В воскресное утро я проснулся от легкого шевеления. Это было вовсе не проход полусонного «зассанца» в туалет. Меня разбудило чувство опасности. Такое звериное чувство просыпается, когда стараешься выжить. Так, неторопливо едущая машина может наехать колесом на спящую собаку, а она выпрыгнет в последнюю секунду из-под черной каучуковой смерти.
Вот и сейчас я проснулся и прислушался. Возле меня творилось что-то такое, что выходило за рамки обычного воскресного утра. Я не подал вида, что проснулся. Дыхание продолжало быть таким же равномерным, вот только чуть разомкнул ресницы, чтобы оценить уровень опасности.
Хм… Мда… Не думал, что так рано начнут разыгрывать!
Вроде бы ещё присягу не приняли, в нарядах не побывали, а уже начинается…
Возле моей кровати собрались четверо парней. Судя по перемещениям и скупым движениям, мне была уготована участь быть разыгранным старым дедовским способом под названием «Потолок падает!» Суть розыгрыша проста, как пять копеек: четыре человека берутся за концы простыни, натягивают её так, чтобы получилась ровная поверхность. Пятый человек будит спящего и, когда тот открывает сонные глазки, на него опускается натянутая простынь с диким криком: «Потолок падает!!!»
Ещё не проснувшийся человек паникует, взбрыкивает, орет и производит иные забавные телодвижения. И вот сейчас ребята захотели сделать этот розыгрыш со мной…
Ну что же, посмотрим, кто ещё кого разыграет…
Вот все приготовления сделаны. Вот ко мне тянется рука. Вот уже трясут за плечо и раздается дикий крик в ухо:
— Сенька, атас! Потолок падает!!!
На меня опускается «потолок». Я тут же вскакиваю, путаюсь в простыне и падаю. После этого затихаю под шумный гогот. А веселятся все вокруг. Похоже, что разбудили всю спальню ради такого розыгрыша.
Ну что же, посмотрим, кто будет смеяться последним…
— Потолок рухнул и Сеньку придавило! — послышался веселый голос Лёхи. — Давайте же поможем выбраться другу из-под обломков!
Простыню начали разворачивать, а в это время я набрал в грудь воздуха и затаился.
— Да он снова уснул. Вот же нервы железные, — хмыкнул кто-то.
Меня пнули по ноге.
— Эй, курсант, подъём!
— Слышь, Лёх, похоже, что он без сознания, — раздался голос Мишки. — Вы чего натворили-то?
— А чего мы сделали? Мы просто пошутить решили, — ответил Лёха. — Да он, небось, придуривается?
Мне приложили палец к яремной вене. Что-то холодное тронуло губы.
— Пульс слабый, — сказал Мишка. — И дыхания нет! Срочно в медсанчасть!
— Надо первую помощь… — неуверенно произнес Лёха.
— Хватит, уже оказал помощь! — рявкнул Мишка. — Давайте дружно поднимем и отнесём… Ну, взяли! Бегом! Расступись!
Меня перекатили на простыню и в этих импровизированных носилках потащили к выходу. В бок впился угол табурета и я едва не вскрикнул от резкой боли. Услышал голос дневального:
— Что это с ним?
— Ушибся! — отозвался Мишка. — Отстань…
А к этому времени мне уже надоело изображать умирающего и к тому же воздух в легких начал заканчиваться. Я резко сел на простыне, быстро выдохнул, вдохнул и рявкнул что было мочи:
— Шлёп вашей маме по телеграмме!!!
От неожиданности меня выронили! Моё тело оказалось в невесомости. Всего на миг. А потом оно устремилось у ядру Земли, но не смогло пройти дальше плитки пола. Пятая точка вспыхнула болью.
— Вот же черти! — выругался я. — Ни разыграть, ни донести нормально не можете! А ну, тащите меня обратно!
— Сам дойдёшь! — буркнул Михаил.
— Дойти-то дойду, но если вы дотащите, то будет веселее, — ухмыльнулся я в ответ. — Вроде как чудесное воскрешение!
— Бога нет, — тут же ответил Лёха. — Так что нечего нам тут толкать опиум для народа!
Я едва не усмехнулся. В жарком бою порой только к нему, отцу небесному и обращаешься, потому что больше не к кому. Потому что либо отведет шальную пулю, либо не поправит траекторию.
— А я не и за Бога говорю. Вы меня воскресили, отчего я стал веселым и жизнерадостным. Либо тащите в медсанчасть, всё-таки я лицо, пострадавшее от дурацкой шутки.
— Шантажист, — буркнул Лёха, а потом расплылся в улыбке. — А всё-таки ты здорово нас напугал, чертяка носатый!
— Учитесь, пока я жив, — хмыкнул я в ответ.
Воскресный день шел по своему распорядку. Умывание, завтрак, потом расслабленная тренировка до обеда. Расслабленная по сравнению с другими днями.
На обеде Лёха распространялся от десяти девушках, с которыми ему удалось познакомиться. Мы подначивали — только десять? Может быть их было хотя бы около полусотни?
Серёга ухмыльнулся:
— Ладно, не полсотни, но и не десять. Зато их было четыре! Вот! А это вам не хухры-мухры! Сами-то чем занимались?
— Мы музыку слушали, — пожал я плечами. — Ну и с двумя девушками познакомились.
— Да ладно? — хмыкнул Лёха. — Вы? И с девушками?
— Ну да, — кивнул Мишка. — Мы и с девушками. Чего тут удивительного?
— Да нет, ничего, просто вы такими тихонями в школе были, а тут… — покачал Лёха головой.
— Жизнь течёт, жизнь меняется, Лёшка, — ухмыльнулся я в ответ. — И мы меняемся вместе с ней. В этой безграничной вечности нет ничего статичного…
— Философ, — фыркнул Лёха.
— Не, не философ. Просто практичный человек.
Он хмыкнул в ответ и покачал головой. Углубился в бикус.
Не знаю, кому в голову пришел этот рецепт из вареной капусты с небольшими вкраплениями картофеля, но многие мои знакомые мечтали о том, чтобы создатель питался этой массой до конца своих дней. Чтобы запихивать создателю ложку за ложкой и не давать упасть даже маленькому кусочку этого дерьмового варева.
Вечером, пока все смотрели «Белое солнце пустыни» по принесенному капитану телевизору, я отлучился по нужде. Так как этот фильм видел не раз и мог по памяти процитировать каждую реплику, то не очень переживал за то, что пропущу какой-то момент.
Сделав свои дела, решил пройтись — размять ноги.
Проходя мимо кабинета капитана, я услышал знакомый голос. Зинчуков о чем-то разговаривал с капитаном Драчуком и этот разговор явно был не из приятных.
— Знаешь, порой мне кажется, что торфяники не сами собой загорелись. Ну не может такая мощная огневая атака возникнуть сама по себе. Мне кажется, что это диверсии. Воспользовались засухой и давай уничтожать посевы и леса, — говорил Зинчуков.
Я невольно остановился возле щита с информацией о том, как нужно действовать во время пожара. Сделал вид, что изучаю, а сам превратился в слух.
— Ты слишком мнительный, товарищ майор. Не стоит исключать и природный фактор. Вон какая жара на улице.
— Так и раньше была жара, но так сильно не полыхало. А сейчас…
— И с чьей же стороны эти диверсии?
— А ты как будто не знаешь? Пусть у нас сейчас и нормализовываются отношения, но… Я всё равно считаю, что нам с США не по пути. Они же как гиены кружатся вокруг нас, да так и норовят укусить. Подзадоривают на разрыв другие страны… Ты слышал, что на Олимпиаде случилось?
— Что там могло случиться? Вроде бы немцы к нам сейчас дружелюбно настроены.
— Антисоветские провокации. Да сынок Бандеры сорвал с флагштока советский флаг и сжег его прилюдно. А рядом пританцовывали его прихлебатели. Не всю пакость вытравили во время войны. Есть ещё нацистские твари, которые ненавидят нас лютой ненавистью. Вот и посевы с лесами жгут подобные выродки… А огонь всё ближе и ближе к Москве. Драчук, нам нужна помощь. Выручай…
В это время раздались шаги по коридору и, чтобы не быть застигнутым на месте подслушивания, я двинулся дальше. Вернулся к просмотру фильма тогда, когда товарищ Сухов спросил Саида: «Ты как здесь оказался?» И услышал ответ: «Стреляли…»
Я тихо сел на своё место и уставился в экран. Если майору нужна помощь, то почему бы её не предоставить? Конечно, я не в полной мере понимал, что именно ему нужно, но определенные наметки были. Осталось только предложить помощь так ненавязчиво, чтобы никто не понял, что я подслушивал разговоры.