Служу Советскому Союзу

Глава 35

Насколько мне не изменяет память — ожидания в Канаде от игр были эйфорическими. Аркадий Чернышёв, встречавшийся там с местными функционерами, рассказывал советской прессе: главный тренер сборной Гарри Синден обещал ему, что Канада выиграет все восемь матчей с крупным счётом.

То есть как я и говорил — сборную СССР пригласили для того, чтобы профессионалы показали коммунякам, как кататься по льду. Чтобы «красная машина» ещё больше покраснела от злости и стыда. Растоптать и закатать в лёд — вот главная цель приглашения канадцев.

Известна и история с журналистом Диком Бедоузом, который считал точно также, как и Гарри Синден. Он прилюдно поклялся в том, что если СССР выиграет хотя бы одну игру, то он порвет газету в клочья и съест свою статью.

К слову сказать — после первой игры, на следующий день, этот самый журналист прибыл в гостиницу и попросил наших ребят выйти на улицу. Там он сделал точно так, как и обещал — порвал газету, покрошил её в борщ и съел. Конечно, это скорее был жест пиара, мол, вот, посмотрите какая честная пресса за океаном — сказал, что съест и сдержал своё слово.

Мы же ерзали на стульях в ожидании первого свистка и первого вбрасывания. Мало кто из курсантов верил в победу нашей команды. Со стороны я слышал приглушенные голоса:

— Ох и наваляют нашим…

— А может всё обойдется? Может на ничью вытянут?

— Да на какую ничью? Ты смотри на этих дуболомов, их на завод надо — шпалы таскать. Или на вагоны кинуть, на погрузку.

Я слышал это краем уха, а сам… Сам я напрягся. Мне показалось, что возле официальных лиц, которые вышли на ковровую дорожку, стоял знакомый человек в красной куртке работника стадиона. Возможно, это качество изображения сыграло злую шутку и переставило черты лица, но…

Почему-то я был больше, чем уверен, что перед камерой мелькнул тот самый человек, который ехал вместе с нами в поезде. Тот самый «Орлов-Козлов». Он спокойно стоял возле людей из представительства и в ус не дул. А я…

Я смотрел на экран. Возможно, этого работника ещё раз покажут, поближе. Тогда будет возможность рассмотреть его лучше.

Команды обменялись вымпелами, рукопожатиями. Была разыграно первое вбрасывание и Фил Эспозито выиграл его у капитана команды СССР Бориса Михайлова. Для суеверных канадцев это было делом престижа. Для наших это было всего лишь символическое вбрасывание.

— Вот, выиграли вбрасывание. Точно наваляют, — вздохнул Лёха.

— Не мешай смотреть, а то ещё один наряд получишь, — не поворачивая головы, сказал капитан.

Началась встреча и все подались вперёд. Курсанты начали следить за движениями шайбы, еле-еле видимой на белой глади льда.

Хоккей весьма быстрая игра. Перемещения стремительные, скорости высокие. И не успела пройти первая минута игры, как канадцы вскинули руки в победном жесте. Прозвучала сирена.

— Это тот самый Эспозито! — проворчал Лёха. — Который выиграл вбрасывание…

— Вот и не верь после этого в приметы, — вздохнул Серега.

Мишка молчал. Я видел, как сжались его зубы — желваки выступили на щеках.

— Ну что, размочили? — зло бросил капитан Драчук. — Вот надо же было ради этого тащить телевизор? Епифанов, наряд вне очереди!

— Есть наряд вне очереди! — бодро отозвался я. — И даже не спрашиваю за что. Но если наши выиграют, то будет увольнение?

— У-у-у-у, — раздалось в рядах курсантов.

— А если проиграют, то десять нарядов! — стукнул кулаком по колену Драчук. — Согласен?

Как же мне не согласиться? Ведь я-то знаю, как закончится игра. Вот только показывать этого нельзя. Нужно держать тайну до упора и выглядеть таким же, как и остальные курсанты. А если ещё учесть, что через четыре минуты в наши ворота залетит ещё одна шайба…

— Согласен, товарищ капитан! — бодро откликнулся я. — Я верю в наших ребят. Верю, что смогут выиграть. Согласен хоть на сто нарядов!

— Хоть на сто нарядов? Да ты азартный, курсант Епифанов. Я согласен. И ты против ста нарядов готов поставить одно увольнение?

— Наши справятся, товарищ капитан. В своих всегда нужно верить. До конца… — проговорил я.

Капитан смерил меня насмешливым взглядом и кивнул:

— А вот по рукам, товарищ курсант. И пусть это будет уроком всем тем, кто вздумает спорить с вышестоящим руководством!

Последние слова он произнес, глядя на Лёху.

— А я чего? Я ничего! — тут же вскинулся тот. — Епифанов вон чего и ему ничего, а я чего тогда?

Драчук только покачал головой. Остальные курсанты с некоторым уважением посмотрели на меня — так поставить наряды против увольнения вряд ли кто из них смог бы решиться.

Спустя некоторое время канадцы снова вскинули руки в победном жесте. Лица курсантов посмурнели. На меня смотрели с сочувствием. Ну да, два очка отыграть у канадцев не представлялось возможным.

— Ну-ну, сто нарядов не за горами, — хмыкнул Драчук.

Я тактично промолчал. Мне было некогда — я всматривался в экран. Там ещё раз мелькнуло лицо «Орлова-Козлова». И на этот раз я был более чем уверен, что это именно он. Да-да, тот самый пассажир поезда, который рисовал самолет на газете «Советская культура».

— Да куда же смотрит судья! — невольно подпрыгнул Лёха, когда игрок канадской команды обхватил Харламова со спины и таким приемом остановил «легенду под номером семнадцать». — Это же удаление! Какого х…

— Что? — обернулся к нему Драчук.

— Прошу прощения, товарищ капитан! — тут же прикусил язык Лёха. — Эмоции!

— Свои эмоции нужно сдерживать, — сурово сказал капитан и тут же выругался, глядя на экран. — Да эти судьи вообще ни х… не видят! Наших бьют, а им хоть бы хны!

Канадцы и в самом деле играли грубо. Даже для такой динамичной и силовой игры они чуть ли не открыто нарушали правила. Оно и понятно — канадцы привыкли давать шоу и в случае чего скидывать перчатки, чтобы от души насовать противнику в хлебало. Но наши старательно уходили от их атак, хотя порой не выдерживали и давали отпор.

— Да ты разуй глаза, мудила полосатый! — снова не выдержал капитан, когда на пятачке у канадских ворот один из хоккеистов ударил нашего двумя руками. — Тут же полное удаление! Тут…

— ГО-О-О-ОЛ!!! — взревели сидящие на стульях курсанты и повскакивали с мест.

Первый гол, который красиво положил Зимин в ворота канадцев, не оставил никого равнодушным.

— По местам! Курсанты! На место! — командовал капитан, заставляя всех усесться на стулья. — Другим же не видно!

— Наверно, случайно залетела, — проговорил Лёха так, чтобы Драчук не дай Бог не услышал. — Вот сейчас отменят и снова накидают…

Я только улыбнулся. Глядя на второй гол и на эмоции ребят, у меня в груди возникло теплое чувство. Такое возникает у родителей, которые радуются успехам ребенка. Вот он пошел, вот сказал первое слово, вот принес первую пятерку из школы.

Как всё-таки классно быть среди толпы, которая болеет за свою страну! Не громить витрины, не переворачивать машины, выказывая собственную дурость и безнаказанность, а переживать, выплескивать эмоции, тем самым подбадривая команду и придавая ей сил.

Капитан уже не так насмешливо поглядывал на меня. После того, как завершился первый тайм, он даже покачал головой:

— Вот уж не ожидал такого. Вообще не ожидал…

Мне хотелось сказать: «То ли ещё будет, товарищ капитан!», но я сдержался.

Когда Валерий Харламов во втором тайме забросил ещё две шайбы, то казалось, что орал весь дом. Каждый кирпич вопил от радости. Курсанты прыгали на месте, вскидывали руки, точно также, как это делали канадцы во время голов.

Я тоже радовался вместе со всеми, но внутри всё-таки грыз нервы подозрительный червячок… Орлов-Козлов не выходил из головы. Его больше не показывали, но у меня была точная уверенность, что это был именно он.

А если прикинуть писю к носу и вспомнить о том лейтенанте, который на «Газоне» штурмовал полугорящее торфяное поле, то становится ясно, что дело тут тёмное…

— Всё, выиграл ты своё увольнение! — хлопнул меня радостно улыбающийся капитан, когда на табло светился счёт «семь-три». — Молодец, что верил в наших до последнего! Благодарю за такую веру, боец!

— Служу Советскому Союзу! — радостно гаркнул я в ответ.