Слово короля. Часть вторая (СИ)

Глава 11

20 февраля

Система Нормандия

Станция «Бренус»

— Вы не имеете никакого права так поступать! Это за пределами ваших полномочий!

Гаранов поморщился от слишком громкого, почти на грани истерики, крика стоящего перед ним человека.

— Пределы моих полномочий, профессор Отис, — спокойным, но твёрдым, как бронеплита дредноута, голосом, произнёс Михаил, — гораздо шире, чем вам кажется. Если вы не ещё по какой-то причине не заметили, то мы находимся в состоянии войны с рейнским протекторатом. А этот факт, сильно расширяет «мои полномочия».

Лицо учёного пошло красными пятнами от гнева. Михаил прекрасно видел, что он с трудом, едва сдерживает себя, чтобы не переступить определённую грань, установившуюся в их общении.

— Поэтому, — спокойно продолжил Михаил, — все данные об эксперименте на станции «Арфа», будут засекречены и переданы под эгиду министерства обороны, а дальнейшие исследования в этой области будут вестись только под нашим присмотром...

— Это наука! Наука, Гаранов! — не выдержав выкрикнул Отис, — я потратил семь лет на создание теории и ещё почти три года на то, чтобы создать эту установку. А теперь, вы говорите, что хотите отобрать у меня мою работу?! Человеческий прогресс нельзя запереть под замок?!

— Отис, я лишь говорю, что произошедшее со станцией непонятно. В перспективе, очень опасно. Я лишь хочу, чтобы эти данные были защищены...

— Спрятаны под горой вашего грязного белья?! — грубо перебил его учёный. — Это вы хотите сказать? Наука не может лежать под сукном! Вы хоть понимаете, чего мы сможем добиться, если обуздаем этот процесс?! Если сможем его контролировать?

— Понимаю, — согласившись кивнул Михаил, посмотрев профессору в глаза, — и именно по этой причине, я хочу, чтобы эти данные находились под нашим присмотром. Это не обсуждается. Вы передадите все материалы по экспериментальной установке «Арфы» исследовательскому ведомству флота и...

Договорить он не успел.

Практически рыча, Отис развернулся на пятках и стремительно вышел из кабинета, который временно занимал Михаил во время своего вынужденного пребывания на станции «Бренус».

В кабинете, который когда-то принадлежал Грегори Пайку, повисла тишина.

Михаил посидел так ещё несколько секунд, после чего встал из-за стола и подойдя к стоящему в углу столику, налил себе бокал воды.

Уже ничего не напоминало о том, что этот кабинет принадлежал кому-то другому. Ведомство Логистики и Доставки работало быстро. Даже как-то бесчеловечно быстро, собрав, описав и опечатав вещи погибшего Грегори Пайка, дабы подготовить это место к временному пребыванию в нём его нового владельца.

То, что произошло в Нормандии можно было без преувеличения назвать катастрофой для флота.

Пятнадцать линейных крейсеров. Шесть линкоров и двадцать семь кораблей сопровождения. Верденский флот не нес таких страшных потерь за всё время своего существования. Количество погибших исчислялась десятками тысяч. Ещё не все списки были закончены и не все похоронки написаны. Слишком велики были списки потерь.

И ведь они ещё даже не были составлены до конца. Почти четверть всех, у кого в деле в конце концов будет стоять обозначения «погиб в бою», пока ещё стояла отметка о том, что они числились пропавшими без вести.

И всё же, это была победа. Кровавая и отвратительная, но всё-таки победа.

«Месть королевы Анны» и остальные «Монархи» прибыли в систему за восемь минут до того, как корабли подошли на дистанцию ближнего боя.

Изначально, эти дредноуты должны были проходить финальные испытания на Фаэроне, где и располагалась построившая их верфь. Но в самый последний момент, этот приказ был изменён лично Гарановым. Михаилу отчаянно требовались новые корабли, которыми он мог бы закрыть дыры в обороне уже пострадавших от ударов Рейнского флота систем. И Нормандия была у него первой в списке. У Лаврентия всё ещё находились прикрывавшие системы эскадры дредноутов, которые очень уж хорошо испортили настроение рейнскому флоту в их первый визит к бинарной системе. На Вашарисе и Тарадане просто не осталось того, что имело бы смысл защищать большими силами. В итоге единственное место, где требовалось усилить оборону как можно скорее — была Нормандия. Во время первой битвы за систему, Пайку удалось избежать крупных потерь и отогнать рейнцев. Грегори отчаянно просил помощи, прекрасно понимая, что скорее всего второй удар не заставит себя ждать.

И именно так и произошло.

Сердце Михаила обливалось кровью от осознания того, сколько людей они потеряли всего за один день. По большому счёту, до определённого момента, ему было плевать на корабли. Да, они были ценны. Да, стоили баснословных денег. Но они даже и рядом не стояли по своей важности рядом со своими экипажами.

Корабль можно построить. А вот быстро наклепать умных, способных и профессиональных офицеров и матросов было физически невозможно. Без них эти корабли были лишь кусками бездушного, бесполезного и безумно дорого металла.

Поэтому Михаил решил убить одним камнем столько зайцем, сколько мог. Но он даже и в мыслях не мог представить, что попадёт в подобную мясорубку.

Когда «Месть» вышла из прыжка и им сообщили о том, что происходит в системе, это вызвало у него настоящий шок. Но, годы военной службы взяли своё. Гаранов уже успел подзабыть, что такое азарт боя. Когда твоя жизнь висит на волоске. К сожалению, они уже ничем не могли помочь Грегори Пайку и его кораблям.

Зато, они могли сделать нечто иное.

Ещё после первой битвы при Нормандии, Пайк распорядился разместить за краем гиперграницы дополнительные сенсорные массивы. Одна из разведывательных платформ и наблюдала за рейнским кораблями с момента их появления на границе системы. Оставшись незамеченной, она же и зафиксировала то, что один из эсминцев остался на своей позиции, когда все силы противника двинулись вглубь системы. Основываясь на действиях рейнского флота во время его предыдущих атак, Грегори сделал предположение о том, что и сейчас они используют ту же самую тактику, что и в прошлый раз.

И не ошибся.

Все семь дредноутов совершили два микропрыжка. Один к надирной точке системы, так как до неё было ближе, а второй, после частичной перезарядки гипергенераторов, в ту область пространства, откуда ушёл в прыжок рейнской эсминец. Ещё никогда в своей жизни, Гаранов не видел, чтобы параметры прыжка рассчитывались с такой скрупулезностью. Но даже так, они всё равно ошиблись с расчётами, выйдя из прыжка на сто пятьдесят тысяч километров дальше, чем было необходимо. К счастью, в этот раз верденцам повезло и их противник, просто не успел среагировать на появление семи дредноутов у себя над головой.

«Месть королевы Анны» сполна оправдала своё имя, взяв кровавую плату за то, что произошло в системе Дария.

Сейчас «Месть» и её товарки стояли в доках станции «Бренус», где исправлялись мелкие и не очень повреждения, полученные в прошедшем бою. Новый корабли показали себя во всей своей разрушительной красе, полностью оправдав все потраченные на их разработку и создание деньги.

Верднеский флот получил тяжкий удар. Это верно. Но и рейнцы умылись кровью. Их потери были куда больше и больнее, чем верденские. Двенадцать потерянных дредноутов. Девять линейных крейсеров и двадцать шесть кораблей меньших классов, которые были совместно уничтожены кораблями Пайка и эскадрой дредноутов коммодора Леви, которому выпала честь командовать первой и пока ещё единственной эскадрой Седьмого флота. Отступавшие дредноуты, что атаковали и уничтожили силы Пайка успели снять часть экипажей с некоторых из повреждённых и уцелевших в бою кораблей, но далеко не со всех. Призовые команды до сих пор работали в Нормандии, обыскивая погибшие звездолёты Протектората на предмет выживших. Какая бы цель не привела этих людей сюда, сейчас они нуждались в помощи. И члены спасательных бригад не остановятся, пока не вытащат всех, кого только смогут найти. Это был непреложный закон космоса.

После известия о том, что Рейнцы спасли команды с разгромленных ими кораблей верденского флота в узловых системах в самом начале этой войны, это было меньше, что Михаил мог сделать для своего противника. В конце концов, если их враг проявляет человечность, то и они не имеют права поступить иначе.

Стоящий на столе терминал мигнул сообщением о входящем вызове.

— Адмирал, прибыл коммандер Райн.

— Хорошо, Стефа, впусти его.

— Конечно, адмирал.

Через несколько секунд дверь в кабинет Гаранова открылась, позволяя ожидавшему снаружи человеку попасть внутрь.

Михаил некоторое время разглядывал своего гостя, отметив сильное внешнее сходство молодого офицера с его отцом. Если старшего Райна Гаранов знал лично, то вот с его сыном встречался впервые. Те же тёмные, практически чёрные волосы. Внимательный и цепкий взгляд холодных и голубых глаз. Спокойное и собранное выражение на покрытой тёмной щетиной лице.

Левый пиджак кителя был аккуратно сложен и закреплён у плеча, а права нога была частично скрыта надетым на неё фиксатором, который стабилизировал её в одном положении, пока сломанные кости окончательно не срастутся. Коммандер стоял, опираясь правой рукой на костыль, который помогал ему при ходьбе.

— Адмирал. Коммандер Томас Райн. Прибыл по вашему приказу.

— Вольно, Райн, — Гаранов улыбнулся и указал на кресло перед своим столом, — присаживайтесь. Я же не живодёр, чтобы держать на ногах человека в вашем положении.

Он надеялся, что такая простая шутка несколько разрядит гнетущую атмосферу, но Райн лишь благодарно кивнул и явно не без труда опустился в предложенное кресло.

— Как ваша нога? Всё в порядке?

— Да, сэр. Берцовая кость уже срослась. Через пару дней смогу уже избавиться от костыля и ходить нормально.

— А рука? Я слышал, мы ходите с протезом...

— Верно, адмирал. Врачи сказали, что вернут её мне через пару дней.

— Ну, хорошо, что хоть так, — улыбнулся в усы Гаранов и продолжил. — Завтра я покидаю систему Нормандия и возвращаюсь в столицу. После произошедшего здесь, я собираюсь провести изменения в нашей оборонной политике, которые следовало бы сделать гораздо раньше. Но перед этим, у меня всё ещё остаётся пара нерешённых вопросов.

При этих словах в глазах сидящего перед Михаилом Райна, что-то мелькнуло. Гаранов не был уверен, что ему это не показалось. Будто-бы молодой офицер ждал этого разговора и того, что за ним последует.

С другой стороны, — подумал Михаил, — он явно умный парень и так всё прекрасно понимает.

— И так, — Гаранов открыл ящик стола и достал лежащий в нём документ, — я сейчас изложу ситуацию так, как вижу её я. А вы дополните мои выводы, если это потребуется. Всё понятно?

— Так точно, сэр, — кивнул Том.

— Во время последнего сражения, когда, вследствие понесённых потерь, была нарушена цепочка командования объединёнными силами обороны системы, вы не только самолично приняли командование на себя, но и подписали отданные вами приказы именем коммодора Уинстона Мак’Найта, который, в тот момент, уже был не в состоянии отдавать какие-либо приказы. Поправьте меня, если я ошибаюсь.

В этот момент Гаранов ждал чего угодно. Неуверенности. Попыток как-то оправдать свой поступок, укрыться за тяжёлой ситуацией, творившейся на поле боя. Но вместо всего этого, Райн лишь кивнул, подтверждая сказанные им слова.

— Да, сэр, всё верно.

— Вы понимаете, коммандер, что совершённый вами поступок есть прямое и умышленное нарушение военного устава? Вы не только не передали командование в тот момент, когда обязаны были это сделать, но, по сути, сфальсифицировали их правомочность, используя имя своего прямого начальника?

И вновь кивок с полностью невозмутимым, на первый взгляд, лицом.

— Да, сэр, я всё понимаю.

Михаил вздохнул, и потёр пальцами глаза, саднившие после бесчисленных часов, проведённых перед работающим дисплеем.

— Хорошо, что понимаете. В лучше случае, вашим делом будет заниматься следственная комиссия флота. В худшем — военный трибунал. Здесь, — Гаранов коснулся пальцем лежавшего на столе документа, — находится заключение врачей. Знаете, что в нём говориться?

Том посмотрен на лежавшую на столе перед ним папку. Первый раз за всё время, на его лице появилось какое-то выражение. Но оно исчезло настолько быстро, что адмирал даже не успел его опознать.

— Нет, сэр. Не знаю.

— Ну что же, думаю, что я могу вас немного просветить относительно этого. Здесь написано о вашей психической неустойчивости, эмоциональной нестабильности и наличии признаков посттравматического синдрома. Вследствие этого, я хочу задать вам следующий вопрос. Если бы вы знали, чем всё закончится. Если бы вы сейчас вновь оказались на вспомогательном мостике «Анцио», поступили бы вы иначе?

— Нет. Нет, адмирал, — наконец ответил Том, после почти полуминутного обдумывания вопроса, — окажись я в такой ситуации, я бы поступил точно так же.

Гаранов изучал его взглядом пару мгновений, после чего кивнул, принимая сказанное.

— Ну что же, я вас услышал. Временно вы будете «списаны на берег» до особого распоряжения и с двенадцати часов завтрашнего дня сняты с должности начальника штаба и временно исполняющего обязанности командира Тринадцатой эскадры.

При этих словах губы Райна дёрнулись в подобии улыбки. Он по-прежнему считался ВРИО Тринадцатой, хотя никакой эскадры уже не существовало. Из всей группы остался лишь один тяжёлый крейсер.

— Далее, — между тем продолжил Гаранов, — я пока не знаю и не могу сказать вам, коммандер, когда будет проходить расследование, но скорее всего вас отзовут с Нормандии на Траствейн, на станцию «Валикт». Пока есть время — закончите здесь свои дела. О перемещении вам сообщат. Вопросы?

— Нет, адмирал. Никаких вопросов, сэр... Хотя, нет. Если позволите, то у меня есть два вопроса... Точнее просьбы.

Впервые за весь разговор, Михаил заметил на лице своего гостя действительно яркие эмоции. Сомнения, злость, недовольство. Но направленны эти эмоции были не на него. Будто бы вместе с окончанием официальной части их беседы, Райн сбросил с лица маску, которую носил всё это время. Словно всё прошедшее было для него более чем бессмысленно потраченным временем и лишь сейчас он добрался до истиной цели своего визита в адмиральский кабинет.

Заинтересованный произошедшими изменениями, Михаил жестом предложил коммандеру продолжить.

— Сэр, — начал Том, — во-первых, я хочу отказаться от каких-либо обвинений в сторону лейтенант-коммандера Ставича.

Гаранов с удивлением посмотрел на него.

— Райн, вы понимаете, что он ударил вас. Своего непосредственного командира во время боевой обстановки. Это зафиксировано камерами вспомогательного мостика крейсера и показаниями очевидцев. Это прямое и непосредственное нарушение устава. Здесь не может быть двойных толкований. Дело Яна Ставича будет рассматриваться комиссией военного трибунала, да и то, здесь всё настолько прозрачно, что вряд ли дело будет долгим.

— Да, сэр, — кивнул Райн, — я прекрасно это понимаю. Тем не менее, я прошу зафиксировать моё решение. Вина произошедшего частично лежит и на мне. У нас с Яном давно существовали определённые... разногласия, из-за которых у лейтенанта вероятно сложилось предвзятое и неверное отношение к моим действиям...

— И? К чему вы клоните?

— Я не имею к нему никаких претензий и не буду выдвигать обвинений.

— Почему?

— Просто не вижу в этом никакого смысла, сэр, — Том посмотрел в глаза адмиралу и пожал плечами, — наш флот и так потерял слишком много хороших офицеров, чтобы ещё и самолично выкидывать на мороз профессионального и квалифицированного человека, сэр. Кто бы что не говорил, но в достижении высокой оценки боевой готовности Тринадцатой эскадры, есть и его не малая заслуга. Именно он и капитан Рамез смогли подготовить экипаж «Анцио», пока мы занимались эскадрой. И я не могу вот так просто взять и отмахнуться от этого. Вполне возможно, если бы не он, то я бы сейчас перед вами не сидел.

— Хорошо, — после некоторых раздумий произнёс Михаил, — я приму вашу позицию к сведению. А второе?

— Сэр, во-вторых я хочу лично заявить вам о том, что категорически не согласен с тем, как обошлись с коммодором Мак’Найтом. Он этого не заслужил. Наша победа здесь, во многом его заслуга. И то, что из него попытались сделать разменную монету в политической игре... Это низко. Отвратительно. Он не заслуживает такой участи. После всего того, что мы... что он сделал для этого, нельзя позволить и дальше марать грязью его имя.

Райн замолчал. Ему физически было больно говорить следующие слова.

— Пусть хотя бы и сейчас, после его смерти, но он должен получить признание.

После ухода Райна, Гаранов почти час просидел в одиночестве, в тишине своего кабинета и размышляя над прошедшим разговором.

Фактически, он не обязан был встречаться с этим человеком. У главнокомандующего всем верденским военно-космическим флотом попросту не было времени на то, чтобы разбираться с делами отдельных офицеров. Он вообще не рассчитывал на то, что задержится в Нормандии дольше, чем это будет необходимо для того, чтобы составить планы по усилению её обороны. Но сейчас, оказавшись здесь, он вдруг понял, чего именно высокая должность его лишила. Она забрала у него ощущение твёрдой корабельной палубы под ногами. Лишила его чувства локтя, которое испытываешь в экипаже военного корабля. Азарта и адреналина схватки.

Сейчас, проведя на станции уже почти пять дней, он будто бы вновь вернулся в свою молодость. В те времена, когда его главным противником были не килотонны документов, постоянно попадающих на рабочий стол его кабинета во Франксе. В те времена, когда в доке его ждал собственный корабль с хорошей командой и новое задание.

Райн был прав. Ему не стоило допускать того, что произошло с Мак’Найтом. Отчасти, в произошедшем была и его вина. Михаил решил, что те глупые выводы и абсолютно голословные обвинения, которые недалёкие, желавшие заработать лишних очков политики, кидали в Уинстона, сами собой разобьются о банальную логику и способность критически воспринимать информацию.

К сожалению, в век информационных технологий, когда человеческое восприятие было перенасыщено практически бесконечными источниками информации, где каждый мог высказаться всё, что он думал своей миллионной аудитории, способность критически мыслить стремительно умирала, извиваясь в конвульсиях неспособности делать собственные выводы.

И вместо того, чтобы пресечь этот идиотизм, Михаил пропустил его мимо себя, занятый решением более важных вопросов. И самое поганое — он поступил совершенно правильно. Они находились на грани... да что там, они в тот момент уже по факту вступили в войну с Рейном и у Гаранова просто не было времени на то, чтобы заниматься, но даже просто поинтересоваться происходящим.

И теперь, человек, которого из-за чужой корысти и тупости в столице клеймили трусом, в Нормандии называли героем.

Уинстон Мак’Найт погиб на флагманском мостике, так и не придя в сознание.

Он был ещё жив, когда стальная балка придавила его к палубе, перебив обе ноги. Вероятно, он мог бы выжить, если бы лазерный залп одного из рейнских кораблей, не испарил флагманский мостик. Повезло ещё, что капитан «Анцио», Мария Рамез, выжила в этой бойне. Её раненое тело успели вытащить с капитанского мостика крейсера до того, как выстрел, унёсший жизнь Мак’Найта и ещё сорока человек, уничтожил основной командный центр корабля.

И сейчас, после разговора с Райном, Михаил испытывал жуткое чувство стыда за то, чему по собственному недосмотру позволил случится. Том был прав. Они потеряли слишком много хороших людей в этой системе.

Повернувшись, Гаранов сел обратно в кресло и связался со своим адьютантом.

— Стефа, будь добра, найди мне контр-адмирала Дэвиса Террадока...