Смертельный номер

БАБААААХ!

Возьмите самую спокойную в мире лошадь — и она не устоит на месте при взрыве, даже если у нее полон рот моркови и кускового сахара. Если же учесть, что пара лошадей с черными плюмажами пребывала в возбужденном состоянии еще до «БАБААААХа», то дальнейшее развитие событий нетрудно предсказать. Лошади понесли, таща за собой катафалк.

У Безумного Дяди Джека не хватило времени на то, чтобы закрыть на защелку заднюю дверцу экипажа, и гроб вывалился из катафалка, как нерешительное ядро из пушки, в которую недоложили пороха.

Гроб стукнулся о гравий, но, к величайшей радости Эдди, не раскрылся. Все это произошло за считанные секунды, но их хватило для того, чтобы мальчик оценил ситуацию и принял решение. Он бросил гроб на произвол судьбы и со всех ног помчался к дому — посмотреть, не нуждается ли кто-нибудь в помощи.

Мама Эдди спускалась по лестнице с выражением задумчивости на лице и с остатками ночного колпака своего мужа в руке.

— Что случилось, мама? — спросил Эдди, подбегая к ней и помогая сесть в кресло. — С тобой все в порядке? Где папа?

Миссис Диккенс показала на свои уши. Безумный Дядя Джек понял ее так, что мистер Диккенс находится у нее в ушах, но Эдди рассудил более здраво. Его мама имела в виду, что она его не слышит. Должно быть, «БАБААААХ» плохо сказался на ее слухе.

— ПО-ДО-ЖДИ ME-НЯ ЗДЕСЬ, — проговорил Эдди очень громко и очень медленно, по слогам; затем он ринулся вверх по лестнице, перепрыгивая через ступеньки, — нужно было как можно быстрее найти папу.

Когда мальчик подбежал к родительской спальне, расположенной рядом с его комнатой (точнее говоря, когда он подбежал к тому, что осталось от того, что раньше было спальней его родителей, рядом с которой должна была находиться его комната), он обнаружил… он увидел… Видите ли, довольно трудно описать, что он там увидел.

Перед ним была картина полного разгрома. Все разбросано. Ни одна из находившихся в комнате вещей не уцелела. Обломки стульев, куски столов и гардеробов, осколки цветочных горшков. Ошметки, обрывки, клочки неизвестно чего. Осколки кусков и ошметки обрывков… И тапка. Папина тапка, над которой клубилась струйка дыма, — плохой знак. Там, где раньше была наружная стена, ничего не оказалось (так что трудно сказать, где происходило дело — внутри или снаружи) — ничего, кроме огромной дыры, через которую можно было увидеть задний двор и утреннее небо.

И тут раздался стук. Не тот тяжелый стук, с каким гроб упал на гравий подъездной дорожки. Это был скорее мини-стук — едва слышный шлепок упавшей откуда-то сверху неприкуренной сигары.

Эдди задрал голову. Там, где раньше был потолок, виднелись балки стропил, на которых держалась крыша. На одной из балок, как большой ребенок на коне-качалке, сидел мистер Диккенс в ночной рубашке.

Эдди охватило чувство восторга, его сердце радостно забилось. Все, что произошло, не имело значения. Главное, его отец был жив!

— Это просто чудо! — закричал Эдди во все горло. — Просто чудо!

Хотя мистер Диккенс был оглушен взрывом не меньше, чем его заботливая жена, он расслышал громоподобный возглас сына.

— Чудо? Сомневаюсь, — философски изрек мистер Диккенс. — Со стороны автора было бы неразумно выключить одного из нас из игры уже во втором эпизоде. Может быть, это случится в момент трагической кульминации, но уж никак не во втором эпизоде.

Не имея ни малейшего представления о том, что он действует в рамках второго эпизода, Эдди не смог понять, что имел в виду его отец, но нисколько от этого не расстроился. Забежав в одну из комнат, которая не пострадала, когда «Шшшш-шшшшшшшшшшшшшшш…» превратилось в «БАБААААААААААААААХ!», Эдди вернулся в бывшую родительскую спальню с библиотечной стремянкой в руках. Эта стремянка на колесиках была предназначена для доставания книг с верхних полок, но мама Эдди часто брала ее с собой в ванную комнату, чтобы нырять с нее в ванну.

Эдди установил стремянку под тем местом, где находился мистер Диккенс, и помог отцу спуститься вниз. Припудренный известкой, мистер Диккенс был весь какой-то серый.

— Это из-за известки с потолка, — пояснил он. — Должно быть, кто-то забыл выключить газ.

Если не считать частичной потери слуха (я не теряю надежды, что она окажется временной), мистер Диккенс был цел и невредим. Мало того, как явствует из его последних глубокомысленных замечаний, отец Эдди полностью сохранил свойственную ему ясность ума.

Тут на пороге того, что можно было бы назвать дверью, если бы уцелела внутренняя стена, появилась Безумная Тетя Мод.

— Вот видите! — воскликнула она, гневно сверкая глазами. — Что я вам говорила?! Ведь я предупреждала, что эти разгульные вечеринки не доведут вас до добра!

Никто из Диккенсов не понял, что она имела в виду, — мистер Диккенс потому, что не расслышал ни слова из того, что она сказала, а Эдди потому, что и не ждал услышать от своей двоюродной бабушки что-нибудь путное. Безумная Тетя Мод исчезла так же внезапно, как и появилась.

Только впоследствии Эдди осознал, что это был тот редчайший случай, когда ему удалось увидеть свою двоюродную бабушку без ее неизменного спутника — неподвижного горностая Малькольма.

Мистер Диккенс спустился в прихожую, и счастливые супруги воссоединились! Поскольку миссис Диккенс ничего не слышала и не могла задрать голову настолько, чтобы увидеть мужа верхом на балке стропил, она решила, что мистера Диккенса разорвало на куски. Что может быть лучше перед завтраком, чем обнаружить своего мужа живым и здоровым? Последовали поцелуи и объятия. Даже и в наше время неудобно наблюдать за родителями, когда они занимаются подобными вещами; что уж тогда говорить о тогдашних переживаниях Эдди? Мальчик не придумал ничего лучшего, как выйти из дому, чтобы оставить родителей в прихожей наедине с их счастьем.

Он наткнулся на Безумного Дядю Джека, который отдавал распоряжения слугам — бывшим солдатам, служившим под его командованием во время какой-то из давно забытых войн. Им было приказано убрать мусор и ликвидировать беспорядок. Эдди предложил дать им дополнительное распоряжение: не зажигать спички и не разводить огонь, пока не будут отремонтированы поврежденные в результате взрыва газовые трубы.

Безумный Дядя Джек с восхищением посмотрел на своего внучатого племянника.

— Теперь я понимаю, почему полковник Марли был рад, что ты оказался у него под рукой во время битвы при Обрыве святого Геобада, мой мальчик! — воскликнул он, сияя от гордости.

Эдди хотел было возразить, но по зрелом размышлении счел за лучшее промолчать.

Тут между ними вклинилась Безумная Тетя Мод.

— Я предупреждала, что все эти гулянки закончатся слезами, — пробормотала она и заковыляла по направлению к восточной части Беспросветного Тупика, где находилась Марджори, ее полая корова.

— Где Малькольм, Безумный Дядя Джек? — спросил Эдди.

— Малькольм?

— Ее горностай.

— Мне всегда казалось, что ее горностая зовут Салли, — сказал Безумный Дядя Джек, в очередной раз допуская характерную для него ошибку, если, конечно, права была Безумная Тетя Мод, которая постоянно называла горностая Малькольмом. — А не она ли это?

С этими словами он показал на каменную купальню для птиц, стоявшую на довольно высоком пьедестале. В купальне плавал на спине Малькольм. Приходится признать, что это было странное во всех отношениях утро.

Убедившись, что при взрыве никто серьезно не пострадал, и расслабившись в связи с этим от напряжения, Безумный Дядя Джек и Эдди переключили внимание на гроб, в одиночестве лежавший посреди подъездной дорожки.

— Как зовут скромного джентльмена твоего отца? — спросил Дядя Джек.

— Доукинс, — ответил Эдди.

Лакей мистера Диккенса Доукинс переехал в Беспросветный Тупик с Эдди и его родителями, а также с несостоявшейся горничной по имени Бормотунья Джейн.

— А мне кажется, что его зовут Дафна, — сказал Безумный Дядя Джек и попытался нахмуриться, но его лицо оказалось слишком худым для того, чтобы на нем поместились морщины.

— Папе тоже так кажется, — сообщил дедушке Эдди. — Возможно, у него вы и позаимствовали эту идею.

— В таком случае не мог бы ты отыскать Доукинса и попросить его помочь нам перенести этот гроб на конюшню, где он не будет мозолить глаза? — обратился к Эдди Безумный Дядя Джек. — Кто знает, что произойдет с твоей бедной матушкой или моей дорогой женушкой, если они случайно наткнутся на такую вещь, как гроб? Тем более после всех этих утренних событий…

Эдди был восхищен не только ясностью ума своего двоюродного дедушки, но и его благородством: Безумный Дядя Джек заботился о чувствах своих близких и нисколько не переживал по поводу порчи своей собственности. Вскоре мальчик вернулся в сопровождении Доукинса. Будучи вышколенным джентльменом (хотя и скромным), тот и глазом не моргнул, получив несколько необычное распоряжение — помочь перенести гроб на конюшню.

Только после того, как гроб был установлен на куче соломы, Эдди смог улучить минутку, чтобы прочесть надпись на небольшой медной табличке, прикрепленной к крышке гроба при помощи четырех небольших медных шурупчиков. На табличке не были указаны даты рождения и смерти; на ней значилось только имя — но необычное. Оно больше напоминало титул какой-нибудь важной особы. Короче говоря, на табличке было начертано:

ВЕЛИКИЙ ДЗУККИНИ

Эдди был уверен, что уже слышал это имя. Кажется, оно было как-то связано с мороженым…

В то благословенное время, когда люди еще не сумели поставить себе на службу электричество, у них не было холодильников (я предоставляю вам возможность пораскинуть мозгами и ответить почему), и по этой причине мороженое — гастрономическую новинку, пользовавшуюся необычайным спросом, — приходилось привозить из Италии. Его продавали только в больших городах торговцы-итальянцы, которые держали лакомство в передвижных лотках, заполненных большими глыбами льда. Продавцы мороженого нередко надписывали свое имя на лотках. Вот Эдди и показалось, что он видел имя Дзуккини на одном из таких лотков. А может быть, где-нибудь в другом месте — скажем, на фургоне мясника…

Эдди так напряг память в надежде установить, где он слышал или видел слова «Великий Дзуккини», что поначалу не придал значения раздавшемуся где-то поблизости скрипу. Но вскоре ему пришлось обратить на этот звук самое пристальное внимание. Потому что он доносился со стороны…

Скрипел гроб. Точнее, его крышка. Скрипела крышка гроба, которую кто-то пытался открыть изнутри.