груб с нами.

— Что ж, он больше не будет груб с вами, — пообещал Рэймонд.

— Ты собираешься его выпороть?

— Да.

— Я говорила ему, что мой папа Рай выпорет его, — с гордостью сказала Блайт.

Сэйбл понятия не имела, когда у Блайт и Морса был такой разговор, но позже, когда они благополучно доберутся до дома, у нее будет, о чем расспросить и посмеяться.

В доме Сорванцы привязали Морса к стулу. Салли Энн сидела рядом с ним. Трудно было определить, кто из них двоих выглядел более разъяренным.

Сэйбл обняла своих деверей.

— Спасибо, что помогли Рэймонду найти нас. Я не могу дождаться, когда мы доберемся до дома.

— Вы не можете их никуда увезти, — отрезала Салли Энн. — Сэйбл подписала контракт.

Рэймонд посмотрел на Сэйбл, которая сказала:

— Рэймонд, познакомься с моей бывшей хозяйкой, Салли Энн Фонтейн.

— Теперь меня зовут Морс, — сказала она.

— Я забираю свою семью домой, — заверил ее Рэймонд. — И плевать я хотел на контракт.

— Похоже на то, что сказал бы Шу, — заметил Арчер.

Рэймонд согласился.

— Кто такой Шу? — спросил Каллен.

— Несколько лет назад мы с твоими дядями пересеклись с ловцом рабов по имени Шу, — сказал Рэймонд своему сыну.

— Знаешь, — протянул Арчер, — держу пари, старина Эзра Шу был бы рад компании. Он живет там уже шесть или семь лет, не так ли?

— Примерно, — согласился Рэймонд.

— Я отпущу детей, — предложил Морс, — но она останется.

Он кивнул на Сэйбл.

Рэймонд усмехнулся.

— Ты их отпустишь? Ты, должно быть, правда, знаешь Эзру Шу. Уерен, что не встречался с ним? Это маленький человечек, около пяти с половиной футов ростом, с черными деснами и неприятным запахом. Вы, должно быть, знакомы.

— Итак, что будем с ним делать? — спросил Арчер.

— Ничего, — ответил Морс за Рэймонда, презрительно рыча. — Только троньте меня, и все белые на Юге поднимутся и начнут на вас охоту.

Рэймонд покачал головой в ответ на страстную речь Морса.

— Мы не собираемся убивать тебя, Морс. Мы просто собираемся отправить тебя в длительное путешествие.

— Куда?

— Возможно, в Северную Африку.

— Или, — добавил Бо, — учитывая, что младший брат на следующей неделе уезжает в Китай, может быть, наш друг хотел бы пожить там.

Рэймонд посмотрел на Морса.

— У них в горах действительно прекрасные холодные зимы.

— О чем вы, два придурка, толкуете? — огрызнулся Морс.

— Хотим оттправить тебя в путешествие.

— Куда?

— Куда решим. Прямо сейчас я голосую за горы Китая. У моего знакомого, очень неприятного военачальника, там есть деревня. Не сомневаюсь, что такой джентльмен-южанин, как ты, будет очень несчастен из-за снега.

Морс рассмеялся.

— Вы не можете отправить меня туда, куда я не хочу.

— Конечно, может, — возразила Сэйбл. — Мой муж владеет флотом кораблей, которые путешествуют по всему миру. Он может отправить тебя на Борнео, или в Сибирь, или даже в Африку, если захочет.

— Это тоже мысль, дорогая, — сказал Рэймонд. — Никогда не думал о нашем родном материке.

Морс вытаращил глаза. То, что братья не шутили, казалось, наконец-то дошло до его толстого черепа.

— Вы серьезно?

— Так же серьезно, как ты, когда украл мою семью. Я собираюсь передать тебя тому, кто будет обращаться с тобой так, как ты заслуживаешь, — как с рабом. Потому что именно им ты и будешь.

Глаза Морса стали похожи на блюдца.

Рэймонд кивнул.

— Ирония судьбы, не правда ли? Лично я хотел бы пристрелить тебя на месте, но не хотелось бы, чтобы мои дети увидели, как твои мозги разлетаются по всей комнате, поэтому вместо этого я превращу тебя в раба. Я уже делал это раньше. Спроси Эзру Шу.

Сэйбл подумала, что это замечательное решение, которое должно было стать стандартным наказанием для таких, как Морс.

— Вы не можете этого сделать! — прошипел Морс.

Арчер усмехнулся.

— Такие люди, как ты, всегда недооценивают таких, как мы.

— Вы не можете этого сделать! — снова закричал Морс.

— Если ты предпочитаешь рискнуть и сбежать, — предложил Дрейк, — я буду хорошим парнем и дам тебе фору. Я бы с удовольствием поохотился на тебя, как твои друзья охотились на тех сирот.

Морс набрался смелости умоляюще посмотреть на Сэйбл.

— Ты же не ждешь от меня помощи? — сказала она ему. — Если бы я знала, как обращаться с оружием, ты был бы уже мертв. Счастливого пути, Генри.

Морс выглядел ошеломленным, когда Сорванцы отвязали его от стула и вывели на улицу. Салли Энн бросила на Сэйбл злобный взгляд, но ничего не сказала.

Следующие несколько мгновений Рэймонд, стоя на крыльце, просто смотрел на свою жену. Несмотря на то, что она была грязной, она была самой красивой женщиной, которую он когда-либо видел. Он обнял ее и держал нежно, молча, наслаждаясь уверенностью в том, что она в безопасности, прижатая к его сердцу, где ей самое место.

— Ты уверена, что не ранена? — спросил он.

— Совершенно. После ванны, еды и недели или двух отдыха я буду как новенькая.

Он улыбнулся и посмотрел в ее изменчивые зеленые глаза. Она была для него дороже всего, что он мог себе представить. Она была бесценна, незаменима.

— После того, как ты примешь ванну, поешь и отдохнешь две недели, будь готова выслушать очень строгую лекцию о том, что ты слишком решительна для своего же блага.

Она посмотрела в его темные глаза; она полагала, что заслужила нотацию. Она погладила его заросший подбородок.

— Да, сэр рыцарь. Я даже принесу перо и грифельную доску, чтобы делать заметки.

Рэймонд положил руку на плечо Сэйбл и слегка приобнял ее. Он поклялся никогда больше не выпускать ее из виду.

На глазах у всех Морсу заткнули рот кляпом и посадили верхом на одну из запасных лошадей. Они привязали его руки к седлу и накрыли одеялом. Дрейк и Филипп должны были сопроводить его обратно в Новый Орлеан и подготовить к путешествию на восток.

Рэймонд все еще хотел убить его, но он знал, что, если он отошлет его, Морс больше никогда не сможет угрожать его близким, и это наказание гораздо больше соответствовало преступлению. Некоторых людей нужно заставить побывать на месте другого, прежде чем они усвоят жизненные уроки. Как и Эзра Шу, Генри Морс еще долго-долго придется усваивать этот урок.

Рэймонд решил отложить возвращение домой до завтра, чтобы лошади могли немного отдохнуть, а он мог провести эту ночь, обнимая свою жену. К большому неудовольствию Салли Энн, они все спали на голом полу в ее гостиной.

Утром, когда все вышли на улицу, чтобы подготовиться к поездке домой, Сэйбл осталась поговорить с Салли Энн.

— Мы можем отвезти тебя обратно в Новый Орлеан, если хочешь.

Салли Энн стояла у окна, выходившего на поле. Она бросила на Сэйбл враждебный взгляд.

— Нет, спасибо.

Сэйбл вспомнила Мэвис и то, как та поклялась защитить Мати, если с Сэйбл что-нибудь случится. Сэйбл была обязана перед сестрой позаботиться о ее родственниках.

— Тебе не следует оставаться здесь одной.

— Просто уходи. Разве ты недостаточно сделала? Из-за тебя я потеряла уже двух мужей.

Сэйбл не сочла нужным извиняться за то, как обошлись с ее бывшей хозяйкой.

— Ему не следовало привозить тебя сюда, — холодно заявила Салли Энн. — Никогда! Я говорила ему, что ты проклята, но он не слушал. Прямо как Карсон! Теперь они оба ушли от меня.

— Может, тебе стоит связаться с Мэвис…

— Не смей упоминать ее имя в моем присутствии. Она мертва. Мертва! Вышла замуж за этого проклятого янки. Она была воспитана в духе благородства! — гневно заявила она. — Я из благородной семьи, а теперь моя кровь смешалась с кровью янки, любящего негров, и меня от этого просто тошнит!

Она снова набросилась на Сэйбл.

— И это тоже твоя вина. Я говорила Карсону, что, если он позволит вам двоим дружить, с ней случится нечто подобное. Я говорила ему!

Она снова перевела взгляд на окно, выходящее на поля, и тихо произнесла:

— А теперь посмотри на меня. У меня нет ничего и никого. Я знала, что Генри Морс на самом деле не любит меня, а притворяется, что любит, и вера в то, что он может вернуть мою прежнюю жизнь, помогла мне прожить эти дни. Теперь даже этого больше нет.

Она продолжала смотреть перед собой.

— Я хочу того, что было у меня раньше: непринужденности, шоппинга, котильонов, вечеринок на свежем воздухе.

— Рабов, — холодно добавила Сейбл.

Салли Энн повернула голову и посмотрела ей в глаза.

— Я достаточно умна, чтобы понимать, что моя жизнь была построена на труде рабов, так что да, я хочу вернуть своих рабов.

— Ты не можешь.

— А жаль. Я считаю, что вам же было бы лучше, если бы вы не рыпались. К вам никогда не будут относиться как к равным, потому что вы не были созданы равными. У каждой расы есть свое место, и вы пытаетесь возвыситься над своей, но мы вам этого не позволим. Мы собираемся рассказать об этом нашим детям, а они расскажут своим детям и внукам, и мы будем следовать за вами сквозь века, пока вы не примете это.

— Мы никогда больше не будем рабами, Салли Энн, или мы зальем эту страну кровью.

Салли Энн не ответила.

Сэйбл знала, что ее собственная любовь к Мэвис была единственной причиной, по которой она чувствовала себя обязанной задать этот вопрос еще раз.

— Итак, ты хочешь вернуться в Новый Орлеан или нет?

Не оборачиваясь, Салли Энн заявила:

— Мне не нужна помощь ни от тебя, ни от кого-либо из тебе подобных. Ты просто продолжай в том же духе и наслаждайся тем, что мы равны — если сможешь.

Ее горький смех провожал Сэйбл до двери.

Сэйбл и дети пережили волнующее воссоединение с Джулианой и Анри. Маленькая Реба была в таком восторге от того, что все вернулись домой в целости и сохранности, что пообещала детям, что они смогут приходить и есть свои любимые десерты каждый день в течение месяца. Как их мать, Сэйбл считала, что предложение следует немного изменить, но она не хотела портить удовольствие, поднимая этот вопрос сейчас.

Джулиана пыталась убедить Сэйбл и детей остаться на ночь, поскольку уже стемнело, но Сэйбл чувствовала себя такой уставшей, какой не была уже много лет, и отчаянно хотела домой. Рэймонду пришлось пообещать своей матери, что он будет баловать детей так, как бы это сделала она, прежде чем им разрешили уехать. Сэйбл и дети еще раз поцеловали всех, затем сели в экипаж и отправились домой.

Как только они остановились перед домом, миссис Вайн выбежала им навстречу. Когда она приблизилась, в глазах женщины стояли слезы.

— О, миссис Левек, как хорошо, что вы и малыши наконец-то дома. Мистер очень волновался. Я пыталась подбодрить его, но это было нелегко.

Со слезами на глазах она обняла детей, а затем сказала:

— Знаете, я сегодня испекла несколько тарталеток с орехами пекан, и их слишком много, чтобы уместиться на тарелке. Хотите немного после ужина?

Глаза Блайт расширились.

— Настоящие тарталетки с орехами пекан, такие, как делает Малышка Реба?

— Я не знаю, как их готовит малышка Реба, — ответила миссис Вайн, — но я гарантирую, что мои лучше!

— О, — сказала Сэйбл. — Когда Реба это услышит, может начаться война.

— Давайте, дети, — сказала миссис Вайн, — посмотрим, сможете ли вы обогнать пожилую женщину!

Дети были так удивлены этим вызовом, что миссис Вайн получила хорошую фору.

Когда они побежали за ней, Сэйбл улыбнулась.

— Она мне нравится.

— Мне тоже.

Они пошли по дорожке.

Рэймонд сказал ей:

— Я не хочу, чтобы ты и пальцем шевелила сейчас, когда ты дома. Учитывая рождение ребенка и все, что тебе пришлось пережить, я просто хочу, чтобы ты отдохнула и набралась сил.

— Рэймонд, со мной все будет в порядке.

— Не могла бы ты, пожалуйста, послушаться меня? Я так по тебе скучал, что принесу тебе луну, если попросишь.

Увидев глубину эмоций в его глазах, она тихо согласилась:

— Хорошо. Твое желание для меня закон.

Он поднял ее на руки и понес в дом.

После долгого, неторопливого принятия ванны и изысканного ужина Сэйбл и Рэймонд уложили своих детей спать и удалились в свои покои, чтобы выпить кофе и впервые побыть наедине. Сидя на веранде, прижавшись к мужу, Сэйбл сказала:

— У малышки Ребы случится истерика, когда дети расскажут ей, как хорошо готовит миссис Вайн.

Рэймонд одобрительно похлопал себя по животу.

— Мой желудок все еще улыбается, но я не скажу ей ни слова.

Она подняла на него улыбающиеся, но усталые глаза.

— Я так рада быть дома.

— А я так рад, что ты дома.

— Как ты меня нашел?

Он рассказал ей историю, начав с женщины, которая пришла к нему в офис. Когда он закончил, Сэйбл была ужасно тронута.

— Она не назвала своего имени?

— Нет.

Сэйбл помогала в церквях по всему городу и, к сожалению, понятия не имела, кто эта женщина. Она хотела бы поблагодарить ее лично.

— В мире много хороших людей, Рэймонд.

Он привлек ее к себе поближе.

— Да, так и есть.

Помолчав, Сэйбл сказала:

— Хотела бы я знать, куда друзья Морса увезли других сирот.

— Я тоже, но обещаю тебе, мы продолжим поиски. Младший брат также пообещал, что во время путешествия будет допрашивать Морса. Может быть, его совесть возьмет верх, и он расскажет нам, куда их увезли.

Сэйбл цеплялась за эту надежду. Осознание того, что девяти из пятнадцати сирот нашли хорошие дома, облегчило горе от потери шестерых, но пока не будут найдены остальные, она всегда будет чувствовать, что подвела их. Она знала, что Каллен тоже был убит горем из-за этой потери, несмотря на свой стоицизм.

Пока они оба сидели, наслаждаясь звуками звездной ночи, Сэйбл зевнула и потянулась.

— Я так устала, но боюсь, что если я засну, то, проснувшись, обнаружу, что ты мне просто приснился.

Он поцеловал ее в лоб.

— Прошлой ночью я чувствовал примерно то же самое.

— Займешься со мной любовью?

Он приподнял бровь.

— Разве не ты секунду назад говорила, что устала?

Она свернулась калачиком и прикоснулась губами к его губам.

— Это значит «нет»?

Она ещё раз прикоснулась губами к его губам, медленно дразня его. Его рука скользнула в ее все еще влажные волосы и притянула ее ближе.

— Займись со мной любовью… — прошептала она. — Покажи мне, что это не сон…

Рэймонд заглянул в ее страстные глаза и почувствовал, как его мужское достоинство начинает пульсировать в знакомом ритме.

— Если ты настаиваешь, моя королева…

И таким образом Рэймонд устроил своей жене очень личный и чувственный прием домой.

Когда осень сменилась зимой, Сэйбл Фонтейн Левек растолстела; трое ее детей процветали, а миссис Вайн оказалась настоящей находкой. Сэйбл отпраздновала свой первый отпуск в качестве свободной женщины со своими новыми родственниками. Она и дети с изумлением смотрели на первую рождественскую индейку, приготовленную семьей Левеков, — традицию, которую Рэймонд и Сорванцы завели после довоенного визита к Эстер и Галено в Мичиган. Праздники заставили ее задуматься о своем брате Райне и о том, где он был, но, как всегда, у нее не было ответа.

Зима сменилась весной. Они с Рэймондом получили письма от Араминты, которая находилась на Морских островах, и от Бриджит и ее мужа из Бостона; Бриджит ждала своего первенца. Они также получили привет от Андре Рено. Самым волнующим было трогательное письмо от четы Вашон, в котором сообщалось о рождении их первого сына, Дэвида Рэймонда Вашона.

Перечитывая письмо еще раз, Рэймонд почувствовал, как его переполняют эмоции.

— Ты, должно быть, очень гордишься, — пробормотала Сэйбл, целуя его в висок.

— Горжусь, — тихо прошептал он. — Для меня большая честь видеть свое имя рядом с отцом Эстер, Дэвидом. Он был свободным человеком, когда встретил ее мать Фрэнсис. Она была рабыней, и он продал себя в рабство, чтобы быть с ней.

Изумленная Сэйбл никогда не слышала о таком.

— Он умер вскоре после рождения Эстер. Нам придется съездить в Мичиган, чтобы повидаться с ними, когда ты поправишься после родов.

— Если у меня когда-нибудь будет этот ребенок, — ответила Сэйбл, пытаясь устроиться поудобнее на кровати. — Я чувствую себя горой.

В начале марта они получили письмо от Филиппа.

— Морс прыгнул за борт и утонул, — рассказал Рэймонд Сэйбл, продолжая читать.

— Что? — спросила Сейбл, поднимая взгляд от шитья, лежащего у нее на животе.

— По словам Филиппа, он выпустил Морса на палубу, как делал это каждое утро, подышать свежим воздухом, и Морс прыгнул за борт. Я думаю, он решил, что быть едой для акул предпочтительнее, чем быть рабом на всю оставшуюся жизнь.

Он будет шакалом, а ты — антилопой до самой его смерти. Пророчество Мати сбылось. Морс больше не побеспокоит ее.

— Эти бедные акулы будут болеть несколько недель, переваривая все это отравленное мясо, — ответила Сэйбл, возвращаясь к своему шитью.

Рэймонд усмехнулся.

— Наверное, ты права.

Стоял апрель. Весна была в самом разгаре.

— Джулиана сказала, что не редкость, когда первый ребенок появляется поздно, — отметила Сэйбл, — Но я действительно устала ждать. Я обещала твоей матери, что этот ребенок будет здесь до того, как они с Анри уедут во Францию.

Анри и его жена через три недели переезжали в Европу, и Сэйбл знала, что будет очень скучать по ним.

Раэмонд погасил лампы, затем подошел к кровати и лег рядом с ней. Сэйбл, которая плохо спала в течение последнего месяца или около того, прижалась к нему, и он притянул ее к себе. Как только она устроилась поудобнее, он поцеловал ее в лоб и сказал:

— Нам просто нужно переждать.

Им не пришлось долго ждать.

Два дня спустя Дезире Мати Левек появилась на свет, брыкаясь и крича. У нее была густая шевелюра и темные глаза, как у ее отца.

Две недели спустя вечером, Рэймонд зашел в спальню и увидел, что Сэйбл как раз укладывает малышку спать.

— Она спит?

Сэйбл кивнула, когда Рэймонд подошел и встал рядом с колыбелькой. Он посмотрел на свою спящую дочь и сказал:

— С каждым днем она становится все красивее.

Сэйбл согласилась.

Рэймонд обнял ее за плечи и нежно сжал.

— Ты прекрасно справляешься со своей работой, моя королева.

— У меня был снисходительный наставник.

Он протянул ей квадратную ювелирную шкатулку.

— Принес тебе кое-что.

Сэйбл вздохнула.

— Рэймонд, скажи, что ты не купил мне очередное украшение. У меня сейчас драгоценных камней больше, чем у императрицы.

— Мне нравится покупать тебе подарки. Это влияние Галено. У него есть привычка покупать Эстер всякие безделушки, и, полагаю, это заразительно.

— А Эстер тоже возмущается?

— В большинстве случаев, да. Видела бы ты ее в тот день, когда он привел домой слона, чтобы девочки могли его погладить. Она закатила истерику.

Сэйбл закатила глаза от рассказа, который никак не мог быть правдой, затем подошла к стулу, чтобы развернуть этот последний подарок.

Рэймонд, все еще не сводя глаз со своей прекрасной дочери, услышал, как зашуршала бумага, когда Сэйбл вынимала ее из коробки, а затем наступила тишина. Он прошептал своей дочери:

— Твоя мама потеряла дар речи, маленькая Дезире. Послушай, ты слышишь это?

Сэйбл действительно потеряла дар речи, потому что в бархатной коробочке лежал браслет Мати, вычищенный, отполированный и сверкающий. Она посмотрела в его полные любви глаза, и ее сердце бешено заколотилось.

— Я не знаю, что сказать…

— Это было все, что у меня осталось от тебя после того, как ты покинула лагерь. Я хотел вернуть его тебе, и мне показалось, что сейчас самое подходящее время. Ты сможешь передать его своей дочери.

Он подошел и протянул руку.

— Можно мне?

Она чувствовала, как слезы текут по ее лицу, когда она протянула ему браслет и позволила надеть его ей на запястье. Затем она позволила ему заключить себя в объятия. Точно так же, как сбылось пророчество Мати о Морсе, сбылся и сон Араминты о морском сундуке и браслете. Во сне, когда Рэймонд надел браслет ей на запястье, выглянуло солнце, и Сэйбл почувствовала, что ее словно купают в его теплых лучах. Почувствовав, как улыбаются Старые королевы, она прошептала:

— Я так люблю тебя.

— Я люблю тебя еще больше, — хрипло произнес он. — После того, как Морс забрал тебя, я понял, что никогда не говорил тебе, как сильно я тебя люблю и как мне нравится просыпаться и видеть твою улыбку. Я люблю тебя, Сэйбл Левек.

Он отстранился и посмотрел ей в глаза.

— Я так и не попросил у тебя прощения за то, что не поверил твоей истории о Бейкере.

— Я знаю, что ты не мог быть уверен.

— Я знаю одно — я буду любить тебя вечно.

Сэйбл нежилась в его крепких, любящих объятиях и поклялась:

— Я тоже буду любить тебя вечно.

Перевод группы Love in Books/Любовь в книгах

Ссылка на группу: vk.com/loveandpassioninbooks