Случилось нечто невиданное

Глава XIX При Шумене все по-прежнему

Тревога в русском лагере оказалась ложной. Не Хусейн-паша устроил ночную заварушку, а один русский отряд обстрелял другой русский отряд на соседней позиции. Феликс Петрович, с саблей в руке, сквозь суматоху добрался до одного из адъютантов генерала Дибича и от него узнал истину. Вернувшись к Муравьеву, который все еще находился в неведении, он смог просветить приятеля.

— Что случилось? — спросил его Муравьев.

— Ничего серьезного. Одно наше подразделение, перемещаясь с правого на левый фланг, сбилось с пути и наткнулось на наш аванпост. Не разобравшись, они приняли друг друга за турок и начали стрельбу.

— И каков результат? Есть убитые, раненые? — спросил кто-то из слушавших объяснения Феликса.

— Еще толком не известно. Говорят, что нет.

— Что ж, в таком случае пойдем отсюда, — предложил Муравьев.

— Куда? К нам? — Предложение приятеля не понравилось Феликсу. — Там опять придется корпеть над бумагами, а здесь у Саши еще вино недопито.

Вместо того, чтобы вернуться в свою палатку и заняться составлением документа, относящегося к юридической системе Волошского княжества, они направились к палатке Саши Суворова. Тишина и спокойствие вновь воцарились в лагере.

Приятели, собравшиеся у Суворова, решили успокоить нервы партией в вист, и Феликс дал волю своим чувствам:

— Ничего странного в том, что мы стреляли в своих. Мы разбросаны на семьдесят верст, толком нет ни связи, ни порядка. Нами командуют старые замшелые генералы, которые воюют так, как воевали еще до Наполеона.

Разглядывая свои карты, Комаров и Муханов одобрительно хмыкали.

— Почему как до Наполеона? — спросил Саша.

— А потому. Эти французские специалисты старого режима ничего, кроме планирования строительства валов и редутов, не умеют.

— Имеешь в виду генерала Доврэ? — спросил Муханов. — Если его, то я с тобой полностью согласен.

— Я рад, что наши мнения совпадают, — продолжал Феликс. — Не кажется ли вам, что наши дела под Шуменом — это воистину стратегическая дикость.

— Не слишком ли сильно сказано? — усомнился Саша Суворов.

— Ни в коей мере. Мы находимся здесь, в двадцати верстах от нас — князь Евгений, в двадцати от него — генерал Иванов, в Костеше — генерал Ридигер… Вопрос: почему мы пользуемся стратегией Доврэ, а не стратегией Суворова, которая поразила весь мир?

Никто не отозвался на вопрос Феликса.

— Я думаю, — продолжал он, — что это лихорадка виновата. У солдат она поражает тело, а у генералов — голову. Если бы я оказался на месте главнокомандующего…

— И что бы ты сделал? — с ироничной усмешкой спросил Саша Суворов.

— А вот это: пришел, увидел, победил. Переправляемся через Дунай. Никакой Анапы, никакой Браилы. Наш левый фланг — Варна, правый — Силистра. После их взятия преодолеваем Балканский хребет и спускаемся к Адрианополю. И все: подписываем мир, и не какой-то там половинчатый, а мир без компромиссов.

Феликс Петрович бросил карты и поднялся с места. Охваченный каким-то внутренним пламенем, он притягивал внимание собравшихся.

— Мир без компромиссов! Полная политическая и экономическая независимость балканских народов: Греции, Сербии, Валахии, Молдавии и непременно, — подчеркнул он, — Болгарии.

— Да, ничего не добавишь! Ты, дружище, одним махом решил Восточный вопрос. Полностью поддерживаю, — усмехнулся капитан Муханов.

Дни под Шуменом протекали тяжко, скучно и медлительно. Хусейн-паша продолжал прятаться за стенами крепости. Русские генералы строили редуты. Турки время от времени делали вылазки на мелких лошадях, беспокоя строителей редутов, и, расстреляв запас пуль, убирались за крепостные стены. Феликс Петрович все также писал письма своим приятелям. Двадцатого июля он написал Кривцову двадцать первое письмо.

«Мы продолжаем есть, пить, спать, раскладывать пасьянсы и играть в карты, да еще дрожим от лихорадки. Есть у нас и новое занятие — строим редуты. Из всех этих занятий самые пагубные — лихорадка и редуты. С лихорадкой все ясно, скажешь ты, но почему рядом с ней стоят редуты? Ты спросишь — почему они так вредны? Хорошо, отвечу: всякий праздный генерал, то есть такой, который ничем не занят (а таких в штаб-квартире немало), каждое утро отправляется к аванпостам, чтобы провести время и выказать свои неимоверные военные познания. Там он выбирает место для постройки нового редута. По этой причине количество редутов растет. Здесь у нас имеется достойный, храбрый и известный своей ученостью генерал Деврэ. Он является сторонником французской донаполеоновской школы — линейная тактика и фортификационные системы. Этот ученый генерал дал своей системе редутов громкое название (как картине, выставленной на продажу) — «блокус офензивус». Название громкое — дело вредное…

И зачем все это? Чтобы украсить свои дела учеными словами перед заполнившей наш лагерь Европой. Эта проклятая Европа уже не причинит много зла, но надеюсь, что скоро она уберется отсюда вслед за царем. Завтра царь отправится к Варне, где стоит наш флот, а после поедет в Одессу. Говорят, что он вернется, когда начнется осада Варны. И прекрасно! Что ему делать под Шуменом! А больше всего я рад, что вместе с царем и Европа отправится восвояси. Я перекрещусь и помолюсь за тех, кто в пути».

В своем очередном (двадцать втором) письме Кривцову Феликс писал:

«Царь уехал, и Европа вслед за ним. Наконец наши дела при Варне пошли лучше. Черноморские моряки и егеря действуют по-суворовски. С такими воинами и с такими инженерами, как генерал Шильдер, можно надеяться на успех при Варне. А у нас… Главнокомандующий имеет неограниченные права. Имеет их и начальник главной штаб-квартиры Его Императорского Величества барон Дибич. Их бездействие меня безмерно удивляет. Но возможно, что они считают нынешние достижения весьма блестящими и полезными.

Сегодня все мы — все наши войска — распределены по редутам. Ах, редуты, редуты! Беда, да и только! Нашу армию, рассеянную на дистанции семьдесят верст, можно будет бить поодиночке. И кто же ответственен за эту стратегическую дикость?

А сейчас расскажу что-то похожее на анекдот. Один из пленных турок на допросе сказал Антону Антоновичу: «Мы в Шумене вас не боимся. Ваши орудия — это деревянные игрушки». Отвели его к орудиям, дали потрогать их и отпустили его обратно в крепость.

Ты не подумай, что допрос пленных — это простое дело. Из массы глупых слов необходимо извлечь полезные сведения о неприятельской армии, ее предполагаемых действий и передвижений.

Мой дядя Антон Антонович имеет способности к такой работе. Разглядывая Шумен через подзорную трубу, он заметил признаки передвижения значительного количества войск. Это произошло сегодня вечером. Он пришел к заключению, что Хусейн-паша что-то замыслил. Он выводит их из Шумена и куда-то направляет. Но куда?

Пусть произойдет что-то! Я уверен в стойкости наших несравненных воинов».

Той же ночью в лагерь тайно пробрались шуменские болгары. Это были люди, которые с нетерпением ожидали прихода русских. Они следили за каждым шагом Хусейн-паши: перемещением солдат в городе, расположением и движением турецких частей в гористой местности вблизи Шумена. Для разговора с ними Феликса Петровича позвали в разведывательный отдел. По сведениям болгар он составил толковый аналитический доклад, в котором раскрывались намерения Хусейн-паши. Тот готовился бить русских по частям. Показания болгар совпали с виденным Антоном Антоновичем. Следующей ночью части князя Евгения бесшумно покинули расположение лагеря близ села Мараш. То же сделал и генерал Иванов. Их части передвинулись ближе к крепости Шумен.

После убытия императора и европейских послов жизнь у Шумена стала невыносимой. Трава выгорела, скот голодал и мер, солдаты заболевали. И это еще было не самым плохим. Из достоверного источника Феликс узнал, что слухи о случаях чумы в лагере не являются пустыми измышлениями. Так прошел месяц. Наконец Антон Антонович сообщил племяннику приятную новость: им предстояло переместиться к Варне. Слово «Варна» воодушевило молодого человека. Его уныние вмиг испарилось. Для него Варна означала жизнь, движение, остроту ощущений — интересный материал для многих писем. В то время как у Шумена царил застой, перед стенами Варны происходило что-то грандиозное. Там кипела ожесточенная борьба с неприятелем, решался исход военной кампании. И к отчаянию Феликса Петровича все это совершалось без него. Сейчас же его посылали к Варне для оказания помощи Александру Нековичу, представителю болгарского народа, который ждал там прибытия императора.

Этот молодой болгарский патриот, один из первых болгарских дипломатов, давно искал встречи с императором, чтобы вручить тому меморандум. С такой надеждой он проехал из Бухареста в Бендеры, после чего, не добившись там встречи, направился к Шумену. Здесь он установил связи с генералами главной штаб-квартиры, в том числе с самим главнокомандующим генерал-фельдмаршалом Витгенштейном. Особенное сочувствие и понимание Некович нашел у молодого генерала Делингсгаузена. Наконец ему было обещано содействие в устройстве встречи с императором. Ему сообщили, что тот примет меморандум в Варне. Некович поспешил отправиться туда незамедлительно.

Антон Антонович и Феликс Петрович тоже собрались в путь. Выезд был намечен на пятницу, тринадцатое августа.