Смерть пэра

Глава 13 Умственное расстройство леди Вутервуд

— Я дам этой горничной немного времени, чтобы упаковать свою хозяйку на ночь, — проговорил Аллейн. — Прежде чем она вернется сюда, давайте-ка посмотрим, что у нас тут есть. Проверяйте меня, Братец Лис. Мы получили худо-бедно, но все-таки представление о местоположении и действиях Миногов и компании с их собственных слов от того момента, как закончилась эта их шарада, и до того, как они внесли умирающего лорда, который был без сознания, из лифта в квартиру. Мы знаем теперь, кто из близнецов возил их в лифте.

— Знаем? — удивился доктор Кертис.

— Думаю, да. Я к этому вернусь немного позже. Мы знаем, что Миноги сидят на финансовой мели. И мы выяснили, что они надеялись получить от жертвы нападения две тысячи фунтов. Нам известно, что будущее орудие убийства они использовали в шараде, что тесак лежал на столе в холле как раз перед тем, как лорд Вутервуд ушел из гостиной. Буквально через несколько минут тесак оттуда исчез, в этом уверен юный Майкл, наш главный свидетель по данному эпизоду.

Похоже на то, что наш убийца — это человек, который находился в прихожей после того, как лорд В. пошел к лифту, и удалился оттуда до того, как Майк вернулся в прихожую из столовой. Из свидетельских показаний следует: в течение этого краткого момента леди Фрида и Патриция отправились из столовой в спальню леди Чарльз в квартире двадцать шесть, следовательно, должны были проходить через прихожую. Леди Вутервуд и Катерин Лоуб направились из спальни в соответствующие туалеты и через прихожую не проходили. Затем леди Катерин отправилась тайком к ростовщику, не заходя в эту квартиру. Лорд Чарльз остался в гостиной. Позднее к нему присоединились его сыновья, которые через прихожую не проходили.

Хихикс, шофер, прошел из коридора двадцать шестого номера в прихожую слуг в этой квартире, а оттуда заглянул в столовую, чтобы проститься с Майклом. Майкл пошел его провожать вниз. Тот факт, что после этого все слышали, как лорд Вутервуд своим обычным голосом кричал на жену, свидетельствует в пользу Хихикса, но это придется проверять. Вы обнаружили, Фокс, что дворецкий, Баскетт, находился в гостиной слуг за исключением того момента, когда надел на лорда В. пальто и подал ему котелок и шарф! Оттуда, из прихожей, он сразу же вернулся в гостиную слуг. Одна из горничных была выходная, другая сидела в кухне с кухаркой и зловещим мистером Варчеллом. Нянюшка, форменный дракон, сидела в своей комнате вместе с горничной леди Вутервуд, Диндилдон. Похоже, что Диндилдон пошла забрать свой капор и накидку из прихожей слуг и затем направилась вниз. Передвижения Диндилдон нам не удается установить точно. Все это страшно запутанно, но всплывает один очень досадный факт.

В соответствии со всеми их показаниями, у каждого была полная возможность выскользнуть в прихожую, забрать тесак, а затем посетить лифт. Если это сделал один из Миногов, то все остальные будут врать как по нотам, лишь бы спасти его шкуру от виселицы. Девушки станут говорить нам, что они все время были вместе. Мальчики — тоже. Но лорд Чарльз и леди Чарльз в какой-то момент оставались одни. То же самое относится к маленькой тихой новозеландке, которая, должен сказать, вовремя приехала в страну своих предков на каникулы. Таким образом, вне подозрений остаются только кухарка, горничная и бэйлиф.

А в качестве заключительного бравурного аккорда ко всей этой галиматье вспомним, что леди В. не пылала нежной страстью к своему господину и повелителю и, хотя прилежно вопила всю дорогу наверх в лифте, все-таки совершенно не удивилась, что он принял смерть от тесака в глазу.

И еще. Скажите, Кертис, разве не странно, что лорд не распростился с этой юдолью побыстрее? Ведь эта страшная штука превратила его мозг в настоящий фарш!

— Только что, — напомнил доктор Кертис, — вы цитировали Тейлора. Вы помните американское дело о ломике?

— Финеас П. Гейдж?

— Оно самое. Вы, наверное, помните, что голову Финеаса насквозь пронзил железный прут длиной сорок три дюйма и дюйм с четвертью в диаметре, с заостренным концом и весом четырнадцать фунтов?

— «Отчего последовало обильное кровотечение, — устало процитировал нараспев Аллейн, — и истечение мозговой ткани».

— В конце концов к пострадавшему вернулись все его умственные способности…

— …кроме зрения поврежденного глаза. Я знал, что вы польстите мне, ссылаясь на дело Финеаса П. Гейджа. А также на дело мистера Коллиера Адамса из Мадраса и на историю человека с ножом во лбу?

— Ну вот, видите, — ухмыльнулся Кертис. — Имея перед собой такие примеры, что же вы меня спрашиваете, почему наш пациент не скончался раньше? Насколько я понимаю, он мог бы даже прийти в себя и успеть рассказать вам, кто это с ним проделал, тем самым избавив вас от всей этой работы.

— Он получил еще и здоровенный удар в висок, — заметил Аллейн.

— Да, помню, и я хотел бы знать, чему вы его приписали.

— А он объясняется плохо вытертым пятном на стальной шишечке в решетке лифта. То же самое касается синяков на правом виске и вокруг глаз, туда же относится ссадина на левом виске и вмятина на котелке лорда Вутервуда, а также пятна крови на перчатках, которые мы нашли в лифте. Перчатки, кстати, принадлежат мистеру Генри Миногу, как он сам мне легкомысленно признался. Майкл видел эти перчатки в прихожей, так что их, скорее всего, взяли одновременно с тесаком. Я довольно явственно представляю себе хороший удар в висок. Затем картинка меняется… я вижу, как левую руку располагают поверх закрытых глаз жертвы большим пальцем вниз, так что основание кисти упирается в правый висок. Голову плотно прижимают к решетке лифта. Потом, учитывая, что левая рука держит голову потерявшей сознание жертвы, правая рука вкалывает тесак в глаз между пальцами левой руки. Очень мерзкая работа.

— Это ведь пока только гипотеза?

— Прежде чем тело увезли, мы с Фоксом провели эксперимент. Мы остановили лифт этажом ниже, где квартира пустует, и проделали все снова. К счастью, окоченение только начиналось. Тело абсолютно соответствовало отметинам. Вмятина в котелке полностью совпадает с выпуклостями хромированной стали на решетке лифта. Томпсон сделал все необходимые фотографии. Результаты будут весьма поучительные, рассчитанные на то, чтобы впечатлительные присяжные попадали в обморок. А вот, как мне кажется, идет мисс Диндилдон.

Диндилдон была тощей женщиной около пятидесяти лет без всяких признаков индивидуальности. На ее лице улавливалось лишь выражение легкого неодобрения. Она казалась абсолютно бесцветным существом, не только в смысле отсутствия красок на лице, но и в смысле производимого ею впечатления человека, начисто лишенного характерных личных, уникальных свойств. Глаза, ресницы, губы, голос — все выглядело каким-то бесцветным и вялым. При взгляде на нее появлялось ощущение, будто она сравнительно недавно произнесла фразу «Ах, как это неприлично!», а потом забыла, что же заставило ее сказать такое, но по глупости сохранила соответствующее выражение лица. Она была одета в платье, которое могло много лет назад принадлежать кому-то другому, но с тех пор впитало ее безликость. Волосы ее прятались под сеткой, а на носу сидело пенсне. Аллейн пригласил ее сесть. Диндилдон обогнула стул и неуверенно, словно ожидая подвоха, медленно опустилась на сиденье. Ее взгляд был устремлен на край стола.

— Ну что ж, Диндилдон, — спросил Аллейн, — надеюсь, ее светлость успокоилась?

— Да, сэр.

— Она спит?

— Да, сэр.

— Тогда будем надеяться, что вы ей не понадобитесь. Я просил вас прийти сюда, потому что мы хотим, чтобы вы, если можете, вспомнили все, что вы делали с того момента, как приехали сюда сегодня вечером, и до той секунды, когда было обнаружено тело лорда Вутервуда. Мы просим всех, кто находился в это время в квартире, восстановить свои действия как можно точнее. Вы можете вспомнить, что делали?

— Да, сэр.

— Прекрасно. Итак, вы приехали с лордом и леди Вутервуд в их машине. Давайте с этого мы и начнем.

Однако из Диндилдон удалось вытянуть весьма немного. Она совершенно не противилась допросу, но отвечала крайне скупыми фразами, действуя только по схеме вопрос—ответ, ни в коей мере не откликаясь на предложение Аллейна свободно рассказать о том, что она делала. Выяснилось, что большую часть времени она провела с Нянюшкой, из чьей комнаты вышла в какой-то неопределенный момент и пошла в гостиную слуг в квартире номер двадцать пять. Терпеливо и упорно расспрашивая Диндилдон, Аллейн выяснил, что, покинув комнату Нянюшки, она обнаружила в коридоре Хихикса и Майкла, игравших с паровозиком, а в прихожей квартиры двадцать пять остальных юных Миногов, наряжавшихся для исполнения шарады. Диндилдон скромно подождала на лестничной площадке, пока молодые люди не ушли в гостиную, а потом проскользнула по коридору в гостиную слуг, где встретила Баскетта, с которым поговорила и выпила рюмочку шерри. Заглянула она и к кухарке. Она понятия не имела, сколько времени заняли эти ее блуждания. Когда ее стали расспрашивать подробнее, она еще вспомнила, что в двадцать пятой квартире вымыла руки. После этого действия неопределенной продолжительности она прошла по коридору к прихожей, собираясь вернуться к Нянюшке в квартиру двадцать шесть. Однако в прихожей она увидела Баскетта, который надевал на лорда Вутервуда пальто. Она немедленно направилась в гостиную слуг, услышала, как лорд Вутервуд зовет свою жену, забрала свою сумочку и поспешила на лестничную площадку как раз вовремя, чтобы увидеть, как Хихикс спускается вниз. Аллейн заставил ее повторить этот эпизод.

— Я хочу окончательно прояснить этот момент. Вы были в коридоре. Вы заглянули в прихожую и увидели там лорда Вутервуда и Баскетта. Вы направились в гостиную слуг, которая находится тут же, рядышком, взяли свою сумочку, снова вышли, прошли по коридору и через прихожую вышли на лестницу. Вы кого-нибудь встретили?

— Нет, — произнесла она немедленно. Диндилдон на любой вопрос отвечала сразу, но каждый из них встречала с видом упрямого неодобрения.

— Итак, направляясь на лестницу, вы увидели спину Хихикса. А кто-нибудь еще там был?

— Мастер Майкл. Он направлялся в другую квартиру.

— Где был лорд Вутервуд, когда вы вышли на площадку?

— В лифте.

— Он сидел?

— Да, сэр.

— Точно?

— Да, сэр.

— Хорошо. Продолжайте, пожалуйста.

В ответ на просьбу продолжать Диндилдон еще плотнее сжала губы.

— Что вы делали потом? — терпеливо спросил Аллейн.

Диндилдон неохотно выдавила из себя, что потом она пошла следом за Хихиксом вниз. Она вспомнила, как слышала, что лорд Вутервуд крикнул во второй раз. Когда это произошло, она была уже на полпути вниз. Она присоединилась в машине к Хихиксу и оставалась там с ним до тех пор, пока молодая леди не спустилась за ними вниз. Все это приходилось вытаскивать из нее чуть ли не клещами.

Аллейн делал очень аккуратные записи, заставляя свидетельницу повторять отдельные эпизоды по нескольку раз.

Диндилдон была совершенно уверена в точности своих показаний и монотонно повторяла, что не видела никого, кроме Хихикса и Майкла, проходя по коридору, через прихожую, через лестничную площадку и вниз.

— Пожалуйста, подумайте сейчас очень внимательно, — повторил Аллейн. — Вы действительно больше никого не видели? Вы совершенно уверены?

— Да, сэр.

— Вот и отлично, — весело сказал Аллейн. — А теперь, пожалуйста, припомните, о чем вы говорили со слугами весь вечер?

При такой резкой перемене тактики и тона неодобрение со стороны Диндилдон только усилилось.

— Не могу ответить, сэр, — невнятно произнесла она.

— Вы хотите сказать, что не помните, если я правильно вас понял?

— Да, сэр, не припоминаю.

— Но ведь хотя бы что-то вы же должны помнить, Диндилдон. Вы довольно долго беседовали с Нянюшкой, правда же? Это должно было занять немало времени, потому что, выйдя из ее комнаты, вы увидели, как Хихикс и мастер Майкл играют с паровозиком, а они принялись за это вовсе не сразу после вашего приезда. Так о чем же вы с Нянюшкой — ее зовут, кажется, миссис Бернаби? — разговаривали все это время?

Диндилдон снова поджала губы и промолвила, что речь шла о многих вещах.

— Ну вспомните хотя бы о некоторых, будьте так любезны.

— Мы упомянули молодых леди и джентльменов… — промямлила Диндилдон.

— Ну разумеется, — дружелюбно подбодрил ее Аллейн, — вполне естественно было поговорить о семье.

— Эта тема просто всплыла, — настороженно повторила Диндилдон.

— В связи с чем?

— Миссис Бернаби все не могла ими насытиться, — кисло сказала Диндилдон с таким видом, словно Нянюшка, как заправский гурман, объедалась Миногами на банкете. — Театральная школа мисс Фрид… Простите, надо было сказать — леди Фрид, — поправила себя Диндилдон.

— Наверное, вы обе с большим интересом говорили об этих уроках?

Лицо у Диндилдон было такое, словно она хлебнула уксусу, но она согласилась.

— Да, об этом и обо всех семейных делах.

— Лорд и леди Вутервуд бывали частыми гостями в этом доме?

Как оказалось — нечастыми. На протяжении всего разговора Аллейн чувствовал себя так, словно Диндилдон была исключительно упрямой пробкой, а он — весьма слабеньким штопором, который вытаскивал на свет божий какие-то незначительные кусочки показаний, в то время как большие и существенные куски проваливались внутрь и бесследно исчезали в вине.

— Значит, этот ваш визит — в своем роде событие? — спросил он. — А давно ли вы переехали в лондонский дом?

— Нет.

— Сколько времени назад?

— Нас здесь не было.

— Вы хотите сказать, что приехали в Лондон только сегодня?

Со стороны Диндилдон не последовало никакой реакции.

Аллейн настойчиво повторил вопрос:

— Я понял вас так, что вы приехали в Лондон только сегодня. Это верно? Откуда вы приехали?

На этот раз Диндилдон все-таки соблаговолила разомкнуть неодобрительно поджатые губы:

— Из «Медвежьего утла».

— «Медвежий угол»? Это же в Кенте, правильно? Скажите, пожалуйста, вы приехали сразу же прямо в этот дом?

— Да, сэр, мы приехали прямо сюда.

— Его светлость раньше поступал так, вы не знаете?

— Не припоминаю.

— Когда вы должны были вернуться в «Медвежий угол»?

— Ее светлость заметила его светлости в машине, что ей хотелось бы задержаться в городе несколько дней.

— И что он на это сказал?

— Его светлость не хотел оставаться в городе. Его светлость хотел вернуться завтра.

— И что они решили? — спросил Аллейн. Неужели ему удалось чуть посильнее подцепить пробку? Или это только его воображение?

— Его светлость, — ответила Диндилдон, — сказал, что его не затем вытащили в Лондон, чтобы он оставался тут дольше чем один день.

— Тогда получается, — сказал Аллейн, — что они прибыли в Лондон только ради посещения этого дома?

— Мне кажется, да, сэр.

— И где вы должны были провести ночь?

— В городской резиденции его светлости, — манерно сказала Диндилдон. — Браммелл-стрит, двадцать четыре, Парк-лейн.

— А слуги были предупреждены? Ведь вы так внезапно приехали.

— В доме живут несколько самых необходимых слуг, — ответила Диндилдон. — А как же иначе? — добавила она.

— Вы не знаете, почему был предпринят этот визит?

— Его светлость вчера получил телеграмму.

— От лорда Чарльза Минога?

— Мне кажется, да.

— У вас есть какое-то представление о том, зачем лорд Чарльз хотел видеть своего брата?

Выражение лица Диндилдон стало еще более неодобрительным, если такое возможно. Аллейн подумал, что мисс Диндилдон не настолько непроницаема для сплетен, как кажется, потому что за ее неодобрением проглядывало самодовольство.

— Ее светлость, — сказала она, — упомянула, что это должен был быть деловой визит. Гм…

— А вы знаете, что это было за дело?

— По дороге, — сказала Диндилдон, — этот вопрос всплыл в беседе между его и ее светлостью.

— И?

— Я сидела впереди с мистером Хихиксом и не уловила всей беседы, за исключением нескольких слов.

— И все же вам удалось понять…

— Разумеется, — подчеркнула Диндилдон, — я не прислушивалась.

— Конечно нет.

— Но его светлость повышал голос время от времени и сказал, что не сделает того, чего от него ждет его брат.

— И что это было, вы знаете?

— Это касалось денежных вопросов.

На губах Диндилдон появилось нечто весьма похожее на издевательскую ухмылку.

— Что за денежные вопросы?

— Обычное дело. Он хотел, чтобы его светлость за него заплатил.

Больше из нее не удалось вытянуть ни слова на эту тему. Она не выражала нежелания отвечать на вопросы Аллейна, но и не интересовалась ими. Он стал гадать, было ли в ней хоть какое-то теплое чувство, хоть какая-то привязанность. В качестве эксперимента он свел разговор на леди Вутервуд и обнаружил, что Диндилдон была у нее в услужении уже пятнадцать лет. Она жеманно сказала, что ее светлость всегда была к ней очень добра. Аллейн вспомнил тусклые глаза и отвисший подбородок миледи и подивился, где могла прятаться эта доброта. Он спросил, не заметила ли Диндилдон каких-нибудь перемен в поведении ее светлости. Та вяло ответила, что ее светлость всегда была одинакова: очень добра, и все.

— Она щедрая? — отважился спросить Аллейн. Да, оказалось, что ее светлость всегда была очень щедрой и внимательной. Нажав на Диндилдон посильнее, Аллейн спросил, не заметила ли она у леди Вутервуд какой-либо умственной нестабильности. От этого вопроса Диндилдон мгновенно захлопнулась, как устричная раковина, и на все следующие вопросы либо отвечала отрицательно, либо не отвечала вовсе. Она не считала поведение леди Вутервуд странным. Она не могла сказать, интересуется ли леди Вутервуд потусторонними явлениями. Нет, леди Вутервуд не принимает никаких лекарств. Отношения леди Вутервуд с ее мужем ни в чем не выходили за рамки обычных. Она не могла сообщить, в каком таком санатории лежала леди Вутервуд. Она не заметила в поведении леди Вутервуд несколько минут назад ничего странного или необычного. Ее светлость расстроена, заявила Диндилдон, а люди часто ведут себя несдержанно, когда бывают расстроены. Это ведь естественно.

— Это потому вы делали знаки сиделке через плечо ее светлости? — спросил Аллейн.

— Ее светлость страдает от последствий шока, — проронила Диндилдон в приливе относительной откровенности. — Ее никак нельзя беспокоить вопросами. Я знала, что ей надо быть в постели.

То же самое продолжалось, когда они перешли к теме покойного лорда Вутервуда. По словам Диндилдон, это был чрезвычайно тихий джентльмен. Она не сказала бы, что он был скуп, но и щедрым она его тоже назвать не смогла. Она не могла сказать, относился ли он к своей жене с пониманием.

При помощи поразительной скупости на слова Диндилдон сумела создать у Аллейна впечатление, что он свалял с ней дурака, и Аллейну оставалось только признаться в этом. Наконец инспектор истощил свой запас вопросов и сидел, молча глядя на эту удивительно раздражающую его женщину. Внезапно он поднялся, обошел стол и остановился возле нее. В отличие от большинства высоких мужчин Аллейн владел искусством быстрых и плавных движений. Диндилдон настороженно окаменела на краешке стула.

— Вы, разумеется, понимаете, что лорда Вутервуда убили? — спросил Аллейн, глядя в упор на упрямую горничную.

Она побледнела.

— Вы это знаете? — повторил Аллейн.

— Все так говорят, сэр, — отозвалась Диндилдон, избегая его взгляда.

— Это кто же «все»? Вы были с леди Вутервуд с того момента, как это произошло. Это она сказала, что ее мужа убили?

— Так сказала сиделка.

— Сиделка говорила вам, как он умер?

— Да, сэр.

— Повторите, пожалуйста, ее слова как можно точнее. Диндилдон облизнула губы.

— Сиделка говорила, что ему нанесли рану ножом.

— Каким ножом?

— Я хотела сказать — тесаком для мяса.

— Как это было сделано?

— Сиделка сказала, что его светлость закололи в глаз.

— Кто это сделал?

Диндилдон уставилась на инспектора.

— Вы меня прекрасно слышали, — сказал Аллейн. — Кто убил лорда Вутервуда?

— Не знаю. Я ничего об этом не знаю.

— Вы понимаете, что его убил кто-то, кто был в этой квартире.

— Так сказала сиделка.

— Так и есть. Вы понимаете, что, если вы можете доказать, что никоим образом не могли вонзить нож в глаз лорду Вутервуду, вам надо немедленно это сделать.

— Но я ведь уже сказала… Я сказала, что была уже внизу, когда он во второй раз позвал ее светлость.

— Откуда мне знать, правда ли это?

— Мистер Хихикс должен был это слышать. Он знал, что я иду сзади. Спросите мистера Хихикса.

— Я его спрашивал. Он не помнит, что слышал, как лорд Вутервуд кричал во второй раз.

— Но он действительно звал жену во второй раз, сэр. Я говорю вам, что слышала его. Наверное, мистер Хихикс был уже далеко. Я спускалась за ним следом.

— И вы говорите, что не встретили никого и никого не видели, пока шли по коридору, через прихожую и по лестничной площадке?

— Только мистера Хихикса, сэр, но он меня не заметил. Я только мельком увидела его спину, когда он начал спускаться по лестнице, и спину мастера Майкла, когда он пошел во вторую квартиру. Перед Богом говорю, что это правда.

— А вы довольно говорливы, когда дело касается вашей собственной безопасности, — подняв бровь, заметил Аллейн.

— Это все правда, — повторила Диндилдон пронзительным голосом. — Я вам сказала только правду.

— Вы находитесь в услужении у леди Вутервуд уже пятнадцать лет и, однако, не имеете представления, в какой лечебнице она находилась и по какой причине она там оказалась. Вы не знаете, интересуется она оккультизмом или нет. Вы утверждаете, что она никогда не принимает никаких лекарств. Вы все еще настаиваете, что эти три утверждения — правда?

— Я не стану обсуждать мою хозяйку. Она ничего плохого не сделала. Сейчас она испугана и потрясена. Я не имею права отвечать на такие вопросы о ней.

Руки Диндилдон судорожно ерзали с сухим шелестом по ткани платья. Аллейн с минуту смотрел на нее, потом отвернулся.

— Хорошо, — заключил он, — оставим все как есть. Прежде чем вы уйдете, я хотел бы, чтобы вы показали мне на этом плане точное свое положение, когда мастер Майкл пошел во вторую квартиру, а вы увидели лорда Вутервуда, который сидел в лифте.

— Не уверена, что помню точно.

— А вы постарайтесь вспомнить.

Он положил на стол план и карандаш. Диндилдон взяла карандаш в левую руку и, немного подумав, поставила на плане две бледные точки.

— Ваши показания через некоторое время перепечатают, и вам придется потом их подписать, — предупредил ее Аллейн. — Пока на этом все. Спокойной ночи.

— Вы удивительно резко повели себя с ней, — качая головой, промолвил Кертис. — Я никогда еще не слышал, чтобы вы были так резки с женщиной. В чем дело?

— Она — лгунья, — отрезал Аллейн.

— Потому только, что не пожелала обсуждать свою хозяйку? Помилуйте, разве это не достойно скорее похвалы?

— Не поэтому. Она наговорила нам тут сорок бочек арестантов. Посмотрите потом на ее показания, и вы сами заметите это.

— Боюсь, что вы мне льстите. Как вы думаете, почему она лгала?

— Во всяком случае, не потому, что убила своего хозяина, — проворчал Аллейн. — Это сделал абсолютный правша.

— Она может одинаково ловко владеть обеими руками.

— Не думаю. Она открывала и закрывала дверь, ставила точки на плане и вынимала носовой платок левой рукой. Она каждый раз пользовалась левой рукой, когда помогала леди Вутервуд. Не она наш человек, разве что она соучастница постфактум. Как вам кажется, Фокс?

— Мне кажется, что у нее тепленькое местечко под боком у ее светлости, — сказал Фокс, глядя поверх очков.

— Ну ладно, мне надо идти, — спохватился Кертис. — Узнаю, как там насчет вскрытия. Фокс позвонил коронеру. Я примусь за него с самого утра. У Кэрнстока завтра утром операция, он сказал, что заедет посмотреть потом. Не думаю, чтобы мы обнаружили что-нибудь интересненькое для вас. Я вам завтра позвоню где-нибудь в середине дня. Спокойной ночи.

Доктор Кертис вышел. Фокс закрыл записную книжку и снял очки. Где-то в квартире часы пробили одиннадцать.

— Ну что ж, Братец Лис, — задумчиво проговорил Аллейн, — дело идет. Лучше поговорим-ка мы с кем-нибудь еще из Миногов. Кого нам хотелось бы? Что, если мы последуем совету мистера Генри и побеседуем с его матушкой?

— Очень хорошо, — отозвался Фокс.

— Отпустим, пожалуй, леди Катерин домой. Не можем же мы все время держать их тут, как в коробке, до бесконечности.

Аллейн взглянул на констебля.

— Передайте от меня поклон леди Чарльз Миног и сообщите, что я буду очень ей признателен, если она уделит мне несколько минут. И скажите, что мы больше не станем задерживать леди Катерин Лоуб сегодня вечером. Только не называйте их леди Миног и леди Лоуб, это совершенно не принято! И не забудьте предупредить констебля, который стоит на посту у входа, что леди Катерин следует выпустить. Она живет в Хаммерсмите, Фокс. Придется за ней понаблюдать.

— Она не из того теста, из которого делают убийц, сэр, — заметил Фокс.

— Она и на фею не слишком похожа, но тем не менее обладает способностью внезапно исчезать и появляться.

— Как это, мистер Аллейн?

— По ее собственным словам, она встретила Майкла на лестничной площадке, когда он шел во вторую квартиру. Диндилдон видела Майкла, но не видела леди Катерин Лоуб.

— Может быть, юный джентльмен ходил туда-сюда два раза?

Аллейн отрицательно покачал головой.

— Юный джентльмен пока что наш самый лучший свидетель, Фокс. Он говорит правду. Насколько я могу судить, фамильный талант к художественному свисту с ним разминулся. Он хороший мальчик, юный Майкл. Не-ет. Либо наша Диндилдон прибавила к своему мешку вранья еще и это, либо…

Джибсон, констебль, открыл дверь и отошел в сторону. Вошла леди Чарльз Миног.

— Вот и я, мистер Аллейн, — произнесла она бодрым голосом. — Я готова посильно служить правосудию, но, надеюсь, вы не ждете от меня умных ответов, потому что сразу могу гарантировать вам их отсутствие. Если вы скажете мне, что это тетя Кит обагрила руки кровью Габриэля, то я только отвечу: «Ай-ай-ай, так это все-таки тетя Кит! Как некрасиво с ее стороны!»

Шарло придвинула кресло к торцу стола и опустилась в него, перенеся весь свой вес на руки, опершиеся на подлокотники кресла, как делают пожилые люди.

— Конечно, вы наверняка смертельно устали, — сказал Аллейн. — Вы знаете, есть одна общая особенность, которая проявляется у всех, когда возникает дело вроде этого. Все чувствуют себя морально и физически измученными и истощенными. Это последствия шока, наверное.

— И очень неприятное чувство, отчего бы оно ни происходило. Будьте так любезны, посмотрите, нет ли на боковом столике сигарет.

Коробка оказалась пустой.

— Позвонить, чтобы вам принесли сигареты, — спросил Аллейн, — или вы предпочтете воспользоваться моими? — Он положил перед ней свой портсигар, пепельницу и спички. — По-моему, они вашего сорта.

— Действительно. Как мило с вашей стороны. Но мне надо позаботиться, чтобы сигареты все-таки принесли. Если мы будем тут сидеть и говорить, вы оглянуться не успеете, как я выкурю все ваши, и что вы тогда будете делать?

— Курите, пожалуйста. Мне нельзя курить на работе. Аллейн понаблюдал, как леди Чарльз прикурила сигарету и глубоко вдохнула дым. Руки ее подрагивали.

— Теперь я готова ко всему, — заявила она.

— Это не будет серьезной торжественной беседой. Я просто хочу проверить все ваши передвижения по квартире, что, по-моему, труда не составит, а потом, возможно, задам вам несколько вопросов, которые смогут прояснить темные места в показаниях других.

— Боюсь, что я могу только еще больше запутать дело, но постараюсь отвечать разумно.

— По моим записям, — заговорил Аллейн, с сомнением глядя в бумаги, — вы пошли в свою комнату вместе с леди Катерин Лоуб и леди Вутервуд и оставались там, пока не услышали, как лорд Вутервуд зовет свою жену во второй раз. Затем вы направились в гостиную, а следом за вами пошла леди Вутервуд.

— Да. Только она в гостиную не заходила.

— Вы хотели попросить, чтобы кто-нибудь отвез гостей вниз на лифте?

— Совершенно верно, — спокойно отозвалась Шарло.

— Скажите, вы кого-нибудь еще видели по дороге в столовую?

— По-моему, в коридоре был Майк. Больше никого я не видела.

— А лорд Вутервуд в этот момент находился в лифте?

— Думаю, да. Я даже не посмотрела. Его голос звучал сердито, поэтому я как бы промчалась мимо него, понимаете?

— Да, понимаю. А потом вы попросили кого-нибудь отвезти гостей в лифте, и мистер Стивен Миног вышел и повез их.

Аллейн скорее почувствовал, чем услышал, как она ахнула, а затем беспечно ответила:

— Нет, не совсем так. Вы же помните, что мы не заметили, кто из близнецов вышел.

— Мне кажется, я знаю, — сказал Аллейн. — Я не пытаюсь поймать вас в ловушку и заставить признать, что и вам это известно. Давайте мы остановимся на том, что кто-то из близнецов вышел, а вы отправились следом в прихожую, чтобы попрощаться. Леди Вутервуд вошла в лифт, а вы вернулись в гостиную. Правильно?

— Про меня — да.

— Я потом попрошу вас подписать это, если не возражаете. Я надеюсь, что вы сейчас проясните для нас характер покойного лорда Вутервуда, дадите нам, так сказать, возможность взглянуть со стороны. Боюсь, что многие из моих вопросов покажутся вам наглыми и бестактными. Наверное, самое отвратительное в работе полиции — это вынюхивание. Нам по необходимости приходится раскапывать всякие неприятные вещи, поймите.

— Да, конечно. Раскапывайте, пожалуйста, — разрешила Шарло.

— Как вы полагаете, леди Чарльз, могли кто-то хотеть убить лорда Вутервуда?

— Это уже не вынюхивание. Это скорее бомбежка. Не могу себе представить, чтобы кто-нибудь в здравом уме мог бы хотеть физически, буквально, убить Габриэля. Однако мне кажется, что множество людей готовы были в тот или иной момент убить его на месте. Понимаете, в нем не было ни капли обаяния и он был таким невеселым. То есть я хочу сказать, что люди гораздо симпатичнее, когда они умеют веселиться. Я очень ценю веселый нрав. Но конечно, людей не убивают только потому, что они с вами несовместимы, и у Габриэля, наверное, бывали свои скучные серенькие удовольствия. Он страстно интересовался санитарным оборудованием, канализацией и дренажем и провел массу интересных экспериментов в «Медвежьем углу», где приходится дергать цепочки там, где в других местах надо просто повернуть кран и все такое. Поэтому могу сказать, что с его трубами и китайской керамикой ему было очень даже уютно. А если учесть, что Вайолет с головой ушла в черную магию, так у них обоих были хобби.

— Кажется, я и в самом деле уловил в речах леди Вутервуд запах черной магии.

— Неужели она и с вами разговаривала в таком духе?!

— Она делала довольно выразительные намеки на некие невидимые силы.

— Не может быть… Нет, Вайолет уж чересчур странная!

— Леди Чарльз, — сказал Аллейн, — вы думаете, что она?..

— Чокнутая?

— Прошу прощения…

— Не извиняйтесь, мистер Аллейн. Вайолет заходила в гостиную перед тем, как с вами повидаться, и, если она продолжала в том же духе, я удивляюсь, что вы не позвонили, чтобы принесли смирительную рубаху. Скажите, она очень странно себя вела?

— Да, как мне показалось. Я подумал, все ли тут объясняется шоком.

Леди Чарльз ничего не сказала, но печально покачала головой.

— Вы думаете, не все здесь гладко? — пробормотал Аллейн.

— Боюсь, что, если честно…

— У нее когда-нибудь были серьезные проявления болезни?

— Видите ли, мы с ними редко видимся. Мой муж почти потерял связь с Габриэлем, пока мы были в Новой Зеландии, но время от времени нам писала тетя Кит и остальные. Поэтому мы знали, что Вайолет попала в санаторий для душевнобольных в Девоншире. Этот санаторий рекомендовала старая леди Лорример, чей муж, как всем известно, сидит под замком уже сто лет. Мы слышали, что у Вайолет ее болезнь проявляется временами. Циклично.

— Что-нибудь в этом роде в семье прослеживалось и раньше?

— О, я совершенно ничего об этом не знаю. Вайолет не то из Венгрии, не то из Хорватии или Боснии. Что-то в этом роде. Ее и зовут-то не Вайолет. У нее какое-то необычное имя, начинается с «Глэ», но не Глэдис. Какое-то фантастическое имя. Так что Габриэль назвал ее Вайолет. Мне кажется, ее девичья фамилия Задоди, но я могу и ошибаться. Она была совершенно никому не известна, даже на своей венгерской или южнославянской родине. Габриэль сказал, что он подобрал ее в посольстве. Боюсь, что Чарли как-то говорил мне, будто «Посольство» — это было такое кабаре или кое-что похуже. Вы можете это помнить по тем дням, когда вы сами были совсем зеленым и лихим юнцом на вечеринках. Конечно, Габриэль представил ее ко двору и все такое, как полагается. Она была очень оригинальна и представительна в те дни: выглядела как кинозвезда, только мылась реже. И мне кажется, что даже тогда у нее случались нервные срывы.

— Должно быть, для лорда Вутервуда это были нелегкие моменты?

— Да, просто ужасные. К счастью, у них не было детей. Для нас, наверное, тоже, поскольку все так обернулось. Хотя могу честно сказать, что это не самый приятный способ стать главой семьи.

Сигарета ее погасла, и она прикурила другую. Аллейн чувствовал, что в ее быстрой речи кроется еще что-то, кроме бравады. Она слишком бессвязно говорила, слишком подчеркивала свою непоследовательность, говорила в каком-то неестественном ритме. Он подумал, что ему показывают имитацию нормальной леди Чарльз Миног, которую играет леди Чарльз, совершенно потерявшая разум от тревоги. Раз или два ему послышался в ее речи намек на заикание, и это напомнило ему Стивена, который, очевидно, заполонил собой все мысли своей матери. Крайняя материнская преданность никогда не казалась Аллейну хорошей или полезной, но здесь присутствовала маниакальная сосредоточенность на своем ребенке, когда объект любви вытеснил собой все остальное. Тревога матери, думал Аллейн, многими понимается совсем не так, как надо, люди принижают ее страстность до нежности, смертную муку — до пафоса. Он слишком хорошо знал материнский ужас, которым сейчас полнились глаза леди Чарльз. Хотя Аллейн был вполне готов к тому, чтобы сыграть на нем, ему было очень неприятно понимать, что именно он сам этот ужас и спровоцировал. Он слышал звуки ее голоса и знал, что она пытается произвести на него впечатление. «Она хочет, — подумал он, — создать у меня впечатление, что ее невестка — сумасшедшая».

— …и я так опасаюсь, — продолжала леди Чарльз, — что эти события окончательно выведут ее из равновесия. Честно говоря, мы все испугались ее, когда она приехала сегодня вечером.

— Почему?

— Понимаете, когда мы к ней обращались, она вообще не отвечала, а потом вдруг начинала говорить про всю эту сверхъестественную чепуху, невидимые силы и все такое прочее. Самое странное во всем этом…

— Что же? — поддержал ее Аллейн, когда она слегка запнулась.

— Не знаю, может быть, мне и не стоило бы об этом говорить…

— Мы будем очень признательны, если вы расскажете нам все, что представляется вам заслуживающим внимания. Мне кажется, — добавил Аллейн без нажима, — что мы можем вам обещать не терять чувства меры.

Шарло бросила взгляд на Фокса, который невозмутимо просматривал свои записи.

— В этом-то я ничуть не сомневаюсь, — ответила она. — Я только боюсь сама его потерять. Просто мне теперь кажется очень странным то, что Вайолет мне сказала.

— И что она сказала?

— Это было, когда мы находились в спальне. Габриэль очень едко выразился насчет черной магии Вайолет или что там такое она делает… и она очень разозлилась на его издевательства. Она сидела у меня на постели, уставившись в пространство, и я готова была уже схватить ее и потрясти, когда она сказала совершенно театральным голосом (только почему-то сейчас он уже не кажется мне таким театральным): «Габриэль в опасности!» Это настолько отдавало мелодрамой, что мне стало вчуже просто неловко. Она снова стала говорить, но уже очень быстро, насчет того, что кто-то там предсказал Габриэлю будущее, что его жизнь истекает быстро и стремительно, как песок в песочных часах. Наверное, она для развлечения занимается еще и предсказанием будущего в свободное от колдовства время. Но прозвучало это просто безумно, и, честно говоря, в тот момент я подумала, что она окончательно свихнулась.

Леди Чарльз перевела дыхание и посмотрела на Аллейна снизу вверх. Он не вернулся в свое кресло, а стоял рядом, заложив руки в карманы пиджака и слушая. Наверное, в его лице она прочитала что-то, чего не ожидала там увидеть: может быть, сочувствие или сожаление. Она этого не ожидала, и ее словно прорвало.

— Почему вы так смотрите? — воскликнула леди Чарльз. — Вы должны были бы стоять, как статуя правосудия. А не смотреть так, словно вам кого-то жалко! Я…

Она осеклась так же внезапно, как и заговорила, дважды ударила кулачками по подлокотникам кресла, а потом внимательно посмотрела на Аллейна.

— Ох, простите, ради бога, — пробормотала она. — Боюсь, вы были совершенно правы насчет того, что у людей в такой ситуации сдают нервы. Мистер Аллейн, я понимаю, что не стоит мне ходить вокруг да около, когда вы на меня так смотрите. Я вовсе не отношусь к числу хитроумных и расчетливых женщин. Язык у меня работает быстрее мыслей, и я уже крепко сваляла дурака. Мне кажется, что лучше мне быть совершенно откровенной с вами.

— И мне так кажется, — согласился Аллейн.

— Да. Я уверена, вы догадались о том, что я думаю об этом ужасном деле. Все, что я вам сказала, — чистая правда. Я знаю, что порой преувеличиваю, но никогда, если это касается важных вещей. Я ничего не преувеличила и не придумала про Вайолет Вутервуд. Мне кажется, она совершенно безумна. И я верю, что она убила своего мужа.

Кончик карандаша у Фокса сломался с громким треском. Он с унылой досадой посмотрел на него и достал из кармана другой.

— Вы можете подумать, — внятно и членораздельно произнесла леди Чарльз, — что я стараюсь тут ради мужа и детей. Я знаю, тетя Кит сказала вам, что мы на страшной мели и просили у Габриэля денег. Я знаю, что для вас это может показаться весьма сильным мотивом. Я знаю, что близнецы вели себя совершенно идиотски. Я даже не жду, чтобы вы мне поверили, когда я скажу вам, что они всегда себя так вели, если им грозило наказание. Тогда они принимали его на себя оба. Так было с самого их детства. Я понимаю, что все это вам не нравится, и не знаю, что сделать, чтобы вы поверили мне, что ни мой муж, ни кто-либо из моих детей не могли бы даже при стократ худших обстоятельствах убить живое существо. Но даже если бы они не были моими детьми, если бы я была лишь посторонним лицом, наблюдателем, как Робин Грей, только без самоотверженной любви Робин к нам, я бы все равно сказала, что Габриэля убила его жена.

— Пока что это вполне разумная теория, — заметил Аллейн. — Можете вы сообщить мне что-нибудь еще, кроме описания ее поведения в спальне? Как насчет мотива?

— Они долгие годы жили на ножах. Раз или два они пробовали разъехаться. Неофициально, конечно. Габриэль никогда не развелся бы с женой официально. В этом я уверена. Ему не понравилась бы сама мысль о том, что надо публично признать свою ошибку. В чем бы то ни было. И мне думается, что Вайолет никогда не была настолько нормальна, чтобы обычным путем избавиться от мужа. Даже если бы это пришло ей в голову… боюсь, ей бы эта мысль тоже не понравилась. Существуют такие удобные вещи, как «Медвежий угол» и дом в Лондоне. Она, конечно, могла бы развестись с ним. У него было несколько довольно вульгарных связей, о которых все знали, но никто не говорил. Они ненавидели друг друга годами, тусклой холодной ненавистью, но сегодня днем они оба вели себя не как всегда. Вайолет просто исходила ядом. Было такое ощущение, что она слила свою неприязнь ко всем другим людям в одну страшную ненависть к Габриэлю. Вот как это было.

— Понятно. И когда, по-вашему, она могла успеть это сделать?

— Я думала об этом. Понимаете, она оставила меня и тетю Кит в спальне после первого окрика Габриэля. Она не возвращалась обратно до тех пор, пока он не крикнул во второй раз, потом мы обе вышли на лестничную площадку, а я пошла в гостиную. В прихожей и на лестничной площадке никого больше не было.

— В этот момент леди Вутервуд вела себя как-нибудь странно?

— Не могу даже сказать вам, насколько странно и угрожающе. Я протянула ей руку, чтобы провести по коридору, но она отшатнулась от меня, словно я ее ударила, и пошла за мной следом. Я даже испугалась и постаралась поскорее пройти коридор. Но она топала следом и что-то бормотала себе под нос. У меня было такое ощущение, что за мной по пятам крадется полудикая собака. В любой момент возьмет и цапнет за ногу.

Возникла пауза. Аллейн повернулся и подошел к одному из окон. Фокс удивленно поднял глаза на инспектора.

— Мистер Аллейн? — потрясенно спросила леди Чарльз. — Что вы делаете? Вы… Неужели вы смеетесь?!

Аллейн повернулся к ней. Лицо его покраснело. Он стоял перед леди Чарльз, протягивая к ней руки.

— Леди Чарльз, — проговорил он. — Я полностью заслуживаю, чтобы вы подали жалобу и меня выкинули бы из полиции. Я сделал абсолютно непозволительную вещь. Мне нет никакого прощения, и все же я прошу прощения от всего сердца.

— Но я совершенно не хочу, чтобы вас выставили из полиции. Но почему вы рассмеялись?

— Я… боюсь, что мое извинение окажется хуже проступка.

— Это вы надо мной смеялись, — убежденно сказала леди Чарльз. Напряжение исчезло из ее голоса. — Люди часто надо мной смеются. Но что такого я сказала? Мистер Аллейн, я настаиваю, чтобы вы объяснили мне.

— Ничего особенного. Есть люди, которые не могут удержаться от нервного смеха, когда они слышат о чьей-то внезапной смерти. Естественно, следователь полиции к ним не относится, но я боюсь, что, когда я слышу о чем-то зловещем и драматичном, да еще если это рассказывают с большим талантом, я иногда реагирую таким образом. То, как вы описали леди Вутервуд… как она шла за вами следом и бормотала… Простите, я жалкий человек…

— Послушайте, вы случайно с нами не в родстве? — задумчиво спросила леди Чарльз.

— Насколько мне известно, нет.

— Никогда не знаешь точно. Все Миноги смеются при разных плохих новостях, поэтому я подумала, что вы тоже из наших. Я и сама из Миногов, из очень отдаленной ветви. Ничего такого, что не позволяло бы выйти замуж по санитарно-гигиеническим соображениям. А как была девичья фамилия вашей матери?

— Бландиш, — беспомощно ответил Аллейн.

— Надо будет спросить Чарли. Бландиш… А пока что давайте вернемся к бедной Вайолет.

— Прекрасно.

— Осталось сказать не так уж и много. Правда, она могла сделать все что угодно, вместо того чтобы идти в туалет… или пока я была в гостиной, хотя ей надо было бы действовать очень быстро, чтобы успеть.

— Да.

— Это все?

— Еще один вопрос. Вы не могли бы назвать имя доктора, к которому леди Вутервуд обращалась, прежде чем ее положили в санаторий?

Леди Чарльз всплеснула руками.

— Господи, это же было сто лет назад! Конечно я не помню.

— А что это был за санаторий?

— Это где-то в Девоншире. Может быть, в Дартмуре… или это я о чем-то другом вспомнила?

— Как дела, мамуля? — спросила Фрида по-французски.

— Не так уж и плохо, — отозвалась леди Чарльз на том же языке. — По крайней мере, я его рассмешила.

— Рассмешила! — воскликнул лорд Чарльз. — Бог мой, но как?

— Пришлось над этим потрудиться, — устало сказала Шарло. — У него создалось впечатление, что я этакий постаревший enfant terrible.[20] Ему кажется, что он совершил непростительную бестактность, посмеявшись надо мной. Он совершенно очаровательно извинялся.

— Надеюсь, Имми, ты не переиграла.

— Нет, дорогой, ни в коем случае. У него не было ни малейшего представления, к чему я клоню. Не волнуйся, пожалуйста.

«Не волнуйся, пожалуйста», — написал по-французски констебль Мартин на последней страничке своего блокнота и со вздохом достал из кармана свежий.

— Черт побери эту женщину! — буркнул Аллейн в столовой. — Она вознамерилась меня сломить, и, видит бог, ей это удалось. И она думает, что это ей сойдет с рук!

— Вы очень мило извинялись, мистер Аллейн, — сказал Фокс. — Наверное, она тоже так думает.

— Подавайте сюда близнецов, Джибсон, — велел Аллейн.