Снег как пепел

23

Мы работаем до самой ночи. Когда солнце уходит за стены Эйбрила, солдаты подают сигнал, и винтерианцы по трапам спускаются вниз. Мы бросаем торбы в одну кучу и оставляем те камни, что не отнесли, на завтра. Стена немного выросла, но ощущать удовлетворение от выполненной работы по строительству этого города — все равно что ощущать признательность за жалкую похлебку, полученную нами по возвращении в лагерь. Выхлебав свою порцию и запив ее кружкой воды, я спешу убраться подальше, прежде чем меня накажут за то, что я набила брюхо. Когда я ела в последний раз? Завтракала в Битае перед битвой?

— Ты все еще здесь! — восклицает Несса, когда солдат толкает меня в клетку.

Она наклоняется ко мне со своего места между Коналлом и Гарриганом. Ее братья слишком заняты своими мисками, чтобы интересоваться тем, как я пережила этот день.

— Тебя покормили? Хочешь добавки? — Несса протягивает мне недоеденную похлебку.

Она отказывает себе в еде ради меня, когда я в Битае съела, наверное, больше, чем она за всю свою жизнь. Я опускаюсь на пол.

— Оставь себе. Я в порядке.

На лице Коналла мелькает легкое удивление. Он ожидал, что я заберу у нее еду? Неужели я выгляжу такой эгоистичной, или он предположил, что я должна такой быть? Наверное, я и есть эгоистка. И была ей все это время. Не хотела вступать в брак поневоле, хотя Винтер нуждался в союзнике. Хотела выполнять миссии, хотя есть те, кто сильнее, быстрее и намного ловчее меня, и они гораздо лучше справляются с этой работой.

Несса что-то спрашивает, но я не успеваю ответить — мои веки смыкаются под тяжестью перетащенных сегодня камней. Словно издалека доносится шепот обращающейся к братьям Нессы и тихие разговоры других винтерианцев, невидимых под покровом ночи: «Она здесь, еще одна беженка. И она пережила первый день».

Я пережила этот день. Другие — нет.

Дни проходят за тяжелой работой. Иногда вечерами Несса заговаривает со мной, спрашивает о моей жизни. Я рассказываю ей все, что приходит на ум, пока убийственные взгляды Коналла не начинают причинять почти физическую боль. Тогда я умолкаю, сжимаюсь клубочком в углу и пытаюсь уснуть. Пытаюсь, потому что мне мешают погрузиться в дрему их голоса:

— Ты не должна привязываться к ней.

Коналл так жестко и так часто повторяет эти слова, что они уже въелись в мой мозг.

— Отстань. Ты просто сам уже разучился привязываться к кому-либо, — отмахивается Несса.

Не знаю даже, с кем из них я согласна. Мучения и монотонная работа выматывают, не давая всерьез задумываться над этим. Пока не наступает моя девятая ночь в лагере. Я просыпаюсь от кошмара — черного, как смерть. Здесь что-то есть — в нашей клетке. Что-то темное, жуткое и…

— Тебе это снится! — говорит сидящая передо мной на корточках Несса.

Отпрянув, я натыкаюсь спиной на стену. Несса разворачивается к своим братьям, маячащим позади и глядящим на меня так, будто я разговаривала во сне.

— Мы — Винтер, — заявляет Коналл.

— Что? — хмурюсь я.

Он улыбается. Слабой, невеселой улыбкой промучившегося всю жизнь человека. Несса поднимается и протягивает мне руку. Я осторожно беру ее. Коналл с Гарриганом отходят в задний угол клетки, окутанный густыми тенями поздней ночи. Лагерь притих, истощенный работой, ближайший к нам солдат охраняет ворота.

Я встаю у двери клетки, обхватив пальцами прутья решетки. Замок большой, размером с ладонь, толстый и старый. Я рассеянно касаюсь своей косы. В ней нет отмычки. Стала бы я вскрывать замок, будь она у меня? За проведенные здесь дни я ничего не предприняла для побега. Никак не могу решить, стоит ли рисковать собой и окружающими людьми. Сейчас так тихо, так спокойно, что можно почти забыться. Нет ни щелкающих плетей, ни криков, ни боли, ни опустошенных лиц с отпечатком неминуемой смерти. Только черные небеса, и звезды, и…

Позади раздается скрип, и я резко поворачиваюсь. Дверь в земле! Гарриган открыл ее, и со старых деревянных досок сыплются пыль и камешки. А под ней уходит, падая во тьму, туннель.

— Что это? — выдыхаю я.

Несса бросает на меня взгляд через плечо.

— Они хотят встретиться с тобой.

Коналл первым подходит к дыре в земле и прыгает во тьму. Раздавшийся следом глухой стук показывает, что падать пришлось недолго. Тут же снизу протягиваются руки за Нессой. Нырнув вниз, она исчезает в темноте, и я остаюсь наедине с Гарриганом.

— Куда ведет этот ход?

Он еле заметно пожимает плечами и указывает рукой на проход.

— С тобой ничего не случится, — обещает он.

Он грозен, как Коналл, но в отличие от него не потерял надежды. Гарриган — тот, кто не дает им рассориться друг с другом. Я сажусь на край дыры, поддевая ногами землю на стене снизу. В туннеле так темно, что я лишь чувствую на себе взгляд Коналла, но не могу разглядеть его глаз.

— Прыгай, — тянутся ко мне две руки.

Выдохнув, я соскальзываю вниз, позволяя меня подхватить и помочь встать на ноги. Дверь глухо захлопывается над нашими головами, и, судя по тихому стуку камешков по дереву, Коналл маскирует ее, присыпая землей. Мою ладонь обвивают пальцы, но это не Коналл. Рука хрупкая и прохладная, как у ожившей фарфоровой куколки. Несса ведет меня к одной из стен и прижимает мою ладонь к камню. Неровными шишками выступают на стене булыжники, облепленные неровным слоем грязи. Я замираю. На стене что-то есть — извилистые бороздки на гладкой поверхности камней.

— Что это?

Я прикладываю обе ладони к стене, ощупывая резьбу. Она везде — струится вверх и вниз, перетекает на низкий потолок, растекается по полу. Несса возится с чем-то за моей спиной. Слышится быстрый скоблящий звук, вспыхивает язычок пламени. Несса поднимает свечу, и ее бледное личико освещается желтым светом. Коналл наблюдает за нами, стоя в пределах круга этого света и сверля нас тяжелыми, неодобрительными взглядами.

— У нас нет времени.

— Тсс, — шепчет Несса. — Ей нужно увидеть это. И нам тоже лишний раз не помешает.

Коналл замолкает. Его взгляд пробегает по стенам, и недовольные складки у губ слегка разглаживаются. Я вздыхаю, чувствуя, как и мои напряженные мышцы расслабляются.

— Это память, — произносит Несса, глядя на потолок. — Память о Винтере.

Тысячи слов обвивают узкий проход, застилая камни неровными надписями до самой двери в конце туннеля. Один абзац вырезан вокруг черного камня, слова его истерлись за давностью лет: «Мою дочь звали Джеммия. Она хотела отправиться в Яким и поступить в университет лорда Алдреда. Ей было девятнадцать».

Другие фразы выгравированы на самом камне:

Мой взгляд скользит по словам, вырезанным на камнях. О некоторых винтерианских традициях я уже слышала на уроках Генерала: о замороженных ягодах и праздновании первого дня зимы. Но остальные, такие как опускание младенцев в купель со снегом, не знала. Как жаль, что я ничего этого не видела раньше. Как жаль, что в моем сердце не было этих слов каждое мгновение моей жизни.

— Взяв Винтер, Ангра все сжег — архивы, летописи, книги. Поэтому мы решили записать свою историю в этих подземных туннелях. — Несса бережно держит свечу в ладони, и та окутывает ее тело неземным свечением.

— Туннелях? — смотрю я на нее, озадаченно сведя брови.

— Рабочий лагерь Эйбрила был построен в центре города, в бедном районе, — объясняет она. — Но построили его сами винтерианцы, а солдаты Спринга лишь надзирали за ними. В большинстве уже существовавших зданий были подвалы или погреба. Мы не тронули их, и они стали нашими подземными туннелями — потайным миром, о котором ничего не известно солдатам. Все туннели ведут…

— Наружу?

Слово слетает с языка, а я уже понимаю свою ошибку. Если бы туннели вели наружу, то здесь бы давно никого не осталось. Я отворачиваюсь от Нессы и Коналла, не дожидаясь ответа. Встав рядом со мной, Несса подносит руку к вырезанной надписи и обводит пальцами первую букву.

— Эти туннели помогают нам в трудную минуту. Коналл с Гарриганом научили меня читать по надписям. Нам важно их помнить, — говорит она мне и брату, теперь уже менее раздраженному. — На всякий случай.

— На случай чего? — спрашиваю я, уже зная ответ.

Когда Несса снова заговаривает, в ее голосе слышна печаль:

— На случай, если не выживает никто, кто обо всем этом помнит.

Я отворачиваюсь, чтобы она не видела выступивших на моих глазах слез. Когда королем Винтера станет шестнадцатилетний парень и у него не будет никаких записей об истории королевства, нам всем придется положиться на угасающие воспоминания оставшихся винтерианцев, чтобы понимать, что делать дальше. Однако все это такие мелочи. Рядовые проблемы, за решение которых мы с радостью примемся, обычные заморочки, касающиеся компетенции правителей и преемственности традиций. Сейчас вопрос в том, выживут ли вообще наши люди, чтобы вернуть эти самые традиции.

Я провожу ладонью по надписям, жалея, что не знаю людей, оставивших их здесь. Мне хочется запомнить их, чтобы передать Мэзеру. Опускали ли нас с ним в купель со снегом, когда нам было пять дней от роду? Мой взгляд привлекает одна из надписей, чьи буквы покрыты пылью:

Мне сложно оторваться от всего этого, но Несса берет меня за руку и тянет за собой вперед. Этот проход явно не пункт нашего назначения. Мы доходим до двери из прибитых друг к другу старых досок, и Коналл раскрывает ее. Несса задувает свечу, а я, щурясь на внезапно ярком свету, загораживаю глаза ладонью. Она толкает меня внутрь, и Коналл захлопывает дверь, запирая нас в круглой подземной комнате. В стенах, потолке и полу торчат камни — слишком большие, чтобы убрать их во время строительства. Свечи высятся в монолитах наплывшего воска — кремово-белые горы с мерцающими огненными вершинами. Расставленные повсюду, в каждом уголке, они окутывает комнату нежным свечением. В стенах столько дверей, что комнату можно сравнить с колесом, из центра которого идут спицы-туннели. Из-за этих дверей появляются другие винтерианцы, заполняя пещероподобную комнату.

— Ох, больно! — дергает мою руку Несса.

Мои пальцы крепко сжали ее.

— Прости, — разжимаю я их. — Что это за место?

— Мы построили эту комнату так, чтобы она соединила все оставшиеся подвалы и погреба, — отвечает вместо Нессы Коналл спокойным глубоким голосом. — Мы в центре Эйбрила, но глубоко под землей. Самое подходящее место для того, чтобы спрятаться. Шестнадцать лет в заключении не шутка, приходилось чем-то себя занимать.

— Зачем мы здесь?

Он меряет меня напряженным взглядом.

— Ты пережила первые дни. Они хотят познакомиться с тобой, хоть это и глупо — притащиться сюда такой компанией. — Он умолкает, будто обдумывая заново мой вопрос. — Мне интересней знать: зачем ты здесь?

Смело глядя ему в глаза, я отвечаю:

— Мне следовало быть здесь с самого начала.

Коналл отступает, приподняв брови.

— Это она?

Голос эхом проходится по комнате, и тихие разговоры вокруг смолкают. Я замечаю, что все взгляды устремлены на меня. Как давно, интересно, они меня разглядывают? Тут нет солдат, не нужно осторожничать, не нужно бояться наказаний, и винтерианцы могут, не скрываясь, с надеждой и удивлением рассматривать меня.

Пожилая женщина, ссутулившаяся под гнетом рабского труда, проходит сквозь толпу собравшихся. Но стоит ее ясным голубым глазам встретиться с моими, и она выпрямляется, стряхивая с себя усталость.

— Ты, — выдыхает она, подойдя ко мне.

Она касается своими старческими ладонями моих щек и смотрит в мои глаза.

— Да, — говорит она. — Ты — Мира.

Я убираю ее ладони со своего лица.

— Откуда вы знаете?

Женщина улыбается.

— Я знаю всех, кто сбежал от Ангры в ту ночь. Винтерианцы, попавшие сюда последними, все рассказали нам о вас.

Кристалла и Грег. Я делаю несколько шагов назад, словно могу уйти от воспоминаний, причиняющих боль. Лицо женщины остается безмятежно-спокойным. Она тоже все еще надеется отсюда сбежать. А вот окружающие нас винтерианцы, кажется, в это не верят. Большинство выглядят, как Коналл — мрачными и раздраженными. Я, конечно, интересую их, но они не бередят свою душу надеждами на побег. Женщина вновь приближается ко мне.

— Изначально вас было двадцать пять, верно? Но, как мы слышали, осталось всего десять.

«Восемь», — чуть не вырывается у меня. Но нет, теперь уже семь. И, кто знает, сколько еще погибло в битве при Битае. Может быть, Дендера, Финн, Грир или Хенн. Может быть, Спринг дошел до города, и даже Элисон…

— Семь, — опускаю я голову. — Может, меньше.

Тихий шепот волной проносится по толпе. Многие еще больше хмурятся, и я чувствую, что их недовольство нами разгорается с новой силой. Они упрекают нас в том, что мы их подвели. Женщина приподнимает мой подбородок, улыбаясь, словно ничего не изменилось.

— Король?

Сердце пронзает боль: Мэзер! Мне удавалось избегать мыслей о нем. Я помню его последний прощальный крик — отчаянный и безнадежный, когда его тащили в Битай, а надо мной стоял Ирод…

— Жив, — шепчу я. — Спасается бегством, но жив.

Женщина кивает и разворачивает меня лицом к собравшимся.

— Я Дебора, — представляется она, выводя меня на середину комнаты. — Была главой города Дженьюри. Из всех оставшихся в Эйбриле винтерианцев я занимаю самое высокое положение.

Дебора замолкает словно в ожидании моего ответа.

— Что вы хотите, чтобы я сделала?

Дебора некоторое время молчит с отстраненным выражением, будто обдумывает какой-то план. Она переводит взгляд на винтерианцев и сжимает мою руку.

— Это Мира, — объявляет она. — Одна из тех двадцати пяти, кто сбежал от Ангры в ночь падения Винтера. Живое доказательство того, что пагубная власть Ангры не безгранична.

Я подавляю стон. То же самое говорил нам Генерал: наши жизни важны уже сами по себе. Он был бы рад увидеть эту пещеру и узнать, что в заточении у Ангры винтерианцы создали свой оазис свободы. Он бы смог сделать так, чтобы они доверились нам, а самое главное — нашел бы способ вытащить всех отсюда. Это он должен быть сейчас рядом с ними. Он или Мэзер. Не я.

— Она — наша путеводная звезда, как и остальные, прошедшие через Эйбрил…

Грег и Кристалла, возможно, стояли на этом же самом месте, возможно, память о них осталась на стене. И они погибли. Никто из присутствующих не знает, что с ними случилось после того, как их увели.

— …свет, озаряющий наши страдания надеждой, — продолжает Дебора. — Своим присутствием она предвещает наше пробуждение и напоминает о том, чего мы никогда не должны забывать: мы нечто большее, чем рабы Ангры!

Винтерианцы перешептываются. Те, кто смотрел на меня с надеждой, кивают и начинают улыбаться, остальные же лишь пожимают плечами, отмахиваясь от слов Деборы, словно уже не раз их слышали. Словно они — лишь очередной меч, поднятый дрожащей рукой против великого могущества Спринга.

Дебора, с помолодевшим от радости лицом, поднимает мою руку вверх.

— Мы — Винтер! — кричит Дебора.

Ту же фразу совсем недавно произнес Коналл. Винтерианцы, не потерявшие надежду, разражаются радостными возгласами, но их слишком мало по сравнению с теми, кто с сомнением хмурит брови. Дебора должна видеть их — сердитых и перешептывающихся рядом с оживленными земляками. Должна понимать, как опасна ложная надежда. Жестоко с ее стороны вселять ее в них, жестоко внушать мне, что мой удел здесь — не смерть. Я резко опускаю руку.

— Нет. — Мой ответ внезапен и необдуман. — Нет. Я просто… Я обычная девчонка. Что я, по-вашему, могу сделать? Несправедливо позволять им…

— Если бы Винтер не разрушили, это было бы справедливо. Если бы ты беззаботно жила в Дженьюри, спала в теплой постели и нежилась в объятиях любящей семьи, это тоже было бы справедливо. Но в мире нет справедливости, Мира.

Я отстраняюсь от нее. Она напоминает мне Генерала. Мои желания никому здесь неинтересны. Пока я вовсю наслаждалась свободой, да еще и роптала на судьбу, они были здесь. Я в долгу у этих людей и должна им помочь. Даже если я умру, они будут знать: я сделала все, что было в моих силах. Важно только то, что нужно Винтеру. Хватит думать только о себе.

Стоит этим мыслям заполнить мое сознание, как плотину внутри прорывает. От обуявшего меня желания действовать холодеют щеки и покалывает кожу.

За мной наблюдает Дебора и винтерианцы, и я вдруг понимаю, что среди них чувствую себя самой собой. Еще никогда в жизни я не ощущала себя такой нужной, как сейчас.

— Даже метель начинается с одной снежинки, — улыбается винтерианцам Дебора.

Постепенно взволнованные разговоры затихают, сменяясь выжидательным молчанием. Мы не можем задерживаться тут надолго — комната была построена для того, чтобы время от времени несколько человек могло передохнуть от клеток. Все они собрались сегодня только ради меня.

Сестра с братом снова ведут меня по туннелю. Два удара в деревянную дверь над головой, и Гарриган распахивает ее, помогает выбраться сначала Нессе, а потом мне.

Коналл вылезает сам, закрывает дверь, присыпает ее землей и камнями. Затем устраивается у одного угла решетки, а Гарриган — у другого. По их взглядам и по тому, как они осматривают дорогу перед нашей клеткой, я понимаю, что они охраняют нас.

Несса садится рядом со мной и обнимает руками колени. Здесь чуть светлее, чем в туннеле. Небеса захвачены теми последними мгновениями, когда солнце еще прячется за горизонтом, поджидая время рассвета. Несса смотрит на меня горящими глазами.

— Коналл изменит свое мнение. Как и все остальные. Они просто боятся.

— Почему ты не боишься?

Отведя взгляд, она касается рукой своего платья. Оно велико ей, запятнано и заношено до дыр.

— Когда я увидела тебя во дворе дворца… — начинает она, и ее голос тихой музыкой льется в тишине лагеря. Винтерианцы в других клетках молчат, погруженные в немоту страхом перед прячущимися во тьме чудовищами. — Я чувствовала тебя, когда солдат плетью свалил меня на землю. Я никогда не могла сдержать крика во время порки плетью, но, зная, что ты смотришь на нас, в этот раз я нашла в себе силы не кричать.

— Ты гораздо храбрее меня, несмотря на все то, что пережила здесь за долгие годы. Мне такой не стать. Мне не верится, что я могла тебе хоть чем-то помочь.

Несса придвигается ко мне и, зевнув, опускает голову на мое плечо.

— Я верю. И скоро все поверят.

— Грег и Кристалла, — шепчу я. — В них ты тоже верила?

«Ведь они потерпели неудачу и обманули ваши надежды», — хочу я сказать, но меня удерживает нежелание напоминать Нессе о нашем безнадежном положении.

— Хотела верить, — пожимает плечами Несса.

Я жду ее объяснений, но слышу лишь тихое посапывание. Скоро утро. Кто знает, какие ужасы принесет новый день? Осторожно, чтобы не разбудить Нессу, я откидываюсь на стену, и смотрю на Коналла. Он наблюдает за мной, сидя у решетки.

У Мэзера такие же невероятные сапфировые глаза, в которых ничего нельзя прочесть. Сердце болезненно сжимается, но я не позволяю себе погрузиться в воспоминания о нашем прошлом, захлопнув дверь перед потоком мыслей о нем. Я киваю Коналлу и задерживаю дыхание. Один стук сердца, два… Он кивает в ответ.