Liberté! O, Liberté! Que de crimes on commet en ton nom!
Свобода! О, Свобода! Какие преступления творятся во имя твое!
.
Джейн и Рут подождали, пока в последний раз хлопнула дверь и господин и госпожа Батлер удалились в свою комнату, а потом на цыпочках прокрались в гостиную. Там они обнаружили Питера Смита, он спокойно сидел на диване с бокалом пива, а рядом лежал пистолет.
– Господин Смит, мы не можем заснуть, – начала Рут.
– А раз вы тоже не спите… – подхватила Джейн.
– … может, вы поговорите с нами? – заключила Рут.
Питер Смит улыбнулся.
– Садитесь рядышком, – указал он на диван. – Я расскажу вам сказку. Они еще нескоро вернутся, а ожидание всегда тревожно. Только тихо, девочки. Есть у вас тапочки и халаты? Фрине не понравится, если вы простудитесь.
Девочки шмыгнули в комнату и, хотя ночь и не была холодной, надели халаты из мягкой некрашеной шерсти и тапочки на овечьем меху.
– Расскажите нам какую-нибудь историю, – попросила Джейн, устраиваясь под боком у любовника Фрины. – О тех местах, где мы никогда не были.
Питер задумался, вспоминая историю, которая подошла бы для девичьих ушей. Отставив бокал, он тихим голосом начал рассказ, так что пристроившимся с обеих сторон девочкам пришлось навострить ушки.
– Давным-давно жила-была в России колдунья по имени Баба-яга. Она жила в избушке на курьих ножках, таких огромных куриных ногах, что избушка могла шагать на них куда угодно. А в грозу она летала по небу в ступе, управляя помелом. Ужасное создание Баба-яга, исчадье ада! Она пожирала своих собственных детей – да-да, Баба-яга съела своих детей!
Джейн и Рут переглянулись. Они считали, что выросли из сказок, но Питер Смит рассказывал уже как бы и не им.
– Аллегория, – изрекла Джейн, она только недавно узнала это слово.
Рут скорчила ей рожицу.
– И вот однажды злая мачеха послала молодую девушку к Бабе-яге одолжить немного муки. Мачеха хотела избавиться от падчерицы. Девушку звали Василиса. Родная мать ее умерла, а отец женился снова, и новая жена ненавидела Василису за то, что та была красивая и умелая, а отец души в ней не чаял. Итак, Василису послали одну-одинешеньку в темный лес, где деревья сплелись ветками, а земля – сплошные ямы да ловушки.
Рут притулилась к Питеру с одного боку, Джейн – с другого. Он говорил тихо, но четко и чувствовал, как маленькие слушательницы греют его с обеих сторон словно две печки.
– И вот Василиса пришла к избушке на курьих ножках, где жила Баба-яга. Ворота там были из человеческих костей, а на столбах – человечьи черепа, в которых горел огонь; засов на воротах был сделан из пальцев, которые изворачивались и не желали пускать Василису внутрь. Она так испугалась, что хотела было бежать домой, но тут услыхала вздох, и девичий голос сказал печально: «О, я так одинока!» Тогда Василиса приказала замку: «Отворись!», и он открылся. Василиса велела избушке: «Остановись!», и та замерла на своих куриных ногах – каждая величиной с дерево. Василиса скомандовала двери: «Впусти!», и дверь открылась. Потому что ничто не может устоять против бесстрашия любви.
Рут и Джейн переглянулись. Они подумали о Фрине, которая отправилась спасать Дот.
– В избушке сидела девушка, она воскликнула: «О моя дорогая сестрица, мне без тебя было так одиноко! Я уложу тебя спать и накормлю, но ты должна убежать, прежде чем вернется моя мать, иначе она съест тебя!» – «Моя дорогая сестрица, – отвечала Василиса. – Меня послали попросить немного муки. Я так одинока в доме мачехи!» – «Входи, – пригласила дочь Бабы-яги. – Надо подумать, как нам быть». Итак, две девушки сели у очага в избушке на курьих ножках, и им было так хорошо вместе. Они пели, шили, расчесывали друг другу косы, но вдруг затрещали деревья под порывом ужасного ветра – это вернулась Баба-яга. В мгновение ока дочь Бабы-яги превратила Василису в иголку и спрятала ее в метлу. «Доченька моя ненаглядная, – сказала Баба-яга, – отчего у нас в избе человечьим духом пахнет?» – «Да старик проходил, матушка, но я не позволила ему остаться. Он был такой дряхлый и изможденный, ты бы об него только зубы обломала…» Подождитека, – сказал Питер Смит, поднимаясь с дивана. – Что там за шум?
Сжимая в руке пистолет, он на цыпочках подошел к задней двери, потом вернулся и снова сел.
– Нет, ничего. Не надоело вам слушать? Может, пойдете спать? – спросил он с надеждой.
– Нет. Рассказывайте дальше. Это ведь аллегория, верно?
– Да, это аллегория, – подтвердил Питер, и его голос вдруг зазвучал устало.
– А какая?
Питер Смит не ответил и стал рассказывать дальше:
– Баба-яга поспала, а потом снова ушла, тогда ее дочь расколдовала Василису, и они целый день провели за разговорами, вязанием и расчесыванием волос – до тех пор, пока не вернулась Баба-яга и деревья не заскрипели под тяжестью ее ступы.
«Почему опять человечьим духом пахнет, дочка?» – спросила Баба-яга. «Проходили два лесника. Я хотела было их задержать, да они не послушались». – «В другой раз подстрой им ловушку», – проворчала Баба-яга и заснула. Проснувшись, она ушла, а ее дочь снова расколдовала Василису из метлы, и они весь день просидели у огня, смеялись, рассказывали друг дружке истории и пили чай. Они были так счастливы, что на этот раз не услышали, как затрещали ветки, когда приземлилась Баба-яга. Ведьма распахнула дверь. «Доченька моя дорогая, какой лакомый кусочек ты приготовила для своей матери! Живо пихай ее в печь!» – «Нет! – крикнула дочка Бабы-яги. – Эту девушку ты не съешь!» И она с такой силой оттолкнула Бабу-ягу, что та сама влетела в свою собственную печь, а девушки схватили вязание, гребешок и щетку для волос и побежали в лес, прихватив с собой один из черепов, чтобы он освещал им дорогу. Бабаяга с криками и стонами выбралась из печи и, неотступная как зима, полетела за беглянками.
– Как зима?
– Есть ли что-нибудь более безжалостное, чем зима?
Джейн понимающе кивнула. Она потянулась через Питера и взяла Рут за руку: в этой сказке было кое-что из их личного опыта.
– Дочка Бабы-яги швырнула за собой на дорогу щетку для волос, и она превратилась в непролазные заросли ежевики. Баба-яга долго через них продиралась, а выбравшись, снова ринулась в погоню. Тогда девушка бросила на дорогу гребешок, и тот превратился в высокий лес, Бабе-яге пришлось зубами вырывать деревья; это заняло немало времени, но и девушки устали, и силы начали покидать их. Страх лишает человека сил. Они не так далеко убежали, когда услыхали, как колдунья валит последние деревья. Василиса бросила на дорогу длинное вязаное полотнище, оно превратилось в глубокое болото. Баба-яга была огненной колдуньей. Она бросилась в болото – так не терпелось ей отведать человечьей крови. Но болото засосало ее – сначала по колени, потом до пояса, потом до плеч, и вот наконец рот со змеиным ядом погряз в иле, и Баба-яга погибла.
– Ох! – воскликнула Джейн. – Бедная колдунья!
Рассказчик явно не ожидал такого отклика. Он удивленно посмотрел на Джейн, а потом продолжил:
– Две девушки пришли к дому мачехи, и та спросила: «Принесла ты муку?» – «Нет, – отвечала Василиса, – но я привела дочь Бабы-яги и принесла фонарь». И огонь из черепа сжег мачеху дотла. Дочь Бабы-яги и Василиса стали жить вместе, причесывали друг дружку, пели и вязали. И так до скончания веку.
– Боже мой! Ну и сказочка! Спасибо, господин Смит. Принести вам еще пива? Вы уверены, что с мисс Фриной все будет в порядке? – защебетала Джейн. Она понимала, что слишком много болтает, но сказка растревожила ее.
Питер Смит улыбнулся. Хоть он и казался Джейн стариком, она понимала, почему он нравится мисс Фрине. Улыбка на его изрезанном морщинами лице была совсем детской – открытой, невинной, радостной. И очень трогательной.
А еще он догадывался, что Джейн напугана и болтает, чтобы скрыть это. Такая понятливость, насколько Джейн могла судить по своему жизненному опыту, нечасто встречается у мужчин.
Рут наполнила бокал Питера и спросила:
– А вы русский, господин Смит? Это ведь была русская сказка, верно?
– Русский? Нет. Я из Латвии. Это на берегу Балтийского моря. Знаешь, где это?
– Да, мы учили по географии, – сказала Джейн, сдвинув брови. – Там незамерзающие порты, потому-то русские на них и зарятся, а столица там… Ага, вспомнила! Рига.
– Правильно, Рига.
– А какая она, Латвия? Там водятся северные олени?
– Нет, Рут, северные олени – в Лапландии, – поправила Джейн.
– Оленей нет, зато много деревьев. Темные сосновые леса в холодных районах, что подальше от моря, и низкие заросли на побережье, где мы с братьями собирали кусочки янтаря в полосе прибоя. – Питер снова улыбнулся. – Вы не устали, дорогие дамы?
– Нет, – ответили девочки хором. – Кажется, на крыльце кто-то есть.
Питер Смит поднялся с дивана и взял в руку пистолет. Зазвенел дверной колокольчик. Питер жестом приказал девочкам уйти в свою комнату, и они беспрекословно послушались. Смит включил в передней и на крыльце весь свет и стал ждать.
– Это Берт, Сес и Билл Купер, – сказал хриплый голос. – Впусти нас, приятель, дождь начинается.
Питер Смит отпер замок, отодвинул засов и впустил в дом троих мужчин, а потом снова запер дверь.
– Ну, как все прошло?
– Ее там не оказалось, приятель, видимо, она все-таки по другому адресу. Налей-ка мне пивка, Рути, – попросил Берт, заметив, что девочки выглянули из-за своей двери. – Так что никаких новостей. Мы вернулись, чтобы подождать мисс Фрину. А у вас как? Все тихо?
– Все тихо, – подтвердил Питер, – мы рассказывали сказки. Никто не наведывался. А вы когонибудь застали на Фитцрой-стрит?
– Только какую-то помешанную. Сидела на кухне за столом и убивалась почем зря. Совсем сбрендила, – заключил Берт, вспомнив, как Мария утверждала, что Фрина мертва. – Спасибо, Рути. Ты знаешь путь к сердцу мужчины.
Рут не стала повторять, что говорила Фрина об этом пути, поскольку не хотела смущать собравшихся. Джейн решила, что они должны исполнять роль хозяек, и тоже принесла Сесу бокал пива, а еще один для здоровяка по имени Билл. Ну и верзила! Джейн рядом с ним чувствовала себя маленькой девочкой, но улыбка у великана была добрая. Он волновался, но старался не показывать этого.
– Вы считаете, что мисс может и Нину вызволить?
– Если кто и может, так это она. Конечно, мы не знаем, какое им будет оказано сопротивление. И пустят ли они в дело свой «Льюис».
– Для этого им понадобится достаточный запас патронов, – сказал Питер. – Я не знаю, сколько магазинов им удалось купить.
– Я слыхал – три, – сообщил Берт, облизывая пену с верхней губы.
– Трех хватит, чтобы совершить массовое убийство, – заключил Сес.
Несколько минут они сидели молча. У Питера, Сеса и Берта остались самые неприятные воспоминания о пулеметах.
А Билл Купер никогда ничего такого не видел. Там, откуда он был родом, споры улаживали ножами для резки тростника и кулаками.
– Значит, мы ничего поделать не можем, – подытожил он. – Давайте, что ли, в картишки сыграем? Чтобы время убить.
– Да, хорошо бы чем-нибудь заняться, – согласился Берт. – Ты знаешь, где лежат карты, Рути?
– Нет. Но у нас есть свои. Я сейчас найду.
– Покер? – предложил Питер Смит.
Берт удивленно посмотрел на него.
– Ты играешь в покер?
– Играл, – ответил Питер с улыбкой бывалого человека, совершившего не одно путешествие через океан.
– Ладно. Нас четверо. Девочки, вы хотите сыграть?
– Вам придется нас учить, – предупредила Джейн. – Обычно мы играем в двадцать одно.
– Идите сюда. – Берт взял карты, которые оказались весьма потрепанными, и пересчитал их. – Хорошо. Сядем валетом: ты рядом с Сесом, Джейн, а Рути пусть сядет рядом со мной.
Два часа спустя, когда Фрина привела домой Дот, а Коллинз донес Нину, Джейн обчистила своих противников на четырнадцать шиллингов семь пенсов, копейку, две драхмы и пуговицу от брюк – единственное, что нашлось в карманах Питера Смита.
– Просто дружеская партия, мисс, – сказал Берт, удивляясь, откуда у Джейн такие способности к карточным играм. – А малютка Джейн оказалась настоящей акулой. Неприятности, мисс?
– Вроде нет. Мы немного устали, но все же целы и невредимы. Положи ее на диван, Хью. С ней все в порядке, Билл, – сказала она, увидев, как сборщик тростника с ревом метнулся к дивану и рухнул на колени перед Ниной. – Они избили ее, но все не так страшно, как выглядит.
– Подонки! О Нина, милая, я же говорил тебе: не надо к ним возвращаться. Что эти собаки с тобой сделали?
– Она будет выглядеть получше, когда мы ее вымоем и немного приведем в порядок. Берт, встретили вы кого-нибудь в том другом доме?
– Только одну помешанную, мисс. И никаких следов пулемета.
– Он в Коллингвуде. Дот была заперта в той комнате, где он хранится. Что бы ты хотела, Дороти? Ты держалась молодцом, правда. Мой дом – твой дом. Чего бы ты хотела прежде всего?
– Чашку чая. – Дот опустилась в кресло. – Погорячее. А потом ванну. Горячую. О мисс, ну и страху же я натерпелась!
– Но вела себя смело. Если не бояться, какой смысл в храбрости? Ох, Дот, я боялась, что потеряла тебя! – Фрина обняла пыльную и перепачканную подругу. Та сидела в бархатном кресле, а Хью Коллинз обнимал ее за талию.
– Джейн, сбегай на кухню и поставь чайник. И постарайся не разбудить Батлеров. Бедняги, боюсь, они не очень-то любят приключения. А ты Рут, поднимись наверх и приготовь ванну. Насыпь хвойных солей, они на туалетном столике, и прихвати на обратном пути аптечку первой помощи. Питер, тут без нас не было неприятностей?
– Даже и намека.
– Он рассказал нам сказку, – сообщила Джейн, пробегая мимо. – Аллегорию.
– Правда, Питер? Аллегорию чего?
– Революции, – сказал Питер. – Чего же еще?
– И правда, чего же еще.
Фрина откупорила бутылку превосходного шампанского, но поскольку только Питер проявил интерес к благородному напитку, она поняла, что придется распить ее на двоих. Фрина посмотрела на расклад карт на столе и обнаружила, что Джейн вот-вот собрала бы роял-флеш. У девочки был явный талант к карточной игре. Фрина взяла пикового короля и почувствовала явную шероховатость на рубашке, где была сделана отметина. Дама пик тоже оказалась крапленой. Фрина встретилась взглядом с Джейн, которая как раз спустилась с лестницы с аптечкой в руках, и многозначительно усмехнулась.
Джейн покраснела.
– Мы с Рут читали книгу о карточных фокусах, вот и пометили всю колоду, – прошептала она. – Мы не хотели никого обманывать, – попыталась оправдаться девочка.
Фрина похлопала ее по плечу.
– Если тебе удалось обвести вокруг пальца Берта, Сеса и Питера в придачу, дорогуша, то они сами виноваты, не стоит горевать по этому поводу. Но лучше верни им деньги.
– Конечно, – согласилась Джейн. Она уже разложила выигрыш по кучкам, чтобы вернуть владельцам.
Фрина забрала у девочки аптечку, и Джейн обошла собравшихся в комнате.
– Мы ведь понарошку играли, – объясняла она. Все серьезно кивали, и лишь Питер не согласился взять назад копейку, драхму и пуговицу.
Раны Нины, как и предполагала мисс Фишер, были не столь серьезными, как казалось на первый взгляд. Когда девушка умылась, Фрина смазала ее ссадины йодом и заклеила пластырем.
Превозмогая боль, Нина улыбнулась Биллу.
– Вот видишь, теперь я могу их оставить. Я не нарушила своего слова. Они сами меня вышвырнули, – сказала она с вызовом. – Они даже не станут теперь меня преследовать. Не нравится мне сбегать потихоньку, – добавила она. – Не оченьто я пострадала, и это пустяки, если ты по-прежнему готов взять меня в жены.
Нина проговорила это, все больше и больше утопая в могучих объятиях Билла Купера, так что самые яркие образцы ее красноречия никто так и не услышал.
Дот всплыла по лестнице словно в тумане, испытывая смешанное чувство облегчения и опустошенности. Она стянула с себя одежду, изрядно пострадавшую во время ночного приключения, швырнула на пол рваные чулки и изувеченные туфли, потом положила в сторонку пальто, у которого лопнули швы на плечах; юбка была вся в пыли и бензине, а блузка намокла от пота. Вода была горячей и прекрасно пахла. Дот погрузилась в ванну, закусив губу, чтобы не вскрикнуть, когда вода коснулась порезов у нее на руках. Они появились не зря, подумала она и потянулась за мылом. Любимый аромат Фрины – Nuit d’Amour. Ночь любви. Дот вспомнила о Хью Коллинзе, и вдруг ее разобрал смех; она смеялась и не могла остановиться, пока у нее не началась икота. Тогда, чтобы совладать с истерикой, она погрузилась в мыльную пену.
Биллу Куперу было также предложено отведать шампанского, но он заявил, что оно кислое и шипучее, и предпочел пиво. Питер Смит тихо сидел на краю дивана, а Нина рассказывала о намеченном ограблении.
– Время и место, которые я назвала, были уже… выверенные. Все произойдет завтра в два часа. Это головорезы, которые ни перед чем не остановятся, они ни в грош не ставят человеческую жизнь, так что им все равно – убивать или умирать самим. Налейте мне немного вина.
Билл налил своей суженой шампанское в пивной бокал, и его страшноватая физиономия расплылась в улыбке. Лапища великана держала руку Нины нежно, словно бабочку. Фрина вновь наполнила свой бокал. Джейн и Рут в первый раз отведали шампанское. Девочки слышали, что это самое лучшее вино на свете, но все же оно им не очень понравилось.
– Кислятина, – шепотом пожаловалась Рут на ухо Джейн.
Джейн отпила из своего бокала, скорчила рожу, а потом осушила все залпом.
– Если выпить одним глотком, тогда ничего страшного, – посоветовала она.
После этого на девочек напал сон, и они уже были не в силах протестовать, когда Фрина велела им отправляться в постель.
Дот спустилась вниз в хитоне Фрины и серебряных тапочках, с удовлетворением отметив, как Хью Коллинз запнулся на полуслове. Он как раз отстаивал необходимость присутствия полиции во время ограбления.
– Всего несколько человек, мисс Фишер, может быть, снайперов… или… – тут он умолк.
Фрина проследила за его взглядом и заметила Дот; мокрые волосы девушки спадали на плечи, она ступала осторожно, словно полуслепая от усталости, но сияла, как луна. Фрина усмехнулась, заметив, как выпучил глаза молодой полицейский. Ей и самой не раз случалось производить подобное впечатление, и теперь забавно было наблюдать, как это получается у других.
Дот сумела спуститься по лестнице и стояла, держась за перила, словно боялась упасть, если отпустит руку.
– О, Дот! – воскликнул Хью Коллинз и ринулся через комнату, чтобы поддержать ее. – Ты совсем вымоталась, дорогая девочка. Тебе надо лечь спать.
– Я спустилась, только чтобы поблагодарить всех за мое спасение, – сказала Дот, обводя взглядом комнату и улыбаясь Фрине и мужчинам. – Спасибо. – Она повернулась и, опершись на сильную руку Хью Коллинза, позволила ему проводить себя вверх по лестнице.
Фрина удовлетворенно отметила, что констебль умело сдерживал свои порывы и не позволил себе никаких вольностей.
Оказавшись у своей двери, Дот вежливо поцеловала ухажера в щеку. Она не смогла сообразить, где ее ночная рубашка, так и упала на кровать в зеленовато-серебристом одеянии и уснула, едва голова ее коснулась подушки.
– Что ж, джентльмены, выбирайте себе постели. Нина, может быть, ты предпочтешь лечь в моей комнате?
Но Нина не собиралась никуда двигаться и не хотела расставаться с Биллом. Билл покраснел и улегся на полу у ее дивана. Берт и Сес отправились к себе домой. Фрина протянула руку Питеру Смиту. На лестнице им повстречался спускавшийся Хью Коллинз.
– Двое снайперов, если вы сумеете раздобыть их, – улыбнулась Фрина. – Но не больше, иначе вы их спугнете. Позвоните мне завтра – или, точнее, уже сегодня, часов в десять и расскажите, что вам удалось устроить. Передавайте привет сержанту. Спокойной ночи.
Хью распрощался с устроившимися на ночлег знакомыми. Берт и Сес довезли его до дома – безобидного коттеджа в Футскрее – и передали распалившейся не на шутку матушке, которая давно поджидала его. Но сын невнимательно слушал ее потрясающие речи о неблагодарных сыновьях, из-за которых невинные матери не смыкают глаз ночь напролет – только посмотрите на часы! – о матерях, что загубили свои лучшие годы, воспитывая бессердечных детей, у которых нет ни стыда, ни совести. Все эти попреки Хью Коллинз выслушал, сидя на стуле в кухне, а потом сказал:
– Я иду спать. Спокойной ночи, мам, – и вежливо поцеловал ее в щеку.
Тут женщина догадалась, что утратила свое влияние на сына, и пролепетала:
– Кто она?
Но получила в ответ лишь слабую блаженную улыбку, осеклась, прекратила расспросы и отправилась спать.
Фрина улыбнулась Питеру Смиту.
– Останешься со мной? – спросила она.
Он обхватил лицо мисс Фишер своими большими ладонями и посмотрел ей прямо в глаза.
– О, Фрина, – произнес он еле слышно. – Я был бы рад остаться с тобой навсегда – закрыть дверь и никогда больше не открывать.
– Это может создать неудобства, – заметила Фрина, не любившая слово «навсегда». – Иногда нужно выходить наружу.
– Верно, иногда стоит выходить. Но не сейчас. По крайней мере этой ночью ты моя.
– Твоя, – подтвердила Фрина и, приведя его в свой будуар, закрыла дверь, отгородившись от всех спящих в доме.