Глава 18 Сцена при свечах

1

В тот день над Лондоном стояли беспросветные тучи. С утра до ночи неумолимо лил дождь. Всякий раз, подходя к окну в библиотеке на Браммелл-стрит, Роберта и Генри видели внизу только колышущиеся зонты, блестящий от влаги макинтош полисмена, крыши машин и струи воды, которые эти машины выбрызгивали из-под колес. Когда после ленча молодые люди вышли на Браммелл-стрит, укрываясь под зонтиком, взятым из прихожей, резкий порыв ветра чуть не сбил их с ног. Генри плотнее прижал к себе руку девушки. Невзирая на все, что до сих пор случилось, на сердце у Роберты потеплело в предвкушении путешествия по Лондону: вокруг спешили под дождем лондонцы, сверкали в свете ламп витрины, над потоками машин важно проплывали ярко-алые двухэтажные автобусы. Кругом шумело людское море, а рядом шел Генри и вел ее сквозь потоки дождя. Она была счастлива, что в карманах у Генри нашелся только шиллинг и девять пенсов и что он не стал одалживать у нее предложенные десять шиллингов и брать такси. Вместо этого он предложил, чтобы они поехали на автобусе, а потом на метро до Плезанс-Корт. «Замечательно, замечательно, все просто замечательно!» — пело сердце Роберты. Как хорошо забраться на колышущийся автобус, медленно ехать по Парк-лейн, как здорово нырнуть в метро и удивиться неожиданно свежему воздуху, который нагнетает туда вентилятор, погрузиться ниже улиц, в глубокий подземный мир, войти в поезд, мчащийся по темному подземелью. «Как хорошо!» — думала Робин, сидя в поезде напротив Генри и видя в полутьме, что он улыбается ей.

— Нравится тебе Лондон? — спросил он, угадав ее мысли, и она кивнула ему, чувствуя себя независимой и смелой. Самое прекрасное, думала про себя Роберта, это именно ощущение независимости. Никто в переполненном метро не знал, что она Роберта Грей из Новой Зеландии. Она для них абсолютно ничего не значила так же, как и они для нее, и она симпатизировала им именно поэтому. Ее не пугало даже то, что они с Генри должны быть в доме на Браммелл-стрит до того, как привезут дядю Г. в гробу. Смешно было и думать о том, что Миногам может угрожать какая-нибудь опасность. Ведь Роберте было двадцать лет, и она была в Лондоне!

Поведение Миногов никак не испортило ей настроения. Шарло отдыхала, лорд Чарльз отправился к управляющему банком, где у него был счет, а остальные, пусть даже с черными кругами под глазами, вели себя в своем обычном духе. Все пили чай в столовой, включая Майка, который сидел с триумфальным видом. Фрида рассеянно наливала чай во все чашки, которые перед ней стояли, Плюшка лопала апельсины у буфетного столика, а близнецы пожирали тосты в огромных количествах.

— Наверное, вы слышали, — сказал Колин, — что мистер Ворчалл убрался.

— Его зовут не Ворчалл, а Варчелл, — поправил Стивен.

— Он ушел, — встряла Плюшка, — потому что папуля теперь стал ужасно важным и богатым, так что с деньгами все в порядке.

— Ты что же, — проворчал Генри, — полагаешь, что золотые горы дяди Г. теперь в мгновение ока стали нашими? Есть еще долги и налоги на наследство, лапочка.

— А что такое налоги на наследство?

Оказалось, никто из Миногов не знал ответа на этот Плюшкин вопрос. Даже Генри, увы, оказался совсем несведущим.

— Ну и ладно, — бросила Плюшка. — У нас всегда есть в запасе денежки за жемчуг, который загнала тетя Кит. Может быть, они оплатят налоги на наследство.

— Или оплатят хорошего адвоката для одного из нас, — промолвила Фрида.

— Чего еще от тебя можно ждать, Фрид, — сказал Генри.

— Ну, надо смотреть правде в глаза: если один из нас…

— Pas pour le jeune homme… — начал Колин.

— А я знаю, что это значит «не при мальчишке»! — сказал Майк. — Но вы не беспокойтесь. Старший инспектор Аллейн еще до ужина разгадает эту загадку. Я так думаю. Робин, а ты знаешь, что старший инспектор Аллейн вчера советовался со мной по одному важному делу?

— Вот как, Микки? И что, это было здорово?

— Неплохо, неплохо, должен сказать. Так уж получилось, что ему надо было узнать одну ужасно важную вещь, а я ее как раз знал. Знаешь, он парень что надо. То есть, я хочу сказать, только на него посмотришь — и сразу поймешь, какой он необыкновенный. Это же сразу заметно. И знаешь, Робин, у него вчера не оказалось с собой увеличительного стекла, и я ему одолжил свое! Спорим, он найдет с моим стеклом самую важную улику, а? Ух ты! — сказал Майк, в упоении колошматя ногами по ножке стула. — Спорим, старина Б. К. перестанет хвастаться, когда я ему расскажу про это!

— Это кто такой — старина Б. К.?

— Да так, — ответил Майк, — один противный парень. На самом деле его зовут Беним-Кей, он в моем классе. Страшный задавака. Ничего, сразу как миленький перестанет задаваться, когда я ему расскажу…

— Твоя беседа, — сказала Фрида, — очень напоминает оперу, где все партии исполняет один и тот же человек.

— И что ты сказал мистеру Аллейну, Майк? — спросил Генри.

— А-а, насчет тесака, когда он лежал в прихожей, а когда потом его уже не было. Он сказал, что я ужасно хороший свидетель.

— Робин, — сказал Генри. — Уже половина шестого. Нам пора на вахту.

2

Обратная дорога на Браммелл-стрит была совсем не такой веселой. Генри, одолжив денег у Нянюшки, взял такси. Он был очень молчалив, и Роберта поневоле стала думать про ночь, которая ждала их на Браммелл-стрит. У нее было предостаточно времени подумать, куда положат дядю Г. и появится ли к обеду тетя В., которой до сих пор не было ни видно ни слышно. Казалось, Шарло ждет от Генри и Роберты, что они останутся на Браммелл-стрит, и девушка стала волноваться, не будет ли Генри скучно долгим вечером сидеть с ней в библиотеке, больше похожей на морг. Может быть, тетя к ним тоже присоединится, и Роберта представила себе, как тетя В. будет просто сидеть и таращиться на Генри и на нее, а потом, когда придет время ложиться спать, они молча поднимутся по длинным пролетам лестницы и молча пойдут по бесконечному коридору. Может быть, им придется проходить мимо той комнаты, где будет лежать дядя Г., и тетя В. станет с безумным блеском в глазах настаивать, чтобы они зашли и посмотрели на него… Роберте страстно захотелось, чтобы дождь прекратился и немного вечернего солнца согрело бы Браммелл-стрит. В первый раз с тех пор, как она приехала в Англию, девушка почувствовала себя одиноко. Она решила, что после обеда напишет своей неизвестной пожилой тетушке, которая, внутренне улыбнувшись, подумала Роберта, наверняка потрясена вечерними газетами. Вечерние выпуски были назойливо полны дядей Г. На углах улиц Роберта видела плакатики:

СМЕРТЬ ПЭРА!
УЖАСНАЯ ТРАГЕДИЯ — УБИТ ЛОРД ВУТЕРВУД![25]

Она не могла не подумать, попали ли в эти газеты фотографии Генри и ее самой, сделанные газетчиками у выхода из дома на Плезанс-Корт. Может быть, под фотографией есть подпись: «Лорд Рун и его подруга покидают роковую квартиру». Генри остановил такси на углу и купил газету.

— Это газетенка Найджела, — сказал он. — Ну что, посмотрим, что за чушь он там накатал?

Они читали газету в такси. Действительно, там была помещена их фотография. Снимок делался со вспышкой, и лица выглядели осунувшимися и бледными, похожими на манный пудинг с глазами-изюминками, что очень подходило к ситуации. Роберта решила, что пресса пишет про них просто непристойно и нагло, но Генри сказал, что все могло быть намного хуже и Найджел спас их от кучи неприятностей. Такси подъехало к Браммелл-стрит, двадцать четыре. Газету они оставили в машине и снова вошли в мрачный дом. Они немедленно ощутили, что в доме есть какое-то движение. Повсюду пахло цветами, горничная с охапкой лилий взбегала по ступенькам. Моффат, старый слуга, который впустил их, сказал, что часть слуг из «Медвежьего угла» выехала утренним поездом в Лондон.

— Но мы и без них неплохо справились, милорд, — сказал Моффат. — Все приготовлено. Цветы просто замечательные.

— В которой комнате? — спросил Генри.

— В зеленой гостиной, милорд. На втором этаже.

— Наверху? — с сомнением спросил Генри.

— Ее светлость назвала зеленую гостиную, милорд.

— Ее светлость будет обедать, Моффат?

— Не внизу, милорд. В своей комнате.

— Вы не знаете, как она себя чувствует?

— Как я понимаю, не очень хорошо, милорд. Мисс Диндилдон сказала мне, что не очень хорошо. Если вы не возражаете, милорд, пусть дежурная сиделка пообедает с вами.

— Господи, конечно, — сказал Генри.

Из мрака в конце коридора появилась Диндилдон. Генри окликнул горничную и принялся расспрашивать относительно ее хозяйки. Диндилдон подошла поближе и, все время оглядываясь, шепотом отвечала, что леди Вутервуд чувствует себя довольно плохо. Она ведет себя очень беспокойно и весьма странно, прибавила горничная. И, поскольку Генри ничего не ответил, Диндилдон снова ускользнула в темноту.

— Очень беспокойно и странно, — мрачно повторил Генри. — Веселенькие дела, ничего не скажешь.

Часы в глубине холла пробили шесть.


В этот самый момент в спальне леди Вутервуд в «Медвежьем углу» Аллейн поднял глаза от экземпляра «Compendium Maleficorum».

— Фокс, — спросил он, — сколько человек вы оставили на Браммелл-стрит?

— Одного, сэр, Кэмпбелла. За домом присматривают. — Пристально поглядев в лицо своему шефу, Фокс поинтересовался: — Что-нибудь не так, сэр?

Длинный палец Аллейна уперся в книгу знакомым Фоксу жестом:

— Прочтите это.

Фокс надел очки и склонился над книгой.

— «Книга вторая, — прочел он, — посвященная всевозможным видам колдовства и прочим разным вопросам, кои требуется знать».

— Продолжайте.

— «Глава первая. О сонных зельях и наговорах. Изложение». — Фокс читал все это отчетливо и монотонно, словно полицейский протокол, пока Аллейн не остановил его. — Ну и что с того? — пожал плечами Фокс. — Мне кажется, это глупость всякая. Однако тут пометки разные есть на полях, надо полагать, она что-то в этом соображала. Наверное, что-нибудь задумала.

— Тут в библиотеке полно книг по колдовству. Некоторые из них весьма редкие. Да, Фокс, мне кажется, она что-то задумала. И мне сдается, что мы только что расшибли лоб о краеугольный камень ее поведения. Насколько быстро мы сможем вернуться?

— В Лондон? Никак не раньше одиннадцати тридцати, сэр.

— Черт побери… Фокс, послушайте, у меня появилась совершенно дикая идея, до такой степени дикая, что мне стыдно самого себя. Мне кажется, я знаю теперь, почему она хотела привезти его тело домой.

— Господи! — воскликнул Фокс. — Вы что ж, решили, что она задумала состряпать то, что тут понаписано?

— Я бы не стал утверждать, что она не способна на такое. Мне не по себе, Фокс. «Колет пальцы: так всегда надвигается беда…» Так, кажется, в «Макбете»? Вот и у меня что-то покалывает внутри… Когда скорбный груз должен быть доставлен? В десять, кажется?

— Да, сэр. Фургон из морга…

— Да, знаю. Поехали обратно в Лондон.

3

Было уже десять минут одиннадцатого, когда дядю Г. привезли домой, на Браммелл-стрит. Генри и Роберта были в библиотеке. Дождь со страшным грохотом бил в оконные стекла, а в каминной трубе завывал ветер, но они немедленно почувствовали, что в доме появились новые звуки.

— Сиди тут, Робин, — сказал Генри. — Я скоро вернусь. Он вышел, закрыв за собой дверь, но невозможно было отрезать звуки, сопровождавшие возвращение домой дяди Г. Робин все равно слышала, как его пронесли по огромному вестибюлю и длинной лестнице. Роберта сидела на коврике у камина и тянула руки к огню. Сердце у нее колотилось в бешеном ритме — шаги по лестнице ступали медленнее. Утром она и Генри ходили на разведку в зеленую гостиную. Она располагалась над библиотекой, и вскоре с потолка донеслись шаги, знаменующие воцарение там дяди Г. Шаги на несколько минут прекратились, а потом возобновились, но стали легкими и быстрыми, избавившись от тяжести. Теперь люди снова спускались по лестнице, потом шаги пересекли вестибюль. Немного погодя вернулся Генри. Он нес поднос с графином и двумя бокалами.

— Я раздобыл их в столовой, — объяснил Генри. — Робин, давай немного выпьем. Да-да, я помню, что ты не пьешь, но сегодня это то самое, что доктор — то есть я — прописал.

Непривычное тепло от выпитого разогнало холодную тоску в груди Робин. Генри подбросил в огонь поленьев, и они с полчаса сидели перед огнем, болтая о добрых старых временах Новой Зеландии.

— Я окончательно решился, — сообщил Генри. — Когда этот кошмар кончится, я найду себе работу. Да-да, знаю, я уже давно говорю об этом, целых шесть лет…

— И сейчас, — кисло сказала Роберта, — когда впервые за все время в этом нет насущной необходимости…

— …я решил это осуществить. Да. Я буду служить в частях гражданской обороны, в своей скромной, но ужасно нужной должности. Я буду готовиться к различным странным и не очень важным экзаменам, готовиться к неинтересному и непонятному делу, которое называется в просторечии «выполнением своего гражданского долга». А когда придет война, — с печальным и торжественным видом провозгласил Генри, слегка повысив голос, — Генри Миног, граф Рунский, займет свое место в рядах цвета английского рыцарства, охраняя вход в стратегически важную, но уязвимую общественную уборную…

Роберта понимала, что Генри пытается скрасить для нее эту зловещую ночь. Хотя его шутки были не совсем на обычном уровне Миногов, она сумела даже посмеяться над ними. Часы пробили одиннадцать. Они не могли сидеть всю ночь у огня в библиотеке. Настанет время — и все равно им придется пропутешествовать по длинным коридорам, подняться по нескончаемой лестнице. Роберта мечтала оказаться в постели, но чувствовала себя очень странно. Она совсем не хотела спать, и в то же время глаза у нее слипались сами собой. Горло и рот временами судорожно сводила зевота, голова болела.

— Ну как, Робин? — спросил Генри немного погодя. — Баиньки?

— Наверное, да.

Они снова прошли мимо чучела медведя с разинутой пастью и хищно протянутыми вперед лапами. Миновали холодные мраморные статуи у подножия лестницы. Поднялись на третий этаж, где тетя В., ее сиделки и, наверное, Диндилдон спали или бодрствовали за закрытыми дверями. Потом прошли по длинному коридору, который теперь освещали электрические лампочки.

— Я велел им разжечь огонь в твоей комнате, Робин.

Какой же Генри замечательный, что подумал об этом! У весело потрескивающего огня раздеваться было гораздо приятнее. А когда девушка тихонько выскользнула в халатике из комнаты, за дверью ее ждал Генри, тоже в халате, и они вместе пошли умываться, и Генри сидел на краю ванны, пока Роберта чистила зубы. Они вместе вернулись к дверям ее спальни.

— Спокойной тебе ночи, дорогая Робин. Спи крепко.

— Спокойной ночи, Генри.


Неспешный поезд из Кента опоздал. Полицейская машина проколола шину в полумиле от станции «Медвежий угол», поэтому они не успели сесть на экспресс. На каждой станции поезд останавливался, печально вздыхая и исторгая клубы пара. Аллейн вторил этим вздохам.

— Что вас гложет, инспектор? — весело спросил Найджел.

— Не знаю.

— Никогда еще не видел, чтобы вы сидели как на иголках.

— Вы велели этому парню Кэмпбеллу держать ушки на макушке, Фокс?

— Да, мистер Аллейн.

— Помяни, Господи, царя Давида и всю кротость его! Мы опять останавливаемся!

4

Сердце у Роберты колотилось так бешено, что она подумала, не сердцебиение ли ее и разбудило. Широко раскрытыми глазами она всматривалась в темноту, силясь что-нибудь в ней разглядеть, но не могла различить даже занавеску возле себя, даже поднесенную к глазам руку. На миг она совершенно потеряла ориентацию. Расположение вещей в комнате выпало из памяти. У нее не было никакого представления о том, где она находится. Ощущение было такое, словно она открыла глаза в пустоте. Она не смела протянуть руку, боясь, что стены не окажется на месте. Тут она совершенно проснулась. Девушка вспомнила, в какой комнате находится, и поняла, что слева, за занавесками алькова, должна увидеть камин, а в нем — огонь. Она дотронулась до такой близкой, но невидимой занавески, и занавеска отодвинулась. Где-то вдалеке от кровати светился красный огонек потухающего камина. Она проспала долго — огонь почти совсем погас. На улице все еще лил дождь, ветер все еще выл в каминной трубе, но не дождь и не стенания ветра разбудили Роберту. Она услышала, как кто-то прошел мимо ее двери. Девушка принялась уговаривать себя, взывая к разуму, что нет абсолютно никаких причин бояться. Наверное, это полицейский спокойно и размеренно обходит дом, желая удостовериться, что все в порядке. Она в панике искала спасительные доводы того, что все идет как надо. Но даже в страхе мысли ее неслись очень быстро, и она тут же сообразила, что шаги услышала, уже проснувшись. Так что же тогда ее разбудило? Роберта тихо лежала, вслушиваясь в окружающие звуки. Страх иголочками покалывал ее тело, а девушка пыталась понять, что же такое она услышала во сне. И вот звук раздался снова. Под ней, под кроватью, под ковром на полу, под самим полом — ниже этажом. Звук еле уловимый, терзающий душу. В нем был свой ритм. Он связывался в памяти Роберты с каким-то очень знакомым, примитивным делом. С какой-то тяжелой работой. В тот момент, когда Роберта поняла, что это такое, звук прекратился, оставив Роберте четкий образ руки, держащей пилу. И тут она вспомнила, что именно под ее спальней находится зеленая гостиная.

Может быть, если бы звук не возобновился, Роберта так и осталась лежать в постели. Но есть разные степени ужаса, и она знала, что такого ей в одиночку не вынести. Роберта щелкнула выключателем у двери, но света не было, и она поняла, что кто-то выключил его на распределительном щитке. Она ощупью нашла на прикроватном столике коробок спичек и зажгла свечу. Комната вынырнула из мрака. Тень Роберты поднялась по всей стене и протянулась по потолку. Девушка надела халат и, взяв свечу, направилась к двери и открыла ее. Звук снова прекратился.

Дверь Генри была открыта настежь. Роберта пересекла коридор и вошла в его комнату. Еще не бросив взгляда на постель, она поняла, что в комнате его нет. Одеяло было откинуто, свечи на столике не было. В комнате Генри ей стало спокойнее. Здесь еле уловимо пахло бриллиантином, которым он смазывал волосы. Роберта завернулась в его плед и присела на кровать, размышляя, что Генри, наверное, тоже услышал шум и пошел проверить, что это такое. Но ей немедленно стало страшно за Генри. Секунды шли, а ей становилось все страшнее и страшнее, пока этот кошмар не сделался невыносим. Робин подошла к двери и стала слушать. Звук снова замер на несколько минут, и она слышала только стук дождя по крыше. Вдали от окон дождь звучал глуше и тише. Она выглянула в коридор, и ей показалось, что темнота сделалась менее густой там, где колодец лестничных пролетов приближался к крыше. Пока Роберта вглядывалась в темноту, в конце коридора забрезжило слабое свечение. Наверное, это возвращался Генри со своей свечкой. Теперь она могла рассмотреть лестничную площадку с балюстрадой и начало коридора. На противоположной стене Роберта уловила отблеск света и вспомнила, что там висит зеркало. На площадке появился окруженный ореолом огонек. Огонек все приближался и становился ярче. Еще минута — и она увидит Генри… В рамке темных стен на площадке появилась фигура с зажженной свечой. Фигура остановилась и медленно повернулась. Свет упал на ее лицо. Это была леди Вутервуд. Она настороженно вслушивалась, слегка наклонив голову, искоса взглядывая вверх, на этаж выше. Медленным шагом она прошествовала наверх, превратившись в силуэт, окаймленный золотым нимбом света, и исчезла.

Роберта неподвижно стояла в темноте. Дверь комнаты Генри гулко захлопнулась от сквозняка, и девушка подпрыгнула от неожиданности. Наконец лестница еще раз осветилась. Все происходило точно так же, как несколько минут назад, и нервы Роберты были готовы к тому, что это еще раз появится леди Вутервуд, как призрак, всегда повторяющий определенные движения. Но это, конечно, был Генри. Он прикрывал свечу рукой, оберегая ее от сквозняка, и смотрел прямо в глаза Роберты. Забыв, что он не видит ее из-за темноты, она удивилась, почему его жесткий взгляд начисто лишен того утешения, которого она жаждала. Потом девушка сообразила, что он ее не видит, и вышла в коридор его встретить.

— Робин! Ты зачем вышла? Беги обратно, — выдохнул Генри.

— Не могу. Что происходит?

— А что ты видела?

— Ее… Мне показалось, что она поднялась на этаж выше.

— Иди немедленно к себе в комнату, — сказал Генри.

— Позволь мне остаться. Может, я смогу тебе помочь. Он поколебался. Роберта тронула его за рукав.

— Пожалуйста, Генри.

— Что тебя разбудило?

— Шум в той самой комнате. Словно там пилили. Ты там был?

Генри снова помедлил с ответом.

— Там заперто, — сказал он.

— А где дежурный полицейский? Может быть, надо его найти?

— Пойдем со мной.

Слава богу, он решил позволить ей быть рядом. Вслед за ним она пересекла лестничную площадку. Он остановился у двери, наклонился и замер. Потом очень осторожно повернул ручку и знаком показал Роберте, чтобы она прислушалась. Она послушно прижалась ухом к двери. Сквозь щель доносился храп, глубокий, хриплый и задыхающийся.

— Ночная сиделка, — еле слышно шепнул Генри и прикрыл дверь.

— Что ты собираешься делать? Найти полицейского?

— Я бы хотел сам понять, что она затеяла.

— Не надо, Генри. Если что-нибудь окажется не так, все подозрения падут на тебя… Тсс!

— Что?

— Смотри!

По лестнице поднимался лучик света, доходя до площадки.

— Черт, — прошептал Генри, — он идет! Молодой человек быстро подошел к лестнице.

— Зй! — негромко позвал он. — Кто это?

— Минутку, сэр.

Человек быстро поднялся, посветив фонариком на Генри. Когда он вошел в пространство, освещенное двумя свечами, Роберта увидела на нем тяжелое пальто и шарф. Тут она вспомнила, что ей самой очень холодно.

— Что тут такое творится, сэр? — спросил человек. — Кто копался в распределительном щите? Я же сказал, чтобы свет не гасили.

Генри быстро сообщил, что его разбудил звук из зеленой гостиной и что он видел, как прошла леди Вутервуд со свечой в руке.

— Мисс Грей вышла на лестницу вскоре после меня и тоже ее видела.

— Куда она пошла, сэр?

— На верхний этаж.

— Тогда побудьте здесь, вы оба. Пожалуйста, сэр, не двигайтесь.

Он посветил фонарем вверх по лестнице. Она была круче и наполовину уже, чем предыдущий пролет. Полицейский легко взбежал по ступеням и исчез. Роберта и Генри услышали, как дверь открылась и закрылась, потом еще дверь, еще одна… Потом воцарилась тишина.

— Вот дьявол! — громко выругался Генри. — Я пойду…

Роберта вцепилась ему в руку, и он замер. Где-то на верхнем этаже дома завизжала леди Вутервуд. Роберта сразу поняла, что кричит именно она. Это был тот же самый визг, на той же пронзительной ноте. Вчера он взорвал тишину лифтовой шахты. Несколько секунд этот полубезумный, невыносимый вопль терзал ночной покой, потом хлопнула дверь и звук стал тише. Наверху зазвучали голоса. Кто-то возник из темноты на площадке рядом с молодыми людьми. Это оказалась ночная сиделка в съехавшем набок чепце.

— Куда она ушла? — воскликнула ночная сиделка. — Я не виновата! Где она?

На верхнем этаже человек в пальто продолжал говорить:

— А ну-ка, расходитесь по вашим комнатам, вы все, быстро. Давайте-давайте! Делайте как вам говорят!

И голос Диндилдон:

— Я пойду к моей хозяйке!

— Вы сделаете то, что вам велено. Все остальные, разойдитесь по своим комнатам!

— Вы не можете запереть мою комнату!

— Я ее уже запер. Ну-ка, в сторонку, будьте так любезны!!

Человек в пальто спустился вниз.

— Где моя пациентка? — спросила сиделка. — Я должна найти ее.

— Вы опоздали, — сказал человек и обратился к Генри: — А вы двое, сэр, пойдемте со мной. Я иду звонить.

Они проследовали за полицейским в небольшой кабинет на третьем этаже. Он уселся у письменного стола и набрал Уайтхолл, 1212. Пальцы его подрагивали, губы были крепко сжаты.

— Говорит Кэмпбелл, дежурный на посту Браммелл-стрит, двадцать четыре, сэр. Мистера Аллейна, пожалуйста… Что вы сказали?.. Едет?.. Хорошо. Тут есть пострадавшие. Нам бы сюда полицейского хирурга, срочно… И поскорее, я тут один. Он положил трубку.

— Послушайте, — возбужденно начал Генри, — что она там делала? Вы же не можете таскать нас за собой, как щенят на поводках, и ничего при этом не объяснить! Что случилось? Кто пострадавший?

Кэмпбелл прикусил палец и уставился на Генри.

— Кто запер дверь в комнату с мертвым телом? — требовательно спросил он.

— Не я, — сказал Генри.

— Но вы знали, что она заперта, сэр?

— Конечно. Я услышал этот жуткий звук в гостиной и спустился вниз проверить, что там творится. Что случилось наверху?

Кэмпбелл, казалось что-то обдумывал, потом пришел к решению.

— Пойдите и посмотрите, — сказал он.

Они как будто забыли про Роберту, но она пошла следом за ними наверх. На лестнице они забрали с собой сиделку и странной торжественной процессией проследовали на самый последний этаж. У сиделки и Кэмпбелла были фонарики, а у Генри — свеча. Последняя лестничная площадка переходила в узкий коридор. Детектив распахнул первую дверь. Там вокруг единственной свечки стояли Моффаты, две девушки-служанки и Диндилдон, ни на что не похожая в своем ночном одеянии.

— Ну-ка, мистер Моффат, — отрывисто сказал Кэмпбелл, — идите вниз и разберитесь со светом. Кто-то вывернул пробки. Найдите их и вверните обратно. Может, у вас есть запасные?

— Есть, сэр.

— Ну и отлично, делайте. У вас есть полицейский свисток?

— Да, сэр.

— Ступайте к парадной двери и свистните как следует. Когда придет констебль, отведите его к той двери, за которой лежит тело, и скажите, что я приказал ему там дежурить. Сержант полиции Кэмпбелл. Потом ждите у парадной двери. Вы впустите доктора, который приедет через несколько минут, и проведете его на верхний этаж. Затем дождетесь старшего инспектора Аллейна, который едет сюда с вокзала Виктория. Его тоже проведете наверх.

Кэмпбелл прошел мимо следующей двери и остановился перед третьей.

— Ваша пациентка тут, сиделка. Мы сперва заглянем к ней. Нам придется посмотреть, нет ли при ней ключа. Вы, сэр, пойдете со мной — сами увидите что к чему. Она может нам доставить массу хлопот. — Он обратился к Роберте: — А вы, мисс, пожалуйста, зайдите за нами следом, возьмите мой фонарь и закройте дверь. Если нам придется ее придержать, я вас побеспокою насчет того, чтобы помочь. И вас, сиделка. Ну, пошли.

Он повернул ключ, взглянул на Генри и быстро распахнул дверь. Потом шагнул туда, и за ним сразу же вошел Генри. Сиделка пошла следом, потом в комнату скользнула Роберта и закрыла дверь за собой.

Это была пустующая спальня для служанки. На миг Роберте показалось, что там никого нет, но потом фонарики осветили хозяйку дома. Леди Вутервуд по-жабьи сидела на полу у изголовья раскладной кровати. Она повернула голову и слепо посмотрела на свет. Оскаленный рот сперва испугал Роберту, но она сразу поняла, что женщина смеется. Волосы в беспорядке упали ей на глаза, белые потеки в углах рта поблескивали, она медленно покачивала головой из стороны в сторону. На ее голой шее было видно, как неистово бьется пульс. Поверх ночной рубашки на ней был надет темный халат, полы которого непрерывно теребили ее руки.

— Ну-ну, миледи, — сказал Кэмпбелл. — Никто вас не обидит. Вот и сиделка пришла вас уложить в постельку.

Сиделка заговорила самым расфальшивым голосом:

— Пойдемте, лапочка. Нельзя же сидеть на холодном сыром полу, правда ведь? Пошли, пошли скорей…

Леди Вутервуд отпрянула к стене.

— Давайте-ка я помогу вам подняться, — пропела сиделка и сделала движение вперед.

Леди Вутервуд моментально вскочила на ноги с гримасой боли и прижалась к стене. Руки ее судорожно шарили в складках халата, что-то крепко сжимая.

— Ну вот, так-то лучше, — проговорила сиделка. Кэмпбелл подошел поближе к леди Вутервуд, и по его знаку Генри тоже встал наизготовку.

— Идите сейчас с сиделкой, миледи, — сказал Кэмпбелл. — А мы вас под руки поддержим. Осторожно!!!

Свеча Генри покатилась по полу и погасла. Сиделка и Роберта светили фонариками на три тела, сплетенных в схватке на полу. Леди Вутервуд ухитрилась дважды ударить Кэмпбелла кулаком, прежде чем ом поймал ее правую руку. Генри вцепился в левую. Левая кисть женшины по-прежнему была сжата в кармане ее халата, но она боролась с животной силой. Внезапно комнату залил холодный электрический свет. Роберта бросила на кровать ненужный теперь фонарик.

— Сядь ей на ноги, Робин, — сдавленно произнес Генри. Роберта в мгновение ока оказалась на полу. Она изо всех сил обхватила ногами рыхлые мягкие ноги, лягавшие складки ночной рубашки и халата. «Мерзость, ну и мерзость…» — билось у нее в мыслях, но она продолжала крепко держать леди Вутервуд. Сиделка все еще тупо светила на них фонариком.

— Это пациентка для санитаров из психушки. Меня нельзя было нанимать для такого, — бормотала она невнятно, старательно целясь лучом фонарика, — это не по силам обычной сиделке.

Судорожно сжатая в кармане рука леди Вутервуд сквозь ткань халата коснулась макушки Роберты, но не разжалась. Женщина что-то произнесла, незнакомым, грубым голосом, потом замолчала.

— Что она сказала? — потребовал ответа Кэмпбелл. — Она же что-то сказала. Что?

— По-моему, по-немецки, — ответил Генри.

— Что у нее там в кармане? Да бросьте вы этот фонарик, сиделка!

Сиделка уставилась на свой фонарик.

— Ох. Как глупо, — пролепетала она и погасила фонарик.

— А теперь, — велел Кэмпбелл, — суньте руку ей в карман и посмотрите, что она там держит. Только будьте очень осторожны. Это может оказаться нож.

— Откуда возьмется нож? — спросил Генри.

Кэмпбелл не ответил. Сиделка подошла к своей пациентке и поверх головы Роберты боязливо сунула руку в карман леди Вутервуд. Девушка, глядя вверх, увидела, как лицо сиделки внезапно приобрело цвет ее накрахмаленного халата.

— Что еще там? — требовательно рявкнул Кэмпбелл.

— У нее… у нее… обе руки… в этом кармане… Генри резко бросил:

— Не валяйте дурака, сиделка! О чем вы?

Сиделка отпрянула от леди Вутервуд, указывая на карман ее халата и кивая головой.

— Я сам держу ее правую руку, — раздраженно возразил Кэмпбелл. — Что вы такое говорите?

— У нее в кармане две руки, — прошептала сиделка и упала в обморок.

Загрузка...