Шарон Мюллер проснулась очень рано. Она вышла на воздух и теперь стояла, кутаясь в махровый халат из имеющегося в автобусе гардероба, рядом с залитой кровью патрульной машиной, раньше принадлежавшей помощнику шерифа Дугласу Ли.
В поле было тихо. На колосьях и стеблях высокой травы блестела роса. Высоко в небе кружил ястреб. Время от времени над землей разносился его крик.
Она услышала, как дверь автобуса мягко захлопнулась, и почувствовала, что это Холлоран. Чтобы понять, что это он, ей не требовалось оборачиваться. И ей больше никогда не придется оборачиваться, чтобы удостовериться в том, что он рядом.
Он подошел и встал рядом – руки в карманах, взгляд направлен на автомобиль.
– Кто убил самозванца, притворявшегося помощником шерифа?
– Я.
Удивительно, как легко далось ей это признание. Она не чувствовала ни вины, ни томительной неуверенности, ни сомнений – всего того, что немедленно поднималось в ее мозгу всякий раз, когда она направляла на кого-нибудь пистолет – оружие, оборвавшее жизнь ее матери. Она боялась, всегда боялась нажать на спусковой крючок – ведь это означало отнять жизнь у кого-то еще. Она получила пулю в офисе «Манкиренч» в том числе и поэтому. Она бы успела вытащить пистолет и выстрелить в убийцу прежде, чем она выстрелила в нее, но прошлое буквально парализовало ее и лишило способности действовать. Но теперь все закончилось. Теперь она может вернуться в округ Кингсфорд, если захочет. Она может вернуться на улицы. Возможно, она даже может вернуться к Холлорану.
Холлоран ничем не выдал своих чувств. Он только медленно кивнул:
– Ты все сделала правильно.
– Я выстрелила ему в спину, – сказала Шарон.
– Все равно.
– Я знаю. Я не испытываю угрызений совести.
Холлоран с трудом сглотнул. «И как люди могут проходить через такое? – спросил себя и сам же ответил: – Ты через такое проходил – в детстве. Каждый раз, когда выходил на край обрыва в известковом карьере и летел на веревке к воде, надеясь, что не разобьешься об острые камни внизу, – а камни ждали, каждый раз ждали».
– Я тут подумал: может, нам стоит пожениться? Завести детей. Ну, как все люди делают.
Шарон засмеялась так, что не могла себя контролировать и согнулась вдвое. Холлоран подумал, что либо он только что сделал предложение женщине, которая потеряла рассудок, либо он напортачил и в этом – как почти во всем в жизни.
– Майк, прости, пожалуйста, – наконец выдохнула Шарон. Она выпрямилась и попыталась придать лицу соответствующее моменту выражение. – Но ведь у нас с тобой еще даже настоящего свидания не было.
– Ладно. Начнем со свидания, если ты так хочешь.
Она повернулась к нему, обеими руками обхватила заросшие щеки и притянула к себе. И он почувствовал женщину под толстым махровым халатом и мысленным взором увидел ее в красном платье, на высоких каблуках, с яркими блестящими губами – он увидел ту Шарон, которая в прошлом октябре украла его сердце.
Спустя пять часов Джино и Магоцци, прислонившись спинами к стенкам автобуса, смотрели на большой сарай, отделенный от дороги нешироким полем. «Ренджровер» Грейс стоял позади автобуса. Асфальтовая дорога была такой узкой, что объехать их было невозможно, но это вряд ли доставило бы кому-либо неудобства, потому что, как они уже поняли, вероятность того, что на этой дороге в ближайшее время появится еще одна машина, была крайне мала. У Джино сложилось мнение, что север Висконсина – это край света. Стояла тишина – только дрозд пел где-то на кукурузном поле.
– Значит, все началось вот с этого, – сказал Магоцци и наклонил голову набок, чтобы взглянуть на сарай под другим углом.
Грейс отошла от «ренджровера» и прислонилась к металлу автобуса между ними.
– Да.
Джино с недоверием покачал головой:
– Шарон увела вас на пятьдесят миль в сторону от маршрута только для того, чтобы полюбоваться вот на это?
– Верно.
Джино раздраженно оттолкнулся от нагретого солнцем корпуса автобуса.
– Это самая глупая вещь из всех, какие я видел в жизни, – заявил он и исчез внутри автобуса, собираясь что-нибудь выпить и поесть этой клейкой шоколадной штуки с непроизносимым названием, которую Харлей приготовил вчера вечером. Ему даром не нужен был тот крюк, который они сделали, – он спешил домой к Анджеле.
– Вообще это красиво, – сказал Магоцци после того, как Джино ушел.
Вся обращенная к дороге стена сарая представляла собой огромную, с удивительной тщательностью выполненную копию Моны Лизы да Винчи, только в футболке с золотой надписью «Висконсин» на груди.
Грейс улыбнулась – совсем как Мона Лиза на стене сарая.
– Странно получается, – сказала она. – Если бы мы не съехали с дороги, чтобы посмотреть на эту, как говорит Джино, самую глупую вещь в мире, то никогда бы не заблудились и никогда не попали в Фор-Корнерс – и люди, которые сейчас живы, непременно бы погибли.
Они еще долго смотрели на Мону Лизу. Грейс размышляла о том, что произошло за последние два дня и что могло произойти, если бы все обернулось по-другому, а Магоцци думал о более близких ему вещах.
– Может быть, займемся сейчас любовью?
Грейс опустила глаза и улыбнулась, подумав, что человеку не дано знать, сколько ему осталось. Но иногда, если сильно повезет, человек представляет – смутно, но представляет, – как потратить отпущенное ему время.