Было уже совсем темно, когда Галина Николаевна подъехала к месту происшествия.
Тело ребенка обнаружили на пустыре, поэтому народу на этот раз оказалось значительно меньше, чем обычно.
Султанов с помощником и майор Круглов стояли отдельно от остальных, время от времени перебрасываясь короткими фразами.
Рогозина наклонилась над детским трупиком.
— Кто нашел тело?
— Один из сторожей, — ответил Круглов. — Он на работу шел. Стоянку тут охраняет.
— Почерк прежний, — уже самой себе сказала Рогозина. — Никаких видимых повреждений, брюшная полость зашита…
Круглов поморщился:
— Сколько раз уже я это слышал…
Султанов повернул голову.
— А где ваш хакер? Уже работает?
Галина Николаевна невесело фыркнула.
— С хакером проблемы, Руслан Султанович. Он сбежал.
— Что? — мгновенно вспылил Султанов. — Почему вы сразу меня не известили?
Она ненавидела оправдываться, но сейчас любые слова выглядели бы как оправдание.
— Я звонила вам, вы были недоступны. Я оставила информацию секретарю.
Круглов смерил Рогозину взглядом, ясно говорившим, какого он о ней мнения:
— Отличное вступление в должность…
Рогозина закусила губу.
— Товарищ майор, давайте мы будем заниматься каждый своим делом.
— Давайте, — подозрительно легко согласился Круглов. — Но у вас беглый осужденный на совести. Хотя, может, это и к лучшему — не придется работать бок о бок с уголовником.
Он в очередной раз нарвался.
— Николай Петрович, а вам известно, при каких обстоятельствах Тихонов взламывал эти банки? — вкрадчиво спросила Рогозина.
Круглов пожал плечами.
— На пари, кажется. Что это меняет?
— Может быть, вам также известно, куда он потратил деньги?
— Да какая разница! — повысил голос майор.
Рогозина уперла руки в боки.
— Все до копейки он переводил на счета наркологических клиник. Сказать, почему?
— И почему?
— Три года назад он похоронил свою сестру, которая умерла от передозировки. Так что я попрошу вас хорошо подумать, прежде чем называть Ивана уголовником.
Круглов пренебрежительно дернул уголком рта.
— То же мне… Юрий Деточкин нашелся…
Лару долго не хоронили. Местный участковый, боясь взять на себя ответственность, не выдавал справку о смерти. Но и дело не открывал. Явно же «висяк»…
Все случившееся напоминало бездарный сценарий банального кино. Нашли девчонку в подвале соседнего дома. И вовсе не потому, что родители, обеспокоенные ее долгим отсутствием, написали заявление на розыск. Нет, к ее недельным отлучкам все привыкли. Причем еще до того, как этот гад посадил ее «на иглу». Сначала она просто зависала у него по несколько дней. Вернее — ночей. А днем, как ни странно, исправно ходила в институт.
Мама знала, что у дочери странный роман. Но так у них было заведено: если Ларе нужно поделиться, она сама расскажет, спросит, посоветуется… Дочь был откровенна с матерью. Они больше походили на подруг, несмотря на солидную разницу в возрасте. Ларец, как с малолетства называли родные девочку, была поздним ребенком.
О новой любви мать узнала почти сразу. Дочь как-то приехала домой очень расстроенная и призналась: «Я влюбилась. Он в два раза старше меня. И… алкоголик». Радости такое сообщение не прибавило. Но… «Я тебе свою голову приставить не могу. Будет плохо. Я знаю. Но ты вряд ли поверишь. Захочешь все сама пережить…» И Лара переживала, как могла… А могла не очень здорово. Ее засасывало. О том, что любимый алкоголем пытался отучить себя от наркоты, она матери уже не сказала. Понимала, что только напугает ее. Вместо этого по юношеской самоуверенности решила, что поможет дорогому человеку справиться с напастью. Он же сам этого хочет… Но не срослось. Вместо этого во время одной из пьянок, в которых начала участвовать, чтоб быть «своей в доску», в пьяном угаре даже не заметила первый укол, сделанный чьей-то «дружеской» рукой. Только утром поняла, что с ней что-то не то. А потом, в душе, заметила характерный след… С того случая любимый перестал делать вид, что борется с собой. И не давал Ларе опомниться. С мамой она больше ни о чем не разговаривала. Да этого и не требовалось. Ни у кого не оставалось сомнений в том, что творится с девушкой. В институт она ходить перестала. Дома не появлялась по несколько дней. Если заезжала — захлопывала дверь перед носом родителей и включала музыку. Мать тоже замкнулась в себе, чувствуя вину — не настояла, не запретила… И еще вчерашние логичные рассуждения, что силой от нового поколения ничего не добьешься, не помогали. Ведь даже не попыталась.
Единственный, с кем девушка общалась, был младший брат Иван. Ему она могла часами рассказывать о своих ощущениях «под кайфом». Истерично смеялась, что соберется с силами и напишет роман «из жизни глюков». Брат слушал, как правило, молча. Но про себя решил, что обязательно вытянет сестру.
Не успел…
А через два месяца — похоронил и мать…
Мир рухнул окончательно.
Это была неизбежная, как фатум, московская пробка. Джип Рогозиной застрял в числе прочих. Единственное, что было ей под силу, — постепенно тасуясь, как в детской игре в пятнашки, перебраться в крайний правый ряд.
Рогозина какое-то время слушала какофонию гудков, нервно поглядывая на часы, затем решительно заехала на тротуар и заглушила двигатель. Взяла сумку, выбралась из машины, включила сигнализацию. После чего развернулась и быстро зашагала по направлению к станции метро.
Султанов нажал кнопку вызова и с тоской посмотрел в окошко автомобиля.
— Да когда же это кончится, а, Володя?
— Что, Руслан Султанович? — поинтересовался флегматичный водитель.
Но шеф уже погрузился в беседу с помощником.
— Алло… Алло, Паша, что там по Тихонову? Ничего пока? Что — трудно? Паша, слушай меня внимательно. Объясни ему — если он мне этого Тихонова к вечеру, упакованного и перевязанного розовой ленточкой, не доставит обратно за решетку, сядет вместо него сам. Ясно? Вот и отлично.
Выключенный мобильник полетел на заднее сиденье.
— А это никогда не кончится, Руслан Султанович, — философски заметил Володя. — ЭТО — никогда.