После того как двор опустел и Борден умчался, Сэйбл подошла к высокому бородатому майору.
— Спасибо. У меня никогда раньше не было защитника.
— Рад быть полезным. А убийство было?
Заданный так прямо вопрос заставил ее на мгновение задуматься, поверил ли он обвинениям Морса.
— Да.
— Твой отец?
Она кивнула.
— Ты была замешана в этом?
— Я присутствовала, но не я стала причиной его смерти.
— Если эти двое обратятся к моему начальству, мне хотелось бы иметь возможность доказать правду, поэтому мне нужно услышать твою версию случившегося.
— Тогда пригласи меня на ужин.
На лице Рэймонда отразилось удивление.
— Ты хочешь поужинать со мной?
— Я подумала, что было бы неплохо побыть в твоей компании и рассказать всю историю. Это не слишком прямолинейно?
— Нет, нет, — успокоил он ее. — Просто я удивился, вот и все. Мне не придется умолять или убивать дракона ради этого?
— Ты уже это сделал, — тихо ответила она. — И ты пришел очень вовремя.
— Я уже направлялся к тебе, когда столкнулся с миссис Табман. Она была очень расстроена и сказала, что тебе нужна помощь.
— Нужна была.
— Ты действительно хочешь провести вечер со мной?
— Почему тебе так трудно в это поверить? Мы ведь чудесно провели время прошлой ночью.
— Я зайду за тобой вечером.
— Я буду ждать.
Он грациозно поклонился и вышел.
Араминта, которая стояла в стороне и наблюдала за происходящим, подошла к Сэйбл.
— Он будет всем, что тебе когда-либо понадобится.
— Для чего?
— Для жизни.
Сэйбл повернулась и уставилась на нее.
— Что ты имеешь в виду?
— Просто продолжай жить, Сэйбл, и ты поймёшь.
В течение дня никто из мужчин в палате не упоминал об утреннем инциденте, и Сэйбл мысленно поблагодарила их за уважение к ее личной жизни.
Однако никто не проявил уважения к обеду. На оловянных тарелках, которые раздавали солдатам, были порции того, что в армии называется сушеными овощами. Военнослужащие считали, что слово «оскверненные» более точно описывали эти овощи. Спрессованные, высушенные лепешки из овощной смеси выдавались каждому солдату по порции весом около унции. Как только маленький пирог пропитывался водой или вином, он набухал до невероятных размеров, открывая невкусные слои капусты, нарезанной моркови, репы, иногда лука и любых других овощей, которые захотелось добавить создателям этого блюда.
Рядом с «оскверненными овощами» лежали куски того, что мужчины называли «забальзамированной говядиной» — так они называли мясные консервы, поставляемые в Союз мясокомбинатами Чикаго. Сэйбл решила, что не голодна.
Однако к наступлению сумерек она сильно проголодалась. Араминта с группой детей отправилась за травами и ещё не вернулась, так что Сэйбл осталась в маленькой палатке одна. Она воспользовалась самодельным душем за больницей, чтобы вымыть голову, затем расчесала свои непослушные темные волосы. Она собрала густые пряди в узел на затылке и закрепила его булавкой. Ей не нужно было тратить время на разбор своего гардероба; у нее было всего два платья, и оба были старые, да еще в пятнах крови. На том, что было на ней, — сильно застиранном темно-синем платье, — тоже были следы дневной пыли и грязи. Она встряхнула юбки, отряхнула корсаж, и на этом все. Если майор хотел надушенную женщину в шелках и атласе, ему придется подождать, пока он не вернется в Луизиану.
К ее удивлению, он подъехал верхом на прекрасном черном жеребце, на котором они ехали вместе в ее первый приезд в лагерь.
— Это действительно великолепное животное, — сказала она.
— Он у меня с тех пор, как был жеребенком. Сэйбл, познакомься с Пегасом.
— Привет, Пегас, — сказала она, приседая в реверансе.
Конь отвесил ей в ответ величественный поклон, и она удивленно рассмеялась.
— Он обучен?
— Да, он бросится в пасть смерти, если понадобится — похвастался Рэймонд, похлопывая животное по мощной шее. — Мы здесь, чтобы забрать тебя. Ты не передумала?
— Нет.
— Тогда давай поднимем тебя в седло.
Он подвел лошадь к ней, затем наклонился и без особых усилий поднял ее. Она устроилась в седле перед ним.
— Очень галантно, сэр рыцарь.
— Только самое лучшее для моей королевы.
Произнесенные шепотом слова и блеск в его темных глазах заставили ее сердце учащенно забиться, заставив невольно признаться:
— Ты просто ошеломительный, майор.
— Вы тоже, ваше величество, поэтому отвернитесь, иначе я вас поцелую.
Она опустила голову со смущенной улыбкой и сделала, как ей было сказано.
Его нежная угроза не покидала ее, пока они ехали по лагерю под пристальными, понимающими взглядами жителей. Зрелище того, как она уезжает с майором, несомненно, вызовет разговоры и домыслы на несколько недель вперед, но Сэйбл не станет беспокоиться об этом, не сейчас. Мысли о том, как он поцеловал ее, и о страсти, которую они разделили в домике на дереве, давали ей более чем достаточно поводов для размышлений.
Бледный свет восходящей луны частично освещал пейзаж и пустую дорогу перед ними, когда они выезжали из лагеря. Присутствие Рэймонда позади нее было мощным, живым, и его было так же невозможно игнорировать, как и его руки, когда он управлял поводьями. Она чувствовала себя так, словно они были любовниками, отправившимися на полуночное свидание.
Они остановились неподалеку от сгоревшего особняка, освещенного факелами, воткнутыми в землю. Некогда величественный дом выглядел так, словно его разрушили пушечным выстрелом. Крыши не было, а оставшиеся внешние стены в мягком свете казались обшарпанными. Рэймонд повел Пегаса по заросшей сорняками дорожке. Когда они приблизились, Сэйбл увидела двух вооруженных солдат, охранявших крыльцо.
— Что это за место? — спросила она.
— Наша столовая.
Сэйбл скептически огляделась по сторонам.
— А мужчины?
— Охрана. В округе разгуливают мятежники-ренегаты. Несколько дней назад они напали на лагерь к югу отсюда. По сообщениям, они направлялись на север. Солдаты здесь для охраны.
— Мы могли бы поесть в лагере.
— Я знаю, но какое в этом веселье?
— Тебе нравится опасность, майор.
Она произнесла это как факт, а не как вопрос.
— Иногда. Иногда ради забавы, иногда потому, что это необходимо.
— К какой категории относится сегодняшний вечер?
— И той, и другой. Я бы не стал намеренно подвергать тебя опасности, но я хотел, чтобы у нас было немного уединения. Ты не против?
— Думаю, нет.
Он спешился и протянул руки. Он нежно обнял ее за талию, затем медленно, очень медленно опустил на землю. Она прерывисто вздохнула, когда жар их тел смешался. Дышать стало еще труднее, когда он провел пальцем по ее щеке.
— Пойдем, — прошептал он.
Сэйбл вложила свою руку в его и, чувствуя, как к ней возвращается безрассудство, позволила ему провести себя внутрь.
Он провел ее при свете факелов по заваленному обломками дому и по кованой лестнице на второй этаж. В одной из внутренних комнат горели дополнительные факелы. Колеблющийся свет освещал стол в центре, накрытый красивой белой скатертью. Сэйбл изумленно уставилась на сверкающий хрусталь и фарфоровые тарелки. Сверкающие серебряные сервировочные блюда были накрыты и ждали своего часа. Сэйбл не знала, что и сказать. Всю прошлую неделю она купалась в крови и видела, как умирают люди. До того, как попасть в лагерь, ей приходилось работать от рассвета до заката, чтобы просто выжить. Она не могла вспомнить, когда в последний раз ощущала красоту любого рода.
— Это прекрасно, — прошептала она.
Он поднес ее руку к губам и нежно поцеловал кончики пальцев.
— Ты заслуживаешь немного красоты в своей жизни.
Взяв ее за руку, он подвел ее к столу и вежливо помог сесть, предупредив:
— Одна ножка стула короче другой, так что будь осторожна.
Сэйбл осторожно села, пока не убедилась, что стул выдержит ее вес. Он сел напротив нее на стул без спинки.
— Кого, кроме тебя, я должна благодарить за этот прекрасный стол?
— Нашего дорогого повара и всегда находчивого Рено.
— Пожалуйста, поблагодари их от моего имени.
— Я так и сделаю.
Рэймонд посмотрел через стол на свою спутницу и пожалел, что не находится дома, в Луизиане, и не может развлечь ее по-королевски. Сломанные стулья и комната без крыши совсем не соответствовали его обычным стандартам. Если бы они были дома, она была бы одета в красивое платье, ее кожа благоухала бы, а шею украшали драгоценности. Они не спеша пробовали бы самые сочные блюда, которые мог предложить его повар, и он подавал бы их ей одно за другим. Он…
— Ты опять таращишься на меня, майор.
Он встряхнулся.
— Я думаю, это уже вошло в привычку. Приношу свои извинения.
— В этом нет необходимости. На самом деле меня это не беспокоит. Просто бывает трудно понять, о чем ты думаешь, и я задаюсь вопросом, не сказала ли я или не сделала чего-то, что могло бы тебя обидеть.
— Никогда. Я просто увлечен тобой.
— Снова лесть?
— Нет, правда.
— Правда или нет, но мне приятно это слышать.
— Не поужинать ли нам?
— Если только наш ужин это не скиллигали или лобкурс.
Скиллигали было фирменным блюдом Союза, которое готовилось из сухарей, вымоченных в воде и обжаренных в свином жире. По утрам воздух в лагере наполнялся их хрустящим ароматом.
Рэймонд улыбнулся.
— Удивительно, что у наших солдат вообще хватает сил сражаться, учитывая, что они вынуждены есть. Нет, сегодня вечером не будет ни скиллигали, ни лобкурса.
— Слава господу.
На блюдах, накрытых крышками, был вкусный картофель и сладкая, хорошо приготовленная рыба. К ним прилагались замечательные бисквиты и кусочки фунтового пирога.
Для Сэйбл, которая в лагере придерживалась щадящего рациона, все эти блюда казались божественными на вкус.
— Разве это плохо — все время хотеть вот так вкусно поесть?
— Когда война закончится, я угощу тебя самыми потрясающими блюдами, какие только можно себе представить.
— С испорченными овощами или без них?
Он ухмыльнулся.
— Без них, конечно.
— Тогда я заставлю тебя сдержать и это обещание, даже если мне понадобится десять лет, чтобы найти тебя снова.
— Это не должно быть так сложно. Особенно, если ты согласишься с тем, что я задумал.
— Чем именно?
— Я хочу отправить тебя домой к моей матери в Луизиану, пока повстанцы не сдадутся.
Сэйбл изо всех сил старалась скрыть свое смятение.
— Зачем?
— Чтобы ты была в безопасности.
Она оглядела освещенную факелами комнату.
— Ты часто здесь бываешь?
— Только иногда. Я прихожу сюда, когда мне нужно отдохнуть от лагеря. Ты не собираешься мне отвечать?
— Когда-то этот дом, должно быть, был прекрасным.
— Уверен, что так оно и было. Кованая лестница напоминает мне о доме моей матери. Сэйбл?
— Как ты думаешь, Юг когда-нибудь восстановят?
— Ты не можешь вечно откладывать ответ.
Он был, конечно, прав, поэтому она посмотрела поверх свечей в его ожидающие глаза и ответила:
— Майор, я польщена твоим предложением, но нет.
— Почему нет?
— Я не могу так навязываться твоей матери. Что она подумает обо мне, если я появлюсь у нее на пороге, как подкидыш?
— Она встретит тебя с распростертыми объятиями и будет заботиться о тебе до моего возвращения.
— А потом?
— Я сниму тебе комнаты, чтобы иметь возможность навещать тебя, когда захочу. Нам нужно будет договориться, что ты будешь видеться исключительно со мной.
— Угу.
Она изучающе посмотрела на него, прежде чем весело спросить:
— Ты предполагаешь, что я соглашусь стать твоей любовницей?
— Ну, конечно.
Она покачала головой.
— Майор, майор, майор. Иметь в своем распоряжении столько женщин на протяжении стольких лет определенно было вредно для твоего здоровья. У меня нет желания быть твоей любовницей или чьей-либо еще.
— Почему нет?
Сэйбл притворилась, что глубоко задумалась.
— Что ж, давай подумаем. Я была рабыней в течение тридцати лет, подчиняясь прихотям того, кто владел мной. С какой стати я стала бы менять свою недавно обретенную свободу на другой вид рабства?
Ее ответ, казалось, удивил его.
— Я никогда не рассматривал это с такой точки зрения, — неохотно признался Рэймонд.
— Я знаю. Женщины в твоей жизни, должно быть, ужасно балуют тебя.
Он усмехнулся, осушая свой кубок.
— Вы суровая женщина, моя королева.
— А вы очень соблазнительный мужчина, сэр рыцарь. По-моему, слишком соблазнительный.
Он опустил свой кубок и искренне произнес:
— Хорошо, тогда, может быть, у меня еще есть надежда.
Воздух вокруг них, казалось, потеплел. Она поймала себя на том, что ее внимание приковано к его полным губам. Воспоминание о поцелуях, которыми они обменялись, пробудило в ней чувства.
— Но мне нравятся твои поцелуи.
— Правда? — спросил он голосом, мягким, как усыпанная звездами ночь.
— Да, нравятся.
— Тогда иди сюда. Давай посмотрим, понравится ли тебе этот…
Приглашение обдало ее жаром. Ее сердце учащенно забилось, когда она отложила столовые приборы и салфетку. Она поднялась на дрожащие ноги и сделала несколько шагов, необходимых для того, чтобы оказаться рядом с ним. Ей хотелось только одного — перестать дрожать.
Все еще сидя, Рэймонд протянул руку и легонько провел ею по ее губам, наполняя ее сладостным желанием. Первый поцелуй был мягким, нежным. Его теплые, понимающие губы, казалось, заново изучали ее, исследуя ее, искушая присоединиться к нему в поцелуе, который обещал нечто большее. Он нежно провел языком по уголкам ее рта, и ее губы раскрылись, как африканские цветы.
— Я тоже наслаждаюсь твоими поцелуями… — выдохнул он. Властно положив руку ей на поясницу, он притянул ее ближе, углубляя поцелуй. Он обнимал ее, как любовник, его мужское естество пульсировало в ответ на ее страстную сладость. Ее губы, крепкие, как испанское вино, плели чары, которые связывали их воедино. Девственница или нет, она должна была принадлежать ему здесь и сейчас.
Он усадил ее к себе на колени, продолжая касаться ее губами, двигаясь к мочке ее уха и завиткам волос на виске. Его рука начала описывать круги по ее спине, и он почувствовал, как она задрожала в ответ под его ладонью.
— Я бы никогда не поработил тебя, бижу. Никогда.
Сэйбл знала, что произнесенное шепотом французское слово «бижу» означает «драгоценность». И именно так она чувствовала себя, сидя у него на коленях, словно драгоценный камень. Она догадывалась, что он постоянно использует это мощное сочетание слов и поцелуев, и теперь понимала, почему женщины так обожают его. Мысль о том, что она, вероятно, была всего лишь одной из сотен женщин, которые были у него, немного охладила ее пыл и заставила медленно прервать поцелуй, чтобы перевести дыхание.
Рэймонд решил, что ошеломил ее, поэтому ограничился тем, что провел пальцами по коже на ее подбородке, ожидая, пока она придет в себя. Он думал, что ему будет достаточно просто прикасаться к ней, но теперь понял, что этого будет недостаточно. Подстегиваемый желанием обладать ею, он запечатлел мимолетные поцелуи на ее подбородке, лбу и виске, молча доставляя ей удовольствие таким неторопливым способом.
— Я не могу ясно мыслить, — тихо призналась она.
— Это только справедливо. Я не могу ясно мыслить с того дня, как мы встретились…
Он медленно завладел ее губами; этот поцелуй был таким властным. Не имея возможности защититься от него, Сэйбл снова добровольно сдалась.
Когда он наконец отстранился, она могла поклясться, что комната закружилась. Ее ноздри раздувались, губы приоткрылись, а он улыбался, глядя на нее сверху вниз, как пресловутый довольный тигр.
Взглянув в его красивое лицо, она без стыда призналась:
— Я понимаю, почему женщины так и бросаются на тебя.
Он усмехнулся в ответ.
— Наконец-то ты проявляешь ко мне должное уважение. Мне следует чаще целовать тебя.
Он именно так и сделал, отчего комната закружилась еще больше, а затем медленно и неохотно оторвал свои губы от ее.
— Теперь ты можешь идти доедать свой пирог.
Ошеломленная Сэйбл вернулась на свое место и съела свой фунтовый пирог под пристальным взглядом его горящих тигровых глаз. Каждый раз, когда их взгляды встречались, ее вновь пробудившаяся страсть бесстыдно вспыхивала. Находясь здесь, с ним, она вспомнила о Бриджит и обо всех их диких и скандальных разговорах о мужчинах, и о том, как стать волшебницей невообразимых наслаждений. По его поцелуям она поняла, что Левек — человек опытный. Он, несомненно, мог бы многому научить ее в том, что касается страсти, которую Бриджит называла необходимым элементом в жизни мужчин и женщин, — если бы она только захотела. Она подумала, что могла бы. Она сомневалась, что когда-нибудь найдет мужчину, который будет ухаживать за ней так же пылко, как майор, независимо от его намерений, и без слов знала, что воспоминания женщины о страстной встрече с таким мужчиной, как он, останутся на всю жизнь. После того, как за последние несколько лет она столкнулась с суровой реальностью выживания, часть ее была рада таким воспоминаниям.
Она доела десерт, оставила его за столом и отошла в дальний угол комнаты. Внешней стены больше не было, что позволяло ей смотреть на погруженные в темноту окрестности. Она решила, что должна рассказать ему историю смерти Мати, прежде чем вечер продвинется дальше. Он выразил заинтересованность в том, чтобы услышать историю, стоящую за обвинениями Морса, и сейчас, казалось, было самое подходящее время. Оглянувшись через плечо на него, все еще сидящего за столом, она спросила:
— Не присядешь ли со мной? Мне есть что рассказать.
Он кивнул и подошел к ней.
Она села, свесив ноги вниз. Он последовал ее примеру, довольный тем, что она, по-видимому, не боялась своего ненадежного положения.
— Это началось давным-давно…
Она рассказала ему историю Старой королевы и обстоятельства ее смерти. Затем последовала история ее матери, Азелии, и ее трагического конца. Затем Сэйбл рассказала ему свою историю, рассказав о том, как ее собирались продать, и о смерти Мати.
— Она вошла в огонь и ни разу не оглянулась…
— Карсон Фонтейн был единственным человеком, оставшимся в доме?
— Да.
Боль и огорчение охватили Сэйбл с такой силой, словно смерть Мати случилась вчера. Она задавалась вопросом, пройдет ли когда-нибудь эта боль.
— Морс давно хотел заполучить меня. Мне было около четырнадцати лет, когда он впервые попытался меня купить. В то время он был сыном бедного фермера, разводившего свиней, и Карсон Фонтейн посмеялся над таким предложением. Но Генри Морс разбогател на войне, и теперь респектабельные семьи приглашают его в свои дома. Он загнал меня в угол на кухне на последней новогодней вечеринке Салли Энн в 62-м, когда был так пьян, что едва держался на ногах. Он продолжал сыпать непристойными и грубыми предложениями о том, как я могла бы помочь ему встретить новый год, а потом попытался показать мне, как это делается. Если бы не появился слуга Отис и не пригрозил ему кнутом, я думаю, он бы причинил мне вред.
Рэймонд хотел, чтобы Морс умер, немедленно, но сдержал свои мысли при себе.
— Похоже, ты очень любила Мати.
— Да, это так. Несмотря на то, что Карсон взял меня к себе в дом, Мати вырастила меня. Это она назвала меня Сэйбл. Она назвала меня так, надеясь, что моя кожа потемнеет.
Рэймонд улыбнулся.
Сэйбл тоже улыбнулась.
— Но этого, конечно, не произошло. Теперь, когда Райн уехал, у меня никого не осталось.
Ночной ветерок играл свечами, заставляя их мерцать.
— Ты смирилась с решением своего брата?
— Сейчас я справляюсь с этим немного лучше, чем поначалу. Я наконец поняла, что ничего не могу поделать. Я всегда буду думать о нем и всегда буду любить его, но он выбрал свой путь.
Рэймонд услышал печаль в ее голосе. Как всегда, ему захотелось утешить ее.
Она тихо добавила:
— Сегодня утром я узнала, что Эйвери и его семья тоже уезжают. Их будет спонсировать церковь в Род-Айленде. Я надеялась провести с ними больше времени.
— В твоей жизни всегда будут появляться новые люди, а некоторые уходить из нее.
— Я знаю, но до войны жизнь казалась намного более размеренной. У людей были друзья, знакомые — теперь ничто больше не кажется постоянным. Я продолжаю убеждать себя, что это хорошо, что рабство, в конце концов, умирает, но, должна признаться, я не знаю, смогу ли я пережить потерю того, кто мне дорог.
Он обнял ее за плечи и притянул к себе еще ближе. Улыбнувшись его пониманию, она положила голову на его успокаивающую грудь и наслаждалась тем, что ее обнимают.
— Находясь с мужчинами в больнице, я забываю о собственных страданиях. Я не могу жалеть себя после того, как становлюсь свидетельницей их страданий. Мое разбитое сердце кажется такой мелочью по сравнению с мужчинами, которым придется прожить всю свою жизнь с одной ногой или без рук.
Разговор о мужчинах вернул ее мысли к утренней ссоре.
— Майор Борден был не очень доволен тобой сегодня.
— Хорошо, потому что я тоже им не очень доволен.
— С какой стати его назначили в черные войска?
— Потому что из-за его прошлого он не годится для командования кем-либо еще.
Она отстранилась.
— Что ты имеешь в виду?
— Согласно полученным Андре отчетам, он предал все отряды белых, в которых когда-либо участвовал. Также ходят слухи, что он растратил средства Союза.
— Тогда почему его не уволили?
— Потому что его отец — очень влиятельный политик в Вашингтоне. Вместо того, чтобы отправить его домой и опозорить его влиятельную семью, армейское командование направило его в цветные войска Соединенных Штатов. Они, похоже, считают, что он не может провалить задание, которое включает в себя только восстановление железных дорог.
— У него мало уважения к представителям расы.
— Ты слишком добра, Сэйбл. Этот человек фанатичен, как мятежники. Миссис Табмен рассказала мне о том, как неуважительно он с ней разговаривал.
— Он был очень груб, но ты поставил его на место.
Она посмотрела ему в глаза и серьезно добавила:
— Сегодня мы нажили врага. Я видела это по его лицу.
— Согласен.
— Думаешь, он доставит неприятности?
— Я бы очень удивился, если бы он этого не сделал. Это еще одна причина, по которой я хочу отправить тебя к моей матери. Если тебя здесь не будет, тебе не придется беспокоиться о нем.
Она коснулась рукой его заросшей щеки.
— И снова мой ответ — нет. Но спасибо.
— Вы очень упрямы, ваше величество.
— Как и большинство королев.
Он поднес ее ладонь к своим губам и нежно поцеловал.
— Я больше не буду поднимать эту тему.
— Благодарю.
Звезды теперь сияли в полную силу. Сэйбл посмотрела на них и спросила:
— Если бы я была твоей любовницей, знаешь, чему бы я хотела, чтобы ты меня научил в первую очередь?
Рэймонд не мог поверить, что она задала такой вопрос.
— Чему?
— Названию всех звезд и как ориентироваться по ним, когда совершаешь кругосветное плавание.
— О.
Она посмотрела в его сторону.
— Что-то не так?
Он начал было врать, но потом передумал.
— Не совсем. Я просто подумал, что ты имеешь в виду что-то другое.
— Полагаю, что-то более плотское?
Он усмехнулся.
— Мужчины, — глубокомысленно заявила она. — Как называется твой корабль?
— Ты уверена, что тебе не хочется узнать у меня что-то другое?
— Нет, ты красивый дьявол. Как называется твой корабль?
Он наклонился и крепко поцеловал ее. Сквозь туман Сэйбл услышала, как он прошептал «Андромеда».
Каким-то образом ей удалось спросить:
— В честь созвездия?
— Да, и потому что Андромеда была эфиопской принцессой.
Сэйбл выпрямилась.
— Правда?
— Правда. Они с Персеем стали любовниками после того, как он спас ее. Она родила ему детей, но не думаю, что он когда-либо женился на ней.
— Я читала этот миф много раз. Я не знала, что она была африканкой.
— Имя Андромеда означает «плененная принцесса».
— Я поражена вашими познаниями, сэр рыцарь.
— А ты думала, что я разбираюсь только в женщинах.
— Я никогда этого не говорила. Но, очевидно, ты очень сведущ в этой области.
— Никто никогда не жаловался.
— И я не буду первой, — дерзко бросила она в ответ.
— Я мог бы целовать тебя до рассвета и все равно не был бы удовлетворен.
Сэйбл моргнула от его резкой речи, хотя жар от его слов заставил ее чувства закипеть.
— И я, пожалуй, позволю тебе это сделать.
— А ты хорошо умеешь флиртовать для невинной девушки, — прошептал он, проводя длинным смуглым пальцем по ее красивым полным губам.
— Это вина Бриджит, — ответила Сэйбл, дрожа под его пристальным взглядом. — Она взяла на себя задачу прочитать мне лекцию обо всем, что мне нужно знать, чтобы стать настоящей женщиной…
Затем он поцеловал ее, как настоящий мужчина целует настоящую женщину, и страсть Сэйбл взметнулась вверх, чтобы встретиться с его собственной. Он притянул ее ближе, и она поднялась на колени, чтобы не потерять его поцелуй. Его рука начала лениво поднимать ее юбку к бедрам, затем ещё выше. По ее коже, словно в лихорадке, разлился жар. Он прикоснулся губами к ее губам.
— Бижу… Если я сейчас же не доставлю тебя домой в целости и сохранности, на тебе не останется ни кусочка одежды…
— Тогда, я полагаю, тебе следует отвезти меня домой, — ответила она, затаив дыхание. Горячее обещание, прозвучавшее в его предупреждении, вызвало восхитительный трепет.
Когда Рэймонд запустил руку в ее распустившиеся волосы, чтобы насладиться ею еще больше, ему захотелось пнуть себя за то, что он такой джентльмен, но он знал, что она заслуживает лучшего, чем потерять невинность на полу сгоревшего особняка. Он позволил себе еще несколько раз ощутить вкус ее сладких губ, все время удивляясь, когда это он успел стать таким чертовски благородным.
Наконец он отстранился и отвез ее домой.
На следующее утро, позавтракав вместе с Араминтой супом из мясных консервов и кофе, Сэйбл направилась через двор в больницу. Вид белой женщины, ехавшей в том направлении верхом на старом муле, заставил ее остановиться. По мере приближения черты всадницы становились все отчетливее, и узнавание заставило сердце Сэйбл остановиться, а затем бешено заколотиться.
— О, боже! Мэвис!
Сэйбл бросилась бежать, выкрикивая имя своей сестры. Мэвис спрыгнула с мула и побежала ей навстречу. Они столкнулись с такой силой, что чуть не свалились на землю, но были так заняты смехом и слезами, что им было все равно.
Мэвис сквозь слезы счастья прошептала:
— О, Сэйбл, я так рада, что с тобой все в порядке.
Сэйбл изо всех сил обняла сестру.
— Я так волновалась.
Когда они наконец смогли оторваться друг от друга, Сэйбл честно призналась:
— Я скучала по тебе, Мэвис.
— И я по тебе.
— Ты в порядке?
Мэвис вздохнула.
— Наверное, я должна быть благодарна, что у меня все еще есть здоровье, но дома дела обстоят не очень хорошо. Мы с мамой живем в хижине. Это единственное сохранившееся строение, и нам больше некуда пойти.
— Что случилось с Синди и Вашти?
— Они исчезли на следующий день после тебя. Я понятия не имею, куда они делись.
Сэйбл молилась, чтобы они были в безопасности.
Мэвис тихо добавила:
— Остальные уехали с какими-то янки несколько дней назад.
— Как поживает твоя мама?
— Поразительно хорошо, учитывая все обстоятельства.
В голосе Мэвис было столько сарказма, что Сэйбл почувствовала необходимость сказать:
— Объясни.
— Они с Морсом женятся в воскресенье.
— Что?!
Мэвис кивнула.
— Воскресенье. Папочка, наверное, переворачивается в гробу.
Мысль о том, что Салли Энн Фонтейн выйдет замуж за Генри Морса, определенно потрясла Сэйбл.
Мэвис объяснила дальше.
— Она действительно верит, что он влюблен в нее, но ему просто нужна земля. Он ухаживает за ней со дня пожара. Я пыталась уговорить ее продать ее ему, потому что земля ничего не стоит, если некому на ней работать, но он убедил ее, что сможет вернуть славу ей и плантации.
— Морс был здесь вчера.
— Я знаю, я приехала с ним. Они с мамой подумали, что я могу заставить тебя вернуться. Она будет в ярости, когда он вернется с пустыми руками. Она считает тебя ответственной за то, что сделал Мати.
Сэйбл посмотрела в глаза Мэвис и прямо спросила:
— А ты?
Мэвис покачала головой.
— Я очень любила своего папу, Сэйбл. Я знаю, что ты не испытывала к нему тех чувств, которые испытывала я, но пожар случился из-за Мати, а не из-за тебя. Я не могу ненавидеть тебя за то, к чему ты не причастна.
— Так ты ненавидишь Мати?
Голос Мэвис понизился почти до шепота.
— Я не хочу, но да, ненавижу. Мой отец погиб из-за нее.
Сэйбл знала, что обсуждение этого вопроса ни к чему не приведет. Каждый из них потерял кого-то очень важного для них. Несмотря на то, что они с Мэвис прожили вместе большую часть своей жизни, их раса всегда будет заставлять их по-разному воспринимать и интерпретировать определенные ситуации.
— Так что ты собираешься делать?
— Понятия не имею. Вчера, когда мы с Морсом ехали сюда, я решила, что не вернусь. Я так устала слушать, как мама разглагольствует о переменах, которые принесла война. Я не виновата, что у нее нет новых платьев или шляпок, или что янки сожгли ее парикмахерскую. Я хочу, чтобы она продала все Морсу и просто уехать, но она и слышать об этом не хочет. Она говорит, что родилась в Джорджии и там же умрет.
Мэвис всегда была худенькой, но сейчас казалась изможденной. На ее обычно жизнерадостном лице были следы усталости и голода. Платье, которое было на ней надето, было куплено пять лет назад во время поездки за покупками в Атланту.
— Ты ела сегодня утром?
Мэвис покачала головой.
— У нас остался суп «булли», если хочешь.
— Что, во имя всего святого, такое суп «булли»?
— Суп, приготовленный из кукурузной муки и сухарей. Их варят с имбирем в воде, вине. Их едят солдаты Союза.
— Это вкусно?
— Это лучше, чем голодать.
— Тогда да, я съем немного.
Сэйбл принесла Мэвис миску супа из котелка, стоявшего на огне возле палаты, и, пока Мэвис молча ела, Сэйбл сидела рядом с ней.
— Райн был здесь несколько недель назад.
Мэвис вскинула голову.
— Эндрю был с ним?
— Нет, он уехал на Запад.
— На Запад. Что случилось с его офицерским званием?
Сэйбл пожала плечами.
— Понятия не имею, но сразу после первого сражения Эндрю освободил Райна и отправился в Калифорнию.
— Значит, он дезертировал.
— Похоже на то.
— Что ж, хорошо. Эндрю вообще никогда не хотел идти на войну. Красивую девушку и бутылку хорошего бурбона — это все, чего он хотел от жизни. Райн сказал, что у него все хорошо?
— В последний раз, когда он его видел, все было нормально.
Сэйбл не рассказала Мэвис о том, какой путь выбрал Райн для своей жизни.
Мэвис доела суп и отставила тарелку в сторону.
— И куда ты направишься дальше, Сэйбл?
— Надеюсь, в конечном итоге на север. А что насчет тебя?
— Понятия не имею. Я подумывала о том, чтобы поехать в Филадельфию. У мамы там сестра, может, она возьмет меня к себе.
— У тебя есть деньги?
— Нет.
Сэйбл сунула руку за пазуху платья и вытащила маленький матерчатый кошелек. С момента кражи она носила деньги при себе.
— Возьми это. Это немного, но тебе этого хватит.
— Сэйбл, нет. Я не могу взять у тебя деньги.
— Почему бы и нет? Несмотря на все, что произошло, Мэвис, мы остаемся и всегда будем сестрами. Я не позволю тебе голодать.
— Нет.
— Возьми деньги, Мэвис, или ты хочешь жить с Салли Энн и Морсом до конца своих дней?
Мэвис покачала головой.
— Нет, но как же ты?
— У меня есть работа, Мэвис, я смогу заработать ещё. А вот другой сестры у меня не будет.
Мэвис с явной неохотой протянула руку, и Сэйбл вложила в нее кошелек.
У Мэвис были слезы на глазах, когда они снова обнялись.
— Я люблю тебя, Сэйбл.
— А я тебя. А теперь найди кого-нибудь, кто направляется на Север, и отправляйся в путь, пока Морс не попытался забрать обратно и тебя.
— Мы когда-нибудь еще увидимся?
— Буду молиться, чтобы это произошло, Мэвис. Я надеюсь.
Когда Мэвис уехала на муле, Араминта заглянула в заплаканные зеленые глаза Сейбл.
— Кто это был?
— Моя сестра, Мэвис. Ей некуда пойти, и у нее нет денег. Я отдала ей все, что у меня было.
Араминта обняла Сейбл и крепко прижала к себе.
— У тебя доброе сердце, детка.
Бриджит заехала в больницу около полудня. Она нашла Сэйбл на заднем дворе, где она развешивала свежевыстиранные простыни на веревке для просушки.
— Итак, Фонтейн, как прошло твое свидание с майором вчера вечером?
— Это было не свидание.
— Было бы, будь я на твоем месте. Ты что, не слушала ничего из того, чему я пыталась научить тебя за последние несколько недель? — поддразнила она.
— Я слушала, но майор — джентльмен.
— Иногда быть джентльменом — это совсем не то, что кажется на первый взгляд, поверь мне.
— Я уверена, ты права, но, тем не менее, мы хорошо провели время.
— Целовались?
— На самом деле, да.
— Ты улыбаешься, Фонтейн. Должно быть, было много поцелуев. Может быть, ты не совсем безнадежна.
— Как ты узнала, что я провела с ним вечер?
— Поездка с ним по лагерю на черном жеребце — не самый скрытный способ передвижения. Весь лагерь сплетничает о вас двоих.
Это было не то, что Сэйбл хотела услышать.
— Ну, по крайней мере, они не говорят обо мне как об убийце.
— О, это тоже обсуждается. Тебе действительно нужно подумать о том, чтобы уехать отсюда, неважно, с майором Фонтейном или без. Этот Морс и его друг-повстанец майор Борден не остановятся. Я полагаю, ни одному из них никогда не приходилось выполнять приказы представителя расы, и это им не понравилось.
— Майор думает, что они создадут проблемы.
— Тем больше причин для того, чтобы ты уехала.
— Это легче сказать, чем сделать, особенно когда у тебя нет денег.
— Что случилось с твоими деньгами? Тебя ведь не ограбили снова?
— Нет, я отдала все деньги своей сестре Мэвис сегодня утром.
— Все деньги?
Сэйбл кивнула.
— Фонтейн, о чем ты только думала?
— Она моя сестра, Бриджит. Я не могла позволить ей голодать. Кроме того, мне скоро заплатят.
— Кто это сказал?
— Мне сейчас платит армия…
— И тебе повезет, если ты получишь то, что тебе причитается, до наступления нового года. Янки печально известны тем, что платят своим солдатам, когда у них появляется такая возможность.
Сэйбл вынуждена была признать, что слышала, как многие мужчины жаловались на длительные перерывы между выплатами, но Мэвис нуждалась в ее помощи. Сэйбл не жалела, что помогла ей.
— Что случилось с твоими собственными планами по отъезду? Разве Рэндольф не должен был стать твоим пропуском?
— Возможно, он все еще им станет. Он намекает на то, что собирается уехать в начале следующей недели.
— Его переводят?
— Нет, он собирается дезертировать.
— Дезертировать? — прошептала Сэйбл, оглядываясь по сторонам, чтобы убедиться, что их никто не подслушивает.
Бриджит кивнула.
— Он устал от войны и скучает по жене и дочери. Когда он будет уезжать, он обещал взять меня с собой.
— Как он собирается пройти через посты?
Бриджит пожала плечами.
— Я понятия не имею и не спрашивала. Все, что меня волнует, — это уехать отсюда. Он справится с деталями. Хочешь присоединиться?
— Может быть.
Сэйбл подумала о том, что больше никогда не увидит майора, и у нее похолодело сердце.
— Что ж, я загляну к тебе позже на этой неделе и дам тебе знать, будет ли он придерживаться своего плана, — сказала Бриджит. — Но тебе понадобятся деньги, Фонтейн. Найди их. Одолжи или укради, если понадобится.
— Сомневаюсь, что мне придется заходить так далеко, Бриджит.
— Никогда не знаешь наверняка. А теперь обними меня, и увидимся позже.
Они быстро и крепко обнялись.
Когда Бриджит зашагала через двор, Сэйбл крикнула:
— Передай привет миссис Риз!
Бриджит обернулась и помахала рукой.
— Передам!
Сэйбл вернулась к развешиванию постельного белья и задумалась о том, чтобы уехать из лагеря. Здравый смысл подсказывал ей серьезно подумать над приглашением Бриджит. Главной целью Сэйбл было отправиться на Север, но прямо сейчас у нее не было возможности туда добраться. Могла ли она покинуть Левека? Хотя он и украл ее сердце, она знала, что должна это сделать. Несмотря на все свои галантные ухаживания, после войны он вернется в Луизиану и, оказавшись там, выберет себе жену из богатых дочерей своего элитного класса. Она сомневалась, что через год он даже имя ее вспомнит.
Конечно, он никогда не узнает, что она любит его, потому что она не собиралась ему в этом признаваться.