Смерть пэра

Глава 10 …И сказала кроха

Майк сладко спал и потому выглядел наилучшим образом. Сон — предатель, это видно из того, как он убавляет возраст детям и прибавляет пожилым людям. На щечках Майкла цвели розы, ротик был полуоткрыт, а длинные ресницы очаровательно и трогательно затеняли щеки под нежными веками. Мышиного цвета волосы были все еще взъерошены и влажны после ванны. Одна ручка лежала на подушке, сжимая дешевую лупу. Майк выглядел семилетним и ужасающе беззащитным. Нянюшка, жутковато нахмурившись, поправила на нем одеяло и потрогала тугую щечку Майка скрюченным старческим пальцем. Майк издал какое-то младенческое агуканье и свернулся калачиком.

— Страшно жаль, что приходится его будить, — прошептал Аллейн.

— Ну что ж поделаешь, сэр, надо так надо, — неожиданно милостиво согласилась Нянюшка. — Майкл!

— Да, Нянюшка? — Майк открыл глаза.

— Тут джентльмен хочет с тобой повидаться.

— Мамочки! Только доктора не надо!

— Нет, — мрачно сообщила Нянюшка, — это детектив. Майк лежал совершенно неподвижно и не сводил глаз с инспектора. Аллейн присел на краешек кровати.

— Прости, что пришлось тебя разбудить, — начал он вежливо. — Но ты сам понимаешь, как бывает с делами об убийстве. Приходится идти по следу, не давая ему остыть.

Майк сглотнул, а потом с непередаваемым апломбом выпалил:

— Мне ли не знать!

— Вот я и подумал, что ты не будешь возражать против того, чтобы обсудить со мной парочку вопросов.

— О'кей, — выдохнул Майк с явным наслаждением. — Значит, это все-таки убийство.

— Похоже на то.

— Надо же, — сказал Майк, — ну и дела! — Он несколько секунд напряженно думал, потом спросил: — Слушайте, сэр, а улики у вас есть?

— Пока что, — ответил Аллейн, — я в полном смятении.

— Вот это да!

— Да, вот так…

— Ну, ясно одно — это не мог быть никто из наших.

— Конечно нет, — встряла Нянюшка. — Это какой-нибудь негодяй с улицы. Один из этих… нацистов. Полиция скоро их переловит и посидит за решетку.

— Постороннее лицо, — с важным видом заметил Майк.

— Мы как раз над этим работаем, — кивнул Аллейн. — Но есть несколько вопросов, которые нужно прояснить.

Он смотрел на сияющие глазенки и полуоткрытый рот Майка и думал: «Надо превратить это в увлекательную игру. Никакой реальной опасности и море воображаемой».

— Собственно говоря, — продолжал он, — наша птичка, скорее всего, улетела и затаилась где-нибудь в тысяче миль отсюда. Нам просто надо кое-что проверить, и я думаю, ты сможешь нам очень помочь. Ты же сегодня днем был дома, правильно?

— Да. Я тут бился со своим паровозиком. Хихикс мне помог. Он просто волшебник какой-то по этой части. Наверное, потому, что он понимает толк в машинах.

— Конечно. А где вы с этим возились? Тут же места маловато…

Майк мотнул головой.

— Тут нечего и думать. Мы в коридоре устроились. А потом, сразу как Хихикс починил сцепление и все остальное, ему пришлось уйти.

— Так ты, значит, дальше чинил свой паровозик уже без него?

— Соб… соб-свин-но говоря, я без него продолжать не стал. Робин вроде собиралась со мной поиграть. Понимаете, я должен был отдать подарок дяде Г. — Майк бросил косой взгляд на Нянюшку. — Слушайте, странно даже думать о нем, правда? Где он теперь, когда умер?

— На небе, — изрекла Нянюшка категорическим тоном. — Твой дядя Габриэль счастлив в раю. Можешь об этом не беспокоиться.

— А вот Генри сегодня днем говорил, что он бы хотел, чтобы дядю Габриэля черти побрали…

Нянюшка тут же решительно возразила:

— Глупости, ты просто не расслышал, что сказал Генри.

— А где лежал подарок? — поинтересовался Аллейн.

— В мамулиной комнате. Как раз возле ширмы у двери. Я не мог найти его, когда Робин и мама хотели, чтобы я отдал его дяде Г.

— А когда это было? — спросил Аллейн, вынимая портсигар.

— О, это еще раньше. После того как они показали шараду. Остальные страшно скисли, потому что дядя Г. на шараду даже не посмотрел. Стивен сказал, что он старый…

— Довольно, Майкл!

— Нянюшка, но он же взаправду так сказал! Я слышал его, когда искал сверток.

— Ну так что, нашел ты сверток в конце концов или нет?

Мальчик снова слегка пожал плечами. При этом он выглядел как точная маленькая копия своей матери.

— Да вроде как, — ответил он. — Я вернулся к Хихиксу и паровозику и тут только увидел сверток. Мы возле дверей играли.

— Кто-нибудь был в спальне?

— Мамуля и тетя В., а еще тетя Кит вошла. Они о чем-то болтали за ширмой.

— И что ты сделал?

— А, я просто сгреб сверток и понес его дяде Г. в гостиную. Дядя Г. был злой как черт.

— Майкл!

— Нянюшка, извини, но так и было. Он ничего не сказал. Ни тебе спасибо, ни чего другого. Просто вытаращился на меня, а папа велел положить подарок и смываться. Я и смылся. Плюшка сказала, что у них свинские манеры, и я тоже так думаю. Папа-то, конечно, не такой.

— Не смей так разговаривать, Майкл, — вмешалась Нянюшка. — Это глупо и грубо. Мистер Аллейн совсем не желает слушать…

— Слу-у-ушайте! — Майкл ахнул и сел в постели. — Вы случайно не Красавчик Аллейн?!

Аллейн густо покраснел.

— Юный Миног, похоже, вы читаете бульварную прессу.

— Так и есть! Во прикол! Я же все читал про убийство Госпела в «Истинном детективе»! Один парень в моем классе все хвалился, что знает человека, который… словом, который знает вас. Он бахвалился месяцами! Ну, недолго ему осталось хвастаться!.. Ой, вы простите, сэр, что я упомянул то прозвище… ну, насчет Красавчика…

— Ничего-ничего…

— Наверное, вам самому противно, что вас так прозвали… Знаете, в школе, — младший Миног понизил голос, — некоторые типы зовут меня Дохлый Осьминог…

— Ничего, это пройдет.

— Знаю… Соб-свин-но говоря, не думаю, что вы помните одного человека… его зовут Батгейт… Он репортер.

— Найджел Батгейт? Я его очень хорошо знаю. Майклу удалось сделать замечательно равнодушный вид.

— И мы с ним знакомы. Это он сказал мне, что называет вас Красав… ну, чтобы вас позлить.

— У него это хорошо получается.

Майк хихикнул и бросил на Аллейна быстрый взгляд.

— Я думаю, в наши дни человеку трудно стать детективом, — проговорил он. — Ну, надо все очень хорошо знать, быть суперменом и все такое разное…

— А ты собираешься стать детективом?

— Вообще-то да… Но, наверное, я слишком глупый для этого.

— Это вопрос обучения. Скажи-ка, у тебя хорошая память?

— Из всех детей, которых мне довелось воспитывать и учить, у него самая плохая память, — заявила Нянюшка.

Майк бросил на Аллейна взгляд, который ясно говорил: «Ну что взять с бабы!»

— Посмотрим, что у тебя пока получается, — предложил Аллейн. — Попробуй рассказать мне, насколько точно ты помнишь, что происходило, скажем, с того момента, как ты взял сверток из спальни. Рассказывай мне, что ты видел, слышал, чем пахло в течение, скажем, следующих пятнадцати минут. В нашем деле такие вещи бывают очень важны.

Аллейн раскрыл блокнот.

— Предположим, что ты свидетель, а я снимаю с тебя показания. Начинай. Ты взял сверток с подарком. Какой рукой?

— Левой. В правой у меня был фонарь от паровозика.

— Отлично. Продолжай.

— Все-все рассказывать?

— Все-все.

— Ну вот, я перешагнул через рельсы. Хихикс соединял вместе два изогнутых куска рельсов. Я сказал, что мигом сбегаю, а он ответил, дескать, не беспокойтесь, мастер Майк. Я пошел по коридору мимо занавесок, которые вместо двери в комнату Робин. У Робин вообще-то не комната, а что-то вроде ниши, но мама повесила туда шторы, чтобы получилась комната и проход мимо нее. Правильно я рассказываю, сэр?

— Да.

— Занавески были задернуты. Они из какой-то голубой шерстистой материи. Дверь в дальнем конце коридора была закрыта. Я ее открыл и вышел на лестничную площадку.

— Ты закрывал за собой дверь?

— По-моему, нет, — ответил Майк. — Я очень редко ее закрываю. Нет, не закрывал, потому что я услышал, как Хихикс заводит паровозик, и обернулся на него посмотреть.

— Хорошо. А потом?

— Потом я пересек лестничную площадку.

— Лифт был наверху?

— Да. Сквозь стекло в дверях видно было, что там горит свет. На площадке возле лифта никого не было. По крайней мере, там никто не стоял. Поэтому я просто вошел в номер двадцать пять и, по-моему, дверей не закрывал. Наверное, вы подумаете, что я балда, потому что я не смогу описать прихожую, там ведь лежали всякие штуки, которые остальные использовали для своей шарады. Они просто затолкали все барахло в шкафы, и оттуда все торчало, а еще там повсюду на столе валялись пальто и… — Майк замолчал и прищурился.

— И что?

— Понимаете, сэр, я как бы пытаюсь увидеть…

— Правильно, — кивнул Аллейн. — Наш мозг работает как фотоаппарат. Он делает фотографии всего, что мы видим, только мы редко проявляем эти фотографии. Постарайся «проявить» то, что ты видел.

Вмешалась Нянюшка:

— У мальчика поднимается температура.

— Вот и нет, — возразил ей Майк, не открывая глаз. — Честное слово, Нянюшка. Ну вот, на моей фотографии свет падает вроде как из окна, которое передо мной. Прямо мне в глаза. Так что все предметы отбрасывают тень на меня. На столе стоит какая-то штуковина с цветами и лежит котелок. По-моему, это котелок дяди Г. И еще я вижу перчатки Генри. Еще — чей-то шарф и театральный бинокль. Еще такая шляпа, которую люди носят в жарких странах. Погодите, сэр… Еще что-то… Вроде как у самой кромки картинки. Можно сказать, оно не совсем проявилась.

— И?..

— Минутку, сэр, сейчас-сейчас… Это что-то блестящее. Не очень большое, но длинное и блестящее.

Нянюшка издала сдавленное восклицание и сделала такой жест, словно хотела отмахнуться от чего-то, что угрожало ей и Майку.

— Погодите, погодите, — нетерпеливо повторил Майк. — Не говорите ничего. Длинное, яркое и блестящее…

Он открыл глаза и победно уставился на Аллейна.

— Дошло, — сказал он. — Он лежал на самом краешке стола. Один из таких длинных ножей, которые держат в кухне. Тесак он называется, сэр. Тесак.

Майк замолчал и самодовольно поглядел на Аллейна. Никто не шевельнулся. На каминной полке тикали часы. Порыв ветра потряс оконные стекла. Внизу на Плезанс-Корт машины переключали скорости и урчали моторами. Мальчишка-газетчик прокричал что-то неразборчивое, кто-то позвал такси. Нянюшка нервно потирала руки, шурша фартуком.

— Они брали нож для шарады, — объяснил Майк. — Я слышал, как Фрид просила принести ей нож.

— Для шарады? — отозвался Аллейн. — Ну ладно, потом разберемся. Продолжай.

— Насчет ножа? Тут одна такая штука… — Майк осекся. Лицо его приняло совершенно бессмысленное выражение, как часто бывает у мальчишек.

— Что такое? — спросил Аллейн.

Мальчик медленно поднял глаза на инспектора и тихо, почти шепотом, спросил:

— Я только подумал… Этот тесак — улика?

— Видишь ли, уликой может быть все что угодно, — осторожно ответил Аллейн.

— Я знаю. Только вот… — Да?

Майк наконец решился:

— А вы не можете мне сказать, что именно случилось с дядей Г.?

Аллейн помедлил с ответом.

— На него напали, — ответил он, — и нанесли ему травму. Все уже кончилось. Ничего такого больше не может случиться.

— А что случилось с его глазом? — спросил Майк.

— Он был поврежден. Видишь ли, из глаза очень легко может пойти кровь. Ты боксом не занимаешься?

— Немножко. Я только подумал…

— О чем?

— Да это насчет ножа… Понимаете, сэр, я вспомнил сейчас… После того как я попытался отдать подарок дяде Г., я прошел в столовую, а потом, когда вышел из столовой, пошел назад с Хихиксом на лестницу, поскольку Хихикс ведь сказал, что он уже уходит, и мы с ним пошли через прихожую, и я сказал Хихиксу «до свиданья», потому что мы с ним вроде как подружились, и я увидел, как он идет вниз по лестнице, и я оперся на стол… Понимаете, я потому все это рассказываю, что сейчас вспомнил: ведь тогда тесака там уже не было.

— Майкл, — громко потребовала Нянюшка, — прекрати выдумывать.

Мальчик бросил на взволнованную Нянюшку возмущенный взгляд.

— Я вовсе не выдумываю! Его там не было. Я же оперся рукой именно туда, где он перед тем лежал.

Снова воцарилось молчание. Майк сел и обхватил колени руками.

— Вернуться назад? — спросил мальчик с готовностью. — Снова к тому времени, когда я отдал сверток дяде Г.?

— Да, продолжай.

— Ну вот, это и все, что я помню о том, как первый раз проходил через прихожую. Я прошел в гостиную. Папа и он сидели у огня. Я отдал ему сверток. То есть не отдал, потому что папа велел просто положить его и смываться. Я хочу сказать, неудобно получилось.

— Что получилось неудобно?

— Дядя Г. был из-за чего-то страшно злой. Ох и злой же он был!

— Ты хочешь сказать, что твой дядя был чем-то расстроен?

Майк отрицательно помотал головой:

— Именно что злой как черт! Вы бы видели его физиономию! Синьор Помидор!

— Не преувеличивай, Майкл, — произнесла Нянюшка строго. — Ты снова даешь волю своему воображению.

— Вовсе нет, — возмутился Майк. — Он же хочет, чтобы я ему по-солют-но точно все рассказал. Я все и рассказываю как помню. А ты, Нянюшка, балда!

Нянюшка побелела от гнева.

— Майкл, довольно!

— И вовсе даже…

— Оставим это, — перебил Аллейн. — Майкл, а как по-твоему, почему твой дядя был сердит?

Встревоженная Нянюшка вмешалась незамедлительно:

— Мне кажется, сэр, Майклу не следует отвечать на такие вопросы, не спросивши разрешения у родителей.

— Ох, Нянюшка! — в крайней досаде возопил Майк. — Ну ты и…

— Тогда пусть родители войдут, — сказал Аллейн. — Бэйли, — позвал он.

Из тени за лоскутной ширмой возле кровати Майка выступила фигура.

— Вы не передадите его светлости, чтобы он был так любезен и пришел в детскую?

— Отлично, сэр.

— Это что, тоже детектив? — спросил Майк, когда Бэйли ушел.

— Он отличный специалист по отпечаткам пальцев. Майк вдруг подпрыгнул под одеялом, а потом даже поежился от удовольствия.

— Он, наверное, принес свой пуле-вылезатор с порошком? — спросил он.

— Он захватил с собой сюда все свое снаряжение, — серьезно подтвердил Аллейн. — А теперь расскажи мне, что случилось потом, когда ты ушел из гостиной?

— Ну, я отправился в столовую и поговорил там с Робин. Остальные к этому времени оттуда вышли. Дядя Г. вопил в лифте. Я вышел на лестницу вместе с Хихиксом, попрощался и посмотрел, как он спускается вниз. Когда Хихикс ушел, дядя Г. снова стал звать тетю В. Так что я пошел в номер двадцать шесть. Ох, ну и злобно же он вопил! Совершенно как черт! Готов поспорить, я знаю почему!

Оставив в стороне вопрос о причине обозленности лорда Вутервуда, Аллейн продолжил свои расспросы:

— Ты уверен, что он звал тетю уже после того, как Хихикс ушел?

— Конечно уверен. Еще бы.

— Ты еще кого-нибудь видел?

— Что-что? А-а-а… В прихожей я видел еще Диндилдон. Я вроде как увидел ее самым краешком глаза. Мне показалось, что она там наводила порядок в шкафу.

— И больше никого?

— Не-а, — Майк заерзал. — Ну ладно, — продолжал он, — я и без того могу запросто вам сказать, почему…

— Подожди своего отца, Майкл, — перебила Нянюшка. Майк по-детски засунул пальцы в уши и, дерзко уставившись на Нянюшку, завопил:

— Потому что в это время мистер Ворчалл и все остальные…

— Майкл! — оборвала его Нянюшка действительно страшным голосом. — Ты слышал, что я тебе сказала? Умолкни. — Она протянула руку и оторвала ладошки Майка от ушей. — Замолчи немедленно, — повторила она.

Тут Майк показал, как Миноги умеют впадать в немалую ярость. Глаза и щеки его горели. Он бессвязно вопил. За кого Нянюшка его принимает? Неужели она забыла, что он уже вышел из того возраста, когда безоговорочно подчиняются Нянюшке? Она соображает, сколько ему лет? Почему она продолжает обращаться с ним как с младенцем?

— Как с глупым сопляком! — негодующе ревел униженный Нянюшкой Майк.

Он перевел дух, открыл глаза и встретил холодный взгляд своего отца. Лорд Чарльз обогнул ширму и подошел к кровати.

— Майкл, — произнес он, — могу я тебя спросить, почему ты ведешь себя как совершеннейший осел?

— Он перевозбудился, милорд, — заявила Нянюшка. — Я же говорила, что этим кончится.

Майк открыл рот, не нашел что ответить и заколотил по одеялу кулаками.

Аллейн, поднявшись, покачал головой:

— Для детектива ты не очень-то разумно себя ведешь. Если не можешь совладать со своим характером, вряд ли из тебя выйдет приличный следователь.

Майк уставился на Аллейна. Большие глаза его подернулись слезами. Он натянул одеяло на голову и повернулся лицом к стене.

— О черт! — тихо пробормотал Аллейн.

— В чем, собственно, дело? — спросил довольно брюзгливо лорд Чарльз.

Аллейн многозначительно посмотрел на хохолок мышиного цвета, который торчал из-под одеяла, и повернул руку большим пальцем вниз.

— Я сглупил, — шепнул он.

— Давайте выйдем отсюда, — предложил лорд Чарльз. Выйдя из детской, Аллейн закрыл за собой дверь и объяснил:

— Боюсь, что Майкл расстроился, потому что ваша няня подавила замечательно гладкое течение его рассказа. Он сообщил мне, что в разговоре с вами лорд Вутервуд был чем-то раздражен. Няня очень правильно заметила, что вам лучше присутствовать при ответе Майка на этот вопрос. Майкл, который с восторгом давал показания, возмутился ее вмешательством.

— А он?..

— Да, боюсь, что он сказал одну весьма любопытную фразу. Простите меня, сэр, за то, что мальчик так расстроился. Поверьте, мне самому жаль, что так вышло. Если можно, мне хотелось бы помириться с ним и пожелать спокойной ночи. — Аллейн взглянул на лорда Чарльза и сухо добавил: — Я надеюсь, вы пойдете со мной, сэр.

— Очевидно, лошадь уже сбежала из конюшни, — пожал плечами лорд Чарльз. — И я почту за честь присутствовать при церемонии запирания за ней дверей.

Мужчины вернулись в детскую. Нянюшка пригладила одеяло на Майке. Он лежал, свернувшись в комочек. Щеки его были в слезах, глаза зажмурены.

— Прости, что снова разбудил тебя, — проговорил Аллейн. — Я просто хотел попросить тебя одолжить мне твою лупу. Она мне очень пригодилась бы.

Не открывая глаз, Майк покопался у себя под подушкой и вытащил свое увеличительное стекло. Аллейн взял его. Майк всхлипнул и спрятался обратно под одеяло.

— Это очень хорошая лупа, — сообщил он.

— Я понимаю. Спасибо тебе большое. Спокойной ночи, лорд Майкл.

Одеяло откинулось, и Майк возмущенно посмотрел на своего отца.

— Папа! — воскликнул он. — Неужели это все?!

— Увы, — развел руками лорд Чарльз, — боюсь, что все.

— Ну вот, — простонал Майкл Миног с трагическим видом, — это конец всему! Это даже хуже, чем кличка Дохлый Осьминог!

Мистер Фокс остался в гостиной в компании Миногов и Роберты Грей. Аллейн по возвращении вместе с лордом Чарльзом нашел его восседающим в безмятежной позе на стуле, вокруг которого сгрудилась вся семья, словно они вели приятную и беззаботную беседу. Вид у Фокса был как у светского льва, а Миноги слушали его, затаив дыхание. В особенности Фрида. Она сидела на полу с таким зачарованным видом, что в мозгу Аллейна немедленно всплыла сказанная кем-то чуть раньше фраза насчет того, что Фрида брала уроки сценического искусства. При виде своего шефа Фокс поднялся на ноги. Фрида обратила к Аллейну сияющий взгляд и попросила:

— О, пожалуйста, не прерывайте его: он рассказывает нам про вас.

Аллейн с изумлением посмотрел на Фокса, который кашлянул, но ничего не сказал. Аллейн повернулся к леди Чарльз.

— Доктор Макколдунн уже вернулся? — спросил он.

— Да. Он как раз осматривает мою невестку. Сиделка говорит, что ей стало гораздо лучше. Это замечательно, правда?

— Это просто отлично. Мы не можем продвигаться дальше без помощи леди Вутервуд. Мне кажется, что самое лучшее будет последовать вашему любезному предложению и использовать столовую под что-то вроде кабинета. Я попрошу полицейского, который стоит на посту у лифта, прийти сюда. Фокс и я пойдем в столовую, и, как только мы разберемся со своими записями, я попрошу вас по очереди приходить туда. Фокс вышел в прихожую.

— Который час? — спросил вдруг Генри. Аллейн посмотрел на часы.

— Двадцать минут одиннадцатого.

— Господи помилуй, всего-то! — невольно воскликнул лорд Чарльз. — Я-то готов был поклясться, что уже намного больше полуночи.

— Мне кажется, что нужно снова позвонить тете Кит, Чарли, — прошептала леди Чарльз.

— А мне еще кажется, что надо позвонить Найджелу Батгейту, — заявила Фрида.

— Батгейту! — воскликнул Аллейн, встрепенувшись при звуке имени своего приятеля. — Батгейту? Но зачем?

— Это же ваш друг, не правда ли, мистер Аллейн? И наш тоже. И мне показалось, что в качестве репортера он тут будет очень кстати, — пояснила Фрида.

— Фрид, голубушка! — укоризненно воскликнула ее мать.

— Ну, мамуля, в том-то все и дело. Позвонить Найджелу, мистер Аллейн?

Аллейн уставился на нее.

— Это не нам решать, знаете ли, — произнес он. — Батгейт может сослужить нам хорошую службу, удерживая на расстоянии своих стервятников-коллег. Могу только сказать вам, что вы создаете своего рода прецедент, когда приглашаете в дом репортера в такой ситуации… — Он умолк и взъерошил волосы.

— Да, я знаю, — проговорила сочувственно леди Чарльз. — Вне всякого сомнения, мы кажемся вам весьма неуравновешенной семейкой, бедный мистер Аллейн. Но вы скоро поймете, что в нашем безумии есть все же своя система. В конце концов, как отметила Фрид, это действительно поможет Найджелу Батгейту, который работает как вол, чтобы удержать свое место в газете, и, как отметили вы, это действительно поможет спасти нас от жадных красномордых репортеров, которые станут задавать нам вопросы про Габриэля и бедняжку Вайолет. Позвони ему, Фрид.

Фрида отправилась к телефону, а из прихожей в комнату вошел полицейский в форме и встал у двери. Чувствуя себя так, что впору было воздеть руки к небесам, а очи возвести горе, Аллейн присоединился в прихожей к Фоксу. Он вывел Фокса на лестницу и прикрыл за собой дверь.

— И какого черта, — вопросил он, — вы выложили им коллекцию шизофренических бредней обо мне?

— О вас, мистер Аллейн? Я?

— Да, именно вы. Собрали их вокруг себя, словно детишек, которым рассказывают на ночь сказочку. Кем вы себя воображаете? Оле-Лукойе? Или кем-то еще?

— Ну, видите ли, сэр, — невозмутимо ответствовал Фокс, — они принялись наперебой задавать мне такие дурацкие вопросы про это дело, что я был только рад переключиться на побасенки о ваших старых делах. Я ничего не сказал про вас, кроме самого хвалебного. Они считают, что вы просто замечательный.

— Как же, черт их побери! — пробормотал Аллейн. — И где доктор?

— У вдовы. Я прошелся по коридору, но ничего не разобрал из того, что они говорили. Она, кажется, все плачет.

— Эх, хотелось бы мне, чтобы Макколдунн дал ей что-нибудь тонизирующее и поскорее выпустил ее к нам. Я подожду его. Я уже попросил полицейского, чтобы он записывал все, что они в гостиной будут говорить.

— Надеюсь, что он не спятит от всего услышанного, — заметил Фокс. — Мозги ему еще понадобятся.

— На его счет не сомневайтесь: он довольно смекалистый молодой человек, — отозвался Аллейн. — По-моему, с ним все будет в порядке. Я вам вот что скажу насчет Миногов, Братец Лис. Они безумны только когда дует норд-вест, да и то слегка, а так они способны отличить перо от топора или, если уж на то пошло, от тесака для мяса. Пойдемте-ка в столовую. Я поймаю доктора на выходе и присоединюсь к вам.

Проходя через лестничную площадку, Аллейн услышал где-то внизу приглушенное пыхтение. Он заглянул в пролет. Кто-то с трудом взбирался по ступенькам. Инспектор услышал, как человек поднялся на предпоследний этаж. Потом в поле его зрения оказались блинообразная шляпа, пара сутулых плеч и небрежно надетая юбка. Новоприбывшая преодолевала ступеньки, опираясь на зонтик. Аллейн услышал одышливое дыхание и слабый шипящий звук: незнакомка что-то шептала себе под нос. В памяти инспектора моментально всплыло одно из замечаний Генри. Аллейн негромко кашлянул. Старательно карабкающаяся фигура никак не отреагировала, хотя была совсем близко. Аллейн кашлянул погромче — никакого ответа. Он подошел так, чтобы его тень упала на ступеньки. Блиноподобная шляпка запрокинулась назад, открыв его взору несколько седых прядей и усталое лицо пожилой леди, на котором застыло вопросительное выражение.

— О, — прошелестела она, — простите, я плохо разглядела… Лифт не работает… О, простите. Мне на миг показалось, что вы один из моих племянников.

Аллейн, вспомнив, как ее зовут, и вознося в душе страстные молитвы, чтобы никто из Миногов не услышал его и не выглянул на площадку, громко сказал:

— Простите, пожалуйста, если я напугал вас, леди Катерин.

— Ничуть. Но я боюсь, что не вполне… У меня такая плохая память…

— Мы никогда не встречались раньше, — прокричал Аллейн. — Я хотел бы поговорить с вами наедине.

По выражению лица своей собеседницы Аллейн сообразил, что она не поняла ни слова, и в отчаянии протянул ей одну из своих официальных визитных карточек. Леди Катерин прищурилась, силясь прочитать, что на ней написано, затем издала тревожный вскрик и в полном ужасе уставилась на инспектора.

— Ах, боже мой! Только не полиция, — запричитала она. — Неужели дошло до этого? Не может быть!

Аллейн рассеянно подумал про себя, что вряд ли во всей квартире найдется такое местечко, где он сможет конфиденциально орать на ухо этой леди. Потому он решил, что самым лучшим местом будет выключенный лифт при закрытых дверях, и заманил собеседницу внутрь, делая приглашающие жесты. Она упала на узкую скамеечку. Аллейн успел подумать, что Бэйли и Томпсон должны были давно закончить свои манипуляции в лифте. Он прислонился к дверям и всмотрелся в свидетельницу, которую собирался допросить. Она слегка напоминала овцу, и по ассоциации он вспомнил про белую Королеву из «Алисы в Зазеркалье» Кэрролла. Он наклонился к леди Катерин, и та тревожно заморгала.

— Я и не предполагал, — громко начал Аллейн, — что вы уже знаете о происшествии.

— Что?

— Вы все знаете про несчастный случай?

— Про что?

— Про эту трагедию! — завопил Аллейн.

— Да, действительно. Как печально. Мой бедный племянник.

— Боюсь, что дело серьезное.

— Бедняга, он мне сам все рассказал сегодня днем.

— Что?! — воскликнул Аллейн.

— Он все мне рассказал.

— Кто рассказал, леди Катерин? Кто вам рассказал? Она покачала головой.

— Это очень печально, — сказала она.

— Леди Катерин, ради бога, кто и что вам рассказал?

— Ну как это, мой племянник, сэр Чарльз Миног, конечно. А кто же еще? Я надеюсь… — Она снова прищурилась на его визитную карточку. — Я надеюсь, мистер Аллейн, что полиция не будет к нему слишком сурова. Я уверена, что он глубоко сожалеет о случившемся.

Аллейн громко сглотнул.

— Леди Катерин, что такое он вам рассказал?

— Про Габриэля и про себя. Мой племянник Вутервуд и мой племянник Чарльз. Я так испугалась, что до этого дойдет…

— До чего?

— Даже сейчас, — сказала леди Катерин, — даже после того, что случилось, я все надеюсь, что Габриэль оттает…

В мыслях Аллейна пронеслась дикая фраза: «Габриэль окоченеет, а потом Габриэль оттает». Инспектор взял себя в руки, еще раз перебрал все, сказанное леди Катерин, и мысли его стали проясняться.

— Конечно, — произнес он. — Конечно, вы же ушли еще до того, как… словом, когда лорд Вутервуд был еще жив.

— Что вы сказали?!

— Боюсь, — проревел Аллейн, — что у меня для вас плохие новости.

— Очень плохие новости, — ответила леди Катерин одной из тех полуразумных фраз, которыми глухие совершенно сбивают с толку всех окружающих. — Очень.

Аллейн махнул рукой на деликатность. Он приблизил свое лицо к лицу леди Катерин и прокричал:

— Он умер!!!

Леди Катерин побледнела и сжала руки.

— Не может быть, — прошелестела она. — Как вы сказали? Умер? Простите, я плохо слышу… Повторите, пожалуйста… Умер?

— Боюсь, что да.

— Но… О, как это ужасно! Какой тяжкий грех… Он наложил на себя руки? Бедный Чарли! Бедная Имми! И… Боже мой, детки!

— Господи помилуй! — возопил Аллейн. — Не лорд Чарльз! ЛОРД ВУТЕРВУД!!! ЛОРД ВУТЕРВУД УМЕР!!!

Он увидел, как лицо леди Катерин покрылось пятнами румянца.

— Габриэль? — неожиданно громко спросила она. — Габриэль умер?

Аллейн бешено закивал головой. Секунд тридцать она ничего не говорила, а потом со вздохом прошептала совершенно потрясающую фразу:

— Столько трудов понапрасну!