Под рев уходящих на взлет тяжелых бомбардировщиков группа быстро погрузилась в скромный "Дуглас", на котором действительно отсутствовали какие-либо опознавательные знаки. Внутри было как-то очень железно: все вокруг, стены, пол, лавки было сделано из металла, да и моторы издавали какой-то сугубо механический шум. Хорошо хотя бы то, что перед погрузкой всем раздали авиационные шлемы, которые отчасти несколько защищали уши. Разместились просторно – места хватало. Кто-то из китайцев-корейцев даже прилег. Как можно было спать в этой жестянке – Федор понять не мог. Сам он откинулся на спинку сиденья и попытался смотреть в круглое окно. На аэродроме еще что-то было видно в свете фар самолетов и машин, но, когда самолет оторвался от земли, вокруг стало совсем темно. Постепенно и к ощущению консервной банки Федор тоже привык, и через полчаса задремал сам. Остальные вокруг уже давно спали сидя.
Проснулся Федор часа через три от изменения звука работы мотора.
– Мы тут присядем в одном месте, – пояснил командир, – в принципе, до места мы дотянем, но нужен резерв топлива. Там, на месте, в Мукдене, – он явно решительно игнорировал все попытки китайцев и японцев переименовать город, – нам важно вообще не привлекать к себе внимания. Летчики откатят самолет в сторонку и останутся с ним, пока мы по делам двинем. А до Владивостока чтобы дойти оттуда нужна будет почти полная заправка. Так что сейчас зальемся у генералов под пробку, и горя знать не будем.
– У генералов? – Федор не понял.
– Японцы не могут держать всю территорию Китая. Поэтому они охотно заключают соглашения с наиболее сильными из генералов, которые подмяли под себя отдельные провинции и крепко сидят на них. Но эта публика очень любит деньги. И продать нам бензин по двойной цене для них святое.
– А что потом японцы скажут?
– А откуда они узнают. Тем более, мы теперь – французы. Вот Вы, доктор, говорите по-французски?
– Не очень вообще-то…
– Тогда помалкивайте. У нас для этого есть Марсель. Он немного знает китайский, но говорит с невероятно забавным французским акцентом. Понимают его с трудом, особенно цифры, и тогда он достает из бумажника купюры и начинает торговаться с деньгами в руках. Скидку выбивает всегда, но это так забавно. Он даже перестал пояснять, кого везет в э тот раз: журналистов, археологов или авантюристов. А главное, вид купюр напрочь отбивает интерес китайцев к самолету, пассажирам и всему прочему. Так что как сядем, он торгуется, а мы потихоньку ноги разомнем в сторонке. До Мукдена нам останется еще больше двух часов лету.
– Так вы постоянно тут летаете?
– Доктор, Вас очень рекомендовали как понимающего человека. Как у нас говорят, меньше знаешь, дольше живешь.
– Извините, просто все это очень странно…
– Подождите, то ли еще будет.
"У генерала" дозаправились благополучно. Один из китайцев-корейцев даже приволок откуда-то огромный расписной термос с вкуснейшим чаем, и после взлета все дружно полезли в вещмешки за провизией. Федор, который только сейчас открыл выданный ему мешок, обнаружил там массу всего полезного, начиная от фляжки со спиртом и кончая плащ-палаткой. Да и сам мешок был хорош: с широкими лямками, массой отделений и непромокаемым клапаном сверху. Следуя примеру командира, он вытащил оттуда коробку с сухим пайком и слегка перекусил с чаем. Командир, с интересом наблюдавший за исследованиями Федора, слегка пихнул его в бок, показал глазами на вещмешок и кивнул головой, явно давая понять, что после завершения операции доктор может оставить его себе. Федор также молча благодарно кивнул головой. Он вообще любил добротные удобные вещи, а этот мешок был на класс выше всего, с чем ему приходилось ранее сталкиваться в армии.
Француз же, закончив этот то ли ранний завтрак, то ли просто вневременной перекус, достал из бумажника пачку местных купюр с непонятными иероглифами и начал явно что-то считать в уме. Потом он даже сходил к летчикам, вероятно точно выясняя количество залитого топлива, вернулся и с довольным видом поделил пачку на две части. Меньшую он равнодушно убрал в бумажник, а большей помахал в воздухе, привлекая внимание коллектива, и на неожиданно хорошем русском сказал:
– Магарыч! Пропьем!
Публика встретила это заявления восторженно.
– Хватит праздновать, – командир чуть ли не впервые с начала путешествия взял бразды правления в свои руки. – Заходим на Мукден.
Здесь все было намного серьезней. Не успели остановиться винты моторов как к самолету подбежали солдаты охраны аэродрома и стали что-то требовать. С ними разбирались уже маньчжуры из группы. Они открыли дверь и прямо из нее отвечали местным крайне высокомерно, в самолет никого не пустили и дождались появления у самолета какого-то местного офицера. Тот, судя по всему, был как-то завязан во всей этой истории. Маньчжуры показали ему какие-то бумаги, которые он проглядел в высшей степени формально, а затем указал летчикам место стоянки, а своих солдат отогнал презрительным жестом. Самолет зарулил на стоянку, маньчжуры опустили легкую лесенку, и офицер поднялся в салон.
Командир сразу передал ему пухлый пакет и тот, не проверяя, запихнул его в полевую сумку. Затем выглянул в дверной проем и кому-то махнул рукой. Практически сразу же к самолету подъехали открытый виллис с двумя солдатами и небольшой закрытый грузовичок неизвестной марки. Солдаты взяли винтовки на руку и принялись ходить кругами вокруг самолета, явно усердно показывая, что он находится под охраной, и подойти к нему никому не удастся.
В закрытый грузовичок, где вдоль бортов оказались удобные деревянные лавки, быстро сели все члены группы кроме летчиков, радиста и француза, которые остались в самолете. Командир также, как и Федор, одел на себя белый халат и даже повесил на шею стетоскоп. С собой у него был саквояж с медицинским крестом. Корейцы, в свою очередь, были одеты в национальные костюмы и несли в руках какие-то корзины. Все выглядело очень убедительно: японский офицер в сопровождении двух унтеров-маньчжур везет куда-то европейских врачей и местных знахарей.
Ехали долго. Задний борт грузовика брезентом закрыт не был, и Федор видел улицы Мукдена. В другое время он бы с интересом рассматривал всю эту экзотику, но сейчас было не до наблюдений. Вероятно, понимая его состояние, командир решил скрасить дорогу коротким инструктажем.
– Если все пойдет благополучно, Ваша задача, доктор, быстро перевязать нашего клиента так, чтобы полностью скрыть его лицо. Еще хорошо бы перевязать ему ногу, чтобы мотивировать носилки, на которых мы его понесем.
– А Вас не смущает, что мы затем запихнем его в грузовик и на нем повезем аж целого императора?
– Да, что Вы, господь с Вами, кто нам даст увезти императора. Там во дворце случится какое-то происшествие с капитаном из внутренней охраны – вроде с любовницей поссорился, и она его из его же собственного пистолета и ранила. Отсюда беспорядок в одежде, выносить будем через служебный вход. Да, в Вашем саквояже еще есть пузырек с кровью. Вы уж бинты полейте, чтобы поубедительнее выглядело.
– С человеческой?
– Да за кого Вы нас принимаете? Баранья, на кухне взяли. Только клиента особо не пачкайте, а то он к такому обращению не привык.
– А сам-то он куда ранен?
– Ничего не знаем. Вообще, будьте настороже. Побег во дворце готовили, к сожалению, не наши люди, а кое-кто из приближенных императора, и мне не до конца понятны их мотивы. Совсем исключать возможности провокации я бы не стал. В случае чего прорываться будем жестко. Так что смело бейте на поражение. Друзей вокруг нас в таком случае не будет.
Наконец, грузовик вырвался из тесноты пыльных улиц Мукдена и довольно бодро побежал по загородному шоссе. Командир посмотрел на часы и нахмурился. – Час двадцать. Долго. Как назло: аэродром и дворец находятся по разные стороны от города. Если хватятся, могут успеть дать знать на аэродром и остановить все вылеты.
– А его скоро хватятся?
– По плану он уйдет к своей новой любовнице. Уж час то будет по любому. А из ее помещений есть тайный ход в соседнее здание, где якобы и произошел инцидент с капитаном. Но это все такая самодеятельность, что даже думать не хочется ни о чем. Вся надежда на то, что там такое сонное царство в этом загородном дворце, что никто толком ни на что внимания не обращает и происходящее не отслеживает.
Еще минут через пятнадцать грузовичок миновал главный вход во дворец, проехал еще метров 300 вдоль высокой стены и подъехал к неказистым воротам, которые открылись еще при его приближении.
Командир хмыкнул, приоткрыл свой саквояж, опустил туда руку и щелкнул предохранителем маузера. Федор тоже насторожился, но, похоже, пока все шло по плану. Сидевший в кабине вместе с шофером японец что-то спросил у охраны, удовлетворенно кивнул ответу, и машина поехала вглубь двора. Они попали явно в непарадную часть дворца, в настоящий лабиринт из кирпичных и саманных зданий с массой дверей, каких-то переходов и небольших крылечек. От одного из них им энергично замахали. Шофер под руководством японца подал машину задним ходом к крыльцу, маньчжуры откинули задний борт, и группа якобы обычных и альтернативных медиков быстро покинула машину и устремилась вглубь здания за показывающим дорогу слугой.
Их привели в небольшую комнату, где прямо на полу, на тощем тюфячке лежал человек. Голова и нога его были уже перевязаны какими-то тряпками с пятнами крови.
"– Однако, реально все выглядит, – подумал Федор, – не знал бы, точно сказал, что раненый. И бледный-то какой, как будто немало крови потерял".
Корейцы остались у входа и занялись каким-то камланием – зажгли ароматные палочки, сели на корточки и стали что бубнить, вероятно, отгоняя злых духов. Федор понял, что их главная задача – не пускать в комнату посторонних. Маньчжуры толкались еще дальше в коридоре с взятыми из грузовика носилками, которыми они очень удачно окончательно перегородили коридор.
Федор присел к пациенту и начал аккуратно снимать с него повязки. Командир делал вид, что помогает ему. Свету в комнате могло бы быть и побольше, но очень скоро к своему полному изумлению Федор понял, что пациент действительно ранен в ногу и голову, да к тому же находится без сознания. Однако, его изумление не могло сравниться с эмоциями командира: лежащий перед ними китаец не имел ничего общего с императором Пуи. Тому все же было уже за 40, а перед ними лежал совсем молодой человек.