9

Оказавшись среди деревьев, женщины замедлили бег, и через несколько шагов их окутал слабый лесной сумрак, обещающий если не безопасность, то хотя бы иллюзию безопасности.

А затем пальба прекратилась, и снова воцарилась мертвая тишина. Было так тихо, что они слышали голоса солдат, негромко переговаривающихся на улице перед кафе, – слышали, несмотря на то что их разделяло здание и плотный массив деревьев, и, значит, могли выдать себя любым, даже самым легким шумом.

Женщины застыли на месте и тронулись дальше только тогда, когда тишина снова нарушилась: к кафе подъехала еще одна машина, громко зазвучали голоса – будто залаяли бешеные собаки.

«Еще солдаты, – подумала Грейс. – Вот только сколько их, откуда они берутся и зачем, черт подери, они застрелили тех людей?»

Ей пришел на память случай, произошедший в прошлом октябре. В тот день весь Миннеаполис знал, что на крыше «Молл оф Америка» будет сидеть убийца и поджидать очередную жертву; она помнила, сколько людей, несмотря ни на что, отправилось в торговый центр за покупками, ослепленные въевшимся в них, словно грязь, убеждением, что все плохое случается с кем угодно, но только не с ними. Грейс никогда не понимала таких людей и придерживалась твердой уверенности в том, что если где-нибудь поблизости объявилось что-нибудь нехорошее, то вскоре оно заинтересуется именно ею, и первое, что нужно делать, узнав о надвигающихся неприятностях, – уносить ноги.

Она внимательно обследовала взглядом окружающее пространство и, заметив среди деревьев старую лесовозную дорогу, сразу же двинулась к ней. Энни и Шарон последовали за ней. Все трое думали об одном и том же: о том, чтобы добраться до «ренджровера», а потом до шоссе, по которому они приехали, и оказаться как можно дальше от этого города и той чертовщины, которая в нем творится.

По дороге, заросшей плотной короткой травой, которая заглушала шаги, идти было легче. Грейс, Шарон и Энни быстро и бесшумно двигались вдоль кружевных зарослей папоротника, таких густых и высоких, что в некоторых местах они наползали на дорогу, и их приходилось раздвигать плечами. Грейс шла впереди и каждые несколько шагов останавливалась и прислушивалась, хотя доносившийся от входа в кафе шум давно стих, поглощенный расстоянием.

Они дошли до угла, где дорога, к тому времени превратившаяся в тропинку, сворачивала влево, и Грейс снова остановилась, но на этот раз она сделала это так резко и застыла в такой напряженной позе, что Энни и Шарон замерли на полушаге и, напрягая глаза, стали вглядываться в лесной сумрак и наконец увидели то, что Грейс заметила раньше их. Никто из них не дышал.

В нескольких ярдах впереди, прислонившись к стволу белой сосны и почти полностью скрытый от посторонних глаз плакучей ветвью, стоял солдат и смотрел прямо на них.

Пальцы Шарон конвульсивно дернулись.

Не делай этого. Не тянись к пистолету. Ты идиотка, потому что ты уже должна была держать его в руке, а сейчас ты не пошевелишь и пальцем и уж тем более не расстегнешь кобуру, потому что если он хоть что-нибудь услышит, то откроет огонь и уложит всех троих. Да и что ты собралась с ним делать? Ты в жизни ни в кого не стреляла, даже в тот единственный раз, когда тебе нужно было, когда ты обязана была это сделать. Ты что, хочешь начать с человека в форме? Господи боже, ты даже не знаешь, что здесь происходит – кто казаки, а кто разбойники. Что, если те люди в пикапе были террористами и собирались что-нибудь взорвать, а ты застрелишь солдата, защищающего свою страну, – все потому, что ты испугалась, а пушка у него больше, чем у тебя? Думай, черт тебя возьми. Думай как полицейский, а не как женщина.

Расслабив диафрагму и межреберные мышцы, она сделала тихий-претихий вдох, а затем медленный беззвучный выдох. Она не сводила с солдата взгляда, стараясь понять, действительно ли он смотрит прямо на них, или это только так кажется.

Спустя бесконечную секунду, в течение которой сердце, казалось, должно было совершить десять ударов, но не сделало ни одного, солдат повернул голову в сторону и сказал:

– Пирсон, есть сигарета?

Три женщины посмотрели в ту же сторону, что и он, и увидели то, чего не заметили раньше: в нескольких ярдах справа от первого стоял второй солдат – ствол его винтовки слабо поблескивал в рассеянном кронами деревьев свете; а еще дальше – ясно различимые фигуры других людей в форме и с оружием, потихоньку переминающихся с ноги на ногу, чтобы размять затекшие мышцы.

– Нам не говорили, что мы можем тут курить.

– Ну, они не говорили и о том, что нам тут можно ссать, но это же тебя не остановило.

– Ладно-ладно, погоди секунду.

Когда солдаты встретились на полдороге между своими постами и наклонили голову, чтобы прикурить от одной зажигалки, Грейс, словно черная тень, шагнула в сторону с тропинки и нырнула в густые заросли гигантских папоротников. Тут же обернувшись, она, глядя в просвет между ребристыми листьями, проследила, как с тропы исчезли Энни и Шарон. Убедившись, что их не видно даже с такого близкого расстояния, она беззвучно опустилась на землю. Ей казалось, что ее сердце стучит ужасно громко на фоне того безмолвия леса, в котором она ясно слышала разговор бойцов.

– Мы тут слишком плотно стоим, Дарем. Надо было рассредоточиться.

– Самое плотное оцепление ставится на наиболее вероятных маршрутах прорыва периметра. Это же азы.

– По мне так никакие это не азы, а напрасная потеря времени. Если бы мы сняли всех людей с оцепления и бросили их на работы, то закончили бы здесь гораздо быстрее – и раньше убрались отсюда.

– Если кто-нибудь проникнет внутрь периметра, будет уже не важно, раньше мы уберемся или позже. Локализация. Именно этим мы сейчас и занимаемся.

Долгая пауза, затем кашель.

– Никто не думал, что так получится.

– Никто никогда не думает, а потом случается что-нибудь такое, что не было предусмотрено ни одним планом и не влезает ни в какие схемы. Любой, у кого есть хоть капля мозгов, повернул бы на этой заставе назад, а они начали ломиться вперед.

– Я слышал, у них там был сынишка. Дарем, а что, если есть и другие люди, оказавшиеся в такой же ситуации, как они? Которых не было здесь, когда разверзся ад, но которые сейчас возвращаются домой? Что тогда?

– Ты сам знаешь, что тогда. И очень хорошо знаешь. Мы выполним приказ, как выполнили его Захер и Харрис. Пирсон, посмотри на это с другой стороны. Все их родственники, все, кого они знают, все равно мертвы. Им незачем возвращаться. В общем, все, кто попадает в этот город, не выходят обратно. Точка, конец рассуждения.

«Ничего себе рассужденьице, – подумала Шарон. – Но по крайней мере, хоть что-то прояснилось». Те люди не были ни террористами, ни торговцами наркотиками, ни иностранными агентами. Их нельзя было отнести ни к одной категории лиц, список которых крутился в мозгу Шарон и принадлежность к которым могла объяснить, если не оправдать, тот факт, что они были убиты американскими солдатами. Эти люди просто оказались не в то время не в том месте.

Прямо как мы.

– Черт возьми, Дарем, это какой-то кошмар. Кто-нибудь обязательно узнает.

– Не узнает, если мы как следует выполним то, что нам поручили.

Энни, затаившаяся на земле справа от Шарон, тихо вздохнула. Затем ее пухлая рука чуть сдвинулась в сумраке зарослей, и радужный ноготь коснулся предплечья Шарон. Первой реакцией Шарон было удивление – она никогда не видела, чтобы Энни до кого-нибудь дотрагивалась. Затем, впервые за два десятка лет, в глазах у нее защипало. Она слишком долго была одна.

Слева от Шарон сидящая на земле Грейс уперлась лбом в подставленные ладони и закрыла глаза. «Слишком близко, – думала она. – Недопустимо близко». Они почти столкнулись с этими бойцами, и виновата в этом была она. Она была впереди, и из-за нее их всех чуть не убили. Она отмахнулась от неуместного сейчас чувства вины, упрятала его туда, где хранилось все это чувство целиком, накопленное за много лет, собранное во многих других подобных и иных случаях, и стала отползать назад – глубже в лес, дальше от тропы. Она двигалась очень медленно и осторожно, стараясь, чтобы ни один лист папоротника не шелохнулся у нее над головой, – больше нельзя было допустить ни одной ошибки. Через несколько минут такого медленного, напряженного передвижения они оставили между собой и пикетом такую широкую полосу прикрывающего их леса, что решились подняться на четвереньки и немного ускорить свой болезненно неспешный поход, отдаляющий их от солдат и свободы и приближающий к городу.

По прошествии, как им показалось, очень долгого времени они добрались до опушки, выходящей к Фор-Корнерсу, и, как одна, растянулись на траве под защитой растущих плотной группой молодых робиний.

Грейс внимательно обследовала взглядом открытое зеленое пространство между лесом и деревянным домом позади кафе, долго и внимательно смотрела направо, налево и назад – тут она задержалась дольше всего, разглядывая сумрачные лесные тени. Тех солдат в лесу очень трудно было заметить – благодаря своей форме они практически сливались с растительностью. Их может оказаться целая дюжина на расстоянии плевка, а она не узнает об этом, пока не станет слишком поздно.

Она закрыла глаза и глубоко вздохнула, силой воли заставляя ум очиститься и сосредоточиться на том, что им было необходимо прежде всего, – а прежде всего им необходимо было место, где можно спрятаться, относительно спокойное и безопасное укрытие, где они обсудят и взвесят все, что видели и слышали, и решат, что делать дальше.

Ее взгляд остановился на наклонной двери, под прямым углом прилепившейся к основанию дома, – входу в подвал, который одновременно был для жителей дома штормовым убежищем. Перед дверью выделялся пятачок голой земли – там трава не росла из-за того, что этой дверью часто пользовались. Очень может быть, что она, как и все в этом городе, тоже не заперта.

Грейс взглядом привлекла внимание Шарон и Энни, подняла вверх один палец, беззвучно велев им оставаться на месте, затем вскочила, стрелой перелетела через зеленую лужайку и, схватившись за ручку тяжелой деревянной двери, потянула ее вверх. Хорошо смазанные петли не издали ни единого звука. Грейс осторожно опустила дверь на большой камень, явно поставленный здесь именно с этой целью. От двери шла вниз недлинная, но очень крутая лестница с бетонными ступенями. Внизу была еще одна деревянная дверь. Ни на секунду не задумавшись о том, что она будет делать, если встретит кого-нибудь за той дверью, Грейс в несколько мягких скачков спустилась вниз, повернула старую металлическую ручку и толкнула дверь от себя.

Ее толкнул в лицо порыв холодного сырого воздуха – будто замерзшее привидение торопилось поскорее выбраться наружу, чтобы погреться на солнышке. По рукам поползли мурашки – в основном из-за резкого изменения температуры, но также из-за страха перед тем, что могло таиться в подвале. Она сильнее сжала скользкую от пота рукоять «сига», ожидая, когда ее глаза приспособятся к полумраку помещения, освещаемого только скудным желтоватым светом, с трудом пробивающимся через крохотные окошки под самым потолком. Поблескивающие сконденсированной влагой стены поддерживали фундамент, а грубо обтесанные столбы-опоры, делящие на квадраты площадь плотно утрамбованного земляного пола, подпирали первый этаж здания. У некоторых столбов заплесневелыми пирамидами были сложены помятые, размокшие от сырости картонные коробки.

Грейс бесшумно скользила среди хлама, осматривая каждую щель, целясь в каждую тень, которая могла скрывать врага. Обойдя весь подвал и не обнаружив ничего подозрительного, она поднялась по бетонным ступеням лестницы и махнула Энни и Шарон, чтобы они присоединялись к ней. Две женщины бежали через лужайку, пригнувшись как можно ниже к земле, – способ передвижения, характерный для военных фильмов и почти не встречающийся в реальной жизни.

Когда они все оказались внутри и закрыли за собой дверь, Энни бросилась было к старой керамической раковине на четырех ногах – попить, вымыть руки, почистить платье – кто ее знает, – но Грейс схватила ее за руку и, не говоря ни слова, показала пальцем на потолок. Наверху может кто-нибудь быть, и простой поворот крана может выдать их присутствие.

Она направилась к деревянной лестнице, заканчивающейся дверью, ведущей на первый этаж. Шарон и Энни держались позади нее, чуть не наступая ей на пятки. Наверху она остановилась, приникла ухом к двери и, затаив дыхание, долго прислушивалась, прежде чем повернуть ручку.

Дверь выходила в главный коридор дома, который шел через весь первый этаж и разделял переднюю и заднюю половины дома. Справа располагалась входная дверь, через нее некоторое время назад Грейс заглядывала в дом. Она тогда стояла на крыльце и размышляла о том, кому понадобилось перерезать все телефонные линии в этом городке.

Они беззвучно передвигались по дому, осматривали все углы, заглядывали во все ниши; зайдя в гостиную, несколько мгновений стояли перед открытым широким окном, прислушиваясь, проверяя, не грозит ли им опасность со стороны улицы. Оттуда не доносилось совершенно никаких звуков, и от этого мороз подирал по коже. «После убийства двух человек не должно быть так тихо», – подумала Грейс. На улице должны выть сирены, шуметь приехавшие на место происшествия люди. А тут ни звука, ни шороха.

На кухне, по крайней мере, они обнаружили доказательство того, что этот город обитаем: в раковине плавал еще не открытый пакет с четырьмя свиными отбивными. Подняв глаза от раковины, все трое переглянулись и удвоили осторожность, больше, чем когда-либо, не доверяя этому безмолвному городу, который, как оказалось, еще не так давно был, как все города, населен обычными людьми, размораживающими к ужину свиные отбивные.

Судя по спальне и ванной, в доме жила старая женщина: они были заполнены ворохами всяких безделушек, накапливаемых людьми за жизнь. В спальне повсюду были разложены вязанные крючком салфетки, а старая потертая плюшевая собачка – и это было несколько странно – лежала на поставленных углом подушках. Грейс подумала, что, наверное, эту игрушку старушка выиграла на ярмарочном аттракционе лет пятьдесят назад и она напоминала ей о старых добрых временах и каком-нибудь долговязом мальчишке, с которым она и пошла на эту ярмарку. Душный воздух наполнял назойливый сладкий запах дешевых духов, состарившихся в пузырьке.

Шарон села на кровать и неуверенно потянулась к телефону, стоящему на столике рядом. Она знала, что он не будет работать. Некоторые вещи люди делают вопреки всякой логике, просто повинуясь какому-то внутреннему зову.

– Вы слышали их разговор, – сказала она, положив на рычаг бесполезную трубку. – Они все мертвы. Все жители этого города мертвы. И хозяйка этого дома тоже мертва.

Грейс и Энни просто смотрели на нее. Ну да, может, это и правда, но это не значит, что это нужно вот так вываливать, тем более сейчас.

– И они не солдаты. Наши солдаты не убивают гражданских. Они не расстреливают людей на улице.

Грейс не сочла нужным напомнить ей, что такое случалось – и в этой стране, и в других. Шарон знала это не хуже любого американца, а говорила так потому, что хороших солдат и хороших полицейских связывает общая цель и даже что-то вроде боевого братства, которое всегда оставалось для Грейс лишь теоретической величиной. Она слишком долго была на другой стороне и имела понятие об этой только по отблескам в глазах Магоцци. А Энни, насколько знала Грейс, вообще не занимали подобные пустяки – она попросту не доверяла ни одному мужчине вне зависимости от того, носит он форму или нет.

– Не в первый раз это с военными случается. Сначала напортачат, разведут грязь, а потом подтирают, – сказала Энни. Она никогда не отличалась особенным тактом. – Может, это не армия, а какая-нибудь шайка буйнопомешанных с неограниченным кредитом в местном магазине, торгующим излишками военных товаров. А может, и армия. Да, в конечном итоге, какая разница? Это в любом случае не слишком приятные ребята.

Шарон прищурилась:

– Ты говоришь как потенциальная террористка. Ты и правда думаешь, что солдаты просто пришли сюда и начали всех убивать?

Энни вдруг заметила на будуарном столике с зеркалом небольшую этажерку с косметикой и сразу ею заинтересовалась. На полочках этажерки в беспорядке лежали косметические тюбики и флаконы различного назначения и стоял неожиданно ровный ряд пузырьков с лаком для ногтей всех мыслимых цветов. Энни выбрала пузырек с фиолетовым лаком с блестками и поднесла его к окну, чтобы получше рассмотреть.

– Я скажу тебе, что я думаю. Я думаю, что здесь произошло что-то непредвиденное – какая-нибудь катастрофа – и эти говнюки в камуфляже стараются сделать так, чтобы никто ничего не узнал. Их не смущает, что ради этого они убили двоих людей, и если они нас найдут, то тоже убьют, просто потому, что мы случайно забрели не туда.

Грейс смотрела на Шарон и думала, что ей это осознание дается труднее, чем им. Она хороший полицейский, как Магоцци. Для нее почти невозможно плохо думать о людях, разделяющих, по ее мнению, ее идеалы.

– Энни права в одном, – сказала Грейс. – Нам сейчас не важно, кто они и за кого играют. Нам нужно выбираться отсюда. Окрестности просто кишат этими молодчиками. Скоро они обнаружат наш «ровер», и тогда во всем городе для нас не найдется безопасного места.

– О господи, – прошептала Энни, уставясь в зеркало так, будто видела там совсем не свое отражение. – Они не только «ровер» могут найти. Мы забыли в кафе свои сумочки.

Шарон закрыла глаза.

– Боже мой.

Грейс протяжно вздохнула и выглянула из окна.

– В котором часу стемнеет?

– В полвосьмого-восемь, – незамедлительно отозвалась Энни, но Шарон покачала головой:

– Это в Миннеаполисе. Мы восточнее, и темнеет тут минут на тридцать раньше – тем более в таких лесах, как здесь.

Грейс сравнивала степени риска двух вариантов возможных действий: попытаться прорвать оцепление при дневном свете или подождать еще час до наступления темноты. Это было решение из разряда тех, от которых зависит, будешь ты жить дальше или умрешь, и ей не приходило в голову доверить его подругам или устроить голосование.

– Подождем, пока стемнеет, – сказала она. – Если позволят обстоятельства, заберем сумочки по дороге.

– А как мы выберемся из города? – спросила Шарон. – Этих ребят среди деревьев очень трудно заметить. Мы же не можем просто пойти по дороге, как три гуляльщицы.

– Будем двигаться не по дороге, а рядом с ней. Ползком, если понадобится. И не по той дороге, по которой пришли. Солдаты контролируют ту сторону города, поэтому мы пойдем в другую. Даже если они патрулируют дорогу, то не пешком, а на джипе, – мы услышим их раньше, чем они нас увидят. – Она посмотрела на Шарон: – Как тебе план?

Шарон мысленно улыбнулась. Вопрос Грейс был чистой воды проявлением вежливости, потому что Грейс Макбрайд все равно будет делать то, что сочтет целесообразным.

– Вообще-то не очень. У меня пистолет и два значка, и предполагается, что я должна преследовать негодяев, а не давать от них стрекача.

– Милочка, даже Рембо при таком раскладе не стал бы высовываться, – сказала Энни.

– Да знаю я, – отмахнулась Шарон и рассеянно погладила длинную шерсть плюшевой собаки, лежащей на подушках рядом с ней, но вдруг застыла на середине движения и нахмурилась. На ощупь шерсть была… липкой, что ли. Она наклонилась к зажатым в пальцах прядям, чтобы получше их рассмотреть, и, подняв глаза, встретилась с остекленевшим взглядом вполне дохлого йоркширского терьера. Из его приоткрытого рта вытекла какая-то кошмарная жидкость и запачкала ему шерсть на груди, как раз в том месте, где она его гладила. – Вот дерьмо, – прошептала она и вскочила с кровати, держа руку подальше от себя. – Это настоящая собака. – И бросилась в ванную комнату.

Грейс и Энни подошли к кровати, чтобы посмотреть на испугавшего Шарон пса. Издалека он был очень похож на мягкую игрушку; им пришлось наклониться поближе, чтобы получить представление о том ужасе, из-за которого Шарон впервые за день отделилась от остальных и, как ужаленная, бросилась отмывать руку.

Энни зажмурилась, когда Грейс запустила в шерсть собаки обе руки и начала ощупывать ее. Закончив осмотр, она выпрямилась.

– На ней нет никаких отметин, – тихо сказала она.

Энни сморщила нос. В отличие от Грейс она не была на «ты» со смертью. По правде говоря, за всю свою жизнь Энни видела всего одного мертвеца – и то причиной его отхода в мир иной была она сама и в силу известных обстоятельств не испытывала особых чувств по этому поводу. Но то, что произошло с собакой, было отвратительно.

– Похоже, его вырвало. Яд?

Грейс пожала плечами:

– Может, и яд. Или любая естественная причина, если на то пошло. Смерть редко привлекательна. – Она поглядела на руки. Поскорее бы Шарон освободила ванную, чтобы она могла смыть с них эту дрянь.

Загрузка...