Пролог второй

Почти за год до этого разговора, 16 декабря одна тысяча восемьсот шестьдесят шестого года в Зимнем дворце у императора Александра II состоялось совещание по вопросу о продаже Аляски. Это был как раз тот самый случай, когда решение вопроса было очевидно заранее. Военно-политические и финансовые аргументы однозначно указывали на желательность как можно скорее избавиться от Аляски. Первым эту идею еще в 1857-м году озвучил В.К.Константин. Князь, правда, писал не об Англии, а о САСШ: "стремясь постоянно к округлению своих владений и желая господствовать нераздельно в Северной Америке, возьмут у нас упомянутые колонии, и мы не будем в состоянии воротить их". Строго говоря, отношения с САСШ у России в этот момент были скорее союзническими, но все понимали, что кроме САСШ на Северо-Американском континенте присутствует еще и Канада, а чьей колонией она являлась, забывать не приходилось. С финансами же было, как всегда, туго. После неудачной войны надо было восстанавливать армию, строить дороги, а РАК вместо прибылей приносила казне только убытки. Министр финансов докладывает государю о необходимости изыскать за три года 45 млн рублей в виде займов, а РАК в 1865 году получает из казны ежегодное пособие в 200 тысяч.

Сидеть на золоте и существовать на государственное пособие – эта схема жизни госкорпораций не вчера родилась. Кстати, про золото на Аляске уже знали, но и боялись, что оно привлечет к русским колониям дополнительный интерес иностранцев и удержать их станет труднее.

Так что все участники совещания – император Александр II, В.К.Константин, канцлер Горчаков, министр финансов Рейтен, морской министр Краббе и постоянный представитель в Вашингтоне Стекль были единодушны.

Но решение было непростое. Все же русский флаг над Аляской развивался не одно десятилетие, а теперь его приходилось спускать. Как быть с заветами отца?

Как бы оттягивая решение, император листал заключения и всеподданнейшие доклады различных министерств и вдруг зацепился за одну из бумаг МИДа (их было несколько). Как водится, дипломаты предпочитали освещать любой вопрос с самых различных точек зрения, не всегда приводя мнение к единому знаменателю. Так получилось и на это раз. Один из департаментов МИДа почему-то связал вопрос о продаже Аляски с проектом строительства кругосветного телеграфа. На самом деле он был не совсем кругосветным. Речь шла о том, как соединить Старый и Новый свет телеграфной линией. Понятно, что через Атлантику намного ближе, но укладка пяти тысяч километров телеграфного кабеля на морское дно была делом не то, что новым, а просто невиданным. Со второй попытки в 1858 году кабель проложили, королева Виктория и президент Бьюкен обменялись поздравительными телеграммами. Текст королевы из 103 слов, правда, передавали 16 часов, но, как говорится, лиха беда начало. Первый кабель проработал месяц. Затем связь оборвалась и только через шесть лет начались работы по его замене. И опять обрыв. Так что кабель опять заработал только в текущем, 1866 году и веры ему особой не было (кстати, напрасно: он работал уже долго).

А сухопутный маршрут – через Сибирь к Охотскому морю, затем на север к Берингову проливу, через пролив, а затем через Аляску и Канаду – хоть и был фантастически длинным, но имел то несомненное преимущество, что кабель почти на любой версте можно было потрогать руками и починить в случае нужды. Россия уже тянула провода телеграфа на Дальний Восток. Работы начались еще в 1861 году, и конца им пока не было видно. Участники совещания еще не знали, что первая телеграмма из Питера во Владивосток будет передана только в 1872 году, но значение телеграфной связи понимали хорошо. Очень не хотелось им попасть опять в то же положение, когда о нападении английской эскадры на Петропавловск-Камчатский весть в столицу пришла только через три месяца. Но уж если тянуть провода к Тихому океану, то почему бы не пересечь его на севере и не связать таким образом два континента? Так что для России вся эта история имела особый смысл, при том условии, что ей принадлежали оба берега Берингова пролива. Из опыта уже было известно, что линия телеграфа и его станции крайне способствовали налаживанию всякого рода хозяйственной деятельности вокруг. А уж как телеграфная связь влияла на исполнительность местных чиновников…

Конечно, телеграф – дело новое. До конца его значение и перспективы тогда мало кто понимал, что признавали и в МИДе. И поэтому делали неожиданное заключение: если уж и продавать, то оговорить свое право на выкуп. Скажем, раз в 50 лет.

– Это кто у Вас рассудительный такой? – император показал бумагу Горчакову.

– Остен-Сакен. Но не тот, который по европейским делам, а из азиатского департамента. Барон Федор Романович. В последней экспедиции Путятина в Китай принимал участие, очень интересные наблюдения только что опубликовал по линии Русского географического общества. Хорошо знает азиатов. Эта идея с выкупом, думаю, именно из азиатских практик и пришла.

– И что полагаете?

Горчаков практически ни минуты не колебался. Общего построения решения данного вопроса идея возможного выкупа нисколько не нарушала, но позволяла достаточно изящно преодолеть очевидную неловкость, которая как будто витала в атмосфере кабинета. Да, уступаем, но сами, не под влиянием чужого давления и угрозы военной силой, и к тому же добрым друзьям, почти союзникам, да еще и оговаривая право получить обратно. Американцы вряд ли будут всерьез возражать против такого условия. В конце концов, можно будет и в цене чуть уступить, они там у себя каждый доллар считают. По своему основному опыту и складу ума он был, конечно, в первую очередь европейским политиком. Да и вообще, какая там может быть политика на далеких берегах севера Тихого океана? А с этой клаузой все присутствующие достойно выйдут из неловкой ситуации.

– Можно было бы согласиться и обговорить это условие лично с президентом САСШ. А чтобы не пугать его и не создавать ему проблемы с общественным мнением – у них и так там многие считают, что земли они уже отхватили больше, чем достаточно, можно было бы предложить сделать статью договора о выкупе тайной. Как события сложатся через 50 лет – знать пока никто не может, но свободу действий своим преемникам мы оставим.

Императору особенно понравился именно последний пассаж. Сам он вступил на трон как раз в условиях, когда надо было принимать одно за другим вынужденные и к тому же тяжелые решения: надо было завершать проигранную Крымскую войну и решать крестьянский вопрос. И это уже не говоря о модернизации, в которой нуждалась вся общественная жизнь страны. Наследникам подобного оставлять не хотелось бы.

Остальные участники совещания молчали. Всерьез обсуждаемую оговорку никто не принимал. Более того, многих более чем устраивало, что вместо обсуждения сути вопроса: продавать или не продавать, император погрузился в размышления о каком-то возможном через полвека выкупе. И Император, и канцлер очень удивились бы, узнав, каким замысловатым способом оказалась у него именно сверху других бумаг записка Остен-Сакена, которую очень умелые в аппаратных играх люди решили использовать как дополнительную гарантию принятия на этом совещании правильного решения.

Император думал недолго:

– Быть по сему. Договаривайтесь с американцами. И не тяните. Деньги нужны.

Загрузка...