Смертельный номер

Итак, мы снова начинаем

Эдди Диккенс проснулся внезапно и тут же содрогнулся от ужаса. Это был шок. Рядом с ним извивался электрический угорь, вывалившийся из верхнего кармана сюртука его двоюродного дедушки. Когда имеешь дело с электричеством, трудно избежать шока.

Эдди сел в постели.

— Что случилось, Безумный Дядя Джек? — спросил он, поскольку именно так звали склонившегося над ним человека, самого тощего и крючконосого из всех джентльменов. Безумный Дядя Джек был худ как щепка, а его носу мог бы позавидовать самый длинноклювый попугай.

— Вставай, и поживее! — скомандовал двоюродный дедушка Эдди, выпрямившись и тут же уткнувшись своей высокой шляпой в кран висевшей на стене газовой лампы. В угре, может быть, и имелось электричество, но в доме, который носил название «Беспросветный Тупик», его не было.

Мальчика не пришлось просить дважды. Простейший способ избавиться от угря — это вскочить с кровати. Так он и поступил.

Эдди жил в Беспросветном Тупике со своими родителями, а также с двоюродным дедушкой Джеком и двоюродной бабушкой Безумной Тетей Мод. Если вы хотите узнать, как получилось, что они стали жить вместе после целого ряда приключений, потрясающих, а иногда и леденящих кровь (уж можете мне поверить), то вам придется прочитать первую книгу этой трилогии под — вас ждет сюрприз — тем же названием: «Беспросветный Тупик».

Итак, на чем мы остановились? Ах, да: на электрическом угре. Эдди Диккенс вскочил с кровати, а высокая шляпа его Безумного Дяди Джека уткнулась в кран газовой лампы… Кстати, что это за шипящий звук? Советую вам обратить на него внимание: возможно, я упомянул о нем недаром. Нисколько не удивлюсь, если он сыграет немаловажную роль в развитии сюжета этой книги.

— Шшшшшшшшшшшшшшшшшшш-шшшшшшшшшшшшшш…

Безумный Дядя Джек схватил угря и — он-то, кажется, совершенно не опасался, что по его руке пойдет электрический ток, — водворил рыбу обратно в карман. Этот довольно странный джентльмен пользовался вяленой рыбой (в том числе и угрями) для оплаты своих счетов, но по причине, о которой мы узнаем немного позже, данный угорь был жив — настолько, что резво извивался в кармане у дяди. (Я не сказал, что он был жив настолько, что пинал дядю Джека, только потому, что и у этой рыбы — будь она хоть тысячу раз электрическая — нет ног.)

Эдди посмотрел на висевшие на стене часы. «Шесть часов утра», — сказали часы. Шутка старая, но неплохая — для часов.

«Почему Безумный Дядя Джек разбудил меня в такую рань? — подумал Эдди. — Должно быть, он опять учудил что-то особенное».

Почему бы мальчику было так не подумать? Ведь его двоюродный дедушка был форменным сумасшедшим. Борясь с зевотой, Эдди наспех натянул на себя одежду.

— Быстрее! — проскрежетал зубами его дедушка.

Он не умел скрежетать собственными зубами и поэтому всегда носил с собой — специально для этой цели — запасные челюсти в кармане, куда насыпал немного песку. Но Безумный Дядя Джек хранил это, с позволения сказать, приспособление в боковом, а не в верхнем кармане сюртука. Вот почему на его внучатого племянника упал угорь, а не сдобренные песком челюсти для скрежетания.

Тусклый свет раннего утра проникал в комнату сквозь венецианское окно. Венецианские окна, как правило, большие, и из них приятно любоваться пейзажем. Однако, если вы смотрите на улицу из венецианского окна, это не значит, что вы увидите Венецию. Если, конечно, вы не в Венеции. Но если вы в Венеции, то увидеть ее можно и из обыкновенного окна.

Из окна комнаты Эдди был виден дом Безумного Дяди Джека, имевший форму развесистого дерева. Дом был сложен из вяленой рыбы, опрысканной креозотом. Креозот защищал дом в виде дерева не только от плохой погоды, но и от соседских котов (которым нравился запах и вкус вяленой рыбы, но совсем не нравился запах и вкус креозота). Можете себе представить, как смотрелся дом в виде дерева в розовых лучах раннего утра. В нем было что-то лососевое. Именно так, я нашел нужное слово: лососевое.

Эдди Диккенс, все еще полусонный (если скудные математические познания меня не подводят, это значит, что его с равным правом можно было бы назвать и полубодрствующим), последовал за Безумным Дядей Джеком вниз по лестнице. Он пару раз споткнулся и был на грани падения, но ухитрился удержаться на ногах.

Окна нижнего этажа занавешивались на ночь тяжелыми бархатными портьерами, и в прихожей было темно, хоть глаз выколи. Мне бы не хотелось, чтобы вы поняли меня слишком буквально: никто не собирается выкалывать вам — или кому-нибудь другому — глаза. Это всего лишь фигура речи, при помощи которой можно передать смысл выражения «очень-очень темно», используя четырнадцать букв вместо пятнадцати… если, конечно, вам не придется потом объяснять, что вы имели в виду, как это пришлось сделать мне.

Безумный Дядя Джек нащупал входную дверь, врезавшись в нее. Преимущество человека с длинным носом состоит в том, что он нащупывает дверь намного раньше, чем подходит к ней вплотную; это позволяет ему уберечь от травм остальные части тела.

— Ууууф! — сказал он.

Это универсальный возглас, издаваемый людьми, врезающимися в дверь, если, конечно, они врезаются в нее не носком. Я имею в виду носок ботинка. В этом случае универсальный возглас звучит иначе: «Ай-ай-ай-ай!!!!» (Вы можете по своему усмотрению выбрать количество восклицательных знаков, подходящих к тому или иному случаю.)

— С вами все в порядке? — спросил Эдди, непроизвольно зажмурившись от утреннего света, хлынувшего в дом после того, как его двоюродный дедушка распахнул дверь.

— У нас нет времени на пустяки, мой мальчик, — отозвался Безумный Дядя Джек. Из его клю… — извините, носа — текла кровь.

Если из венецианского окна, выходившего во двор, был виден дом дяди Джека в виде дерева, то из парадной двери открывался вид на покрытую гравием подъездную дорожку, на которой удобно было проводить парады (иначе с какой стати эту дверь стали бы называть парадной?). В то утро посреди дорожки стоял застекленный катафалк.

В те стародавние времена катафалки служили для той же цели, для которой они служат и сейчас. Они предназначены для перевозки гроба с мертвым телом из пункта А в пункт Б (при условии, что вы действительно хотите переместить гроб из пункта А в пункт Б; но если хорошенько попросить, его могут перевезти и из пункта А в пункт Я). Разница в том, что нынешние катафалки — это сверкающие глянцем черные автомобили, которые во времена Эдди Диккенса еще не были изобретены. По этой причине тогдашние катафалки представляли собой экипажи, запряженные парой черных лошадей с плюмажами из черных перьев. Кучеру катафалка тоже было положено одеваться во все черное.

Лошади выглядели норовистыми и очень возбужденными: они беспокойно пофыркивали, перебирали копытами и смотрели на мир выпученными от испуга глазами. Их бока лоснились от пота.

Безумный Дядя Джек уже скрипел по гравию подошвами своих башмаков. Эдди едва поспевал за ним.

— Что случилось? — недоумевал он. — Кто… кто умер?

— Твои родители преспокойно спят наверху, а Безумная Тетя Мод благополучно почивает в брюхе у Марджори, — заверил мальчика Безумный Дядя Джек.

Вы не знаете, кто такая Марджори? Так звали стоявшую в саду Беспросветного Тупика громадную карнавальную корову из фанеры, внутри которой жила двоюродная бабушка Эдди. Если вам не понятно, почему она там жила, пусть это вас не беспокоит. Незнание всех предшествующих обстоятельств не помешает вам получить удовольствие от книжки.

— Я проснулся от ржания испуганных лошадей, — пояснил Безумный Дядя Джек, — и вот что предстало перед моими глазами — застекленный катафалк без кучера.

— И вы разбудили меня специально для того, чтобы показать мне эту штуковину? — спросил Эдди, нервно поеживаясь. Если эти лошади сдвинутся с места, гроб упадет с катафалка и, неровен час, откроется. И как знать, что или кто вывалится из него на землю?

— Да, мой мальчик. Я не хочу, чтобы твоя двоюродная бабушка увидела эту невеселую картину. Она чувствительная натура. И твоим родителям нужно хорошенько выспаться перед трудным грядущим днем. Я уверен, что ты, с твоим богатым опытом управления лошадьми, без особого труда отгонишь катафалк куда-нибудь подальше — с глаз долой.

— Но я никогда в жизни не управлял лошадьми, — терпеливо пояснил Эдди Диккенс. Если живешь с Безумным Дядей Джеком и Безумной Тетей Мод, приходится сдерживать себя и учиться терпению.

— Значит, ты лгал мне все эти годы, Эдмунд? — сурово проговорил двоюродный дедушка. — В следующий раз ты скажешь, что никогда не сражался вместе с полковником Марли при Обрыве святого Геобада.

— Я думаю, вы меня с кем-то путаете, — предположил Эдди. — Мне только тринадцать лет. Почти.

Безумный Дядя Джек нахмурился:

— Ты хочешь сказать, что никогда не управлял лошадьми?

Эдди покачал головой.

— И никогда не сражался вместе с полковником Марли при Обрыве святого Геобада?

— Нет, сэр, — ответил Эдди. — Я вообще в первый раз слышу об этом Обрыве святого Геобада.

— Я тоже, — сказал Безумный Дядя Джек. — Так что нет смысла углубляться в обсуждение этого вопроса.

— Возможно, это был не обрыв, а водопад? — высказал предположение Эдди.

— На мой вкус, имя святого Геобада звучит довольно нелепо применительно к водопаду, мой мальчик. Скажу больше — абсурдно! Признаться, меня одолевают сомнения, не идет ли речь о церкви святого Геобада?

— О церкви над обрывом? — в свою очередь усомнился Эдди. — С какой стати полковнику Марли взбрело бы в голову дать сражение возле церкви над обрывом?

— Хороший вопрос! — воскликнул двоюродный дедушка Эдди. — Поздравляю! Но, может быть, имеется в виду не сражение над обрывом, а прорыв в сражении?

Но тут одна из запряженных в катафалк лошадей фыркнула и заржала, у нее из ноздрей повалил пар. Она вовремя дала о себе знать, потому что Безумный Дядя Джек и его внучатый племянник настолько увлеклись обсуждением деяний славного полковника Марли, что едва не забыли о катафалке.

— Как бы то ни было, раз уж ты здесь, мой мальчик, — сказал Безумный Дядя Джек, — я бы хотел, чтобы ты придержал лошадей, пока я буду заталкивать гроб в катафалк: он того и гляди свалится, и тогда с ним греха не оберешься.

Эдди предпочел бы, чтобы лошадьми занялся его двоюродный дедушка, а он сам — гробом, норовившим соскользнуть с задней кромки катафалка. Он знал из прочитанных книг — таких, как «Затоптанный лошадьми» и «Конь-Огонь», — что возбужденные лошади запросто могут лягнуть незнакомого человека, который ни с того ни с сего берется их успокаивать. Но, по правде сказать, Безумный Дядя Джек был намного сильнее его. И ему действительно было бы легче затолкнуть гроб на место. Так что мальчик не стал спорить.

— Хорошие лошадки… милые, послушные лошадки, — проговорил Эдди тем тоном, каким некоторые люди говорят, склоняясь над колыбелью младенца: «Ну разве у него не мамины глазки?» (От себя замечу, что если бы у младенца действительно были мамины глазки, то его мама завопила бы во все горло и вызвала бы детского психопатолога, полицию и «скорую помощь» в надежде заполучить свои глаза обратно.)

Эдди сделал шаг вперед. Гравий под его подошвами заскрипел. Обе лошади уставились на него своими выпученными глазами. Они напомнили Эдди стеклянные глаза чучела горностая Малькольма, любимца Безумной Тети Мод.

Мальчик сделал еще один шаг вперед. Скрип-скрип.

Глаза лошадей расширились еще сильнее; они стали бы еще более безумными, если бы это было возможно. Тут уже не Малькольм… Теперь их глаза напоминали Эдди глаза самой Безумной Тети Мод.

Скрип.

Одна из лошадей заржала.

Эдди пошарил в карманах брюк. В одном из них оказалась морковка, в другом — горстка кускового сахара. «Но это очевидная авторская подтасовка, — скажете вы. — Рояль в кустах, да и только». Действительно, велика ли вероятность того, что у вас в кармане окажется морковка и сахар, когда вам понадобится наладить отношения с парой испуганных лошадей, запряженных в катафалк? Однако в случае с Эдди она была почти стопроцентной!

Дело в том, что кусковой сахар казался маме Эдди — миссис Диккенс (или «этой милой миссис Диккенс», как говорили о ней друзья) — одним из самых впечатляющих достижений современной науки и техники, хотя он был введен в обращение где-то около 1790 года. Для нее кусковой сахар оставался одним из многочисленных чудес цивилизации — таких, например, как газовое освещение. Больше никаких свечей и канделябров! Просто поворачиваешь кран, зажигаешь газ, и — ура! — вспыхивает свет!!! (Утыкаешься в кран своей высокой шляпой, не зажигаешь газ, и — после «Шшшшшшш-шшшшшшшшшшш…» — рано или поздно раздается взрыв.) Сахар-рафинад в красивых, почти совершенных по форме кубиках. Как его делают? Бог его знает. Почему его делают? Потому что могут! Это не просто сахар, а воплощенная мечта! Мама Эдди любила всякие такие «современные штучки», и кусковой сахар, безусловно, относился к этой категории вещей. Поэтому она настояла на том, чтобы Эдди повсюду носил с собой горстку сахара.

Морковка предназначалась для более практической цели. Мистер Диккенс — папа Эдди — считал, что мальчик возраста его сына должен всегда иметь при себе нож для защиты и очинки. Но миссис Диккенс опасалась, что Эдди поранится ножом, и в конце концов в этом деле был найден компромисс: вместо ножа мальчик станет носить с собой для защиты и очинки морковку. Эдди знал, что спорить с родителями бесполезно. Кроме всего прочего, у него не было такого чувства, что он нуждается в защите (ведь он, как вы помните — если, конечно, читали предыдущую книгу, — организовал массовый побег из сиротского приюта); к тому же он понятия не имел, что такое «очинка». (Не сомневаюсь, что среди вас найдутся умники, способные очинить карандаш… при помощи точилки.)

Лошади учуяли запах сахара и морковки и стали гораздо более благодушными на вид. Эдди, в свою очередь, почувствовал себя куда более уверенно: похрустывая башмаками по гравию, он подошел к лошадям вплотную и стал кормить нервных животных лакомствами, похлопывая их по мордам и бормоча ласковые слова, которые должны были, по его мнению, их задобрить.

К его величайшему изумлению, Безумный Дядя Джек тоже успешно выполнил возложенные им на себя обязанности, то есть плавно, без резких толчков затолкнул гроб обратно в центр застекленного катафалка.

— Порядок, — сказал Безумный Дядя Джек. — Дело сделано.

В это мгновение раздался оглушительный взрыв, послышался треск лопнувших стекол, и над готической крышей Беспросветного Тупика заклубилось густое облако дыма.

Почему это произошло? Потому что мистер Диккенс — отец Эдди, — разбуженный раньше обычного скрипом башмаков по гравиевой дорожке, зажег спичку, чтобы закурить первую за этот день сигару — он недавно пристрастился к этому виду курева, поскольку знающие люди сказали ему, что сигары помогают избавиться от кашля, — и невольно поджег вытекший из крана газ. Таким образом «Шшшшшшшшшшшшшшшшшш-шш…» превратилось в «БАБАААААААААААААА-ААААААХ!!!».