Старый дом Арнаутов весь трясся при каждом орудийном выстреле. Осколки гранат падали на крышу и ломали черепицу. Огонь орудий русских кораблей и полевых батарей велся по крепости непрерывно от восхода до захода солнца.
Вечерело, а стрельба не прекращалась. Канонада ненадолго затихала, как будто орудиям требовалась передышка, и потом возобновлялась с новой силой. Земля тряслась, гул и грохот болезненно били по ушам людей, прятавшихся в глубоком погребе дома Арнаутов.
Глинобитный дом старого Арнаута, на вид непрочный, стоял на фундаменте глубоко врытых огромных каменных блоков. Никто не знал их происхождения. Строители наткнулись на них, изумились искусству старых мастеров и использовали их для фундамента нового дома. И между блоками получился просторный, глубокий и прохладный погреб. Сейчас в нем при свете сальной свечи напряженно пережидали обстрел те, что остались от семьи Арнаутов. Старый Арнаут то и дело беспокойно вскакивал с места, мелкими быстрыми шажками поднимался по каменным ступеням и выглядывал наружу. Катерина, больная дочь Кормщика, дрожала от холода и прикрывала слабые плечи домотканым шерстяным одеялом. В свете свечи ее лицо уподоблялось лику святой Марины, перед иконой которой она часто ставила свечи в небольшой церквушке Св. Марины. Неизвестный иконописец изобразил ее с большими печальными глазами, а глаза Катерины, которые обычно выглядели испуганными и печальными, сейчас были наполнены напряженным ожиданием. В них не было ни страха, ни печали. Внуки Арнаута тоже молчаливо слушали канонаду. Сосредоточенно прислушивался орудийному грохоту и Атанас, старший внук. Со времени злосчастной помолвки, которая в одночасье превратилась в похороны, юноша изменился неузнаваемо, он как будто возмужал. Его так же сильно влекло к учению, к книжности, но та задумчивость, отрешенность от мира, как будто для него ничего не существовало кроме книг и ученья, переменилась в нечто иное. Пережив настоящее, осознав его, этот молодой муж ничем не напоминал того испуганного новобрачного. И еще один человек, сидевший рядом с ним, сильно изменился. Рада. Старый отец капитана Николы вскоре последовал за сыном, и Рада осталась совсем одна. Пауна взяла ее к себе.
— Они не знают, что бьют по нашему кварталу. Не знают, где пороховые склады, где казармы. Туда надо бить, туда! — произнесла Рада. — Атанас, напиши об этом, укажи точно, где что находится.
— Пусть бьют! Дома построим, лишь бы поскорее приходили, чтобы не длилось это долго, — вздохнула Пауна. Она оставалась все такой же, сильной и ловкой, как прежде.
— А если разрушат все дома, куда же мы пойдем? — спросил Васильчо.
— Найдется куда, — ответил дед, — не беспокойся. А те подземелья на что? Здоровые, глубокие, просторные… Три квартала вместят.
— А кто в них жил? — не успокаивался мальчик.
— А я знаю? — пожал плечами Арнаут. — Об этом нигде не написано.
— Когда пойдете, возьмите меня с собой, — посмотрел мальчик на деда умоляющим взглядом.
— Помолчи уже, — накинулась на него Пауна.
— Если бы я не нашел ту дыру, то куда бы пошел бачо Атанас? — голос Васильчо затрепетал от обиды.
— Ты, ты, внучок… еще сходишь. Мы отправим твоего брата, а на встречу ты сопроводишь меня, будешь светить. Там такая темнота, куча всяческих лазов, тоннелей — заблудиться ничего не стоит…
— Детское ли это дело! Я пойду, — возразила Пауна.
— Сейчас нет детей, есть только воины. Не так ли, Васильчо?
Малец с благодарностью посмотрел на деда. Он почувствовал гордость. Большое дело он совершил. Вот как мужчины оценили то, что он разузнал.
Обстрел продолжался. Снаружи темнота летней ночи надвигалась как бы неохотно. Атанас встал.
— Дай ему серую куртку, Пауна. В белой идти нельзя, ее издалека видно. Хоть бы стрельба не прекратилась. Это как артиллерийское прикрытие, тебе, внучок, будет легче пробраться.
У деда проснулся опыт бывалого солдата. Доброволец минувшей русско-турецкой войны, он чувствовал себя пленником в осажденной крепости. Но он понимал, что его время прошло. Теперь очередь внука идти по пути своего деда, своего отца, своего дяди. И как опытный боец, дед наставлял его, как правильно ползти, прислушиваться, остерегаться наступать на сухие ветки, потому что ночью, когда закончится обстрел, станет тихо вокруг…
— И не вздумай идти вдоль берега. Там путь короче, но и турки не дураки, стерегут там внимательней.
Пауна принесла серую куртку и молча подала ее сыну. Она привыкла к опасностям, которые окружали ее и преследовали всю жизнь. Нрав у нее был крутой, поэтому рука ее не дрогнула, и вздохов не было. Может, и билось тревожно ее материнское сердце, но она этого не показывала. Она была женой моряка, и ее сердце болело бы более, если бы сын ее оказался трусом и скрывался бы в подвале как крыса.
— Довольно болтать, дел невпроворот впереди. Пошли уже, — поторопила она мужчин. — Попа Ставри найти, пол за алтарем взломать, по подземелью брести до стены долго… Ночи не хватит, а дело надо сделать.
— Мать твоя правильно говорит, — одобрил дед Арнаут.
— Если бы ты не пошел, то пошла бы я, — произнесла Рада.
Никто не удивился ее словам. Если бы она так и сделала, они бы не удивились. Несчастная Рада, с испепеленным горем сердцем, с плодом своей любви под сердцем ничем больше не напоминала ту красавицу, которая пела на помолвке так, что гости не могли отвести от нее глаз. Не было уже той Рады в алом шелковом платке, как роза цветущем на ее голове, Рады в парчовых туфельках, тонкий стан которой опоясывал расшитый цветами ремешок с серебряной застежкой. Не было той красавицы, которая гордо постукивала царьградскими каблучками по мостовой на торговой площади, где все поворачивались и смотрели ей вслед. Пополневшая, побледневшая, с лицом, опухшим от слез, в черной одежде, накрытая черным платком… Черной стала жизнь Рады…
— Хотела бы я улететь отсюда, — вздыхала она. — Когда возвращалась я сегодня с кладбища, шла все время вдоль стены… Высокая, мощная… Почему, боже, ты не дал мне крылья, чтобы я могла взлететь… Сотворилось бы такое чудо… С солдатами на улицах не разойтись… Дай бог здоровья Васильку за то, что нашел он ту дыру…
Все слушали Раду и чувствовали в ее голосе непереносимую муку. Пауне тоже было тяжко, так как она ничего не знала о своем муже. От Георгия Кормщика до сих пор не было вестей. Море выбросило на берег обломки досок и балок корпуса «Катерины», но от моряков не было и следа. Она сказала Атанасу:
— Поищи там отца. Может, и он у русских.
Больная Катерина была совершенно уверена, что ее Коста находится у них. Казалось, и Рада сейчас скажет: «Поищи Николу. Привет ему передай…»
Что же произошло? Что задумали эти люди?
Перед заходом солнца, когда затихла стрельба, Атанас и его дед, старый Арнаут, выбрались из подвала посмотреть, что стало в христианском квартале. Русские орудия продолжали бить по нему. Часть домов лежала в развалинах, некоторые горели.
Еще год назад поп Ставри попросил старого Арнаута, который славился плотницким искусством, поправить подгнивший пол на алтаре. При этом выяснилось, что под алтарем церкви Св. Георгия находилось большое подземелье. Вместе с попом они осмотрели его и решили сохранить в тайне эту находку. Подземелье имело разветвления, высотой в человеческий рост, широкие настолько, что втроем можно разойтись, обделанные кирпичом и плоскими камнями. Вырыто подземелье было глубоко и годилось в качестве укрытия. А времена были такие, что укрытие могло понадобиться. Тогда они много вздыхали и жалели, что не знали о нем раньше, во время греческой заварушки. Может, и не погибло бы тогда столько невинных людей.
Старый Арнаут и его внук Атанас вылезли наверх выяснить, много ли народа осталось без крова, поискать попа Ставри и проникнуть в подземелье. Попа они не нашли. Вновь возобновился обстрел, и они поспешили укрыться. Но они увидели нечто другое. У ворот порта турецкие солдаты складывали срубленные ветки деревьев. Из цитадели поротно выбегали солдаты, вооруженные как для атаки, но направлялись не к северным воротам, напротив которых находились русские позиции, а к южным. Что там готовится? — спросил себя старый. И потом, эти зеленые ветки… в нем заговорил старый воин. Если низамы следуют к южным воротам, значит, они выйдут на морской берег. А ветки им нужны для скрытности.
Ночи сейчас стояли безлунные, но ясные и тихие. И хруст попавшей под ноги сухой ветки слышен издалека. Крутой обрыв порос деревьями и кустами, по нему пройти невозможно. На песчаном пляже даже в темную ночь человека нетрудно заметить, не говоря уже о нескольких ротах солдат.
Поделившись своими мыслями с близкими, Арнаут сказал:
— Готовится засада против русских. Надо их предупредить.
Все были согласны с ним. Но как это сделать? Задумались. Было ясно, что паша готовит засаду, но как ее предотвратить? Был бы день, все обстояло бы по-другому. Каждое утро стражники выводили христиан копать окопы перед западной стеной крепости. Паша ожидал оттуда наступления русской армии. А вдоль дороги — сады и виноградники. Там можно было попытаться ускользнуть. А сейчас… Старый заговорил о подземных ходах. Тогда с попом Ставри они не нашли никаких других выходов из них. А такого не может быть. Кому нужны подземные ходы, если из них нет выхода? Тогда-то Васильчо и признался, что из подземелья есть выход к морю. Был он недалеко от причала, укрытый среди разросшихся корней криво растущего тополя. Васильчо рассказал, как еще до прихода русских он с друзьями ходил купаться в море. Они побросали одежду на корни. А потом увидели среди корней щель. Испугались, но разрыли ее. И открылась перед ними дыра. Васильчо, самый смелый из них, спустился вниз. Было темно, руками он ощупывал каменные стены, но свечи с собой не было, и он вернулся. Ребятишки поклялись не сказать никому ни слова об этой дыре. Решили набрать свеч и в ближайшее время самим осмотреть таинственный ход. Затеянное ими предприятие как-то осталось неосуществленным, но находка выхода из подземелья оказалась весьма кстати. Эта неожиданная весть всех взволновала. Время нельзя было терять. Как только наступит глубокая ночь, Юсуф-паша пошлет из засады солдат на еще не укрепленные позиции русских.
Старый Арнаут напрягал ум, чтобы понять планы паши, место засады, путь низамов. Он рассудил, что путь их будет пролегать по пляжу вдоль берега, потому что он короче и безопаснее. А может, отряд, который готовился укрыться в кустах, не будет действовать отдельно, а турецкое командование подготовит и другие силы для большого сражения…
Атанас собрался в дорогу. Тревожные мысли мучили Пауну, Катерину, Раду. А вдруг он не сможет вовремя добраться до русских позиций… А вдруг случится беда — пуля или что-то другое… Боже упаси! Страх стискивал горло и старого Арнаута, но он не подавал вида.
— Пора, внучок. В путь, — сказал он, а Пауна перекрестила сына.
Орудийная канонада продолжалась. Воздух пах дымом сгоревших домов. В темноте с криками метались стаи перепуганных чаек.