Служу Советскому Союзу

Глава 33

Я думаю, что роль хорошего сына удалась мне в полной мере. Вроде был предупредительным, обходительным, веселым и задорным. Таким, чтобы меня запомнили, как взрослого и неунывающего мужчину.

Мишка с Ириной вроде как и были с нами, но держались чуть поодаль. Ирина смущенно опускала глаза, когда родители Семена по тому или иному вопросу обращались к Мишке. Забавно было видеть подобное смущение. Особенно забавно было мне, жителю двадцать первого века с его свободными нравами и сексуальной раскрепощенностью.

Вот скажи этим людям, что через пятьдесят лет на голубом экране начнут скакать голозадые девицы и голозадые мужики, а по вечерам начнут вытаскивать грязное семейное бельё и размахивать им по федеральным каналам — в крайнем случае покрутят пальцем у виска. Не поверят мне, что скандалы, пошлость и фиглярство займут место вечерних концертов, многосерийных фильмов, образовательных программ.

Нет, концерты будут, но…

Признаться честно, может и поворчу по-стариковски, но те песни, что сейчас звучат по радиоприемнику в казарме и те, что играли в машине из магнитолы — две большие разницы. Редкие экземпляры эстрады ещё пытались что-то преподнести, но хорошие песни обычно не доходили до эфиров радио — хорошие песни были непопулярны. Такие песни вызывали эмоции, а не просто ставились для того, чтобы зажечь в танце «джига-дрыга». Потому и приходилось самородкам выкладывать своё творчество в интернет. А уже оттуда по крупицам их выковыривали. Как мелкие бриллиантики из огромной кучи дерьма. Выковыривали и делились между такими же единомышленниками.

Таким бриллиантом в своё время стал для меня Николай Носков. А ведь он где-то в эти года служил, правда под Мурманском на Северном флоте. Но его песни постоянно звучали в моем сборнике. А уж без песни «Павшим друзьям» редко обходились какие-то посиделки с сослуживцами… Когда от музыки и голоса мурашки ползли по коже, а пальцы зло сжимали рюмку с пьянящим ядом…

Но это всё будет в будущем, а пока…

А пока что Москве исполнялось восемьсот двадцать пять лет. В отличие от тех празднеств, которые я помнил — сейчас не было никакого ажиотажа по поводу празднования. Вроде как будет и будет день города завтра, но… будет и будет. Подумаешь. Не такое уж это большое событие для обычного трудового народа. И не надо было осваивать деньги на празднование, из которых немалая часть оседала в карманах устроителей.

Сейчас же улицы были полны школьниками и школьницами. Школьная форма попадалась повсюду, куда только кинешь взгляд.

Первое сентября… Через восемь лет, и я вот также пойду в первый класс. И мои глаза будут вот также гореть предвкушением вхождения в новую стадию жизни. В ту самую, в которую уже входили старшие ребята с нашего двора. Эх, помню, как я им тогда завидовал — ведь им не нужно было есть манную кашу с комочками, а после обеда ложиться спать. Они могли сделать что-то, что называлось «домашкой», а потом до вечера гулять. До тех пор, пока с балкона не донесется крик:

— Сережка-а-а! Домо-о-ой!

Но это будет не сейчас. Да и будет ли вообще?

Будет. Я смотрел на Мишку и Ирину. Смотрел и понимал, что будет. И я приложу к этому все усилия.

После прогулок по Москве и посещения Красной площади (в мавзолей мы так и не попали), мы приехали на место учебы. Были сказаны нравоучительные слова, потом объятия, пожелания и влажные поцелуи в щеку. После всего этого мы с Мишкой простились с родителями Семёна.

Ирина уехала чуть раньше, сказала, что родители будут волноваться, если не вернется вовремя. Я видел, как она пожала руку Мишке. Если бы не было родителей Семёна, то может быть даже подставила бы щёку. Но…

Отец Семёна показал мне глазами, мол, бери пример с друга. Я в ответ кивнул и чуть поджал губы, вроде как буду стараться. Родители Семёна смотрели, как их сын входит в ворота казармы. Я ещё отдал честь на прощание. Знал бы, что они видят своего сына в последний раз, то обнял бы ещё пару раз, чтобы глубже запечатлеть образ геройского парня в сознании…

На вечерней поверке капитан Драчук дождался пересчета, доклада заместителя командира взвода и выступил вперед:

— Курсанты, сегодня вы приняли присягу и вступили в новую фазу жизни. Отныне вы военнослужащие Вооруженных Сил Советского Союза. На вас возлагается обязанность охранять и защищать мирную жизнь простых людей… Кхм… В общем, отбросим эту обязательную мишуру. Сегодня днём случилось из ряда вон выходящее событие!

После этих слов капитан обвел мрачным взглядом стоящих курсантов. Постарался заглянуть в каждые глаза, как будто искал хоть что-то, что может выдать виновника происшествия. В ответ он встретил только непонимающие и заинтересованные взгляды. Я уже понял, к чему завелся этот разговор, но постарался сделать вид, что тоже ни хрена не понимаю и только хлопал ресницами.

— Никто ничего не хочет сказать? — спросил капитан.

Многие начали поглядывать на стоящих рядом. Ожидали, что кто-то признается в том, что… А в чем?

— Виноват, товарищ капитан! — после пятисекундного молчания вытянулся Лёха. — Съел сегодня три порции мороженого. Одно точно было лишнее. Но не смог удержаться — такое вкусное было… Готов понести заслуженное наказание.

В рядах курсантов послышались смешки. Под грозным взглядом нахмуренных глаз капитана смешки пропали так же быстро, как и появились. Их как будто смело одним махом, словно крошки со стола под воздействием тряпки.

— Наряд вне очереди, — буркнул капитан.

— За что, товарищ капитан? — захлопал глазами Лёха.

— За смехуёчки, — ответил Драчук. — Всё понял? Или добавить для понимания ещё?

— Есть наряд вне очереди! — тут же ответил понятливый Лёха. — Виноват.

— Хорошо, что есть понимание своей вины. Есть ещё желающие проявить своё остроумие?

Курсанты молчали.

— Ну что же, хорошо. Я думаю, что и другие взводы тоже будут молчать. В таком редко когда хватает мужества признаться. Но, курсанты… Несмотря на то, что произошло, вы должны помнить, что, одев форму, вы принимаете на себя ответственность. Вы уже не обычные Женьки, Сашки, Мишки. Вы доблестные воины Отчизны! И вам с этим жить.

Капитан замолчал, всё-также продолжая разыскивать глазами хотя бы каплю вины в стоящих перед ним молодых людях. Конечно же я не собирался сознаваться, но вот это нагнетание интриги действовало на нервы. Понятно, что капитан делал это специально, однако, насколько его хватит?

— Товарищ капитан, разрешите обратиться? — спросил Мишка.

— Хочешь признаться? — капитан вперил в него взгляд.

— Хочу узнать — в чем признаваться? — ответил Мишка.

Капитан хмуро посмотрел на него. Курсанты ждали его ответа. Больше чем уверен, что у каждого в памяти прокручивались фрагменты сегодняшних прогулок — где успели накосячить? Что сделали такого, что вызывало подобное выстраивание?

— В чем признаваться? Хм… Сегодня какой-то курсант избил троих кандидатов в мастера по боксу. Причем сделал это недалеко от казармы, во дворе дома. Эти трое отказались давать показания, но курсанта заметили пожилые женщины, сидящие во дворе. Они и вызвали милицию. Так как расстояние было немаленьким, то заметили только форму. Лица курсанта женщины не смогли рассмотреть. Боксеры не получили больших повреждений, даже в больницу обращаться не стали, но… Такого не должно происходить! Это хулиганская выходка, хоть и достойна уважения… Поэтому я и спрашиваю — кто вырубил троих боксеров? Сделать шаг вперед!

Курсанты переглянулись. На лицах невольно появились улыбки. Всё-таки не каждый день можно услышать, что один из тех, кто учится рядом с тобой способен вот так вот запросто победить в схватке против троих противников. Тем более, что «кмсников» по боксу.

Надо ли говорить, что никто не захотел брать на себя подобную ответственность? Вот и я не стал исключением из правил. Если Макар не стал распространяться о своем поражении, то и мне не следует хвастаться своей победой. Я же обычный. Я же такой, как все…

Уже вечером, после команды «отбой», Мишка тихо спросил:

— Сень, а вот те кмсники… Это ведь ты сделал?

Я повернулся. В полутьме зала были видны провалы на лице, в которых еле-еле поблескивали белки глаз.

— Знаешь, Миш, тебе эта информация вряд ли нужна. Даже если это буду я, то… это не имеет значения. Боксеры не стали болтать — они не будут признаваться, что их победил один курсант. А всё остальное неважно.

— Сень, тогда научишь меня драться? Вот как ты тогда, с гопниками…

— Научу. Но тогда забудь про свободное время. Боевое искусство это как меч у самурая — он всегда с тобой, но только скрыт. И обнажать его нужно только в крайнем случае. Если хочешь научиться, то придется попыхтеть. Придется пожертвовать возможным сном и отдыхом.

— Ради такого? Да я готов недосыпать и недоедать!

— Кому-то хочется сыграть в «три скрипа»? — раздался недовольный голос старшины.

На этом наш разговор закончился.