Случилось нечто невиданное

Глава XXIV Белый флаг над крепостью

Переговоры между адмиралом Грейгом и турецким капудан-пашой[23] Мехмедом Изет-пашой велись в течение двух дней на корабле «Мария». Руководитель дипломатической частью главной штаб-квартиры Антон Антонович не устоял перед мольбами своего племянника, и в салоне, где велись переговоры, присутствовал и Феликс Петрович. Взволнованный происходящим, он с интересом всматривался в лица турецких военачальников — Мехмеда Изет-паши и Юсуф-паши Серского. Он пытался раскрыть характеры по чертам их лиц, по глазам, по словам, произносимым ими. Юсуф-паша казался более доступен для понимания, а Мехмед Изет-паша виделся закрытым и непроницаемым человеком. Феликс удивлялся и одновременно восхищался усилиями адмирала Грейга добиваться соглашения со своими противниками.

— Варна осаждена со всех сторон, — говорил Грейг, глядя прямо в глаза капудан-паши. — Не может быть, чтобы вы не понимали этого. Вы уже понесли много жертв, погибло много ваших храбрых воинов. Стоит ли гибнуть еще многим? К тому же бессмысленно, напрасно.

— Я, так же как и вы, не люблю напрасного кровопролития. Мир — это наибольшее благо, которое аллах дал человеку. Я являюсь горячим приверженцем мира, — отвечал Мехмед Изет-паша.

«Демагог», — подумал Феликс Петрович. «Таким как он язык служит не для высказывания своих мыслей, а для того, чтобы скрывать их».

Молодой человек был недалек от истины. В первый день на переговоры явился только Юсуф-паша, который не мог брать на себя ответственность за действия главнокомандующего турецкими силами в Варне. На второй день пришел сам капудан-паша, но дело не сдвинулось с места. Он извивался, ускользал, избегал конкретных ответов.

Паша продолжал говорить о благотворном воздействии мира, в котором обе стороны — Россия и Турция — сильно нуждались.

— Я выступаю за заключение мира и готов вам содействовать перед султаном, — сказал он.

— Сейчас речь идет совсем о другом, — усмехнулся этим уверткам Грейг. — Мы предлагаем вам сдать крепость. Осознайте бессмысленность ваших прежних действий, сохраните жизнь воинов. А заключением мира будут заниматься другие — ни я, ни вы. Я предлагаю вам капитуляцию. Прошу ответить, принимаете ли вы мое предложение?

Паша молчал.

— На что вы рассчитываете? — спросил Грейг.

— На наши собственные силы, — ответил тот.

— Вы говорите неправду, — сурово произнес адмирал. — Если бы вы действительно рассчитывали на свои силы, то давно бы уже победили нас. Вы бы не допустили полного окружения крепости — как со стороны суши, так и со стороны моря… А рассчитываете вы вот на это.

Адмирал Грейг раскрыл кожаную папку и вынул из нее письмо Мехмеда Изет-паши великому визирю, в котором он настаивал на незамедлительную посылку армии от Камчи к Варне.

При виде своего письма в руках русского адмирала бледное лицо паши обагрилось густым румянцем.

— Селим-паша не смог получить это письмо, — сказал Грейг.

— Все равно, — презрительно процедил Мехмед. — Его армия недалеко. И не только его…

— Наша армия также здесь, — отозвался Антон Антонович.

— Вот такие дела, как видите, — продолжил Грейг. — Следовательно, если вы будете продолжать сопротивление, то кровопролитие неизбежно. Если же вы в самом деле такой приверженец мира, как представляетесь, то вы понимаете, сколько лишней крови прольется в Варне. Ведь так или иначе Варна простоит не более десяти дней.

Неосознанно Юсуф-паша наклонил голову в знак согласия со сказанным, и это его движение, озабоченное выражение лица и тревогу в глазах уловил Феликс Петрович.

«Если бы мы переговаривались с Юсуф-пашой, результаты были бы другие», подумал он.

Переговоры закончились ничем: Мехмед Изет-паша отказался сдать крепость.

Вместо белого флага на грот-мачте появился красный флаг. Он означал: Варна не капитулирует!

Стрельба по крепости возобновилась, сражение вспыхнуло с новой силой.

Феликс Петрович едва успевал следовать за бурным ходом последующих событий. Он стремился быть везде — на северо-восточных, западных и южных позициях, он наблюдал за артиллерийской стрельбой кораблей, за ракетными обстрелами. Впечатления нагромождались беспорядочно, письма приятелям начинались так:

Из главной штаб-квартиры

Дунайской армии,

На борту корабля «Париж»

Получив письмо с таким началом, человек может позавидовать счастливцу, который его пишет. Тот находится не где-нибудь, а в самой главной штаб-квартире, к тому же на флагманском корабле.

Нахождение там было интересно Феликсу и по другим причинам. Он постоянно сталкивался с вельможами императорской свиты — людьми высокопоставленными, важными и недоступными в обычных условиях. Сейчас же они беспрестанно мелькали перед его глазами. Каждый из них стремился выпятить свою роль при дворе Его императорского Величества, все пытались командовать. Телохранители императора встречались на каждом шагу, не оставляя непроверенными ни единого уголка. Графы Бенкендорф и Нессельроде пытались распоряжаться на корабле с таким же размахом, с каким они распоряжались внешними и внутренними делами империи. Они по всяким пустякам использовали корабельные шлюпки, съезжая на берег и возвращаясь, пока в один прекрасный день капитан 1 ранга Критский жестко не прекратил эти своеволия.

— Здесь не почтовая станция, где подают коней по первому желанию, — сказал он Бенкендорфу. — Шлюпки только с моего разрешения.

Изумившись дерзости командира корабля Критского, граф пожаловался на него адмиралу Грейгу.

— Критский — командир корабля, и я не имею права отменять его распоряжения, — таков был ответ Грейга.

Феликс Петрович впал в восторг, когда узнал об ответе адмирала.

В сентябре наступила кульминация военных действий у Варны. Корабли обстреливали крепость день и ночь. «Соперник» и «Меркурий» высадили новые десантные части на южный берег залива. Высоту на мысе Галата занял небольшой отряд под командованием генерала Бистрома, а у поселка Карантината построила редут часть генерала Головина. Генерал Засядько разместил ракетный полк на трех узловых высотах — северо-восточнее, западнее и юго-западнее Варны, которые действовали непрерывно. Триста три солдата и тридцать восемь офицеров заняли места за ракетными станками, чтобы расстрелять две с половиной тысячи снарядов по крепости.

В эти осенние дни Варна превратилась в пылающий костер.

Феликс Петрович отмечал в своем дневнике и письмах все важные и интересные события, которые происходили вокруг. Кривцову он писал почти ежедневно. Вот какие письма получал тот от своего приятеля Феликса Петровича.

13 сентября 1828 г.,

на борту корабля «Париж»

…Ты не знаешь, что представляет собой военный корабль. И я до последнего времени наслаждался таким сладким невежеством, но теперь я уже кое-что знаю. Ветра нет, море спокойно как зеркало, а корабль то поднимается, то опускается, вверх-вниз, со свирепым постоянством. Господину Мюллеру, чтобы накормить царскую свиту, не требуется много провизии. Сядут за столы 60 человек, но после поглощения супа половина исчезает, а за жаркое почти никто не принимается.

С прибытием на корабль я снова оказался под руководством Матусевича и Бутенева и погрузился в большую политику, поэтому нахожусь в курсе последних новостей. Наш флот тут при Варне захватил целую турецкую флотилию, и если балтийский флот заблокирует Дарданеллы, то и наша дипломатия на море одержит победу. Англия, как известно, не соглашается признавать блокаду Дарданелл нашим флотом. Наши дипломаты, хоть и с большим трудом, усвоили эту истину. Скоро, чтобы плюнуть в море, потребуется просить позволения англичан. Что же до политики Австрии… Несмотря на все свои старания, австрийскому кабинету не удалось достигнуть полного примирения между Портой и Англией с Францией. Австрийское правительство подстрекает Порту упорствовать в решении греческого вопроса. Мне непонятно, почему они так поступают. Ведь Австрия также имеет интерес и в торговых, и в политических связях с независимым греческим государством. «Доброжелательная» Пруссия начинает колебаться. Не хочу хулить ее, но она самая слабая в пятерке ведущих держав Европы. Поэтому, чтобы удержать свое место в концерте европейских держав, она пытается вмешаться в наши отношения с Портой. Берлинский кабинет пытается убедить нас принять его посредничество в мирных переговорах с турками. Мы в таком случае используем одну из хитростей Меттерниха. Тот, хотя и имел хороший слух, часто притворялся глухим. То же самое мы делаем и с пруссаками. Мы говорим: извините, но гром орудий так силен, что мы не разбираем, что вы говорите.

И все-таки прения о Греции принимают благоприятное направление. Все больше разговоров о независимом греческом государстве. Без признания полной независимости все высказывания о самостоятельной территории и государственных границах — это только красивые слова. Но это характерно для англичан. Да, и мне кажется, что намерение украсить новое государство королевским троном восторжествует…

Тут у нас кипит напряженная работа. Генерал Шильдер день и ночь погружен в дело, как мышь в мучной мешок. К южному берегу залива приближается армия Гомера Врион-паши. Говорят о предстоящей атаке на его силы. По этому вопросу существует неопределенность. Одни ратуют за непременную атаку, другие желают ее избежать. Страсти и амбиции разгораются… Чтобы уяснить сложившееся положение, на разведку послан отряд лейб-егерского полка — два эскадрона и четыре орудия под началом польского полковника флигель-адъютанта графа Залуского.

Посмотрим, как пойдут дела.

16 сентября 1828 года

на борту «Парижа»

под Варной

…Глубокая разведка, предпринятая полковником Залуским, провалилась. Полковник двинулся в разведку, не имея ни малейшего понятия, как ее следует проводить. От высокого самомнения, глупости и нерадивости он не предпринял достаточных мер безопасности. Турки напали, захватили орудия, перебили большую часть людей, а сам полковник едва спасся бегством. В главной штаб-квартире поднялся большой шум. Здесь шумят и по поводу отсутствия бдительности, и от стремления князя Евгения принимать предохранительные меры. А тот просто хочет знать, с какими силами ему предстоит встретиться. Штабные же называют это трусостью, а самого князя — выжившим из ума стариком. Его корпус приближается к Варне. С адъютантом князя Комаровым император послал приказ атаковать противника с марша, как только встретят его. Атаковать без разведки! Князь желал остановиться на два дня для отдыха личного состава и для производства разведки, ведь тут совершенно незнакомая ему местность: он даже не знает, где можно разместить свои части. Но Дибич отказал: император стоял за незамедлительную атаку.

Между тем великий визирь Мехмед Селим-паша наступает с юга, а Гомер Врион-паша с запада. Я задаю себе вопрос: какую «Илиаду» собирается написать этот Гомер?

Я думаю, тебе знакома такая личность с большим самомнением, как генерал Сухозанет. Он твердит, что уже имел дело с войсками Гомера Вриона, наткнувшись на них со своим отдельным небольшим отрядом. Он уверяет командование, что из-за них не стоит тревожиться — они не представляют ничего особенного. Ему поверили. Кто знает, может, так оно и есть…

Приказ атаковать относился и к генералу Бистрому, который укрепился на мысе Галата. Дибич готовил скоординированные действия. Бистром и князь Евгений должны будут атаковать противника, о котором они не имеют ни какого понятия. В любом случае, что бы там ни случилось, главное произойдет здесь, при Варне…

События, которые ожидал Феликс Петрович, последовали незамедлительно уже на следующий день. Семнадцатого сентября оба паши соединили свои армии и устроили укрепленный лагерь на Курт-тепе — возвышении на плато Момино южнее Варны. Местность там имела гористый характер — поросшие густыми дубовыми и буковыми лесами холмы, глубокие овраги — и была совсем неподходящей для сражения. Там произошло нечто необыкновенное, нечто невероятное. Но до «Парижа» известия об этих драматических и трагических событиях долетели туманными, приглушенными. Феликс Петрович позднее узнал правду о случившимся на Курт-тепе. Для того, чтобы не дать двум огромным армиям противника разблокировать Варну, тысячи русских воинов сложили свои головы.

После того сражения Феликс написал только два письма.

20 сентября 1828 года,

на борту «Парижа»

Дорогой Кривцов,

…Произошло сражение. Мы с прискорбием узнали о неуспехе атаки.

Князь Евгений получил приказ царя и прочел его перед войском. Воины бросились в атаку, но… После со слезами на глазах он скомандовал отступление. Сейчас оба паши на Курт-тепе сидят тихо, не смеют ничего предпринимать.

Только что я услышал глухой, но мощный громовой гул. Это успех генерала Шильдера. Буквально в эту минуту к небу поднимается мрачное черное облако. От него во все стороны летит град из обломков камней и земли. Бои продолжаются…

1 октября 1828 года,

на борту «Парижа»

Варна пала!

Варна взята. Это случилось 29 сентября. У турок есть пословица: «Если бог не согласен, Магомет примирит». Несколько дней мы были в лихорадочном ожидании. 25 сентября пролом, произведенный взрывом, был полностью очищен. Граф Воронцов приказал князю Лобанову собрать штурмовую колонну из матросов и егерей 13-го и 14-го полков.

Все прошло как по маслу. Наши молодцы ворвались в бастионы, разбили турок и начали там закрепляться, но этим дело не кончилось. Наши увлеклись и бросились вперед и в наступающих сумерках растеклись по городу. Турки стали стрелять из окон зданий и со стен цитадели, и нашим пришлось отступить, неся потери.

На следующий день турки возобновили переговоры. С нашей стороны их вели адмирал Грейг и Антон Антонович. Поняв бессмысленность дальнейшего сопротивления, Юсуф-паша решил сдаться. Он обратился к своим солдатам, и 2500 человек, последовав за ним, сложили оружие. Капудан-паша с тремястами человек заперся в цитадели и пригрозил взорвать ее, но наши смогли образумить его и разрешили уйти к своим.

Итак, 29 сентября над Варной взвился белый флаг. Мы в Варне. Гомер Врион отказался от своей «илиады», свернул лагерь и так поспешил, что наши казаки едва смогли его догнать у Камчии. Погода плохая: дожди, смерчи, шторма… Царь на фрегате «Мария» отправился в Одессу. Что можно сказать про Варну? Ничего хорошего. Грязь, мертвые кони, собаки, кошки, крысы… Мерзость! Ближе к морю обстановка получше. Там находятся греческие и болгарские кварталы, там царят радость и веселье, чувство спасения, но не от взрывов снарядов и гранат, о них никто не вспоминает, а от гнусного долголетнего угнетения. Я своими глазами видел, как у людей наступает перемена. Уверенность, легкость походки, спокойствие в выражениях лиц. Бедняги! Они думают, что для них уже наступили свобода и независимость, что положен конец презренному игу. Они спокойно надеются на нас, а наши руки связаны «просвещенной» Европой.

Ты можешь понять мою тревогу, страдание и огромное чувство умиления при виде счастья на их лицах и, одновременно, при мысли о том, что потом наступит момент разочарования. Не будут ли они проклинать тех, кого сейчас благословляют как спасителей. Тогда глубокомысленные политиканы на западе восторжествуют…

Время, время отринуть недалекие, ограниченные, бесчеловечные начала. Настало время Европе образумиться!..

Та же самая Европа на Венском конгрессе предложила искоренить торговлю неграми, и в то же время терпит то, что происходит на Балканском полуострове. Племя, чуждое европейским народам, погруженное в глубокое невежество, отличается жестокой нетерпимостью к другим народам, которых оно держит в страшном унижении. Эта нетерпимость угнетает, умаляет, терзает их физически и морально, отнимает всяческие права человека на собственность и судопроизводство, относится к людям как к скоту. В истории самых варварских племен не найти примеров таких огромных неистовых преимуществ, какие имеют османы по сравнению с болгарами. Тут ничто не поможет, кроме самых резких, решительных действий. Даже если турецкое правительство даст уверения в том, что задумается над вопросом прав болгар, то оно не будет в состоянии защитить самые элементарные права человека в этой державе. Всякий мусульманин, почувствовав угрозу своему превосходству, станет еще более свирепым.

Одна часть Европы считает, что исправление положения состоит в поддержании законности. Другая часть видит в существовании Турции барьер против наступательного духа России. Поэтому наследники Османа продолжат царствовать.

Чтобы облегчить участь этих народов, требуется всеобщее европейское согласие. А таковое отсутствует. Мусульманская нетерпимость торжествует из-за нашей терпимости…

Море штормит, шумит и кипит подо мной, бьется о скалы Варненской твердыни…

Придет ли светлый день свободы и независимости бедного болгарского народа!

Главная штаб-квартира отправляется в Калараш под Силистрой. Шестой корпус генерала Рота располагается на зимние квартиры в Болгарии, занимает Варну и укрепляет передовые позиции в Провадии. Третий корпус от Шумена перебрасывается к Силистре, где уже находится второй корпус князя Щербатова. Сегодня все признают, что взятие Силистры настоятельно необходимо. Но поздно…

Будь здоров!

До следующих встреч!