Расстаться сразу после такого триумфа было немыслимо. Вечер решили закончить, пропустив последний стаканчик в баре на улице Рокет. Из «Золотой стрелы» они вышли небольшими группками. Венди оставила свою «батарею» на месте, Лиза же несла на плече бас-гитару в красном пластиковом чехле. Девушки о чем-то болтали с двумя восторженными поклонниками – длинноволосыми парнями, которые весь концерт провели возле сцены, не переставая танцевать. На несколько шагов от них отставали инженер по звуку и менеджер, уже строившие далеко идущие планы – как организовать турне, записать первый альбом, рассчитать тираж новых афиш. За ними следовала последняя группа – обступившие Дафне со всех сторон Лора, Пако и Амандина, которые обсуждали детали прошедшего представления. Поводом для оживленного разговора служило буквально все: последняя песня слишком уж гремела – просто лопались барабанные перепонки, зато первая несомненно обречена на успех из-за отличного припева; перед началом баллады как назло расстроилась гитара, а во время соло – это надо ж! – у Лизы отстегнулась бретелька бюстгальтера; нет, вы только представьте, публика мгновенно запоминала и тут же подхватывала припевы всех песен…
Тени их плясали на асфальте, погода была замечательной, настроение – прекрасным, ночь – полной радужных надежд. Лоре вдруг отчего-то захотелось вернуть своих спутников к реальности, и она, не удержавшись, передала им свой разговор с комиссаром Траном.
– Так виной всему, оказывается, секс и деньги? – хохотнула Дафне.
– На этом и держится мир, – изрек Пако.
– Вас послушать, так не захочется взрослеть! – вздохнула Амандина.
– Мне нужно поскорее избавиться от воспоминаний об этом человеке, которого я считала своим другом. Но есть кое-что, не дающее мне покоя: зачем Малапарт закрыл нож поварским колпаком?
– О! Это итальянские штучки, – раздался нетрезвый голос Дафне. – Комедия дель арте. Cinecittà et tutti quanti[65]… Заговорили корни: немного театра, чуть кокетства, элегантный штришок, чтобы прикрыть орудие преступления.
Дафне произнесла это на одном дыхании, усремив взор к небу. Амандина взяла ее за руку и со знанием дела возразила:
– Не чувствуется здесь римского влияния! Мне это скорее напоминает греческую трагедию. Поднимают корону свергнутого короля и видят, что у него нет сердца. Это куда сильнее, символичнее.
– Ну а по мне, так просто удачный кадр, – игривым тоном заметил Пако. – Поставьте себя на место полицейского фотографа: да он теперь может бороться за победу на фестивале кулинарной фотографии! Только представьте: приз за лучший «натюрморт»!
Подождав несколько секунд, Лора высказала и свое мнение.
– А может, просто… он не мог видеть содеянного, хотел спрятать свой ужас, обмануть самого себя. Поскорее закрыть труп поварским колпаком, как закрывают крышкой кастрюлю или… гроб! Но осознавал ли тогда убийца свой поступок? Вряд ли мы когда-нибудь это узнаем.