Смертельная поездка

3

Грейс Макбрайд стояла у распахнутого настежь широкого окна на третьем этаже особняка и смотрела на зеленую листву деревьев, чтобы дать отдых глазам. За спиной у нее негромко шелестело несколько компьютеров. Она наконец-то привыкла к их новому офису, к пышным верхушкам деревьев, видимым из окна вместо высоток Миннеаполиса, к относительному покою фешенебельной Саммит-авеню вместо непрестанной суеты складского района.

Перенос офиса «Манкиренч софтвер» в особняк Харлея Дэвидсона поначалу рассматривался всеми только как временная мера, но прошел уже почти год с тех пор, как они покинули залитый кровью чердак, который их фирма занимала в течение десяти лет, и пока никто из них даже не заикнулся о том, чтобы поискать другое помещение. Здесь было удобно – стараниями Харлея, – и для четверки отщепенцев, у которых, кроме них самих, никакой другой семьи не осталось, этот дом был не хуже любого другого.

Ну и Чарли здесь нравится, а это далеко не последний довод. Он сидел совершенно прямо на старомодном деревянном стуле со спинкой, собрав крупные лапы на маленьком сиденье и свесив за его край обрубок хвоста. Карие глаза внимательно следили за каждым движением Грейс. Она погладила пса по покрытой жесткой шерстью голове и сказала:

– Два дня.

Чарли вздохнул.

Грейс была одета по-походному, то есть у нее было два пистолета вместо одного: «сиг» в низко висящей под левой мышкой наплечной кобуре и «дерринджер» за голенищем английского высокого сапога для верховой езды – без него она вообще из дому не выходила. Из-за августовской жары она надела тонкие джинсы и футболку, но цвет у них был все тот же – черный, дарящий чувство защищенности, неуязвимости и силы. Она не могла просто так отказаться от него, как не могла отказаться от сапог или пистолетов. Как-то она попыталась сделать это, единственный раз за одиннадцать лет, но именно в этот день появился человек с оружием в руках и наглядно продемонстрировал, что такая затея не более чем глупость. Жизнь полна опасностей, и встречать их невооруженной – значит подвергать себя слишком большому риску.

Она услышала приглушенные толстым ковром шаги на лестнице двумя этажами ниже и отвернулась от окна. Деловито зажужжал небольшой лифт, обслуживающий это крыло особняка. Она знала, что по лестнице поднимаются Родраннер и Харлей, а в лифте едет Энни, но все равно живот скрутило спазмом, а рука сама взялась за рукоять «сига». Она убрала руку только тогда, когда Харлей крикнул ей с лестничной площадки: «Грейси, мы идем наверх!» Харлей понимал, что она находится в боевом режиме и готова выхватить оружие, и Грейс любила его за это.

Первым в офис зашел Родраннер. Эта жердь высотой шесть футов семь дюймов была одета в неизменный мотоциклетный комбинезон из лайкры, сегодня – темно-синий с красным росчерком на спине.

– Мне наплевать, что он редкий и стоит кучу денег, – бросил он через плечо Харлею. – Краше он от этого все равно не становится.

Харлей тяжело ввалился следом. Это был массивный бородатый мужчина с мощными руками, которыми он нежно обхватил громадный глиняный горшок. Из горшка угрюмо торчал странного вида кактус, ощетинившийся трехдюймовыми колючками, – похоже, насчет его Родраннер и прохаживался.

– И это заявляет человек, выкрасивший кухню в розовый цвет!

– Не в розовый, а в светло-вишневый. И продавец в магазине красок сказал, что это сейчас один из самых модных цветов для оформления интерьера.

– Родраннер, поверь мне, он розовый, как задница бабуина. А парня, который назвал его светло-вишневым и всучил тебе эту краску, следует отдать под суд. – Харлей осторожно поставил кактус на пол в углу и отошел назад, чтобы полюбоваться на него. – А что ты думаешь, Грейси? Он тут замечательно смотрится, не находишь?

Харлей был человеком увлекающимся, и, когда какой-нибудь предмет привлекал его внимание, он не жалел ни денег, ни времени на то, чтобы завладеть им. Он собрал редкую по полноте коллекцию винтажных мотоциклов, а в его винном погребе любой сомелье просто расплакался бы от счастья. Грейс понимала его, потому что до недавнего времени он собирал только те вещи, которые обладали практической ценностью и, следовательно, стоили потраченных на них усилий. Но после недавней поездки команды «Манкиренч» в Аризону его охватила неожиданная страсть к кактусам, и теперь ими была заставлена целая комната на первом этаже. У Грейс это не вызывало никаких других чувств, кроме недоумения – ну какая, спрашивается, польза может быть от кактусов?

– Ну, по крайней мере нам не придется его поливать.

Харлей одарил ее взглядом, полным глубочайшего разочарования:

– Грейс, уж от тебя-то я такого не ожидал. Да, кстати, если услышишь странный звенящий звук, не обращай внимания – это мое сердце разбилось и разлетелось осколками по полу.

Грейс не смогла удержаться от улыбки:

– Извини, Харлей. Я просто в этом не разбираюсь.

– Я тоже, – заявила Энни Белински, впорхнув в комнату. Она была одета в платье, состоящее из множества шелковых лоскутков, которые трепетали при каждом ее движении, как крылья бабочек. У Энни были маленькие изящные стопы и небольшой ротик, но все остальное в ней было настоящим, полновесным Ренессансом, и Харлей, все утро лицезревший ее в этом платье, чувствовал себя подыхающим от голода псом, перед носом которого водят сосиской. Она уперла руки в боки и неодобрительно посмотрела на кактус. – Мы, кажется, договорились, что ты не будешь таскать наверх своих страшилищ, годных только для иглоукалывания.

– Ну я же тебе говорил – это особенный кактус, и я его только что купил. С него нельзя спускать глаз, пока он не акклиматизируется.

Энни закатила глаза:

– Ты совсем с ума сошел, Харлей. Ну почему ты не свихнулся на чем-нибудь красивом, например орхидеях?

– Орхидеи – это для женщин, – с отвращением сказал Харлей. – А кактусы – это жесткие, бескомпромиссные растения, мои ботанические эквиваленты, мужики от корней до колючек.

– Да уж. И раздражают примерно так же, как ты.

– А такой мужик, как я, хотел бы сейчас зубами снять это платье с твоего большого красивого тела, лоскуток за лоскутком.

– Поросенок.

– Эй, я ведь даже знаю, что эти трепещущие кусочки ткани называются лоскутками! Я только не могу понять, как они держатся вместе… – Он потянулся к платью.

Энни шлепнула его по рукам и раздраженно обернулась к Грейс:

– Ко мне тут пристают. Может, поедем уже?

– Через минуту. Я записываю последний диск.

Уже четвертый месяц команда «Манкиренч», жертвуя свое время и деньги, ездила по полицейским участкам в медвежьих углах страны и устанавливала у них компьютерное оборудование и программное обеспечение, помогающее расследовать «глухие» убийства, которые могли оказаться серийными. За те десять лет, в течение которых компаньоны занимались разработкой компьютерных программ – в основном игр, – все они, будучи владельцами фирмы, стали весьма обеспеченными людьми. Однако последняя созданная ими игра стала причиной серии леденящих душу убийств, и призраки жертв до сих пор преследовали их, поэтому они искупали свои грехи единственным действенным и приемлемым для них способом: обратив свой программистский талант против других убийц, где бы те ни объявились. Они уже поймали двоих – одного в Аризоне, второго в Техасе.

«Да, и целую тысячу прохлопали», – подумала Грейс. Благотворительность в этой области была страшно утомительным и неблагодарным занятием. Слишком много убийц разгуливало на свободе, и слишком во многих полицейских участках отсутствовало оборудование для сортировки и сопоставления огромного количества информации, растущего при расследовании преступлений словно снежный ком. Новая программа оказалась на удивление эффективна. Она за считаные секунды выявляла связи между преступлениями, что обычно требовало от полицейских месяцев рутинной работы. Но пока она была единственным работающим образцом подобного программного обеспечения в мире, так что выбор одного дела из сотен одинаково срочных и важных стал для команды «Манкиренч» вечной моральной дилеммой.

Сегодня они с Энни собирались ехать в Грин-Бэй, чтобы установить свою систему для расследования происшествия, на которое они и не взглянули бы во второй раз, если бы взяться за него их не попросила Шарон Мюллер. В недавнем прошлом помощник висконсинского шерифа Холлорана, она некоторое время назад была временно переведена в отделение ФБР в Миннеаполисе и занималась у них сбором информации. Шарон была уверена, что в Грин-Бэй появился серийный убийца, но начальство ее уверенности не разделяло. Старший специальный агент Пол Шафер, который руководил отделением, отказался санкционировать расследование трех, казалось бы, ничем не связанных друг с другом убийств, мотивировав это тем, что ФБР не может позволить себе тратить время и ресурсы на разработку дел, почти наверняка не являющихся серией. Поэтому во время поездки в Грин-Бэй, попадающей на выходные, Шарон официально будет не на работе. Полиция Грин-Бэй также не видела связи между убийствами, но на них висело три нераскрытых дела, и они были рады принять любую помощь от «Манкиренч» – ведь платить им за нее не приходилось. Когда команда «Манкиренч» ознакомилась с делом, ни у кого не сложилось впечатления, что это работает серийный убийца, но Шарон чуть не погибла в прошлом году, спасая жизнь Грейс, так что, если бы она попросила их слетать на Луну, они бы что-нибудь придумали и слетали.

Харлей плюхнулся в широкое кожаное кресло перед компьютером и положил обутую в высокий ботинок ногу на стол.

– Ну и что ты думаешь? Шарон вернется в Висконсин?

Энни осторожно рылась в ящике стола, стараясь найти свой любимый блеск для губ и при этом не содрать лак с ногтей.

– Кто знает? Здесь она может хорошо устроиться в ФБР, если захочет, но в глухомани-то ее дожидается мистер Загляденье.

Харлей презрительно цыкнул.

– Если бы мистер Загляденье не был тупицей, он бы утащил ее обратно в Висконсин давным-давно.

– Я думала, шериф Холлоран тебе нравится.

– Ну нравится, и что? Он хороший шериф и зверски отличный парень, но от этого он меньшим тупицей не становится. Если бы на меня положила глаз такая цыпочка, как Шарон, я уж точно не стал бы топтаться на задворках и дожидаться того счастливого мига, когда она сама ко мне постучится. Даже итальянский жеребец и тот малость порасторопнее, а, Грейси?

Грейс посмотрела на него долгим неподвижным взглядом, которого обычно пугались дети и незнакомцы, но который, похоже, вообще никак не подействовал на Харлея.

– Лео Магоцци не из тех парней, которые складывают лапки, скрещивают пальцы и говорят: «Будь что будет!» Могу спорить, он ошивается у тебя на пороге каждый вечер с того самого дня, как мы вернулись с юго-запада, а? Холлорану стоило бы у него поучиться.

Энни побарабанила радужными ногтями по столу и этим мгновенно привлекла внимание Харлея.

– Очень уж ты скор на мудрые советы для мужчины, не слишком обремененного личной жизнью!

– Что ты имеешь в виду? У меня есть несколько весьма обременительных личных жизней.

– Я говорю о таких отношениях, когда ты твердо знаешь, как зовут второго человека. Поехали, Грейс. Я сказала Шарон, что до десяти мы ее подберем.

Компьютер, за которым работала Грейс, издал звуковой сигнал, и она вынула из дисковода записанный диск.

– Ну вот, это последний.

Направляясь к батарее компьютеров Родраннера, Грейс приостановилась у стола Харлея и потрепала его по голове. Заметив, что она приближается, Родраннер выключил монитор, и она не смогла прочитать ползущие по экрану строчки кода.

– Что-то, чего мне не положено видеть? – слегка удивившись, спросила она.

Родраннер пожал острыми плечами:

– Это сюрприз. Мы с Харлеем над ним работаем.

– Сюрприз?

– О черт. – Словно вихрь, сзади налетел Харлей. – Она не видела? Ты успел отключиться?

– Нет, она не видела.

– Не видела что?

Харлей сложил руки кренделем и ухмыльнулся:

– Не бери в голову. Если мы тебе скажем, ты станешь соучастницей, а эта штука, похоже, обещает стать самой незаконной из всех, что мы делали.

– Мне уже нравится.

– Я связался с департаментом уголовного судопроизводства. Если поймают – дадут лет пятьдесят-шестьдесят.

– И мне уже нравится, – протянула Энни, которая стояла уже у двери.

– Вы же позвоните, когда будете на месте? – спросил Родраннер у Грейс.

– Конечно позвоним.

– Просто ваши сотовые телефоны вряд ли будут работать – я тебе уже говорил. В северном Висконсине вышек почти нет.

– Простите, что? – Энни была похожа на ребенка, который только что узнал, что Санта-Клауса на самом деле не существует.

Родраннер вздохнул:

– Нет сотовых вышек, почти нигде нет сети. Во всем, что касается связи, северный Висконсин – настоящая пустыня. Скорее всего, вы сможете позвонить нам, только когда доберетесь до Грин-Бэй.

Энни посмотрела на него так, будто была уверена, что у него шарики за ролики заехали.

– Этого не может быть. Прошлой зимой я звонила в Париж с горнолыжного подъемника в Аспене. А Аспен – это глушь.

– Ага, еще какая, – ехидно сказал Харлей. – И поэтому каждый вшивый дом моды стремится открыть там свой магазин. Я тебе вот что скажу: ты настоящей глуши и в глаза не видела, если не была в северном Висконсине.

– А ты откуда знаешь?

– Так получилось, что знаю. Как-то отвозил приятеля индейца оджибву в резервацию на Бэд-Ривер. Три часа ехал, никого не видел, кроме черных медведей, и ни у одного из них не было сотового.

– Видишь? – сказал Родраннер, обращаясь к Грейс. От беспокойства его лоб пошел морщинами. – Вы довольно долгое время будете полностью отрезаны от мира.

Грейс улыбнулась. Родраннер как-то ухитрялся быть одновременно и дитем, и нервной мамашей команды «Манкиренч». Он всегда смотрел в будущее мрачным взглядом, а его жизненная философия отличалась крайним пессимизмом.

– Ну, Родраннер, это же всего шесть часов.

– За шесть часов всякое может случиться. Машина может взорваться. Лопнет шина, или лося собьете – и потеряете управление, въедете в дерево и будете лежать без сознания, с переломанными руками и ногами…

Харлей отвесил ему смачный подзатыльник.

Через десять минут Харлей, Родраннер и Чарли с видом брошенных щенков стояли у парадного входа особняка и смотрели, как Грейс и Энни уезжают в «ренджровере» Грейс.

– Надо было поехать с ними, – сказал Родраннер.

Чарли поскулил в знак согласия.

– В этом маленьком джипе просто не хватило бы места для двух крепких мужиков, таких как мы, вдобавок к трем женщинам со всей их косметикой и тряпками. Энни здоровенный чемодан упаковала, представляешь? И это всего на два дня в Грин-Бэй, где никто ничего, кроме футболок «Пэйкерс», сроду не надевал.

– Мы могли взять дом на колесах…

– Черт возьми, Родраннер, сколько раз тебе говорить, чтобы ты его так не называл. Это сверхкомфортабельный автобус для путешествий.

– Да какая разница? Могли взять его. Там бы всем места хватило.

Харлей посмотрел через улицу, на растущие тесной группой березы. Покачался взад-вперед на массивных каблуках.

– Ненавижу Висконсин.

– Там есть завод, где делают мотоциклы «Харлей-Дэвидсон».

Харлей едва заметно кивнул крупной головой:

– Да. Есть.

Многие люди думают, что в Чикаго дуют самые сильные ветра в стране, и все потому, что какой-то умник больше ста лет назад назвал его «городом ветров». На самом деле Чикаго даже не приближается к первым позициям в любом известном списке, а в Миннеаполисе ветер сильнее на целую десятую мили в час. Приткнувшийся в северном углу Великих равнин город является легкой мишенью для ветров с прерий, господствующих летом на всем Среднем Западе. Именно благодаря им население, не снимающее парки по шесть-семь месяцев в году, сравнительно легко переживает теплое время года. Но каждый год в августе у прерий словно иссякает дыхание, и на город одеялом опускается жара.

Грейс никогда особенно не страдала от жары – да и, если на то пошло, от холода тоже. Она жила в этом штате уже одиннадцать лет, но ее до сих пор сбивало с толку местное помешательство на погоде. Энни же мгновенно впитала в себя эту страсть. Как и все остальные жители штата, она смотрела все прогнозы погоды по всем каналам, если только ей выдавалась такая возможность, и при любой возможности сыпала цифрами и терминами, становясь в такие моменты похожей на телеведущую, перебравшую стимуляторов. Даже не успев как следует устроиться в машине, она начала щелкать кнопками на приборной панели, чтобы вызвать экран температуры.

– Господи, вы только посмотрите. Восемьдесят восемь градусов, а ведь еще даже десяти нет. Еще час, и мы будем похожи на рыб в кастрюле для тушения.

– Включим кондиционер.

– Ха! Как будто твой кондиционер может уменьшить влажность воздуха. Слышала, какая она должна быть сегодня?

– Я даже не совсем точно представляю себе, что такое влажность воздуха.

– Милая, да никто вообще не знает, что это такое. Но она даст нам жару, это точно. Будет как в тропиках. Толстой Энни придется худо. Это там не Шарон?

Шарон стояла на тротуаре у входа в гостиницу в половине квартала от них. На ней был темно-синий стандартный фэбээровский брючный костюм и кошмарные черные шнурованные ботинки. Ее каштановые волосы были короткими и пострижены так, что открывали уши. Из-за этой прически она могла бы показаться беззащитной, если бы не вдумчивое, настороженное, даже опасное выражение лица. Через плечо у нее висела большая кожаная сумка, у ног – еще одна сумка, полотняная, в форме торбы, затягивающаяся шнурком у горловины.

– Погляди-ка на эту кусачую малышку. Неужели она и на прошлой неделе была такая маленькая?

– Еще меньше. Она ведь сидела.

На прошлой неделе они договорились встретиться в гриль-баре, расположенном на самом краю центральной части города, и взглянуть на собранную Шарон документацию к делу. К приходу Грейс и Энни она уже заняла большую кабинку в глубине зала и пугала постоянных посетителей фотографиями с судебно-медицинского вскрытия, рассыпанными по столу.

– Они что, все относятся к делу в Грин-Бэй? – спросила Грейс, и Шарон немедленно сгребла фотографии в сумку.

– Господи, нет, конечно. Я их всегда с собой беру, когда иду куда-нибудь одна. Никто не захочет приставать к женщине, разглядывающей мертвецов.

Вспомнив об этом, Грей улыбнулась, как улыбнулась и тогда. Чтобы избежать нежелательного мужского внимания, большинство женщин надело бы кольцо на безымянный палец левой руки, а Шарон носила с собой фотографии трупов. Грейс это казалось забавным.

Они притормозили у тротуара, и Энни опустила стекло.

– Шарон Мюллер, что вы, во имя всего святого, делаете на этом тротуаре в такую жару да еще в этом жалком синтетическом наряде?

Шарон наклонилась к окну, и в салоне запахло мятой от ее дыхания.

– Я являюсь представителем федерального правительства США, и это форменная одежда представителя федерального правительства США. Назад? – Она подняла с земли свою торбу.

Грейс кивнула и вышла, чтобы открыть дверцу багажного отделения джипа. Шарон забросила свою торбу и подозрительно оглядела чемоданище Энни.

– Кто-то в отпуск собрался?

– Только на уик-энд, милая. – Энни выбралась из машины и придержала дверь для Шарон. – Когда еду больше чем на два дня, беру с собой два чемодана. Иди сюда и садись впереди. Я буду ехать на заднем сиденье – для этого платья нужно много места. Если лоскуты сомнутся и лягут на какую-либо одну сторону, я буду выглядеть так, будто меня пропустили через бумагорезательную машину.

– Красивое платье, – сказала Шарон, окинув Энни взглядом.

– Я знала, что ты не безнадежна, дорогая.

Через минуту после того, как машина тронулась, Шарон заметила:

– Это странно.

– Что странно, ехать в машине?

– Нет. Отправиться в долгую автомобильную поездку с двумя женщинами.

– Ты отправлялась в долгие поездки в основном с мужчинами? – немедленно заинтересовавшись, спросила Энни с заднего сиденья.

– Было пару раз. Не сказала бы, что это очень здорово. У всех мужчин есть бзик насчет того, чтобы попасть из точки А в точку Б как можно скорее. Никаких отклонений от маршрута. Никаких остановок для осмотра достопримечательностей. Никакого душа.

– Да-да, это все нам знакомо. Скажи лучше, с кем ты ездила? С шерифом Холлораном?

– Господи, нет, конечно. С Элиасом Макфареси. Кроме всего прочего, он играл на аккордеоне.

У Энни отпала челюсть.

– Ты встречалась с человеком, играющим на аккордеоне?

– Это был Висконсин. Там выбирать особо не из кого.

– Так и вижу Лоренса Уэлка.

– Ну-ну, не так все было и плохо. Грейс, ты знаешь, куда ехать?

– Я рассудила, что буду ехать на восток, пока ты не скажешь мне, где повернуть.

– Имеет смысл. Я лучше любого спутникового навигатора, по крайней мере в Висконсине.

– Хорошо, потому что его у меня нет.

– Я полагала, их сейчас ставят во все хорошие машины.

– Грейс и слышать о нем не хочет, – сказала Энни. – Боится Большого брата. Со спутниковым навигатором они всегда в курсе твоего местоположения.

Шарон повернулась к Грейс:

– А кто «они»?

Грейс пожала плечами:

– Да кто угодно.