Смертельный номер

Полицейские и воры

В те далекие времена пилеры — полицейские — обязаны были пройти специальные курсы усовершенствования под названием «Обнаружение скрытого смысла в словах собеседника». К счастью, теперь эту служебную инструкцию отменили (я знаю, что среди моих читателей найдутся и такие чрезмерно подозрительные особы, которые мне не поверят и про себя подумают: «Это он только так говорит…»). Если в словах собеседника — в особенности подозреваемого — можно было обнаружить хоть какой-нибудь скрытый смысл, полицейский обязан был это сделать.

Например, вы говорите полицейскому, который считает вас подозреваемым: «Доброе утро», и полицейский немедленно спрашивает: «А чем это оно такое уж для вас доброе? Уж не сделали ли вы чего-нибудь такого, отчего это утро кажется вам особенно добрым?» — и вы с ужасом осознаете, что под этим «чего-нибудь» полицейский подразумевает противоправные действия (которых вы не совершали). Он проникается уверенностью, что вы украли алмаз размером с голубиное яйцо или пнули ногой курицу, и твердо рассчитывает на то, что вы расколетесь. Спрашивается, из-за чего вы так страдаете? Из-за своей воспитанности! Вы страдаете только из-за того, что вежливо пожелали ему доброго утра!

Слово «расколетесь» не означает в данном случае, что ваша голова или какая-нибудь другая часть тела треснет, как орех. Это фигуральное выражение, означающее, что под воздействием этого дешевого трюка вы чистосердечно признаетесь в том, что совершили более или менее тяжкое преступление или намереваетесь его совершить. В этой ситуации преимущество имеет человек, который действительно что-то натворил: по крайней мере, он знает, за что так мучается.

В наше время часто можно услышать: «Полицейского не дозовешься. Когда он нужен, его днем с огнем не сыщешь». (А вот если полицейский явится по первому зову, эти же люди, скорее всего, просто промолчат.) Во времена Эдди при виде полицейского, как правило, говорили: «Смотрите, что это за чудак в высокой шляпе и смешной форме?» — и либо показывали на него пальцем, либо смеялись, либо бросались в него камнями. Либо делали и то, и другое, и третье одновременно.

Как бы то ни было, тот небольшой опыт общения с полицейскими, который накопил Эдди, подсказывал ему, что независимо от того, как он себя поведет — скажет им чистую правду или вывалит на них ушат самой неправдоподобной лжи, — они все равно ему не поверят.

Доставив Эдди, Даниэллу и Великого Дзуккини в участок, полицейские развели их в разные камеры.

— Держись, Даниэлла! — крикнул Эдди, когда его тащили по коридору.

Поскольку он хотел подбодрить не столько ее, сколько себя, а также по той причине, что при одной мысли о Даниэлле возникал риск, что он опять распустит слюни, голос мальчика прозвучал довольно странно. Даниэлла фыркнула. К ее чести, она была скорее возмущена, чем испугана.

Эдди привели в маленькую комнатушку, в которой не было ничего, кроме стола, двух стульев и установленной в углу мышеловки с большим куском сыра — естественно, подгнившего и вонючего.

— Это комната для допросов, — пояснил пилер. — Она так называется потому, что в ней производятся допросы. Понятно?

Эдди вежливо кивнул.

— У меня есть к тебе несколько вопросов, — сказал пилер. — И я рассчитываю получить на них ответы.

Эдди вздохнул.

Как и вчера, мальчик проснулся внезапно: на этот раз на его лицо упала морская звезда. Понадобилось целых три секунды, чтобы он вспомнил, где находится. Собравшись с мыслями, Эдди испустил глубокий вздох и подумал: «Было бы неплохо, если бы полицейские сделали со мной то же, что я со вздохом, то есть выпустили бы меня на волю».

Раздался скрежет, и дверь в камеру отворилась. На пороге появился пилер с жестяной кружкой в руке. К ее ручке была прикована цепочка с табличкой:

СОБСТВЕННОСТЬ ПРАВИТЕЛЬСТВА ЕЕ ВЕЛИЧЕСТВА

— Тебе не повредит кружка горячего чая, — сказал полисмен.

— Спасибо, — поблагодарил его Эдди, беря в руки кружку.

— На самом деле это тепловатая вода без заварки. А ты как думал? Здесь тебе не «Фиц»! — Дело происходило в то время, когда в Лондоне открылся ресторан «Фиц», настолько шикарный, что граф Уффингтонский служил там швейцаром, а солдаты в мундирах с эполетами — судомойками.

— Сколько вы еще собираетесь держать меня здесь? — спросил Эдди.

— Ты когда-нибудь слышал о хабеас корпус? — спросил пилер.

Эдди покачал головой. (Своей, разумеется. Он прекрасно понимал, что попытка покачать головой полицейского может кончиться для него плачевно.)

— Хабеас корпус, или закон о задержании, гласит, что мы можем держать тебя здесь, сколько нам заблагорассудится, — пояснил пилер.

— А если бы я знал, что такое хабеас корпус, это что-нибудь изменило бы? — поинтересовался Эдди.

— Возможно, — неуверенно ответил пилер. — Но мне некогда тут с тобой болтать. Я только хотел предупредить, что скоро сюда придет инспектор. Он хочет задать несколько вопросов.

И пилер оставил Эдди допивать кружку чаю в одиночестве. В ту самую минуту, когда дверь за полисменом захлопнулась, Эдди ощутил острый укол стыда. Он даже не спросил, как поживает бедная Даниэлла! Каким черствым эгоистом он себя проявил! В трудную минуту он оказался способным думать только о себе, в то время как несчастная Даниэлла, возможно, томилась в соседней камере.

— Подождите! — крикнул он.

Над дверью отворилось маленькое окошко, в которое заглянул пилер.

— Что? — спросил полисмен.

— А что с другими? Где сейчас Даниэлла и мистер Дзуккини?

— Сейчас придет инспектор. У него и спросишь, — ответил пилер, захлопывая окошко.

Через несколько секунд Эдди определил по звуку шагов, что пилер двинулся в дальний конец коридора.

Тут на полу камеры возникла странная птицеклювая тень. Эдди повернулся к выходившему на улицу окну, расположенному под самым потолком, и увидел в нем лицо Безумного Дяди Джека, который смотрел на него через решетку.

— Как поживаешь, мой мальчик? — спросил он.

— Спасибо, хорошо, Дядя Джек, — ответил Эдди, — если не считать того, что меня заперли в камере, хотя я не сделал ничего дурного.

— Это морская звезда? — спросил двоюродный дедушка Эдди, просовывая указательный палец между прутьями решетки.

— Да, похоже на то, — ответил Эдди. — Я только что нашел ее у себя в постели.

— Будь так любезен, подай мне ее, пожалуйста, — попросил Безумный Дядя Джек. — Должно быть, она выпала у меня из кармана ночью.

— Ночью? — удивился Эдди.

— Я подошел к этому окну ночью, чтобы с тобой поговорить, но ты крепко спал. Наверное, тогда я и выронил из кармана морскую звезду.

Эдди вспомнил об электрическом угре, который упал на него в первом эпизоде (хотя он, конечно, не знал тогда, что это начало первого эпизода), и у него в голове снова зашевелился вопрос, почему его двоюродный дедушка стал носить у себя в карманах живых рыб, а не вяленых, как это было прежде.

Мальчик залез на кровать, встал на цыпочки и просунул морскую звезду сквозь решетку окна.

— Большое спасибо, — поблагодарил его Безумный Дядя Джек.

— Что вы хотели сказать мне ночью? — поинтересовался Эдди.

— А я этого хотел? — насторожился Безумный Дядя Джек. — Ты уверен?

— Вы сами сказали… — начал было Эдди, но осекся, услышав голоса в коридоре. — Сюда идет инспектор! — произнес он резким шепотом. — Будет лучше, если вы скроетесь.

— Очень хорошо, — легко согласился Безумный Дядя Джек. — Но возьми, пожалуйста, эту вещицу. Я принес ее, чтобы ты знал: о тебе не забыли!

Он достал что-то из кармана своего сюртука и передал Эдди. Мальчик протянул руку, взял «вещицу» и поспешно спрыгнул с кровати — как раз в ту секунду, когда в замке заскрежетал ключ. До того как дверь открылась, Эдди успел взглянуть на «вещицу», переданную ему двоюродным дядей.

Это была морская звезда.

Человек, который вошел в камеру в сопровождении пилера, был настолько пузат, что его толщина равнялась росту; на нем был очень крикливый клетчатый сюртук. Конечно, клетчатые сюртуки не могут кричать (если их не рвать и не тереть с силой о другие сюртуки), но, вообще говоря, клетчатые сюртуки отличаются особой громкостью: если бы они заговорили, то сразу сбились бы на крик. Если бы по телевизору показали человека в таком сюртуке (хотя дело происходило задолго до того, как были изобретены телевизоры), изображение не выдержало бы и стало расплывчатым. Даже когда этот человек стоял неподвижно, казалось, что клетки на его сюртуке носятся по всему помещению и кричат: «Посмотрите на нас!» Эдди заметил, впрочем, что сюртук инспектора был далеко не новым. Карманы пообтерлись, и рукава немного лоснились. И на том спасибо. У него заболела голова от одного вида этого одеяния, и мальчик не был уверен, что выдержал бы, если бы сюртук был с иголочки.

— Это инспектор, — сказал пилер.

— Я инспектор, — представился инспектор.

— Инспектор хочет задать тебе несколько вопросов, — сказал пилер.

— Я хочу задать тебе несколько вопросов, — сказал инспектор.

Пилер посмотрел на инспектора краем глаза придурковатым взглядом. По правде говоря, это был намеренно придурковатый взгляд. Вообще-то пилеры довольно часто бывают простаками, но этот пилер разыгрывал из себя простака (возможно, и без того будучи таковым).

— Следуй за мной, — приказал Эдди пилер.

— Следуй за мной, — повторил за ним инспектор.

Эдди снова привели в комнату, где его вчера допрашивали (или взяли у него интервью — кому как нравится), и усадили на тот же старый стул. Мальчик посмотрел на ту же старую мышиную дыру в плинтусе и обрадовался, увидев тот же старый кусок сыра в мышеловке: это означало, что мышь до сих пор в нее не попалась.

— Мистер Диккенс, — сказал инспектор, который сел за стол напротив Эдди; вернее, напротив расположился его живот, который был настолько велик, что остальная часть тела находилась довольно далеко от мальчика. — Позвольте мне начать с извинения за то, как с вами здесь обращались.

Эдди был вне себя от удивления. Его называли теперь мистером и обращались к нему на вы. К тому же он впервые в жизни увидел извиняющегося полисмена.

— Понимаете, мне хотелось бы, чтобы вы попробовали хотя бы на минуту встать на мое место. Посудите сами. Во-первых, группа опасных преступников бежит из тюрьмы Гримпен; по нашим оперативным данным, они скрываются где-то на болоте. Во-вторых, всемирно известный фотограф мистер Вольф Таблет найден связанным по рукам и ногам с кляпом во рту в номере гостиницы «Протухшая Крыса». В-третьих, его воздушный шар, приводящийся в действие подогретым воздухом, украден. Вам известны эти факты?

Эдди кивнул и вежливо подтвердил:

— Да, сэр.

— Хорошо, — сказал инспектор. Его сюртук ничего не сказал, но было видно, что громкие клетки голосили что было мочи в надежде, что их услышат. — Надеюсь, вы признаёте, что были найдены возле воздушного шара в компании с некой Даниэллой?.. — Инспектор вопросительно посмотрел на пилера, который молча стоял по левую сторону от него с той минуты, как Эдди и инспектор сели за стол.

— Мы не знаем ее фамилии, — сказал пилер.

— Мы не знаем ее фамилии, — повторил инспектор и после недолгого раздумья добавил: — Но мы знаем, что ее видели на летящем воздушном шаре (о чем имеются показания нескольких свидетелей). Кроме того, она призналась, что была сообщницей мистера Пригожего, который напал на Вольфа Таблета.

— Да, воздушный шар упал у нас на заднем дворе, — подтвердил Эдди. — То есть на территории Беспросветного Тупика, дома моего двоюродного дедушки.

— Вы сказали упал? — спросил инспектор и, засунув свой мизинец в левое ухо, начал трясти им с такой яростью, что все его громоздкое туловище заколыхалось, как желе.

Эдди заметил, что пилер снова посмотрел на инспектора придурковатым взглядом — на этот раз другим краем глаза.

— Да, — снова подтвердил Эдди. — Она… Даниэлла… приземлилась на розовый куст. Вчера я ему обо всем этом рассказал… — Эдди кивнул в сторону пилера. — Он записал мои показания и все такое. Разве вы не читали протокол допроса?

— У мистера Чиви плохой почерк, и у него хромает орфография, — пояснил инспектор. — Кроме того, я не умею читать.

Эдди не смог скрыть удивления.

— Не всем удается получить хорошее образование, мистер Диккенс, — сказал инспектор. — И хотя оно, несомненно, полезно, человек не обязательно должен уметь читать, чтобы быть хорошим инспектором-детективом. — С этими словами он дал еще одну хорошую взбучку своему уху при помощи мизинца.

Эдди стало стыдно, и он проговорил, прочистив горло:

— Конечно, сэр. Разумеется, вы правы.

— Хорошо, — сказал инспектор. — Странное совпадение, вам не кажется?

— П-простите? — пролепетал Эдди; у него возникло ощущение, что он влип, хотя и непонятно во что.

— Вам не кажется странным, что Даниэлла приземлилась на воздушном шаре как раз возле того места, где сидел ее патрон, мистер Дзуккини? Вы скажете, что это простое совпадение?

— Видите ли… когда я сказал, что Даниэлла «приземлилась», я имел в виду, что ее воздушный шар потерпел крушение и она… Хотя она действительно полетела на нем искать мистера Дзуккини, который…

— Ага! — воскликнул инспектор, отодвигая свой стул еще дальше от стола, отчего его живот свесился едва ли не до пола. — Значит, она хотела приземлиться именно там, где приземлилась, то есть в том месте, где находился мистер Дзуккини?

— Да, сэр, — подтвердил Эдди.

— Теперь вы понимаете, мистер Диккенс, почему мы по ошибке приняли вас за сообщника людей, обвиняющихся в похищении мистера Вольфа Таблета и в краже воздушного шара?

По ошибке. Инспектор сказал: по ошибке!

— Д-да, я понимаю, почему вы могли прийти к… неправильному заключению, — медленно проговорил Эдди, тщательно выбирая слова.

— Хорошо, — сказал инспектор, поднимаясь на ноги. — Итак, я надеюсь, что в глубине души вы простили нас и не затаили зла за то, что мы всю ночь продержали вас в камере. — Он повернулся к пилеру, которого (как вы уже знаете, дорогие читатели) звали мистером Чиви. — Леденец, пожалуйста, мистер Чиви, — распорядился он.

Пилер озабоченно нахмурился, засунул правую руку в карман своего мундира и вытащил из него круглый леденец, покрытый какими-то непонятными ворсинками голубого цвета. Полисмен отряхнул леденец, насколько это было возможно, и передал его инспектору.

Инспектор, в свою очередь, протянул это сомнительное лакомство Эдди.

— Пожалуйста, примите этот леденец как знак примирения и сожаления о тех неудобствах, которые мы вам причинили, — сказал инспектор и погладил Эдди по голове. Три раза. Очень неуклюже.

— Спасибо, — вежливо поблагодарил его Эдди, быстро запихивая леденец в карман, где уже лежала морская звезда. Разумеется, он не собирался его есть.

Пилер вышел из комнаты и через пару минут вернулся с листком бумаги, гусиным пером, чернильницей и старым коричневым конвертом с вещами, которые отобрали у Эдди перед тем, как запереть его в камере на ночь: там лежали несколько кусочков сахара и обмусоленная, наполовину изжеванная морковка для очинки. (Если вы не можете припомнить, что это за морковка для очинки, предлагаю вам вымочить мозги, продержав их одну ночь в яблочном уксусе слабой концентрации, или перечитать первый эпизод этой книги; выбор остается за вами.) Пилер вернул Эдди его вещи.

— Нам еще нужно, чтобы вы подписали одно специальное заявление, — сказал пилер.

— Нам еще нужно, чтобы вы подписали одно специальное заявление, — повторил за ним инспектор. — Что в нем написано?

Эдди взял у пилера лист бумаги и проговорил:

— Здесь написано: «Я, Эдди Диккенс, не имею претензий по поводу того, что меня продержали всю ночь взаперти, и не пойду жаловаться в суд, точка-точка-точка-точка-точка-точка».

На самом деле на листке было написано следующее:

Я Эдди Дикинс не имею притенсий по поводу того што миня продержали всю ноч взаперти и не пайду жаловаца в сут

……

— А что такое точка-точка-точка, мистер Чиви? — поинтересовался инспектор.

— Эти точки указывают место, где должен расписаться мистер Диккенс, сэр, — пояснил пилер.

— Отличная мысль! — пришел в восхищение инспектор.

Пилер окунул перо в чернильницу и протянул его Эдди. Мальчик собрался было расписаться, но в последний момент остановился.

— Я распишусь, — сказал он, — но при условии, что сначала вы позволите мне повидаться с Даниэллой. Кажется, ее вы не собираетесь отпускать, не так ли?

— Разумеется, нет, — подтвердил пилер. — Она воровка и сообщница.

— Позвольте мне повидаться с ней, и тогда я подпишу бумагу, — повторил свое условие Эдди.

— Обещаете? — спросил пилер.

— Обещаю, — пообещал Эдди.

Пилер посмотрел на инспектора. Инспектор кивнул.

— Очень хорошо, мистер Диккенс.

Когда дверь ее камеры открылась, Даниэлла ожидала увидеть кого угодно, но только не Эдди.

— Только не говори, что они решили держать нас вдвоем в одной камере, — простонала Даниэлла.

При одной мысли о возможности быть запертым с ней в одном помещении сердце Эдди наполнилось восторгом, но уже в следующую секунду ему стало стыдно оттого, что его отпускают на свободу, а ее нет. Какой храброй и независимой проявила себя эта девушка, похожая на необъезженную лошадь с раздувающимися ноздрями…

— Ты пришел сюда только для того, чтобы пялить на меня глаза и пускать слюни? — спросила она.

— Нет, — поспешно возразил Эдди. — Я пришел сказать, что меня отпускают.

— А меня с Гарольдом оставляют за решеткой? Так и должно было случиться. Вдобавок они задержали Скиллета и мистера Пригожего. У каждого свое представление о справедливости.

Эдди подошел к Даниэлле и взял ее за руку.

— Если я могу что-нибудь для тебя сделать, только скажи. Уж я постараюсь, можешь быть уверена, — прошептал он.

Даниэлла отняла руку и вытерла ее о подол платья.

— Ты весь потный, — сказала она. — Да, ты можешь мне помочь. Пришли мне пирожное, начиненное динамитом.

Лицо Эдди покрылось румянцем.

— Я с удовольствием сделал бы это… но я имел в виду законную просьбу. Не могу ли я что-нибудь для тебя сделать, не нарушая закона? Кроме всего прочего, пирожное с динамитом может взорваться, когда ты…

Он осекся и покраснел еще сильнее.

— Успокойся, я пошутила, — сказала Даниэлла. — Заставь этого чертова Вольфа Таблета сказать полицейским, что он сам попросил, чтобы его связали. Пусть заявит, что захотел лично испытать, как Гарольд проделывает свои трюки, выпутываясь из веревок. И пусть скажет, что дал нам воздушный шар взаймы. Если ты этого добьешься, то окажешь нам большую услугу.

— Но как я его заставлю это сделать? — спросил Эдди, впадая в панику.

— Раз ты догадался, что Гарольд не может взаправду выбраться из гроба, засыпанного землей, значит, ты смышленый парень. Я верю, что ты найдешь способ.

Тут на пороге камеры Даниэллы появился большой живот в громко кричащую клетку, за которым последовало и все тело самого круглого из инспекторов британской полиции.

— Пора подписывать бумагу, мистер Диккенс, — объявил он.

— Я найду способ! — торжественно пообещал Эдди.

Он снова схватил Даниэллу за руку и от избытка чувств стиснул ее изо всех сил. Сердце громко стучало у него в груди. Мальчик чувствовал себя героем приключенческого романа (конечно, он понятия не имел, что на самом деле был героем приключенческой истории… хотя, наверное, не совсем такой, какую он себе представлял на основании прочитанных книг).

— У тебя слюни на подбородке, — сказала Даниэлла.