Снег как пепел

19

Вокруг меня кружит снег, и студеный воздух над полем цвета слоновой кости кажется белым. Это Винтер.

— Я думала, у меня есть еще время.

Рядом в белом шелковом платье стоит Ханна, на ее шее поблескивает медальон. Глаза королевы блестят то ли от холода, то ли от слез.

— Что? — Я волнуюсь. Я не должна быть в Винтере. Я была… где-то еще. Но где?

— Я думала, у меня есть еще время, — повторяет Ханна. — Связь с магией накопителя никогда не разрывается, но все случилось гораздо раньше, чем я ожидала. Я хотела дать тебе время, а теперь время вышло.

Она поворачивается ко мне лицом, и я ясно вижу в ее глазах слезы. Эти слезы соскальзывают с ресниц и текут по щекам. Ханна шагает ко мне, протянув руку.

— Подождите, — отстраняюсь я.

Я не помню ничего. Почему я здесь, опять во сне? Почему в животе болезненно тянет? Почему? Генерал мертв. Меня схватил Ирод. Я падаю на колени, хватая ртом снежинки.

— Нет…

Ханна подходит ближе.

— Как только тебя привезут в Спринг, Ангра при помощи своей темной магии будет следить за тобой так же, как с самого падения Винтера следит за Мэзером. — Ее лицо смягчается. — Прости, что не могу объяснить того, что покажу тебе сейчас, но у меня нет времени на объяснения.

Она кладет ладонь на мой лоб. У меня вырывается протестующий стон, но как только ее кожа касается моей, сознание заполняют образы из прошлого. Не понимаю, откуда я это знаю. Но это точно происходило на самом деле, и я судорожно дышу, чтобы не дать панике обуять меня.

…Десятки людей стоят на темной тропе, держа каменья, кулоны и трости в крепко сжатых кулаках. Предметы слабо мерцают, пульсируя мягким светом под чернеющими небесами. Никто не мешкает — с криком одна группа бросается на другую. Кулаки ломают кости, словно те, как хворостинки, хрупки; тела летят в разные стороны, словно снопы соломы.

Обычные люди не способны так драться. Но это и не обычные люди… В их руках не простые предметы, а накопители. Когда-то у людей были свои собственные накопители? Но ведь перед тем как исчез источник, успели создать лишь королевские накопители… Или я ошибаюсь? От дерущихся отделяется тень. Она увеличивается, подпитываясь каждым ударом, с каждым криком. Чем длиннее она становится, тем злее становится толпа, будто и сами люди подпитываются злобой и ненавистью друг друга. Ярость за ярость, злость за злость…

«Со светом настал великий Распад».

Темные клочья Распада разрастаются, поднимаясь от городов, деревень, ото всех людей, использующих накопители во зло: от убийцы, вора, мужа, избивающего свою жену. Каждый раз, когда кто-то использует накопитель с нечистыми, порочными целями, Распад множится; и каждый раз, множась, Распад тьмой возвращается к людям, просачивается в них и побуждает творить их еще более жуткие вещи.

«И горе обрушилось на тех, у кого не было света».

Восемь человек стоят на краю утеса в огромной подземной пещере. Из ее бесконечной глубины ярко светит мерцающий шар. Я осознаю, что вижу перед собой, и меня наполняют благоговение и трепет. Это потерянный источник магии.

«Они молили, и свет был им дан».

Восемь человек опускают каменья, кулоны и трости на краю расщелины. Накопители мягко сверкают, лежа в восьми отдельных горках. Поверх них каждый из восьми кладет предмет, который не светится. Медальон, кинжал, корону, посох, секиру, щит, кольцо, браслет. Я вновь оглядываю людей. Четверо мужчин и четверо женщин.

«Четверо сотворили свет; и четверо сотворили свет».

Пощелкивающие щупальца энергии ударяют по одной горке зараз — непрерывные волны силы притягиваются к новым накопителям, как молнии к металлу. Магия наполняет королевские накопители, связывая их с правителями, с их линией крови, с их полом.

Миг — и передо мной уже другая сцена. Облака Распада рассеиваются, ослабевая под натиском силы королевских накопителей, когда правители изгоняют Распад со своих земель. Люди, очистившись от тлена, радуются и веселятся. Затем я вижу то, что сразу же узнаю, — Спринг. Вишневые деревья розово-белым морем разливаются вокруг мужчины с волнистыми светлыми волосами, почти прозрачными зелеными глазами и бледной кожей. Он стоит у входа в город с посохом в руках. Его окутывает, слабо пульсируя, последнее в Примории темное облако Распада.

— В тебе заключена настоящая сила, — говорит мужчина злу и распахивает для него свои объятия.

Я кричу, отчаянно желая, чтобы меня услышали, чтобы кто-нибудь увидел: изгнали не всю тьму. Распад все еще существует — он внутри правителя Спринга.

— Скажи мне, как их спасти.

Сцена снова меняется. Проходят века. Я в дворцовых покоях Ханны, через распахнутые балконные двери виднеется Дженьюри. Время Распада поблекло в людской памяти, превратившись в полузабытую легенду. Теперь в Винтере страшатся лишь одного — Спринга. Ханна, скорчившись, сидит у изножья кровати, по ее щекам текут слезы.

— Скажи, как спасти от него моих людей? — умоляет она.

«С кем она разговаривает?» — не понимаю я. И вдруг вижу маленькое белое свечение в сжатой на груди ладони. Ханна держит в кулаке медальон, моля о том, чтобы он подсказал ей, что делать. Кто-нибудь из других монархов обращался так к магии? Использовал свой накопитель не только как источник силы, но и как источник знаний?

Медальон Ханны отвечает на ее мольбу — лучистая белая прохлада просачивается сквозь ее пальцы. Магия вливается в нее, и через нее приходит… знание. О прошлом, о том, зачем на самом деле были созданы накопители, с чем в действительности столкнулся Винтер в облике Спринга. Я борюсь с желанием сжаться комочком и навсегда остаться здесь, в этом месте. Тут безопасно, тут нет Распада, нет зла, и от понимания того, что ждет меня вне моего сновидения, ноет сердце.

— Ты поймешь, как все это использовать, когда будешь готова, — говорит Ханна, и я вздрагиваю.

Я думала, что мой сон — отголосок воспоминания о ней, а не она сама, но когда королева смотрит на меня, из моих глаз вырываются слезы.

— Теперь это ты, Мира. Очнись.

Век касается теплое золотистое свечение, и я щурюсь в лучах солнца, танцующих под кристально-голубыми небесами. Ветер доносит запахи сухой травы и иссохшей земли, такие резкие, что я сразу понимаю, где нахожусь — в Ранийских прериях.

«Теперь это ты».

Я закрываю глаза, глотая рыдания. Зачем она показала мне все это? Почему именно мне? Потому что Генерал мертв, а Мэзер пропал. Я осталась одна и одна встречусь лицом к лицу со злом, сотворенным тысячелетия назад.

Я стараюсь дышать медленно и глубоко. Нельзя сейчас думать об этом. Нужно для начала узнать, где я оказалась. Нужно все делать постепенно. Глубоко вздохнув несколько раз, я открываю глаза и оглядываю мир вокруг. Я в деревянной клетке, которую тащит за собой большой буйвол. На нагрудниках идущих рядом солдат эмблема черного солнца Спринга. Я пленница Ирода. Мне с ужасом вспоминается рассказ Грега, услышанный много лет назад, но запечатленный в сознании в ярких и четких подробностях. История измученного солдата, вернувшегося в лагерь после того, как на его глазах убили жену. Слова лились с его языка сплошным потоком. Он будто сам не сознавал, что произносит их, и просто продолжал говорить, говорить, говорить, в мельчайших подробностях описывая то, как Ирод убивал Кристаллу…

Накатывает тошнота, и, перевернувшись, я едва успеваю броситься к краю клетки, когда желудок исторгает из себя остатки непереваренной пищи. Я вцепляюсь в прутья решетки, тяжело дыша и сдерживая слезы, и тут на меня падает тень.

— Доброе утро, Мира. Теперь уже леди Мира, не так ли? К сожалению, я не имел возможности поздравить тебя с помолвкой. Сезонам удалось отхватить себе богатого корделлианского принца. Не знал, что королевства Гармонии опустились до благотворительности.

Я сосредотачиваю внимание на траве, приминаемой деревянными колесами клетки, на ароматах сухотравья и кислого запаха рвоты.

— Я успела неплохо приподняться от девочки-солдата до леди.

Мне становится трудно дышать, и я закашливаюсь. Хорошо хоть больше не тошнит. Ребра немилосердно болят, и я перекатываюсь на спину. Мне нужно к доктору, но сомневаюсь, что мне позволят такую роскошь.

— Как низко падают всемогущие, — отзывается Ирод.

Я прикрываю глаза. Солнечные лучи красными и золотыми пятнами пляшут на веках. Не доставлю Ироду удовольствия своим сломленным видом. Я буду сильной.

Когда-то у людей были накопители-каменья. Мэзер верил, что лазурит обладает магией. А что, если это действительно так? Я ничего не потеряю, если попробую.

Я крепко зажмуриваюсь, мысленно сосредотачиваясь на камне. Представляю, как спрятанная в нем сила вливается в мое тело, обвивается вокруг сломанных ребер и сращивает их. Но ничего не происходит. Я делаю еще одну попытку, сжав зубы и умоляя: «Сделай же что-нибудь, пожалуйста! Помоги мне как-нибудь… Исцели хотя бы одно ребро, хотя бы одно…»

Ирод ударяет меня в бок рукоятью меча. Я ахаю от внезапно нахлынувшей боли и подавляю поднявшуюся тошноту. Вся моя сосредоточенность улетучивается.

— Ты достаточно поспала, — говорит он. — Ты должна быть в сознании, чтобы предстать перед Ангрой.

Я стискиваю зубы, скрючившись в клетке подальше от Ирода. Желудок перестает бунтовать, но ребра нещадно болят, и перед глазами пляшут звезды. Я сжимаю грудь ладонями, пытаясь утихомирить боль. Облегчение не приходит. Нет помощи и от магии. Вспыхнувший огонек надежды потухает, и я чувствую себя еще более опустошенной. Нужно оставаться в сознании.

Что-то вроде магии, но намного сильнее и могущественнее всего нами виденного, какая-то великая и разрушительная сила заключена в одном человеке. Если она влилась в предка Ангры, то передавалась ли она, как и королевские накопители, по наследству из поколения в поколение? Если да, то почему не распространилась по всему миру? Может, ей недостаточно зла? Поэтому она и остается в Ангре, питаясь только лишь его силой и питая его самого? Меня передергивает. Нет, это просто Ангра. Человек, с которым мы сражаемся долгие годы, — жестокое чудовище с садистскими наклонностями, использующее королевский накопитель во зло. Все дело в его королевском накопителе. Не в нем. Хотя конечно же дело всегда было в нем.

Клетку слегка потряхивает, ровный шелест рассекаемой колесами травы сменяется постукиванием по камню. Мы въехали на мост — один из многих, что перекинуты через Фений и соединяют Ранийские прерии со Спрингом. Судя по тому, что мы переправляемся по узкому мосту, нас уже не сопровождает армия Спринга. Должно быть, мы отделились от нее, чтобы побыстрее добраться до столицы Спринга — Эйбрила.

Когда клетка съезжает в траву по другую сторону реки, пустоши Ранийских прерий остаются позади, а впереди простираются цветущие деревья с розовато-белыми бутонами, лепестки которых парят в воздухе. Не буду лукавить, леса Спринга красивы. Но это маска, потому что красота эта испорченная.

— Сядь. — Ирод снова бьет меня рукоятью. — Мы почти на месте.

— Сядь, — хрипло передразниваю я. — Легче сказать, чем сделать.

Но после очередного удара я все же сажусь.

Эйбрил лежит в северо-западной части Спринга, ближайшей к Винтеру. Поблизости нет ни деревенек, ни других поселений. Лишь изредка попадаются засеянные поля. До смешного мирный пейзаж для отнюдь не мирного королевства.

Небольшая группа вооруженных людей у моей клетки сходит с тропы на широкую дорогу, идущую через лес. Перед нами вырастают стены Эйбрила — черные громады за розово-белой красотой деревьев, отбрасывающие на окружающие земли тень. Продвинувшись еще немного вперед, мы попадаем в город через ворота. Я напряженно осматриваюсь, подмечая малейшие детали, чтобы не потерять голову от растущего внутри ужаса.

Знамена Ангры свисают со зданий. Высокие строения отбрасывают наводящую ужас тень. Мы проезжаем, и из грязных окон высовываются головы, в дверные щели подглядывают люди, но я не вижу жителей на улицах и не слышу городского шума. Такое ощущение, что они все мертвы.

Мы пересекаем мост, и нам встречаются более красивые и ухоженные здания: чистые окна, покрашенные стены. На улицах встречаются прохожие, усмехающиеся при виде пленницы-винтерианки — еще одного проявления могущества их короля. «Страх сродни семени — если посадил, то он будет только расти», — возникает в памяти голос Генерала, и я стараюсь не бояться.

Дорога заканчивается перед черными железными воротами. Солдаты вышагивают по стене и оглядывают нас из башен: наглядный образец того, что Спринг — королевство, порожденное войной. Мы проходим в ворота и оказываемся на огромном зеленом дворе, тянущемся до самого дворца из черного обсидиана. Даже отсюда мне видна цветная гравировка на камне: зеленые лозы и цветы желтоватого и розового оттенков. Цветущая во тьме весна. Печальное и поэтичное олицетворение этой земли.

Ворота закрываются за нами, и Ирод кивает солдатам. Я сдерживаю готовый вырваться стон, когда они вытаскивают меня наружу. Хороша же я, подпираемая с двух сторон солдатами Ангры, беспомощная, бесполезная и одинокая.

В кармане все еще лежит кусочек лазурита. Кусочек Винтера. Я выпрямляюсь, морщась. Пусть я и одна, пусть нет в лазурите ни капли магии, но я не слаба. Мы начинаем идти, и что-то звякает справа от меня — с таким звуком лопата ударяется о камень. Ирод кривится, и я резко оборачиваюсь на звук. Лучше бы я этого не делала! Лучше бы и дальше смотрела вперед, позволяя себе впасть в тупое оцепенение из-за тревожных мыслей об Ангре. Справа от меня, в саду, солдаты Спринга стоят на страже у груды серых кирпичей, а рядом с ними — по грудь в земле — винтерианцы со слипшимися от пота и грязи волосами, с бледными изможденными лицами. Удивительно, как их костлявые руки еще в состоянии держать лопаты, не то что накопи настолько худы и хрупки, что их можно принять за призраков.

Мне не хватает воздуха, хочется закричать им, подбежать к ним, спрятать в безопасном месте. Но я лишь слабо хриплю. Одна винтерианка перестает копать. Она поднимает голову, и когда наши взгляды встречаются, ее измазанное в грязи лицо проясняется. Этот луч света, вспыхнувший в покрытом тенями Спринге, ложится на душу тяжестью вины: девушка-винтерианка едва ли старше меня.

— Возвращайся к работе! — приказывает один из охранников и взмахивает плетью.

Хвост плети обхватывает плечи девушки, но она не сводит с меня удивленных глаз.

— Нет, — шепчу я, когда охранник вновь поднимает плеть. — Стойте!

Между мной и винтерианцами встает Ирод. Снова щелкает плеть. Он склоняется надо мной так, что я не вижу ничего, кроме его лица.

— Не останавливаться! — рычит он и толкает держащих меня солдат.

Мы поднимаемся по блестящим черным ступеням.

— Перестаньте! — кричу я, когда мы входим в сумрак дворца Ангры. — Остановите это!

Я пытаюсь вырываться, побежать к винтерианцам. Меня охватывает неудержимое желание помочь им. Но солдаты затаскивают меня во дворец, и я, наказываемая плетью, совершенно ничего не могу поделать.