Смерть в поварском колпаке

21

Приехав в Монтрёй[54], неподалеку от станции метро «Круа-де-Шаво» Пако припарковался напротив входа в его фотостудию, которая частенько служила ему пристанищем. Бросив одежду в корзину, он принял душ, побрился, вытащил застрявший в щеке крохотный кусочек занозы, продезинфицировал ранку и налепил пластырь под левый глаз, после чего сварил крепкий кофе, доел остатки лотарингского пирога, пролежавшего несколько дней в холодильнике, и сгрыз целый пакет сухого печенья. Осушив четыре чашки переслащенной робусты[55], он наконец покинул свою берлогу и направился к станции метро: линия девять, пересадка на «Насьон», затем экспрессом «А» до станции «Шарль де Голль – Этуаль».

Пако спустился по авеню Ваграм, оставив справа площадь Терн, и вышел на улицу Понселе, где размещался один из самых оживленных рынков Парижа. Приказ Дафне был краток: «Снимай все, что движется!», и он снимал все без исключения: прилавки, лотки, витрины, лица торговцев. Начал он с гастрономического магазина «Дивей», где торговали лучшими в Париже фуа-гра, гусиным паштетом, копчеными окороками и такими кровяными колбасками с жареным луком, что просто с ума сойти. Потом Пако отправился в рыбные ряды Дагерр, чье невиданное изобилие привело в неописуемый восторг японских туристов и где ему пришлось изрядно поработать локтями, чтобы поснимать; затем с удовольствием пообщался с одним из торговцев по имени Карим, который долго втолковывал ему с неподдельной страстью, как лучше готовить лангустинов. Кроме того, он обошел никак не меньше шести овощных лавок и три мясные, из которых одна торговала кониной, еще две сырные, в том числе и великолепнейшую дома «Аллеос», чьи сыры, вызревавшие в погребах, отличались изумительным вкусом. Успел он также побеседовать с цветочником, обжарщиком кофе и пятью кавистами, заглянуть в бакалейную лавку, зайти в пару кондитерских, из которых одна специализировалась на восточноевропейских сладостях, а под занавес навестил нескольких кулинаров, посетил пекарню-кондитерскую и два мини-маркета. Вся улица Понселе и часть улицы Байен с утра до вечера семь дней в неделю не покладая рук трудились во благо желудков! Там орали во всю глотку, зазывая покупателей, напевали, когда мимо проходила хорошенькая девушка, и с такой циничной ловкостью превозносили скидки на новые товары, что это и правда заставляло многих забыть об их заоблачных ценах.

Свернув к улице Соссье-Леруа, чтобы попасть в магазин биопродуктов «Эписери верт», Пако столкнулся нос к носу с Ангерраном Мариньи, сидевшим на террасе кафе «Понс».

– Добрый день! Как вы здесь оказались?

– Я живу в этом квартале, – ответил критик, проведя пятерней по серебристой шевелюре, – на улице Теодор-де-Банвиль. А вы?

– Сами видите, – сказал Альварес, ткнув пальцем в болтавшийся на груди фотоаппарат и показывая на рюкзак, из которого торчал штатив.

– Пашете? Не слишком ли загружает вас наша прелестная Лора Гренадье?

– Мы сейчас в запарке, а так – когда больше работы, когда меньше.

– Не пострадаете от двух минут, если мы выпьем кофе?

Пако опустил свой скарб на коричневый стул и уселся рядом с Ангерраном. Они сделали заказ: два легких эспрессо с ореховым ароматом.

– Если уж говорить начистоту, молодой человек, я высоко оцениваю то, что вы делаете. У вас есть чувство цвета и композиции, ваши снимки играют не последнюю роль в успехе журнала.

Фотограф покраснел от смущения и неловко поблагодарил, пробормотав что-то невразумительное. Кто-кто, а уж Мариньи прекрасно знал «Кулинарные радости» и прочитывал каждый номер от корки до корки. Не все он считал там удачным, раздражала реклама, не нравилась рубрика «Письма читателей», излияния которых нередко попахивали кумовством, однако в целом он был к журналу лоялен и, уж бесспорно, признавал заслуги Лоры Гренадье. И хотя критик относился к ней с большим уважением, он все же объяснил Пако причину своего отказа в ответ на предложение Лоры, настойчиво добивавшейся его сотрудничества.

– Во-первых, у меня нет на это времени, во-вторых, я не раз громко заявлял, что ни за что в жизни больше не свяжусь со специализированными журналами: они слишком вульгарны и продажны, чтобы я растрачивал на них свой скромный талант. Моя клятва получила слишком широкую огласку, чтобы теперь я ее нарушил, вы ведь понимаете?

– Помнится, в «Фарамонде» вы говрили, что пишете для театра?

– Да, и сегодня вечером у меня премьера. Не бог весть что, небольшая вещица, легкая, но забавная. Название – «Мясорубка», и, надо сказать, я ей доволен. Играть будут на малой сцене, в XI округе, едва ли там будет пятьдесят мест, но только избранная публика. О, вот, кстати, и вспомнил: я же приглашен сегодня в Дом творчества на показ документального фильма о съемке кулинарых блюд, рядом с площадью Клиши… Надо как-то отказаться. У меня и пригласительный с собой. Если вам интересно…

– Спасибо, может, и схожу.

– Ну а у вас какие планы на будущее?

– Да есть кое-что… – нерешительно произнес Пако. – Но, скорее всего, они попахивают безрассудством.

– Безрассудство – единственно верный путь, только так и следует жить.

– Мечтаю сделать выставку своих фотографий: напечатаю их на баритованной бумаге, исключительно черно-белые, – звездные шефы за работой, естественно, – а потом, как знать, может, выпущу приличный каталог.

– Просите помощи у Лоры, у нее связи в этих кругах, пригодится.

– Она в курсе. Даже разговаривала с несколькими владельцами художественных галерей и издателями, но для этого требуются солидные вложения.

– Насколько я понял, у нее есть какие-то дела с Эммой Ланской? Да стоит Лоре внедриться в этот мирок масс-медиа, как перед ней мгновенно рапахнутся все двери. Особенно, если она станет членом «Спортивного содружества» – тогда уж точно ей ни в чем не будет отказа.

– Да нет, Лору спорт не интересует, только йога. Занимается она, как минимум, два часа в неделю. Если, конечно, на работе нет аврала.

– А кто говорит о спорте? Главное здесь как раз «содружество», и заправляет в нем Ланская, насколько я могу судить.

– Ничего не понял из того, что вы хотели сказать, – признался Пако. – От напряжения брови у него сдвинулись к переносице, пластырь под глазом сморщился.

– «Спортивное содружество» – довольно эвфемистичное название для одного из самых шикарных секс-клубов Парижа. Так вот, Эмма Ланская там верховная жрица: одновременно и ангел-доминатор, и покорная фетишистка… В зависимости от того, чего она хочет добиться от своих партнеров, ведь бизнес никто еще не отменял. Да, но внимание: отбор в этот клуб строже некуда.

Голубь приблизился к его ботинку, надеясь склевать валявшиеся остатки круассана. Мариньи отпихнул птицу ногой.

– …Да, весьма строгий отбор, – заговорил он снова, устремив взгляд в пустоту. – Только свои, славная тесная компания – трахаются, получают удовольствие, обмениваясь визитками. Я видел там, как жену сенатора поимели аж четыре футбольные звезды, как босса фондовой биржи, в одних стрингах, распятого на андреевском кресте, отделывали кнутом, как телеведущую метеоновостей пользовал директор института зондирования, а у некоего министра отсасывала знаменитая политическая обозревательница… Так-то. А на чем, по-вашему, держится мир? Как иначе оставить за собой теплое местечко?

– Вы тоже посещали этот клуб?

– Только раз. Приятель хотел меня приобщить к делу, и поначалу, признаюсь, меня это позабавило… Но, выйдя оттуда, я понял, что мир еще гаже, чем я думал.

А Пако тем временем прикидывал, как бы ему поделикатнее передать этот разговор Лоре.