Смерть в доке Виктория

Глава десятая

Утро началось с неистовой трели телефона. Она разбудила Фрину, у которой был чуткий сон: мысли ее занимали банковские ограбления и пропавшие девочки. Господин Батлер, услышав звонок, появился из своей комнаты с куском намазанного маслом тоста.

– Резиденция мисс Фишер, – выговорил он, роняя крошки. – Нет, мадам, мисс Мэри здесь нет.

В этот момент раздался звонок в дверь.

– Прошу меня извинить, мадам, – сказал господин Батлер в трубку, – одну минуточку…

Вышедшая на лестницу Фрина слышала, как открылась дверь.

Господин Батлер впустил кого-то в дом, а затем продолжил разговор.

– Госпожа Тэчелл? Мисс Мэри только что прибыла. Я полагаю, она пришла поговорить с мисс Фишер. Нет, мадам, она чувствует себя хорошо. Да, мадам, я попрошу мисс Фишер позвонить вам, как только у нее появятся какие-нибудь сведения. Конечно, мадам. Мое почтение, мадам. Доброго вам утра.

Господин Батлер повесил трубку. Фрина слетела вниз в своем серебристо-зеленом хитоне и серебряных тапочках и подоспела как раз вовремя, чтобы принять в объятия кинувшуюся к ней ревмя ревущую девочку.

– О, мисс Фишер, я должна была прийти! – хлюпая носом пролепетала Мэри Тэчелл.

Фрина, не больно-то любившая, когда у нее на груди рыдают, обняла девочку и провела ее в гостиную.

– Попросите госпожу Батлер подать нам завтрак, господин Батлер, или хотя бы чай. Что, Дот уже встала? И позовите девочек. У нас, кажется, появились сложности.

– Не надо девочек… – всхлипнула Мэри.

Фрина усадила ее в большое кресло и протянула носовой платок.

– Ну-ну, Мэри, возьми себя в руки, – пожурила она. – Стоит ли так волноваться с утра пораньше?

Господин Батлер дожевал тост и удалился на кухню, где завтракали госпожа Батлер, Дот, Джейн и Рут.

– Прибыла ваша школьная подруга, – сообщил он девочкам. – В смятенных чувствах. Мисс Фишер просила подать чай.

Дот налила кипяток в большой чайник, достала чашки и приборы.

Джейн торопливо принялась за свою кашу.

– Не спеши, Джейн, – одернула ее Дот. – Мисс Фрина не любит, чтобы ее прерывали, когда она разговаривает с посетителями. Дай им минут десять.

Дот уплыла в гостиную с подносом в руках, разгрузила его и вернулась доложить, что мисс Мэри Тэчелл по-прежнему заливается слезами и, судя по всему, еще не скоро успокоится.

– Вот напасть! – пробормотала Рут, намазывая еще один кусок хлеба и щедро сдабривая его оксфордским мармеладом. – Интересно, что же стряслось?

– Могу поспорить, – буркнула Джейн, – что она прочитала дневник Алисии.

Мэри Татчелл утерла слезы, чтобы выпить чаю, и вдохнула нюхательные соли, заботливо принесенные Дот. Девочка была в отчаянии. Ее бесцветные глаза покраснели и сделались похожи на ягоды акмены,[51] а лицо покрылось красными пятнами, словно кто-то размазал их по лицу девочки, похожей на Алису из Страны Чудес. Но Фрина заметила, что, несмотря на расстроенные чувства, гостья крепко сжимала в руках тетрадь в лиловом кожаном переплете с тесненой надписью «Флоренция» на обложке.

– Я пошла сегодня утром в Домен Гарденз, – всхлипнула Мэри, – и отыскала дневник. Я села на трамвай, чтобы приехать сюда, и по дороге я… я…

– Прочитала дневник, – подсказала Фрина; она бы и сама не удержалась от соблазна в подобной ситуации. – Не беда.

– О, мисс Фишер, но что там написано! Алисия, она… она…

– Не принимай это так близко к сердцу, Мэри. Если тебе тяжело рассказывать, лучше просто дай мне дневник. Не может все быть уж так плохо.

– Нет, может! – Бедняжка Мэри снова зарыдала в три ручья.

Фрина позвала Рут и Джейн, скрывавшихся возле дверей кухни, и те подошли, обняли девочку и уселись по обе стороны от нее. Мэри уткнулась носом в плоскую девчачью грудь Джейн.

– Не плачь, – утешала одноклассницу Рут. – Ты поступила правильно: привезла дневник мисс Фишер. Она найдет Алисию.

– Я уж и не знаю… хочу ли я, чтобы она ее отыскала. После того, что я прочла в дневнике, – призналась Мэри. – А ведь она была моей единственной подругой!

Мэри вновь залилась слезами. Джейн беспомощно похлопала ее по спине.

– Мы будем твоими подругами, правда, Рут?

Рут что-то процедила сквозь зубы про безнадежных дурех, но вслух сказала:

– Ну конечно, с радостью.

– И вы примете меня в свой клуб? – пробубнила Мэри из-под маски своих разметавшихся волос.

Джейн вздохнула.

– Да, пожалуй. Да прекрати же ты сырость разводить!

– Отведите ее на кухню, девочки, и накормите завтраком, – велела Фрина, листая дневник. – Я скоро к вам приду.

Рут и Джейн увели Мэри.

– Ну-ка поглядим. Какой замечательный у девочки почерк! Вот что значит образование при монастыре! Полюбуйся, Дот.

– Да, мисс, отличный почерк. Я и сама так писала, пока училась в школе при монастыре.

– А что это все значит? Утреня, час первый, час девятый?…

– Это часы молитв в монастыре, мисс. Монахини ходят в церковь в определенное время – днем и ночью.

– В самом деле? А когда же бедняжки спят?

– Между полуночью и рассветом, мисс. Видите, она пишет, что хотела бы стать монахиней.

– «Я чувствую в себе призвание, и мать-настоятельница тоже так думает», – прочла Фрина. – «Мне предначертано свыше стать монахиней. Ах, если бы я была католичкой! Им проще: их семьи посчитали бы монашество за честь. Но папа никогда мне не разрешит, он устроил ужасный скандал, когда я сказала ему о своем желании. Внимание: всегда помнить о страданиях мучеников. Вот бы я могла помучить папу! Я ему совсем не нужна. Он любит только Кристину. И Пол тоже. Она блудница в пурпуре. Я желаю ей смерти». Сильно сказано, Дот.

– Да, мисс, но мне понятно, почему она так чувствовала. И она верно пишет о католических семьях. Моя мать хотела, чтобы я стала монахиней. Когда мне было двенадцать, я тоже думала, что у меня призвание. Многие девочки-католички мечтают стать монахинями. Бедняжка, надо было оставить ее в монастыре. Возможно, с возрастом она бы изменилась.

– Это место я пропущу… жалобы на отца… грубые замечания по поводу Кристины… ага! «Я не могу заснуть и молюсь в положенные часы. Прошлой ночью, когда папа был на собрании ложи, я видела, как Пол выходил из комнаты Кристины. Она поцеловала его в дверях. Как любовника. Это ужасно! Что мне делать? Мой отец опозорен. Мне надо все ему рассказать!»

– Обычная девчачья реакция, мисс, – серьезно сказала Дот. – Интересно, а как она поступила?

– Скоро узнаем, Дот. Потерпи. А он такой красавчик. У беременных определенно есть вкус.

– А на каком месяце госпожа ВоддингтонФорсайт?

Фрина уставилась на Дот, сверилась с датой в дневнике и присвистнула.

– Для благовоспитанной девушки, Дот, у тебя чересчур богатое воображение. Но ты совершенно права. Думаю, госпожа В. на пятом месяце. Эта запись сделана шесть месяцев назад. А старый козел ликует, что сумел зачать ребенка! О Господи, Дот, что могло стрястись с Алисией? Это же настоящая бомба! Интересно, она разговаривала с отцом?

– Читайте дальше, мисс.

Остались последние десять страниц. На одной был записан адрес известного психиатра, который принимал пациентов на Коллинз-стрит, и время.

– Уверена, это время приема, – рассудила Фрина. – Надо поговорить с доктором Допингом. Что же еще пишет Алисия? «Пол изменяет мне, – прочитала Фрина, не веря своим глазам. – Говорил, что никого, кроме меня, не любит. А теперь он влюблен в Кристину. И все потому, что она старше и у нее фигура лучше. Пол любил меня с тех пор, как мне исполнилось двенадцать. Он мой. Я собиралась оставить его, чтобы стать Христовой невестой, но отец отправил меня в школу в городе. Он хочет выдать меня замуж. А я не гожусь для брака. Муж сразу обо всем догадается. Я великая грешница. – Запись в дневнике продолжалась, и тон ее становился все более уверенным. – Если отец не позволит мне уйти в монастырь, мне останется лишь умереть, и отдать себя на Суд Божий. Святая Мария, Матерь Божия, смилостивись над нами грешными!»

– Муж узнает, – повторила Дот. – Что он узнает?

– Что она не девственница, Дот, – деликатно пояснила Фрина. – Этот Пол парень не промах, верно?

– Господи, спаси нас!

– Кажется, я догадываюсь, что случилось с Алисией. Давай дочитаем дневник. Ты хорошо себя чувствуешь, Дот?

– Не очень. Но давайте дочитаем до конца, вдруг еще на что-нибудь наткнемся.

– «Кристина настаивает, чтобы я сходила к доктору Допингу, – гласила последняя запись в дневнике. – Я пойду к нему завтра. Это потому, что я пыталась убежать из дому. Но я все равно снова убегу. А если я умру, то им меня ни за что не найти. Мать-настоятельница говорит, что Бог отмечает избранных». Соедини меня с госпожой Воддингтон-Форсайт, Дот, а потом найди номер телефона матери-настоятельницы.

На лице Фрины появилось выражение такой решимости, что Дот, сколь бы потрясена она ни была, поспешила исполнить приказания.

– Госпожа Воддингтон-Форсайт? Фрина Фишер. Как поживаете? Хорошо, – услышала Дот воркование Фрины. – А как ваше самочувствие? Отлично. Не стану занимать вас долгим разговором. Я не сомневаюсь, что вы беспокоитесь об Алисии, ведь так? Понятно. А теперь слушайте внимательно и не вскрикивайте, чтобы вам не пришлось объяснять домашним причину. Я все знаю: и про Пола, и про то, кто отец кукушонка, которого вы вынашиваете, и о том, что вы сделали с Алисией. Надеюсь, что с девочкой все в порядке, в противном случае вам не сдобровать. Дайте мне адрес больницы и бумагу о том, что Алисии позволено уйти в монастырь, подписанную вашим супругом. Когда? Сегодня же. Я отправлюсь за девочкой немедленно. Пришлите письмо с шофером в течение часа. Ведь господин Воддингтон-Форсайт дома, верно? Отлично. Если с Алисией все в порядке, то никто ни о чем не узнает. Если же нет – тогда, боюсь, мне придется обо всем рассказать. – Послышались отчаянные возгласы протеста. Фрина отставила трубку от уха, а потом поднесла ее назад: – Ну что, взяли себя в руки? Так-то лучше. Диктуйте адрес. – Фрина начала быстро писать на бумаге, оставленной господином Батлером на столике. Он любил, чтобы телефонные книги содержались в порядке. – Записала. И не забудьте распорядиться о ее освобождении. Вы ведь незамедлительно позвоните врачу, правда? Мне очень не понравится, если мне попытаются вставлять палки в колеса.

Невнятные обещания долетели до ушей Дот, стоявшей в метре от телефона.

– Я позвоню вам, когда улажу дело. Никуда не выходите, ясно? Мне может понадобиться ваше подтверждение. Хорошего утра. – Фрина швырнула трубку на рычаг, снова подняла ее и попросила соединить с Элтемом.

– Дот, скажи господину Батлеру, пусть приготовит автомобиль. Положите одеяла и бренди. Здравствуйте, это мисс Фрина Фишер, могу я поговорить с матерью-настоятельницей? Хорошо, я буду ждать на линии. Дот, присмотри, чтобы бедняжка Мэри привела себя в порядок, прежде чем вернется домой, отправь ее на такси как можно быстрее. Скажи девочкам, что я не смогу отвести их сегодня на пляж. Если они хотят подышать свежим воздухом, да и ты тоже, попроси Берта и Сеса проводить вас к морю и присмотреть за вами во время купания. Но будьте осторожны. Мы до сих пор еще не выбрались из дела с анархистами. Алло? Да, я жду мать-настоятельницу. По срочному делу. Да, я не вешаю трубку… Скажи господину Батлеру, что мы едем в Элтем, а затем в… ага. Доброе утро, мать-настоятельница. Это Фрина Фишер.

– Доброе утро, мисс Фишер, – голос, как всегда, был спокойным и слегка смешливым. Фрина представила величественный кабинет с эркерами, выходящими в сад, где цветут сливы.

– Я нашла Алисию и хотела бы, чтобы вы поехали со мной вызволять ее.

– Где она? Конечно, я поеду с вами. Она… она была… на Гертруд-стрит?

– Нет, хуже. Она в частной психиатрической больнице на Пленти-роуд, совсем неподалеку от вашего монастыря.

– Она не в себе?

– Несколько дней назад была здорова, а что с ней сделали теперь – не знаю. С ней случилось кое-что ужасное, я расскажу вам при встрече. Вы поедете со мной? А готовы ли вы принять девочку в монастырь… послушницей – так это, кажется, называется – если она в здравом рассудке?

– Но ее отец…

– Он возражать не станет.

– Что ж, если бедняжка в здравом уме и попрежнему хочет принять постриг, то я прогневила бы Бога, отказав ей.

– Рада это слышать. Я очень скоро у вас буду.

– Что-то еще я могу сейчас сделать?

– Молитесь, – посоветовала Фрина.

Мать-настоятельница усмехнулась.

– Хороший совет, мисс Фишер. До встречи.

Фрина позвонила в пансион, где жили Берт и Сес.

– Берт? Не могли бы вы приехать и присмотреть за девочками?

– Не очень-то я в няньки гожусь, мисс, – запротестовал Берт.

– Очень даже годишься. Мне угрожают анархисты, а сама я не могу присмотреть за детьми. Мне нужны телохранители. Не могу же я все время держать девочек в четырех стенах. Кроме того, я не хочу, чтобы эти молодчики возомнили, что напугали меня. Ты слышишь?

– Ладно, мисс, – согласился Сес, который взял трубку. – Мы должны быть при оружии?

– Да, – ответила Фрина и услышала глубокий вздох на том конце провода.

– Вы ведь знаете, что нам грозит, если нас застукают с оружием?

– Да.

– Хорошо, мисс, мы мигом.

Дот промчалась мимо Фрины с охапкой одеял и бутылкой бренди. Фрина снова подняла трубку.

– Рассел-стрит, – попросила она. – Детектива-сержанта Кэрролла. Да, я подожду.

– Мисс! Мэри Тэчелл хочет вернуться домой.

– Минуточку, Дот. Не могла бы ты выйти на дорогу и взглянуть, не приехал ли автомобиль от этих треклятых Воддингтон-Форсайтов? Они должны прислать мне два письма, пусть шофер подождет, пока я их прочту. Найди мне отточенный карандаш, пожалуйста, этот сломался. Берт и Сес приедут охранять вас, пока я буду в отъезде. Алло! Билл? Фрина Фишер. У меня есть новости. Государственный банк на углу Уильям-стрит… да, тот большой… в четверг в два. У них пулемет, будьте осторожны… Фрина взяла у Дот новенький карандаш и, стукнув им по блокноту, сразу же сломала его.

– Послушайте-ка, коп несчастный, я своей жизнью рисковала, добывая эти сведения. Я не могу сказать вам, откуда мне это известно, но источник надежный… буквально из первых уст, если можно так сказать…

– Не горячитесь, мисс Фишер, – ответил спокойный голос в трубке. – Я вам верю. А вот им – нет. Эти коммунисты, в них ни на грош правды, да и планировать они ничего не умеют. Но спасибо вам от всех нас, мисс Фишер. Я передам боссу. Это уж ему решать, что делать.

– Только не говорите потом, что я вас не предупреждала, – прошипела Фрина и повесила трубку.

Она побежала наверх и быстро натянула на себя одежду.

– Кофе! – крикнула она, входя на кухню, где госпожа Батлер, предугадав подобную просьбу, уже заваривала в кастрюльке греческий кофе с сахаром.

Мэри Тэчелл, высушенная и накормленная, слушала фонограф в комнате девочек. Господин Батлер, не снимая шоферского кепи, уже заканчивал завтракать, его пальто висело на двери.

– Спасибо, госпожа Батлер. Скоро мы оставим вас в покое. Я еду по этому адресу, господин Батлер, не могли бы вы свериться по карте? Но сначала мы заедем в монастырь и возьмем с собой мать-настоятельницу. Лучше запаситесь одеялом и для нее.

– Дорожные пледы уже в кабине, мисс, и бренди – как вы велели. Вот ваш кофе, мисс. Так вы нашли девочку? – с надеждой спросила госпожа Батлер.

– Да, нашла, но это породило новые сложности. Господин Берт и господин Сес приедут и отвезут Мэри Тэчелл домой, потом они вернутся и присмотрят за девочками и вами. Не выходите из дома без охраны. И держите все окна запертыми.

– Господи, мисс, вы что, ведете войну?

– Совсем небольшую, она скоро кончится, – успокоила Фрина. – Я постараюсь вернуться поскорее. И не беру с собой Дот. Скорее всего ничего и не случится. Но если вам позвонят по телефону и скажут, что я просила вас одну приехать ночью в порт, сделайте милость, не спешите выполнять эту просьбу, договорились?

Госпожа Батлер дала обещание.

Шофер Воддингтон-Форсайтов прибыл прежде, чем Фрина успела допить кофе. Дот принесла конверты. Фрина сломала печати и прочла письма.

– Одно – матери-настоятельнице, сообщающее, что Алисия может уйти в монастырь, если захочет. Хорошо. Оно подписано господином В.

А это – доктору Допингу, с распоряжением передать Алисию на мое попечение, подписано отцом и мачехой. Интересно, как она убедила его подписать это? Неужели пришлось во всем признаться? Вряд ли. Еще одно письмо – мне. Ну-ну. Нацарапано химическим карандашом на листке из школьной тетради, явно в спешке. «Мисс Фишер, я ничего не знал, не знал, что случилось с Алисией. Она не сказала мне. Передайте Алисии, что я очень сожалею. Очень. Пол». Хм. Ну что же, господин Батлер, пора в путь.

Берт и Сес как раз подъехали к дому, когда красная «Испано-Сюиза» выруливала на дорогу. Фрина успела прокричать приветствие, прежде чем господин Батлер, любивший прокатиться с ветерком, надавил на газ и гоночный мотор взвыл от радости. Фрина откинулась на сиденье, наслаждаясь тем, как ветер обдувал ей лицо.

Пленти-роуд разматывалась перед ней по мере того, как мощный автомобиль пожирал километр за километром. Фрина попробовала немного помедитировать, но была слишком раздосадована и не смогла сосредоточиться на самовнушении по методу Куэ:[52] «С каждым днем я чувствую себя все лучше и лучше». Она успела выкурить полпачки папирос «Вирджиния», прежде чем автомобиль свернул на дорогу, которая вела к монастырю. Здание снова потрясло Фрину. Как могли подействовать на юную девушку, едва не лишившуюся рассудка от пережитого потрясения, все эти горгульи? Юные помощницы матери-настоятельницы вывели ее из дома и помогли усесться в большой красный автомобиль, где ее ждала мисс Фишер, чья черная шляпка с красными розами вызвала взволнованное перешептывание.

– Здравствуйте, мать-настоятельница.

– Здравствуйте, мисс Фишер, – ответила с любезной улыбкой статная женщина. – Настоящее приключение! Ну же, рассказывайте.

Фрина протянула ей дневник в лиловом переплете и сказала:

– Прочтите, пожалуйста, последние три страницы. Едем, господин Батлер, в «Солнечную больницу».

Господин Батлер вывел «Испано-Сюизу» на шоссе, меж тем как мать-настоятельница погрузилась в чтение.

– Господи, мисс Фишер, бедная девочка! Какая ужасная история! Неудивительно, что ее рассудок не выдержал.

– Рассудок Алисии не пострадал, – коротко ответила Фрина. – Ее туда упекли насильно. Мачеха понимала, что никто не поверит рассказам девочки. Но сейчас Алисии угрожает реальная опасность: легко можно сойти с ума, когда все вокруг несколько дней кряду твердят, что ты ненормальная.

– Так этот доктор Допинг… ее сообщник?

– Не знаю. Теперь, когда вам все известно, готовы ли вы принять Алисию?

– Принять ее? Конечно! Она всего-навсего ребенок. Брат надругался над ней. Бедная крошка!

Господин Батлер притормозил у большого загородного дома. Это была старая ферма со множеством веранд; лишь высокий кирпичный забор и металлические ворота, у которых дежурил охранник, отличали ее от соседних домов.

– Мисс Фишер к доктору Допингу! – рявкнул господин Батлер охраннику в кителе. Он не питал любви к сумасшедшим домам.

Охранник впустил автомобиль и снова запер ворота на замок.

– Не люблю, когда меня запирают, – пробормотала Фрина. – Прямо к дому, пожалуйста, господин Батлер.

Господин Батлер остановил автомобиль и, распахнув дверцу, помог выйти мисс Фишер и монахине. Фрина поднялась по ступеням на веранду, где столкнулась со здоровенным мужчиной в больничном халате. Он закричал, как обезьяна, пару раз подпрыгнул и, повернувшись, продемонстрировал свою задницу, выкрашенную красной, синей и белой краской. Фрина отметила, что на выбор цветов повлиял явный патриотизм.

– Очень мило, – одобрила Фрина, когда пациент вновь повернулся и что-то забормотал. – Дайте мне пройти.

Мать-настоятельница облокотилась о перила веранды и побледнела как полотно; Фрина подхватила ее под руку.

– Это всего-навсего мужчина, – успокоила она. – Пойдемте.

В этот самый миг дверь со стуком распахнулась, из дома выбежали двое здоровил в белых халатах, схватили человека-обезьяну и, не обращая внимания на его хныканье, утащили прочь.

– Миленькое местечко. Ау! Есть тут кто-нибудь?

Появилась суетливая медсестра и провела их внутрь.

– О боже, дамы, простите! Он убежал, я не смогла удержать его. Он такой сильный, понимаете? Кого вы хотите видеть, мисс?

– Я привезла письмо и хочу освободить Алисию Воддингтон-Форсайт, – пояснила Фрина, поддерживая мать-настоятельницу. – Будьте добры, проводите меня к ней.

– Конечно, мисс, но сначала надо ее выписать. Доктор Допинг хотел бы встретиться с вами, мисс.

– Я бы тоже хотела с ним встретиться. Но сначала – Алисия Воддингтон-Форсайт, и поторопитесь, пожалуйста.

Медсестра откинула назад волосы и повела посетительниц по серо-зеленому коридору к маленькой комнате.

– Она заперта, мисс, и на ней нет одежды, потому что она пыталась покончить с собой.

– Господин Батлер, принесите, пожалуйста, плед из автомобиля. Теперь, сестра, откройте дверь, а потом приведите доктора Допинга.

Медсестра открыла замок. Фрина распахнула дверь. Прямо посередине, на голом полу сидела Алисия Воддингтон-Форсайт. Голая, волосы ее спутались, на шее темно-красная полоса и несколько царапин. Мать-настоятельница остановила Фрину и проговорила:

– Слышите?

Слабым безнадежным голосом Алисия Воддингтон-Форсайт читала молитву.

– С ней все будет хорошо, – сказала мать-настоятельница и ринулась в комнату.

Она упала на колени рядом с Алисией, и они завершили молитву вместе:

– Ave Maria, gratia plena…[53]

Фрина столкнулась в дверях с каким-то щеголем: фрейдистская бородка, дорогой одеколон. Врач недовольно щелкнул языком.

– Религия! У девочки эдипов комплекс, а они пичкают ее религией!

– Доктор Допинг, я полагаю? Прочтите вот это, будьте любезны.

– Так вы мисс Фишер? Но у пациентки наметились улучшения. Она перестала настаивать на своих фантазиях. Еще несколько дней, и она признает, что все это выдумки. Очевидные признаки комплекса: верит, что они с братом были любовниками, а потом ее брат перенес свою страсть на мачеху, к которой она ревнует.

– Да? И как же вы ее лечили?

– Как обычно. Консультации, бессолевая диета, строгость. Пациентка должна понять, что ее фантазии – это только… фантазии.

– И что же, вам удалось убедить ее, что они выдумка?

– Полагаю, да. Уже после первого дня она перестала настаивать, что это правда. Увы, мы пока не заставили ее признать, что это неправда, а прошлой ночью девочка пыталась покончить с собой. Вы сами видите эти отметины. Хотела повеситься, так что пришлось снять с нее всю одежду, чтобы ей не из чего было сделать веревку. Но через несколько дней или, возможно, недель она поймет, что ее семья такая же, как все иные семьи, и тогда вернется домой.

– Скажите мне, доктор Допинг, каково ощущать себя кретином?

Доктор отпрянул, увидев взбешенное лицо Фрины.

– Прошу прощения?

– Это все чистая правда, доктор. Ее семья не такая, как остальные. Она спала со своим братом, а он перенес внимание на мачеху, и та теперь носит ребенка ее брата; вы же заставляли девочку отрицать это.

– Она не отрицала, – признался доктор Допинг. – А вы уверены? – Он допрашивал Фрину так, словно они с Алисией страдали folie а! deux.[54]

– Уверена. Я забираю ее. Прямо сейчас. Пропустите.

Господин Батлер протянул плед матери-настоятельнице, и та закутала в него Алисию. Доктор Допинг отступил. Господин Батлер поднял девочку на руки и понес по коридору – прочь из «Солнечной больницы». Он передал ее на руки матери-настоятельнице, уже расположившейся на заднем сиденье. Фрина задержалась, чтобы расписаться в регистрационном журнале, и сделала это с такой яростью, что сломала кончик пера. Затем мисс Фишер выбежала из дома и вскочила в машину.

– Едем, господин Батлер! Если они попробуют запереть ворота – вышибите их!

Но ворота оказались открыты. Господин Батлер вздохнул с облегчением.

– Фу! Ну и местечко! Как там Алисия?

– Похоже, они накачали ее лекарствами. Я сказала бедняжке, что знаю всю ее историю и убеждена, что Бог простит ее. Она призналась, что попрежнему хочет стать монахиней.

Фрина впервые разглядела Алисию. Волевое, упрямое, исполненное решимости лицо. Они сумели заставить ее не говорить правду, но так и не вынудили отречься от нее. Алисия предпочла умереть, чем согласиться сказать неправду. Из такого металла и делают, наверное, мучеников. Девочка с равной страстью сжимала руку матери-настоятельницы и ее нагрудный крест.

– Ты хочешь стать монахиней, Алисия? Тебе не обязательно возвращаться в мерзкую семейку. – Фрина говорила строго. Она должна получить ясный ответ, прежде чем передаст девочку новому опекуну.

Алисия открыла глаза. Фрина дала ей отхлебнуть бренди.

– А я могу уйти в монастырь? – спросил голосок, ослабевший от плача. – Даже несмотря… несмотря на Пола? Даже несмотря на… Кристину…

– Это не имеет значения, – подтвердила матьнастоятельница. – Решай сама. Никто не станет на тебя давить, Алисия. – В любом случае, – добавила она, обращаясь к Фрине, – девочка еще несколько лет не сможет принять постриг. Она может или остаться с нами, или уйти, когда захочет. Англиканские монахини не ведут затворнический образ жизни, мисс Фишер.

– Я хочу стать монахиней. – На глаза Алисии навернулись слезы. – Меня призвал Господь. Он сказал мне, что вы придете, мать-настоятельница. Я знала, что вы придете.

– Что ж, значит, так тому и быть. Вот мы и приехали! Не найдется ли у вас, мать-настоятельница, чего-нибудь перекусить для господина Батлера? Да я и сама бы не прочь присесть на минутку. Ну и хлопотное же утречко выдалось!

– Да, уже почти обед. Не мог бы ваш шофер снова отнести Алисию. Надо уложить девочку в постель; я вызову монастырского доктора, чтобы он осмотрел ее шею.

– Не надо доктора! – взмолилась Алисия.

Монахиня погладила ее.

– Я буду с тобой во время осмотра. Теперь ты в безопасности. Никто тебя от нас не заберет. Отныне ты член нашей религиозной общины, ты теперь послушница, Алисия.

Девочка улыбнулась.

Фрина с благодарностью приняла холодный лимонный напиток (в который, подумалось ей, хорошо было бы добавить лед и джин). Она проследила за тем, чтобы Алисию уложили в постель в лазарете. Девочке дали четки, чтобы занять ее мысли, а рядом все время дежурила пухлая и жизнерадостная монахиня.

– Я думаю, с ней все будет хорошо, – проговорила мать-настоятельница. – В ней есть твердость. А с семьей не будет никаких осложнений? Вдруг отец, который, судя по всему, пребывает в неведении, захочет вернуть ее?

– Нет. Уж не знаю, какую сказку сочинила чаровница Кристина, чтобы вынудить подписать разрешение на опеку, но она наверняка утаила от него правду. Так что теперь Алисия вроде как сирота. Вот, полюбуйтесь на это.

– Это ее брат Пол написал? Интересно. Видимо, он не знает, как обошлись с Алисией. Полагаю, что даже в человеке, объятом столь преступными страстями, могут сохраниться остатки искренней заботы. Вы позволите мне оставить письмо у себя? Может быть, я покажу его Алисии, если сочту целесообразным.

– Пожалуйста. Если семья попробует с вами как-то связаться, неважно, по какому поводу, пожалуйста, дайте мне знать. У вас ведь есть номер моего телефона? Если у бедной девочки появился шанс стать счастливой, не хотелось бы, чтобы папочка послал ее надежды к черту.

Мать-настоятельница слегка поморщилась от этих слов и вдруг заметила:

– Этот лимонный напиток какой-то безвкусный, верно? – Она открыла дверцу шкафчика. – Капля джина ему не повредит. В конце концов, не каждый день возвращается заблудшая овца.

Фрина протянула свой стакан.

– Опрокинем стканчик, – сказала она.

Мать-настоятельница рассмеялась.