На дорогу к Станиславу Семеновичу Волков потратил непозволительно много времени. Он чуть помедлил перед домофоном, но отступать было не в его правилах — не в правилах Настоящего Человека. Оставалось надеяться, что пожилая чета не отнимет у него больше часа — рейс до Шанхая отправлялся в восемнадцать сорок.
Когда он позвонил в домофон, было десять тридцать. Если учитывать обратную дорогу, приготовления к перелету и последние сборы, да еще добавить хотя бы час на непредвиденные обстоятельства, на Станислава Семеновича с супругой оставались считаные минуты.
Волков поднялся на пятый этаж неспешным шагом. В серьезных делах спешка недопустима. Кроме того, ему нужно было настроиться.
Дверь была распахнута, Станислав Семенович уже ждал его на пороге.
— Здравствуйте, дорогой мой! — сказал старый профессор. — Как хорошо, что вы все-таки решили заскочить напоследок! Это приятная неожиданность!
Конечно, неожиданность — Волков всегда звонил за час до визита. Всегда, но не в этот раз.
— Здравствуйте, Станислав Семенович! Знаете, не удержался! — ответил гость в тон хозяину. — У меня рейс без двадцати семь, а еще последние сборы, оформление перед посадкой… И все равно — не смог уехать, не повидавшись с вами!
Они пожали друг другу руки. Пожилой китаист был так растроган, что, казалось, вот-вот прослезится.
— А Мария Петровна дома? — спросил Волков, снимая обувь в прихожей.
— Только что ушла в аптеку. Здесь недалеко, она вот-вот вернется.
«Вот-вот» для жены профессора могло означать сколь угодно долго. Однако Волков не расстроился, он остался холоден и бесстрастен, как это и полагалось человеку, глядящему на заботы с непостижимой высоты своего духа.
Станислав Семенович прошел в кухню, шаркая тапочками, а Волков еще немного постоял, прислушиваясь к себе. В ответ на мысль о смерти китаиста в его душе ничего не шевельнулось. Это было прекрасно.
Ведь он медлил перед домофоном именно потому, что не хотел подвергать себя этому испытанию. Но испытания лишь закаляют дух, не стоит от них бежать. Чувство привязанности теперь окончательно осталось в прошлом — несколькими ступенями раньше. Волков почувствовал, что с уходом этого человеческого свойства он стал много свободнее — а значит, сильнее и ярче.
Следующие полчаса он пил чай со Станиславом Семеновичем — непревзойденным мастером и знатоком в этой области. Потом пришла Мария Петровна.
Волков допил очередную чашку, поблагодарил своего учителя и не спеша достал из-за пазухи маленький ножик с костяной ручкой.
Легким движением он уколол Станислава Семеновича в руку, быстро поднялся и сделал фехтовальный выпад в сторону Марии Петровны, замершей посреди кухни с открытым ртом.
Китаист уткнулся лицом в стол, а его жена кулем упала на пол. Волков бережно спрятал ножик в карман. Для пожилой четы он смазал острие разбавленным Препаратом. Пожалуй, в такой дозировке он может быть смертелен разве что для глубоких стариков и грудных детей. Но Волков хотел, чтобы в организмах профессора и его жены нельзя было обнаружить следы Препарата. Кроме того, нужно было позаботиться, чтобы эти две смерти выглядели натурально — чтоб никому даже и в голову не пришло искать какие-то следы.
— Я становлюсь перестраховщиком, — отметил он вслух. — В Лондоне такого не было.
Он подошел к газовой плите и поискал отходящий от нее резиновый шланг.
Все будет выглядеть как утечка газа. Такое случается.