Глава 14

Джулио, шофер в униформе, отсалютовал мне. В доме Саймона было много такого: избыточной услужливости и униформы, у которых не имелось иного предназначения, кроме как обозначать чье-либо место в иерархии. Джулио был послан студией, но он хорошо сочетался с вестибюлем, отделанным мрамором, вычурной мебелью, на которой никто никогда не сидел, огромным искусственным деревом с белыми клоками ваты и электрическим канделябром. Все это неправильно. Когда я мечтала о любовниках, уезжающих в сторону заката, то никогда не представляла, что в конце концов они поселятся в многоэтажном доме на Уилшире и им будут отдавать салют. Нужно выбираться отсюда. Но я не хотела жить без Саймона, если словосочетание «совместная жизнь» применимо к нашему случаю. Саймон, кажется, не прочь, чтобы его приветствовали салютом. Я подумала: «Интересно, у них в офисе тоже так принято?»

Джулио отвез меня на север, на забитую машинами стоянку в Дьюкс-Малибу, расположенную между океаном и Тихоокеанским шоссе. Макс Фройнд открыл мне дверцу, и я ступила в свет, который заставил меня зажмуриться. Я смогла разглядеть камеру и изо всех сил старалась не опозориться. На мне была прямая юбка и свитер, не желающий прикрывать пупок, – наряд, одобренный Фредрик по телефону.

Затем мою талию обняла чья-то рука, и меня поцеловал в губы мужчина, которого я не сразу узнала. Оказалось, это Руперт Линг, с которым у меня должно состояться свидание.

От моего внимания прежде ускользало, насколько я выше Руперта, особенно на каблуках, – возможно, потому, что прежде нам целоваться не доводилось.

Макс, подлинный Аякс, тоже заметил это.

– Давайте снимем, как они целуются, – сказал он, – а потом пусть отправляются на свидание. Принесите, пожалуйста, ящик из-под яблок.

У наших ног появился небольшой деревянный ящик. Руперт встал на него.

– Выше в полтора раза, – велел Макс.

Руперт сошел с ящика, на который поставили еще один ящик, в два раза меньше. Руперт забрался наверх. Теперь он смотрел на меня с высоты шести футов – именно такой рост был у Саймона. Он снова меня поцеловал. Это был довольно агрессивный поцелуй, но рот у него оставался закрытым – я всегда думала, что так целовались в 1950-х годах, словно до сексуальной революции о языках не имели никакого понятия.

– До свидания, красавица! – сказал Руперт, затем повернулся к объективу и подмигнул.

– Снято, – произнес оператор.

– Великолепно! – одобрил Макс. – Камеру сложить, а для вас двоих заказан столик.

– Но… – Я подняла руку. – Что происходит?

– О, простите, вам ничего не объяснили, – засмеялся Макс. – Нам просто нужен визуальный ряд, на фоне которого состоится интервью с Тришей о реальном свидании. Как в «Новостях», чтобы все казалось документальным. Теперь вы поужинаете в отсутствие камеры. За все заплачено. Руперт, ты на работе до половины одиннадцатого, но можешь оставаться там сколько угодно. Уолли, машина весь вечер в вашем распоряжении. Если захотите покататься по городу, шофер будет рад выполнить ваше желание, только не покидайте пределы штата. Счастливого свидания!

Команда, юпитеры, камера, оборудование и помощник режиссера растворились в темноте. Я повернулась к Руперту, который, казалось, теперь вовсе не был со мною знаком.

– Уолли, – сказала я, протягивая ему руку.

– Руперт. – Он пожал ее. – Мы уже виделись, правильно?

– Дважды.

На этом наш разговор иссяк.

Первые двадцать минут были тяжелыми. Мы подолгу смотрели из окон «Дьюка» на темный прибой. Время от времени я задавала вопросы, а Руперт отвечал. Скупо, будто, согласно некой программе, он должен был ограничиться одним предложением. Есть ли у него хобби? Карате. Был ли женат? Нет. Роль в сериале? Шеф полиции. Он казался слишком молодым для роли шефа. Проводил ли он какие-нибудь исследования? Нет.

Любимый фильм? «Люди Икс», первый фильм, а не последние два. Это было самое длинное его предложение.

Проблема заключалась в том, что у меня было весьма смутное понимание того, что я должна делать, какого рода сведения нужны для «Мыла и грязи», и потому не испытывала вдохновения. Руперт воспринимал меня как навязанную ему тупицу, и это неудивительно.

Когда официант принес карту вин, Руперт оживился, а я пошла в туалет. Там была очередь, и я стояла в холле, стараясь не попадаться на пути официантам с подносами и изучая фотографии в рамках и пресс-релизы о Дьюке, чьим именем был назван ресторан. Он оказался знаменитым серфингистом, который катался на волнах длиной в милю в Уайкики, спас восьмерых тонущих возле Ньюпорт-Бич и, кроме всего прочего, был потрясающе фотогеничен. Даже будучи старым, с густыми седыми волосами, Дьюк Каханамоку продолжал оставаться в форме. И Саймон будет таким же. Я взяла свой телефон и проверила, не объявлялся ли он, желая помириться или по какой-либо другой причине. Единственное послание было от моего брата Пи-Би – он звонил из «Рио-Пескадо», государственной психиатрической больницы. Я перезвонила ему, но мне ответили, что он пошел спать. Я позвонила Джо домой и нарвалась на автоответчик. Звонки Фредрик и дяде Тео дали тот же результат. Я снова начала изучать стену.

Когда я вернулась к нашему столику, Руперт отстаивал достоинства выращенного в холодном климате винограда «ши-раз» по сравнению с «пино нуар» с Центрального побережья, за который ратовал официант.

– Ты напоминаешь мне Дэвида Зетракиса, – сказала я, водворяясь на свое место. – Он был первым из моих знакомых, кто серьезно относился к вину.

– Ты знала Дэвида?

– Нас представила друг другу Джо много лет назад. Мы встречались несколько недель.

Лицо Руперта смягчилось.

– В последний раз мы разговаривали с ним о ручках штопоров. Дэвид когда-нибудь показывал тебе свой винный погреб?

Я кивнула.

– Значит, ты ему нравилась. Погреб достанется его брату Чарлзу. Вместе со всем поместьем Дэвида, и как раз вовремя. Виноградник Чарлза, «Артемида», выставлен на аукцион, который состоится на следующей неделе. Ты там была, в Пасо-Роблесе?

– Нет.

– Чарлз хотел уговорить меня вложить в него деньги, но «Артемида» была похожа на тонущий корабль. Зато когда я увидел его, то захотел свой собственный винный завод. К северу отсюда, рядом с Сан-Мигелем, продается участок земли. У меня есть план: купить его, а после завершения еще одного мыльного контракта переехать туда и заняться производством вина собственной марки. Мы с Джен рассматриваем возможности его экспорта в Корею. Ты же встречалась с Джен Ким, верно? Мы подыскиваем спонсоров.

– Значит, Чарлзу нужны деньги?

– Да. То есть тогда были нужны. Теперь уже нет.

– А разве Дэвид не мог помочь ему?

– Хороший вопрос! – Глаза Руперта загорелись. – Здесь целая история. Я сам не до конца все понял. Скажу тебе так: Дэвид был щедрым, но только если играли по его правилам и только если это было выгодно. Он вел счет. Джен была его протеже; она поняла то, что касается выгоды, но пропустила урок щедрости. – Он оценивающе посмотрел на меня. – Скажи еще раз, как тебя зовут. Кстати говоря, от тебя очень хорошо пахнет. Я почувствовал это, когда мы целовались.

– Спасибо. Уолли. Это мое имя, а не название духов. А знаешь, кто всегда ищет, куда бы вложить деньги? – спросила я. – Муж Джо.

Мои слова, казалось, поразили его.

– Ты права. Это не приходило мне в голову. Если Эллиот Хоровиц поддержит меня, я смогу не заключать новый контракт.

– Тебе так хочется уехать?

– Конечно. Но мне платят хорошие деньги, и чем больше я хочу убежать от этого «мыла», тем больше их на меня сваливается.

– Просто ужасно, – сказала я.

Он улыбнулся:

– Ты мне нравишься. Напоминаешь мою учительницу в пятом классе. Мисс Мелон.

Так я стала его новым лучшим другом. Мы пили рислинг из Австралии с сочными креветками в тростниковом соусе, затем перешли на шардонне из Сономы с хвостами лобстера, и к тому времени, когда добрались до портвейна из Напа-Валли и гавайского пирога, я узнала о матери Руперта, которая преподает джиу-джитсу, и отце, владеющем агентством по продаже автомобилей. Сам Руперт – гимнаст мирового уровня и считает себя скорее спортсменом, чем актером, даже после десяти лет съемок в «Под конец дня».

– Это похоже на один действительно долгий возобновляющийся контракт, – сказал он, подняв бокал с портвейном к свету. – Я перестал выступать в соревнованиях, когда мне исполнилось двадцать два. Повредил лодыжку. Актеры все время жалуются, но на самом деле не понимают, как легко им живется. Попробуй-ка подготовиться к Олимпиаде.

– Я встречала актеров, которые были счастливы тренироваться для участия в Олимпийских играх, если это даст им работу в мыльных операх.

– Актеров надувают. Никто не может гарантировать работу в «мыле». Когда тебе исполняется сорок, приходится уступать место молодым и тощим.

– А как же Шеффо Корминьяк? – спросила я.

– Бывают и исключения. Но прежде Шеффо снимался в четырех сериях из пяти, а теперь только несколько раз в месяц. В феврале и с ним покончат.

– Что?

– Грядет ядерная катастрофа в Мун-Лейк. Ты не слышала об этом?

– Извини. Я не смотрю сериал.

– А кто смотрит? Это была последняя сюжетная линия Дэвида. Он планировал убить шестерых персонажей. А Джен все изменила. Четверо из них выжили: Триша, Трей Манджиалотти и два бесконтрактника. Джен не так крута, как Дэвид. Она не хочет раздражать поклонников. Дэвид же был безжалостен.

– Но Шеффо? – волновалась я. – Он действительно умрет? И он в курсе?

Руперт пожал плечами:

– Он снимался очень долго, но у каждого есть «срок годности» – прикинь, как изменилась Джо за десять лет. Если ты, занимаясь этим делом, не имеешь запасного плана, то ты идиот. – Он сделал глоток портвейна. – А теперь расскажи о себе.

Мне пришла в голову идея новой открытки: «Сожалеем, но ваш персонаж убит», – исключительно для Голливуда. Я вернулась мыслями к Руперту и к собственной истории. Она обернулась описанием Саймона.

– Он тот самый единственный? – спросил Руперт.

– Мне бы очень этого хотелось. – Я с большим удовольствием рассказывала Руперту то, что не могла рассказать Саймону. Я даже не говорила ему «Я люблю тебя»: Из чистого суеверия.

– А чего ты еще хочешь? – поинтересовался Руперт.

– Ребенка, – ответила я. – И чтобы моя семья и друзья были счастливы. Хочу работу, которая приносила бы мне стабильный доход. И дом, в котором я могла бы устраивать беспорядок, а потом все расставлять по местам. Я не создана для обставленной мебелью кооперативной квартиры, где нет комнаты для самосовершенствования.

– А у твоего парня есть такая комната?

– Нет. На данный момент он совершенно безупречен, – заявила я, забыв о своей ссоре с Саймоном, что делало комплимент вину.

Руперт улыбнулся. Нанизав пирог на вилку, он поднял ее.

– Это твои Олимпийские игры, – провозгласил он. – Участвуй в них и не думай о соперниках. – Он поднес к моим губам шоколад со взбитыми сливками.

«Соперники? Какие соперники?» – гадала я, жуя пирог.

В половине одиннадцатого Руперт, обменявшись рукопожатиями с официантом и хостесс, дал кому-то автограф и проводил меня к лимузину Джулио. Вино, казалось, не возымело на него никакого действия.

– Главное – попробовать, – сказал он. – Я редко допиваю бокал, тем более бутылку. Только хорошее вино оправдывает похмелье. – Он поцеловал меня в щеку и опять заметил, что я очень хорошо пахну. – Кстати, – спросил он вдруг, – как ты думаешь, кто убил Дэвида?

Это было так неожиданно, что я моргнула:

– Не имею ни малейшего понятия.

– Я слышал, он недавно выручил большие деньги.

– Что значит «выручил»?

– Превратил игрушки в наличные. Ты же видела его дом и ту дорогую рухлядь, которой он напичкан. Триша нашла некоторые из его вещей в каталоге аукциона «Кристи», но когда она спросила об этом Дэвида, тот уклонился от ответа.

– И что из этого следует? – спросила я.

– Мне пришли в голову две идеи. Деньги для шантажиста. Или плата тому, кто его застрелит.

– Ты хочешь сказать… ему помогли покончить жизнь самоубийством? Он нанял убийцу? Сколько это могло стоить? А шантаж? Кому нужно было шантажировать его? Почему?

– Значит, ты ничего об этом не слышала?

– Нет, – ответила я, чувствуя, что разочаровываю его. – А должна была?

– Джо продала вещи на аукционе. Думаю, эту идею подала Дэвиду именно она.

Я пожала плечами:

– Может быть. Но зачем ему понадобилось нанимать убийцу, если он все равно умирал? У него были сильные боли? Или он умирал слишком медленно?

– Джо должна знать, – сказал Руперт, усаживая меня в лимузин. – Ей известно обо всем, что произошло в жизни Дэвида за последний месяц. Спроси у нее.

И прежде чем я успела задать вопрос «Но почему?», дверца захлопнулась и меня повезли вдоль побережья по направлению к Уэствуду.

Загрузка...