Смерть экс-любовника

Глава 19

После откровений Джо заснуть было невозможно. Я так разнервничалась, что разбудила Саймона.

– Как поживает Джо? – В темноте его голос звучал низко и сексуально.

Не было смысла спрашивать, почему он решил, что я встречалась именно с Джо. Федералы, как и волшебники, не выдают своих секретов.

– Знаешь, – сказала я, – с выпивкой дело у нее теперь обстоит гораздо лучше. Она посещает собрания анонимных алкоголиков.

– С каких это пор?

– Точно не знаю. Она была там сегодня и планирует ходить еще.

– Ее к ним приговорили?

– Не поняла.

– Ее послал туда судья? – не унимался Саймон.

– Почему ты так думаешь?

– Твой вопрос означает «да»?

– Ты просматриваешь списки арестованных? Или просто предполагаешь? – задала я встречный вопрос.

– А ты уклоняешься от ответа по какой-либо причине или из вредности?

Я села и прижала к животу подушку.

– Дело в том, что Джо относится к своей проблеме ответственно. Если у нее действительно существует проблема, в чем я не уверена. Из вредности.

– О'кей. – Саймон нащупал мою руку и взял в свою. Я продолжала держать подушку. – Перестань. – Саймон сжал мою ладонь. – Ложись и спи.

– Не могу. – В темноте я дотянулась губами до его лица и поцеловала. – У меня сна ни в одном глазу. Пожалуй, пойду и проведу время с Гомером.

«Хуже всего то, – решила я, ставя чайник, – что Джо была у Дэвида за несколько минут до того, как к нему кто-то вошел и отправил на тот свет». Я подняла телефонную трубку. Если уж я не сплю, то Джо, наверное, тоже.

– Я забыла спросить. Что ты поведала копам о том, где была? Ты ведь не врала?

– Почти нет. Сказала, что в пятницу утром проснулась у Дэвида и уехала домой, не посмотрев на часы. Задолго до девяти.

– А вы с Дэвидом были одни в доме? Как насчет прислуги?

– Мы разрешили им не работать в Рождество и полдня в сочельник. Женщина, которая следит у него за хозяйством, должна была вернуться в пятницу, в полдень, а сиделка – к ужину.

Я нашла упаковку чая с ромашкой и достала пакетик, думая о том, что Джо и Дэвид провели вместе последнее в его жизни Рождество.

– Я приготовила ему индейку. – Джо словно читала мои мысли. – Представляешь? Сама. Пэтси – жена моего брата Джейми – учила меня делать это по телефону. Дэвид был слишком слаб, чтобы есть, но ему нравился разносившийся по дому запах.

Я стала гадать, что стало с «остатками» индейки. Ее съела помощница по хозяйству? Кто-нибудь захотел отведать блюдо, приготовленное для убитого?

– Джо, – я стала говорить тише, – тебе известно о его смерти нечто такое, чего ты не хочешь рассказывать?

– Да. Но кто убил, не знаю.

– И что это? – прошептала я, вертя в руках пакетик с чаем. Ее голос был еле слышен.

– Я заметила кого-то, когда покидала дом. На грунтовой дороге, где можно срезать. Но лишь мельком. Человек был в спортивной шапочке и солнечных очках, не могу даже сказать, мужчина или женщина. Кажется, с длинными волосами. Этот кто-то занял всю дорогу, и мне пришлось съехать на обочину. А потом он поднял руку, будто пытался заслониться.

– А на какой он был машине?

Немного помолчав, Джо ответила:

– Я записала номер. Но не хочу оглашать его и не могу говорить об этом.

Чайник засвистел. Я схватила его.

– Но для копов это очень важно.

– Только если я признаюсь, что солгала им о времени своего отъезда. Иначе в том, что за час или два до убийства на дороге видели машину, нет ничего особенного.

– Кто знает.

Опять повисла пауза.

– Знаешь, о чем я все время думаю? Дэвид был такой желтый от рака. Даже белки глаз желтые. И очень слабый, а волосы на голове тонкие. Почему я не вижу его молодым и здоровым? Это самое плохое. И он не хотел, чтобы люди знали о его состоянии, о том, что он стал похож на труп. Представляешь, какое тщеславие? Поэтому последние дни, кроме меня, рядом с ним никого не было, не считая прислуги.

Несколькими минутами позже мы распрощались; я волновалась, как никогда прежде. Каким отчаянно одиноким, должно быть, чувствуешь себя, когда смотришь на умирающего человека. Хранишь его секреты.

Но кого Джо пытается защитить сейчас, когда Дэвид мертв? Убийцу? Она не знает, кто он.

Я энергично крутила в чашке пакетиком, и нитка обмоталась вокруг ложки. Итак, Джо вернулась от постели, на которой умер ее бывший любовник, к своему неверному мужу. Я попыталась представить, будто Саймон спит с кем-то еще. Кровь прихлынула к голове так внезапно, что мне пришлось схватиться за столешницу.

Тост. Вот чего я хочу. Тост с арахисовым маслом. Такая еда успокаивает.

Я положила куски хлеба в тостер, который вполне заслуживал звания произведения искусства, и в ожидании готовых тостов приступила к «Илиаде». Но я больше не была счастлива с Гомером. Одни и те же события повторялись снова и снова. Они были связаны с Зевсом, которого мать Ахилла, Фетида, умолила позволить троянцам одержать победу над греками, дабы Ахилл снова вступил в битву. Я подумала, что, быть может, застряла на одном месте, но нет, эта история рассказывалась три раза подряд на трех страницах. Гомеру бы сценарии для мыльных опер писать. Сначала содержание набрасывалось штрихами, затем шло собственно повествование, затем событие обсуждалось разными людьми, и все повторялось слово в слово, никто даже не брал на себя труд поменять прилагательные.

Убийство, война, беззаконие, месть, люди-спектакли, сплетни – все это было столь же обычно для Древней Греции, как и для современного Лос-Анджелеса.

Чего в Древней Греции не было, так это штрафных квитанций за парковку в неположенном месте. Квитанция Джо из моей сумочки перебралась в книгу, став закладкой. Сорок восемь долларов. Можно разориться, если не обращать внимания на дорожные знаки. Я начала читать, что на ней было напечатано: «Не посылайте наличные деньги». Но затем поняла, что безумие предпочитать такую прозу Гомеру. Дядя Тео будет рыдать. Я положила квитанцию в прилагающийся к ней конверт, опять заметив написанное розовыми чернилами слово «ЖЕРЕБЕЦ» и напоминание самой себе узнать телефонный номер «Хейвен-Лейн», чего я еще не сделала, и позвонить Пи-Би.

Тут неожиданно раздалось какое-то жужжание, и одновременно с ним из тостера выскочил хлеб. Я подпрыгнула. «Илиада» выпала из моих рук на гранитную столешницу. Жужжание повторилось. Я отодвинула книгу и увидела черный коммуникатор Саймона – предмет размером с коробку из-под сигарет. Он работал как мобильник, мог получать электронную почту и, насколько я знала, служил духовным наставником. Он был включен в розетку – заряжался. Теперь он крутился по всему столу – такой мощный был у него вибровызов. Он всегда так себя ведет? Я взяла коммуникатор в руки и увидела мигающую кнопку. На маленьком экране было что-то написано. Я, совершенно автоматически, прочитала:

«Ахиллесова пята найдена. Ты в игре».

Я стояла и смотрела, думая, что послание обращено ко мне: разве не я читала про Ахилла? Это было новое свидетельство правильности теории Шеффо о присутствии греков повсюду. Теперь вот они объявились на кухне Саймона.

Я намазала арахисовое масло на тост – это надо было сделать немедленно, пока тост еще теплый, иначе какой смысл? – и пошла будить своего бойфренда.

Саймон встал с кровати, обнаженный.

– Что случилось? – спросил он, протягивая руку к выключателю.

– Ахиллесова пята найдена. Ты в игре.

– Что? – Он повернулся ко мне. – А-а-а-а-а!

Я сделала шаг назад, вспомнив, слишком поздно, о своих волосах.

– Что, черт побери, с тобой произошло? – почти прокричал он. – Нет, подожди. Сначала расскажи про ахиллесову пяту.

– На твой сотовый пришло сообщение, – ответила я, стараясь вести себя так, будто моя новая внешность не имела большого значения. – Он пополз по столу, и я это сообщение прочитала. Сотовый в кухне.

Саймон натянул домашние брюки и вышел из спальни, я шла следом и смотрела ему в спину. Хотя Саймону скоро стукнет пятьдесят, его накачанным мышцам могли бы позавидовать молодые люди. Он выглядел привлекательно; если бы в первую нашу встречу он был без рубашки, я запала бы на него гораздо быстрее. Но посмотрел бы он на меня второй раз, если бы моя голова была похожа на мандарин?

Я взяла тост и «Илиаду» и ушла из кухни в столовую, оставив Саймона наедине с сотовым. Ему не потребовалось много времени на размышления. Он посмотрел на меня, свернувшуюся калачиком на диване, и я поняла: что-то не так.

– Извини, – сказала я, глядя на его лицо. – Не стоит есть на диване, да?

– Что? Нет, мне все равно, где ты ешь.

– Я выгляжу немного пугающе. Мне это известно. Но они отрастут. К следующему Рождеству…

– Уолли, мне нужно, чтобы ты ненадолго исчезла.

– Исчезла? – В моей голове прозвучал сигнал тревоги, тихий, как таймер. – Ты хочешь сказать, что я должна спать где-то в другом месте?

– Да, и не показываться здесь днем. Я могу забронировать тебе номер в гостинице.

– Нет, все в порядке, я сама могу о себе позаботиться. Это из-за волос?

– Что? – Он улыбнулся. – Нет, просто мне какое-то время надо поработать вне дома и в моей квартире в это время не должны появляться другие люди.

– Прекрасно.

Саймон сел на край дивана.

– Мы мало разговариваем о моей работе, верно? Ты молодец – ни о чем не спрашиваешь. Как получилось, что ты увидела текст сообщения?

– Я уронила на него Гомера. – Я показала ему «Илиаду». Он потер лицо руками.

– Не ожидал, что в этом месяце работа может до такой степени сказаться на моей личной жизни. Я, наверное… поспешил, когда предложил тебе переехать сюда.

Я мгновенно вскочила на ноги.

– Все в порядке. Я легко могу…

– У-у…

Я попыталась проскользнуть мимо Саймона, но он схватил меня за руку.

– Нет, в самом деле, – пробормотала я. Теперь у меня в голове ревела пожарная сирена. – Мне лучше подыскать собственное жилье, и время для этого самое подходящее – Новый год. Первое января. Наверное, сейчас сдаются миллионы квартир, а требования у меня самые скромные, и…

– Стоп. – Саймон забрал у меня кусок тоста, засунул его мне в рот и усадил меня на колени. – Дело не в нас с тобой.

– А в ком?

– Ни в ком. Просто такая у меня работа.

Мне было неудобно у него на коленях, хотя теоретически это отдавало романтикой, я пересела.

– Агентам ФБР не позволено жить во грехе?

Он закрыл глаза и откинул голову на диванную подушку. Сейчас он выглядел на столько лет, сколько ему было на самом деле. А еще мне показалось, что по его телу пробежала судорога. Это был не тот диван, на котором можно сидеть, бездельничая, или искать убежища от мира. Он требовал правильного положения тела.

– Уолли, – сказал Саймон, открыв глаза, – когда-нибудь я смогу все тебе объяснить.

– Боже, ты говоришь, как Джо. Позволь мне спросить тебя кое о чем. – Я села на стул. – У кого-нибудь из твоих коллег есть постоянные отношения? Или вы ждете до тех пор, пока не уйдете в отставку? Я не хочу говорить о Джоне Эдгаре Гувере[12], но непохоже, чтобы было много прочных, счастливых…

– Если бы я был рыбаком, то приходил бы домой провонявшим рыбой. Будь я доктором, меня могли бы вызвать в больницу в любое время суток. Это неотъемлемая часть моей работы. Я надеюсь, что ты останешься в моей жизни надолго, но в таком случае тебе придется выслушать много подобных вещей.

– Каких вещей? Аналогий с рыбаком?

– Слов о том, что очень многое я смогу рассказать тебе когда-нибудь позже, но не сейчас. – Саймон помолчал, глядя на меня. – Сегодня я могу признаться тебе в любви, в том, что твое тело сводит меня с ума. И я убью любого, кто сделает тебе больно, но ты должна уехать отсюда на несколько дней.

– Без проблем.

– И еще: если кто-то спросит, чем я занимаюсь, ты должна отвечать, что работаю с тканями.

– С какими тканями? – не сразу поняла я.

– Нет необходимости убеждать в этом всех и каждого, но если кто-нибудь задаст такой вопрос…

– Мои подруги уже все знают. И мама, брат, дядя, владелец книжного магазинчика для геев по соседству с тем местом, где я жила прежде…

– Я имею в виду незнакомых тебе людей. Если речь зайдет о моей профессии, ты будешь говорить им, что я занимаюсь тканями.

– Как, интересно, об этом может зайти речь? «Эй, чем зарабатывает на жизнь тот парень, с которым я тебя никогда не видел?»

– Ладно, проехали.

– И все же, – настаивала я, – мне придется врать?

– Только не в суде.

– Умение лгать – качество, необходимое для твоей подруги?

– Время от времени.

Ко лжи у меня особое отношение. Оно не имеет ничего общего с моралью (хотя иногда и имеет) – просто вру я отвратительно. Краснею, заикаюсь, глаза начинают косить, и сразу становится ясно, что я пытаюсь сказать неправду. Со мной наверняка случится какой-нибудь припадок, если вдруг придется врать судье. Мне не нужен детектор лжи – все будет ясно по усилившемуся потоотделению.

– Не уверена, что сумею.

– Достаточно уклончивого ответа. Не говори, что не способна на это. Я видел тебя в действии.

Это на самом деле так. Если ты не можешь врать, то учишься увиливать от ответа. Мне пришло в голову, что в эти предрассветные часы и мой бойфренд, и моя лучшая подруга обсуждали со мной мою неспособность лгать. Разница заключалась в следующем: Джо, у которой иногда случались мелкие неприятности с законом, не ожидала от меня, что я смогу солгать ради нее, а Саймон – воплощение закона – ожидал.

Он встал, подошел ко мне, убрал с колен тарелку с крошками и сел на стеклянный кофейный столик.

– Значит, ты никогда мне не врешь?

– Когда я должна исчезнуть?

– Давай поговорим об этом раздетыми. – Саймон взял меня за руку и повел в спальню.

В девять часов меня разбудил телефонный звонок. Какая-то женщина сказала, что звонит из офиса Того-то Сякого и Этакого, и попросила меня быть в Сенчури-Сити в десять тридцать на чтении завещания Дэвида Зетракиса.

Как странно!