След зверя

Таверна «Красная кобыла», Алансон, Перш, июль 1304 года

Инквизитор Никола Флорен сменил рясу на шоссы и шенс, под который он надел дублет[85] из бумазеи, затем темно-серую котту[86], немного вышедшую из моды, но менявшую его внешность до неузнаваемости. Капюшон цвета шкурки крота, завязанный вокруг шеи, позволял ему скрыть тонзуру, которая выдала бы его, едва он переступит порог этой таверны на улице Крок. В полдень в таверне еще было мало посетителей.

Он узнал человека, назначившего ему встречу, и подошел к столу, за которым тот сидел. Человек без тени приветливой улыбки пригласил Никола сесть и начал разговор сразу после того, как хозяин таверны подал им новый кувшин вина.

— Как вы вчера объяснили моему посланцу, речь идет о деликатном деле, и поэтому все должно происходить в строжайшей тайне.

— Совершенно верно, — согласился Никола, попивая вино.

Под столом его колена коснулся какой-то предмет. Никола схватил его. Туго набитый кошелек, как они и договорились.

— Здесь сто ливров, еще сто ливров после вынесения приговора, — шепотом сказал Эд де Ларне.

— Я не понимаю, как вам удалось разыскать меня.

— В Алансон были назначены только три инквизитора.

— Мне по-прежнему непонятно, почему вы отвергли двух других кандидатов.

— Неважно, — возразил Эд де Ларне, которому было не по себе. — Важно то, что сведения, которые я получил, оказались верными. Теперь… если это… дело не интересует вас, остановимся на этом, — заключил он без особой уверенности.

Никола не попался на удочку. Этот человек нуждался в нем, иначе он не стал бы рисковать, назначая ему встречу. Впрочем, у него не было ни малейшего намерения терять двести ливров, небольшое состояние, и поэтому он поддержал собеседника:

— Вы правы, давайте вернемся к нашим делам.

Эд вздохнул с облегчением — незаметно, как он надеялся. Он начал произносить свою маленькую речь, которую повторял про себя уже десятки раз.

— Моя сводная сестра, мадам Аньес де Суарси, — женщина малопристойная и безнравственная. Что касается ее любви к нашей матери святой Церкви… ей не хватает искренности, и это самое малое, что можно сказать…

Никола не поверил ни единому слову этого вступления. У него появился чудесный дар распознавать лжецов, в чем ему помогал собственный талант притворщика, позволявший угадывать корысть других. Болван! Да что он думал? Что Никола нуждается в подтверждениях, чтобы подвергнуть кого-либо инквизиторскому суду? Ему вполне достаточно денег. Что касается доказательств и свидетельств, он был достаточно ловок, чтобы придумать или подстроить их. Впрочем, вино было хорошим, а барон де Ларне был первым настоящим клиентом из списка, который, как он надеялся, окажется длинным и прибыльным. Нетерпеливые наследники, вассалы, жаждавшие отмщения или просто завистливые, негодующие или разорившиеся торговцы — в них не будет недостатка. Он мог себе позволить потратить немного времени, чтобы выслушать глупости своего собеседника.

— У нее плотская связь с божьим человеком, которого она отвратила от священнического служения с помощью, несомненно, колдовских средств. Речь идет о молодом канонике, неком брате Бернаре. Несчастный безумец полностью оказался в ее власти, он даже предал свою веру. Добавьте к этому, что в течение нескольких лет она занимается возмутительным ремеслом с неким слабоумным, который предан ей как собака.

Так, так, вот это сгодится. Терпение Никола было вознаграждено.

— Правда? Ремеслом какого рода?

— Настойки, яды и отвары в обмен на прелести.

— У вас есть свидетели или доказательства ваших слов?

— Свидетельство чрезвычайно набожной особы, которая жила в окружении мадам де Суарси. Я готов спорить, что мы получим и другие свидетельства.

— Не сомневаюсь. Преследование колдовства все чаще сопровождает охоту на еретиков. Это легко понять. Что такое поклонение демонам, если не высшая ересь, непростительное преступление против Бога?

Эд не знал, как отреагировать на такие тонкости, и продолжал:

— В окрестностях ее мануария совершались странные и ужасные убийства. Монахов.

— Ну и ну! Но ведь эти кровавые преступления находятся в ведении уголовного суда сеньора д’Отона и его бальи…

— …которые ничего не делают после того, как встретились с ней!

— Не хотите ли вы сказать, что эта дама околдовала графа Артюса и мсье де Брине?

— Не исключено. Впрочем, убедиться в этом будет намного труднее, учитывая положение и репутацию этих людей.

— Да, конечно.

Едва приехав в Алансон, Никола, умевший хорошо манипулировать людьми, посвятил часть своего времени знакомству с местными могущественными и влиятельными людьми. Разумеется, не могло быть и речи, чтобы восстановить против себя графа д’Отона, друга короля. То же самое относилось и к Монжу де Брине.

— Значит, мадам де Суарси будет пользоваться существенной поддержкой, даже если она этого добьется демоническими способами? — сладким голосом спросил Флорен.

Эд понял, что он совершил тактическую ошибку. Но его ослепляло желание смешать Аньес с грязью. Чтобы успокоить инквизитора, он уточнил нарочито бодрым тоном:

— Она всего лишь незаконнорожденная. И как же такое могло случиться, что мой отец на склоне лет признал ее!

Злобная выходка Эда заставила нескольких посетителей обернуться в их сторону. Эд понизил голос:

— Она лично почти ничем не владеет, и я сомневаюсь, что граф Артюс и мсье де Брине станут ее поддерживать, если будет доказано, что она занимается колдовством. Это люди чести и благонравия.

Эд внезапно замолчал. В его душу закралось мучительное подозрение, но обида и страсть затуманили его разум.

— Продолжайте, прошу вас, — подбодрил Эда Никола.

Слащавый голос инквизитора действовал Эду на нервы. Тем не менее он решил рискнуть:

— Наконец, и это, несомненно, самое серьезное… Сеньор инквизитор… Некогда Аньес де Суарси покровительствовала еретичке, причем она питала к ней такие дружеские чувства, что невольно задумываешься, не стала ли она сама приверженкой этого учения. К тому же она воспитывает посмертного сына этой еретички, который так предан ей, что готов отдать за нее жизнь.

Красивые губы собеседника Эда расплылись в улыбке.

— Подробности, умоляю вас… Вы заставляете меня изнемогать от нетерпения.

Фразу закончил тяжелый вздох.

— В книге часовни нет записи о родовом имени ребенка — Клемана, — а также его матери Сивиллы. Нет в ней упоминаний и о заупокойной мессе. Там также не записаны имена и общественное положение крестного отца и крестной матери. И хотя над могилой Сивиллы стоит крест, она похоронена немного в стороне от освященной земли, отведенной для захоронения челядинцев мануария.

— А вот это уже интересно, — подытожил Никола.

Ересь всегда служила идеальным предлогом для обвинения. Колдовство, если не сказать, бесовство, что было гораздо сложнее доказать, сразу же отошло на второй план.

Никола продолжал:

— Как вы того и хотите, даму будут судить за ересь и за содействие ереси. Хотите ли вы, чтобы… признаний добивались долго?

Эд не сразу понял подлинное значение этих слов. Вдруг их смысл поразил его как удар молнии, и он побелел от ужаса.

— Давайте договоримся… не может быть и речи, чтобы она…

Его голос стал еле слышным, и Никола пришлось наклониться к своему собеседнику.

— Достаточно бичевания. Я хочу, чтобы она боялась, чтобы она рыдала, чтобы чувствовала себя погибшей, чтобы ее прекрасная спина и прекрасный живот были исполосованы кожаными ремнями. Я хочу, чтобы ее вдовье имущество было конфисковано, как это принято, и перешло к ее дочери, опекуном которой назначат меня. Я не желаю, чтобы она умирала. Я не желаю, чтобы ее искалечили или обезобразили. Вы получите двести ливров только при этом условии.

Эти слова испортили благодушное настроение Никола. Дело становилось менее смачным. Но он утешил себя: ба, чуть позднее он найдет другие игрушки. Сейчас лучше получить деньги, которые положат начало его состоянию.

— Все будет сделано так, как вы желаете, мсье.

— А теперь мы должны уйти порознь. Не нужно, чтобы нас видели вместе.

Эд хотел остаться один, освободившись от этого обворожительного человека, присутствие которого в конце концов вызвало у него тревогу.

Никола встал и, прежде чем уйти, одарил Эда пленительной улыбкой.

Неприятное смятение, чуть раньше охватившее барона, усиливалось. Что-то было не так, в чем-то он допустил ошибку. Он сжал виски руками и залпом выпил стакан.

Как он дошел до этого? Разумеется, он хотел, чтобы Аньес ползала перед ним на коленях, чтобы она умоляла его. Он хотел наводить на нее ужас и заставить ее забыть о презрении, которое она испытывала к нему. Он хотел завладеть ее вдовьим наследством. Но до такой ли степени?

Кому первому, Мабиль или ему, пришла в голову мысль отдать Аньес в руки инквизиторского суда? Теперь он сомневался. Мабиль рассказала ему о своей встрече с монахом. Он отказался открыть свое лицо, и те несколько слов, которые он произнес, долетели до нее через грубый шерстяной капюшон искаженными. Мабиль видела только силуэт монаха. Но не он ли подсказал имя Никола Флорена и план, который сейчас начал Эда беспокоить?