VII

— Месяц выкатился из-за черной стены бора ощетинившегося соснами. С испуганным любопытством свесил серебряный рог над темной ворлной, посмотрел на свое раскачивающееся отражение. Разрезая серебристую дорогу месяца, по темным водам неслышно, без всплеска, неслись струги. Их было немного: узкие, остроносые, с плоским дном, не больше десятка. На переднем струге, на носу сидела, закутавшись в медвежью шкуру, Лала. Двое мужчин и шесть женщин равномерно взмахивали веслами, заставляя струг не плыть, а лететь над платиновой водной гладью. Лицо колдованки застыло от боли и горя, сделалось похожим на маску. Две мокрые дорожки пролегли по впалым, черным от гари щекам. Голубые глаза, застыв, смотрели в даль, за излучину реки, не замечая тихой ночной красоты мира. Они видели не стремнину роси, с широкими, извилистыми берегами, заросшими дремучим чернолесьем, а улыбающееся лицо Буса. Лала чувствовала на устах его дыхание, горячий поцелуй. Слышала ласковый голос: «Думай о сегодняшней ночи, которую нам подарила Мокошь. О ночи, которая больше никогда не повторится. Думай о себе и обо мне».

— Я думаю Бус. Думаю о твоей встрече с Перуном. Я знаю, какой она была. Я видела это. Твоя дорога была короткой. Тебя сопровождает почти весь клан.

Рядом тихо застонали. Лала развернулась и склонилась над Лучезаром, поправила на плече повязку. Рана юноши была неопасной, стрела пронзила плоть не нанеся ущерба кости, но он потерял много крови. Лучезар почувствовал её прикосновение, открыл глаза и попытался подняться.

— Лежи. Лежи.

— Куда мы плывем?

— На Куябу, там на Щеке и Хорайве[71], среди холмов и лесов, в окружении мшар[72], мы будем в безопасности.

— Бус, Якун, старейшины?

— Ушли к небесной кринице в ирий, — тихо ответила Лала. Две мокрые дорожки на щеках наполнились влагой.

— Мы построим новый город, — прошептал Лучезар. — Краше прежнего.

— Построим.

— Славный своим народом. Сильный, не боящийся врагов.

— Да.

— И сохраним память о Бусе и старейшинах погибших по предательству и черной измене готов.

— Сохраним.

— И будем помнить свою победу над готами.

— Будем помнить.

Лучезар закрыл глаза.

— Не плачь Лала, — прошептал он. — Пусть мы оставили белые, святые земли, мы еще вернемся, наш род не просто вывести.

— Я знаю. — Ответила жрица. — Я видела, в какой мы превратимся народ — великий и сильный. Готы исчезнут, не останется даже следов этого кровожадного племени. Предатели и преступники получают по заслугам. Их оставят Норны и Фрея, отвернется Один. Венс[73] забудет их.

— Мы отомстим, не плачь, Лала.

— Я больше не плачу…

Загрузка...