След Анубиса

Глава 15

Это не кино

Серая пелена тумана рваными клочьями цеплялась за прибрежные кусты, и не было видно ни неба, ни утреннего солнца. Тусклый рассвет едва забрезжил, когда многотысячное войско закончило переправу и начало выходить на позиции, разворачиваясь во фронт. Сторожевой полк численностью около десяти тысяч конных воинов вооружённых длинными луками, способными поражать врага на расстоянии более трёхсот саженей, первым занял позицию в полуверсте от основных сил, переправившись через реку ещё вечером вчерашнего дня. Теперь за ним медленно разворачивал боевые порядки передовой полк. За густым туманом, поглощающим звуки, приглушённо слышался, напоминающий рокот волн морского прибоя, гул от целенаправленного передвижения тысяч воинов. Лучи осеннего солнца медленно разрывали дымчато-серую мглу, и туман нехотя уступал, открывая величественную картину широкого поля, заполненного боевыми порядками воинов. Два всадника с небольшой возвышенности осматривали позиции, изготовившегося к битве, войска.

Напрасно мы так растянули свои силы. Монголов поболе наших будет, а мы ещё силы розним. Пока не поздно, надо сомкнуться, — сказал своему соседу, воин на гнедом коне.

Делай, князь, что говорю. Я знаю, что будет. На этом поле нет простора для их конников. Монголы наёмную фалангу пустят по центру. пусть наши конные лучники их потреплют немного и отходят за передовой полк. Строй фаланги нарушится. А там передовой полк. Он плотным клином стоит и пробьет фалангу. Монголов по центру много будет, но большой полк их ослабит и сдержит. Правый край у нас силён, но левый край слаб. Там и будет основной удар. Вот тогда всё и решится.

Князь молчал, окидывая взглядом войска, задержал взгляд на правом фланге. Там вдалеке, упираясь правым краем в густой лес, выстроились семь ровных линий полка правой руки глубиной по пятнадцать бойцов и шириной в триста. Затем он обернулся на, стоявший за спиной, большой полк, расчленённый на ровные прямоугольники. Построением своим полк напоминал боевые порядки римских легионеров с отрядами тяжёлой конницы на флангах. Задержал взгляд на резервных ратях за большим полком и, как бы нехотя, перевёл взгляд на левый фланг.

— Побьют их всех, — произнёс он тихо, кивнув мотнув головой в сторону неровных рядов полка левой руки. — Они биться не обучены. Рогатинами вооружены и доспехов нет. На смерть мы их поставили. Не могу я за спины своих воинов прятаться. В первые ряды встану.

— Твоя воля, князь, — ответил воин на вороном коне. — Я, пожалуй, с тобой пойду, ежели не понадоблюсь в другом месте.

— В каком это другом? — переспросил князь, надевая на голову шлем простого воина. Я не могу понять до сих пор, Пересвет, кто ты на самом деле? Почему помогаешь мне и какому богу служишь? На тебе монашеское одеяние поверх доспехов, но в душе ты не монах, это я точно знаю.

Тот, кого князь назвал Пересветом, внимательно взглянул на князя и проговорил:

Князь земной, нам нужна ваша победа для дел великих. Это всё, что я могу сказать тебе. Смотри вперед.

Князь перевёл взгляд на дальний край поля и увидел, как верстах в трёх появился небольшой конный отряд. Как бы в нерешительности, отряд остановился, повернул вспять и скрылся из виду. Не только князь, а всё воинство увидело их. Над полем застыла тяжёлая, гнетущая тишина, изредка разрываемая пронзительным ржанием лошадей. Около двух сотен тысяч воинов ждали. Ждать пришлось недолго. Вскоре с другой стороны поля, там, где земля соприкасалась с небом, появилась тёмная полоса версты две шириной. Расширяясь на глазах, она медленно приближалась.

Объеду войска. Ещё есть время, — сказал князь Пересвету и поскакал в направлении полка правой руки.

Враг наступал плотной массой, уже были видны построения в первых рядах. Верстах в двух их движение замедлилось и остановилось, после чего началось движение внутри войска. Самый центр их всё больше и больше уплотнялся, в результате чего явно обозначился прямоугольник, примерно версту по фронту и саженей около ста в глубину. Противник построил фалангу, что было крайне нехарактерно для его боевых приёмов. Фаланга, выставив вперед копья, возобновила движение. Вслед за ней пришло в движение и всё остальное воинство. Враг приближался, а из-за края поля выходили всё новые и новые, конные и пешие людские массы. И, казалось, нет им конца и края. За фалангой выстроилось ещё несколько десятков рядов, потом ещё и ещё… На правом фланге пешие воины раздвинулись, пропуская вперёд огромные массы конницы.

Князь объехал войска, отдавая последние команды, и вернулся к Пересвету. Оба направили лошадей к передовому полку.

Движение всего вражеского войска медленно и нехотя успокоилось, но это продолжалось недолго. Вся его масса начала исторгать отряды конников, ручейками стекавшихся напротив позиций сторожевого полка. Тем временем сторожевой полк, растянув позиции по фронту, примерно, до пятисот саженей, изготовился отразить атаку лёгкой конницы противника.

Вражеские конники также маневрировали, то, сжимаясь в плотную массу в полуверсте от линий сторожевого полка, то, растекаясь по фронту. Но, так и не решившись начать атаку. Они снова растеклись мелкими ручейками и растворились в рядах вражеского войска. Словно грозовая туча, армия противника, перекрыв всю ширину пологого склона противоположного края поля, нависла над войском русичей.

— Начнём сами? — спросил князь Пересвета.

— Погоди, — прошептал тот.

Вражеская фаланга, опустив длинные копья, внезапно пришла в движение. За пару сотен саженей до позиций сторожевого полка это движение единовременно прекратилось, и от правого края вражеского построения отделился всадник на коне огненно-рыжей масти. Выехав на середину поля и остановившись, всадник ждал, подняв вверх кривой клинок. В облике воина ощущалась неприкрытая сила. Он ждал.

Поединщик, — удовлетворенно произнес Пересвет, — теперь мой черёд. Прощай князь. Когда-нибудь ещё свидимся. Он ободряюще улыбнулся и добавил, — всё будет хорошо.

Минуя ряды сторожевого полка, Пересвет выехал на середину поля. Остановился против вражеского всадника и скинул с головы монашеский капюшон.

Оба всадника яростно дернули поводья и устремились друг на друга. Когда они сшиблись, казалось, содрогнулась земля. Словно, молния пробежала между ними. Кони вздыбились и рухнули на землю. Упали и оба воина. Войска ждали. Но никто из поединщиков не шевелился.

Взревели трубы, и фаланга пришла в движение. Тысячи стрел сторожевого полка обрушились на неё, расстраивая ряды. Но каждый из воинов успел сделать лишь три-четыре выстрела, после чего, вся мощь фаланги обрушилась на сторожевой полк и, мгновенно, смяла его. Мало кто из полка уцелел и успел отойти под прикрытие передового полка.

Чувствуя, что падает, Василий, инстинктивно, выставил вперед ладони. Поздно. Правая щека жестко ощутила колючий песок. Отзвуки битвы шумели в ушах. Слышались стоны раненых и радостные крики победителей.

— Прошу прощения, — послышался голос Бакоты. Василий выплюнул песок изо рта. Бестолково озираясь, поднялся на ноги. Отряхнулся.

— Что за хрень? — возмущенно спросил он, видя перед собою солнечный пляж, три шезлонга на песке, круглый столик со снедью и напитками. В одном из шезлонгов, с наглой ухмылкой на лице, восседал Бакота.

— Прошу прощения за неожиданный сюрприз, — не переставая ухмыляться, произнёс тот. — Обычно такие вещи мы проделываем, посадив клиента в глубокое кресло. Но ты же сам хотел развеять скуку. Я, просто, незамедлительно исполнил твое желание. Так, что извини за жесткое возвращение. Присаживайся.

— Значит, вы такое кино тут смотрите? — Василий сел в шезлонг и налил себе бокал вина.

— Шутить изволишь? — вкрадчиво спросил Бакота. — Это не кино. Это информационное поле Великого Интегратора. В нем записана вся история человечества до мельчайших подробностей. Как тебе присутствие в образах реальных участников событий Куликовской битвы? Ты чувствовал их? Ты растворился в них? Ты стал ими? Как тебе острота ощущений? Может тебе мало? А хочешь тебе, отрубят голову на гильотине? Хочешь почувствовать затылком летящее вниз безжалостное острие? А не желаешь ли повисеть распятым на кресте? А, может, желаешь открыть Америку? Что пожелаешь? Скучно, видите ли, ему здесь.

— Всё это, конечно впечатляет. Но это нереальность, — хмуро возразил Василий.

— Что? Нереальность? Да откуда ты знаешь, что такое реальность? — скривился холодной усмешкой Бакота. — А что у тебя там, в твоем мире? Реальность? Там тоже иллюзия! Там иная нереальность. Сверх Великого Интегратора нереальность. Вы же этого там не понимаете. Он же с вами играет. Вы не более чем шахматные фигуры на доске мироздания. Кто-то из вас пешка, кто-то иная фигура, а кто-то считает себя королем. Но никто из вас не знает реальных игроков, передвигающих фигуры. Кто ты там? Что ждет тебя через пару — тройку десятков лет? То же, что и всех, кто обитает там, в иллюзии реальности. Тебя ждет старость, маразм, неизлечимая болезнь и смерть. Ты будешь считать последние дни и жалеть, что не использовал свой шанс. Единственный шанс, который ещё никому не выпадал из людей. Останься здесь и ты будешь одним из главных игроков. Ты станешь властителем этого мира. Покинув этот мир, вы будете обречены. Анубис не оставит в покое твоего сына. Он закодирован на преследование. У вас нет ни единого шанса. Он получит твоего сына и, тогда земля превратится в огненную пыль. Всё исчезнет. Всё!

Бакота замолчал, сверля своими прозрачными глазами Василия. Тот только головой помотал из стороны в сторону.

— Ты сомневаешься? — спросил Бакота. — А в чем твои сомнения?

— В чем сомнения? Да в том, что мы вроде как прячемся. Трусливо сбегаем. А это неправильно, — ответил Василий. — Это не тот путь.

— Глупость какая, — скривился Бакота, словно от зубной боли. — Глупость. При чем здесь трусость? Я же знаю, что ты не трус. Ты это доказал. Твой сын тоже храбрец из храбрецов. Сын своего отца. Я же предлагаю единственно правильный путь. Ты спасаешь себя и сына. Вы обретаете вечную жизнь. Более того, вы спасаете землю и всё человечество. Через какую-нибудь пару сотен лет люди станут несоизмеримо сильнее. Они дают информацию Великому Интегратору, а тот открывает им знания. Никто так быстро не развивается во вселенной, как человек. Великий Интегратор породил людей, а они являются источником информации для своего создателя. Это великий союз. Через двести лет потомки атанийцев прорвут заградительные сферы. В великих битвах они одержат победы над кратонами и станут властителями мира. Вот, что ждет человечество, если ты согласишься с нами и уговоришь своего сына. Нет иного пути, поверь мне. Я вновь, вижу недоверие в твоих глазах. Но почему? Если ты не думаешь о себе, то подумай о своем сыне. Подумай о нем. А, впрочем, что мы здесь рассиживаемся. Пошли во дворец. Ты желаешь увидеть собственный дворец? Не так ли? Мы ведь для этого сюда приплыли. Пойдем. Я уверен, ты ничего подобного никогда не видел.

Бакота поднялся из кресла и настойчиво потянул Василия за руку.

— Зачем? — равнодушно спросил тот.

— Что, зачем? — не понял Бакота.

— Зачем мне этот дворец?

— Цену набиваешь, — нахмурился Бакота и вновь опустился в кресло. — Что тебе ещё надо! Другой, на твоем месте, давно бы согласился. Сам бы просил.

— Я не другой. Я это я, — жестко ответил Василий. — И я не хочу жить в чужих снах, пусть, даже, это будут сны Великого Интегратора.

— Это не сны, — возразил Бакота. — Это информационное пространство.

— Называй, как хочешь. Но реальная жизнь мне больше подходит.

— У тебя там нет шансов. У вас нет шансов.

Понимаешь, Бакота, если бы я чувствовал, что у меня нет шансов там, то я бы, безоговорочно, согласился существовать в этом райском саду, пуская слюни от счастья. Твои доводы логичны. Но я чувствую, что поступлю неправильно, если останусь здесь. Почему? Да потому, что я чувствую, что у нас там есть шанс. Маленький, но есть. Пусть хоть один из тысячи, но есть. А если он существует, то, оставшись здесь, я постоянно буду думать, что не реализовал этот шанс, не использовал его, ушел от боя и променял свою реальную жизнь на вечную иллюзию. Я не могу остаться, а более того уговаривать остаться своего сына. Он сам должен решить. Это его жизнь.

— Ты глупец. Ты безрассудный глупец, — Бакота с сожалением покачал головой. — Анубис будет преследовать твоего сына. Неумолимо преследовать. Он запрограммирован и неуничтожим. Это чудовище, информационная субстанция, способная воссоздавать себя. Ему достаточно солнечной энергии, чтобы сформировать из нее новое тело. Он может воссоздавать себя из воздуха, из воды, из всего, из дерьма, наконец. И свое оружие он может воссоздавать. У тебя нет шанса. Даже одного из тысячи. Более того, вы не сможете выбраться из пространственной воронки. Да это и к лучшему. Анубис вас не достанет там. Но вы там умрёте, исчезнете, сгинете. О каком шансе ты говоришь? Нет у вас шансов.

— Есть, — негромко, но убежденно ответил Василий. — Есть. Я чую. Так говорит мой знакомый старый таёжник Степан. Есть у нас шанс. Ты мне лучше скажи, ипостась, что, разве этот Анубис и впрямь бессмертен и на него управы нет?

— Не знаем мы, — пожал плечами Бакота. — Загадка это пока. Мы пытаемся узнать. Но информация защищена. Одно узнали. Этого гада можно уничтожить его же оружием. Но как у него забрать оружие? Никак не заберешь. Так, что у вас шансов нет.

Бакота обречено махнул рукой, налил себе в фужер водки и залпом выпил не закусывая.

— Ты это, не хорони нас заживо-то? — возразил Василий и задумался.

— Жаль. Сынок — глупец, а папаша ещё глупее, — продолжил тем временем Бакота. — Впрочем, иного я от тебя не ожидал. Проверяя тебя, мы увидели полное безрассудство в твоих поступках. Ты готов был один, кинутся на тысячу. Семь фигур насмерть уложил. Или пять? Нет, вроде семь. Или пять? Всё равно много.

— Дети должны быть умнее родителей. Иначе прогресса не будет, — рассмеялся Василий. — Постой. Так, значит, это была проверка. Гардарика, была не игрой? Меня проверяли?

— Игра это была. Проверка игрой. А ты думаешь в той, твоей реальности, жизнь не играет с тобой, проверяя тебя на прочность?

— Я ничего не думаю. Я действую. Меня жизнь научила действовать и слушать себя. Надо слушать себя и только себя, — убежденно произнёс Василий.

— Это точно! Вот ты и слушаешь только себя. Меня — ипостась Великого Интегратора не слушаешь. А, может оно, и правильно. У нас ведь здесь только разум да логика. Чувств нет. Холодный расчет. А у тебя вера. Упертый ты в своей вере. Не уговорил я тебя. Ну и черт с тобой! Черт со всеми нами! Будь что будет! Риск — дело благородное. Кто не рискует — тот не пьет шампанское! — Бакота махнул рукой, и в кресле напротив Василия появился Вовка. Не выражая никакого удивления по поводу своего перемещения, он только по сторонам посмотрел.

— Упорный твой папашка оказался, — уважительно произнес Бакота. Шанс, видите ли, у вас есть. Ну, а ты как? Не передумал?

— Нет, — улыбнулся Вовка. Даже если бы батя согласился, я бы здесь не остался. Игрушка тут у вас какая-то. Поначалу интересно, а потом приедается.

— Да и нам, признаться самим надоело! — неожиданно выпалил Бакота. — Ничего, придет время, мы там у вас проявимся. Если придет, конечно. Если не кончится всё.

— Придет, — уверенно заявил Вовка. — Это я вам говорю — Лик Зимун. Мы не позволим взорвать землю. А насчет бати я не сомневался. Он у меня берсерк. Под ученого-учителя, правда, косил. Но теперь-то я знаю, кто он на самом деле. Так, что мы назад отправляемся. Пошли, батяня.

— Постойте, — Бакота привстал с шезлонга. — С вами тут попрощаться хотят.

Василий оглянулся. За спиной стояли Полетай и Вихура. Чуть в стороне от них вороной конь рыл копытом песок, а в седле того коня восседал Жирота. На всех троих воинские доспехи золотом светятся. Жирота с коня спрыгнул, и все трое ближе подошли.

Бакота наполнил доверху бокалы.

— За удачу! — провозгласил он тост.

Все выпили до дна. Вовка тоже. Лик Зимун, как-никак.

— Вот так, батяня, — ухмыльнулся он. — Вот мы и прошли с тобою медные трубы. Нам славу и вечное райское благоденствие предлагали. А мы отказались. Что теперь нас ждет впереди?

— Жизнь, — ответил Василий.

— Тогда, пошли, — Вовка хлопнул ладонью отца по плечу.

— Пошли, — Василий посмотрел по сторонам. — Где выход-то.

— Здесь же, — ответил Бакота. — Но не спеши. Время ещё есть. Научу вас кое-чему. Пригодится. Всё же не зря здесь побывали — так сказать за бугром.

Он плеснул в два бокала напиток зеленого цвета.