Снег как пепел

29

Времени на поиск подходящего вооружения или его кражу из оружейной Ангры нет, поэтому мы делим между собой то, что нашли в комнате Ирода, и я вытаскиваю из шкафа одежду. Терон прилаживает ножи к голеням, а я снимаю с себя промокшие от крови лохмотья и надеваю непомерно огромные рубашку и штаны. Рубашку я стягиваю черным кожаным жилетом, а штаны, чтобы не свалились, — широким ремнем. Вид у меня нелепый: мешковатая болтающаяся одежда и ноль защиты — с таким же успехом можно было бы выйти на бой нагишом. А мысль о том, что эти вещи принадлежали Ироду, вызывает такой же приступ тошноты, что и ощущение его засохшей на моей коже крови.

Когда шакрам оказывается на привычном месте — в чехле между лопаток, я впервые за все эти недели вздыхаю свободно. Словно только с ним я чувствую себя целой и невредимой. Вооруженная ножом и висящим на поясе мечом, я, насколько это возможно в настоящих условиях, готова к войне.

— Готова? — спрашивает Терон, держа в одной руке меч, в другой кинжал.

Я киваю. Он подходит к двери, рукой с кинжалом приоткрывает ее и осматривает коридор. Я решительно шагаю к нему, вперив взгляд в перекрещенные ножи на его спине. Только бы не видеть лежащее в центре комнаты тело.

Терон оглядывается на меня. Он тоже мой якорь. Тот, что держит меня, когда все остальное тащит вниз. Я снова киваю.

— Идем.

Коридор пуст. Ни солдат, ни бегущих напуганных слуг. Тут так тихо и безлюдно, будто мы уже победили и жители Спринга спасаются бегством. Терон крадется впереди с кинжалами наготове, я же достаю из-за спины шакрам. Чем дальше мы удаляемся от комнаты Ирода, тем сильнее нарастает суета. Между комнатами носятся группы мужчин в военной форме, снующие по коридорам слуги стараются не попадаться им на глаза. Мы с Тероном ныряем под настенные гобелены, прячемся за статуями и растениями, потихоньку выбираясь из глубин дворца.

Кажется, мы целую вечность передвигаемся по дворцу прятками-перебежками, пока не достигаем узкой служебной лестницы, ведущей на первый этаж. Мы спускаемся по ней и замираем за открытой дверью, прислушиваясь к звукам в коридоре. Терон перекладывает оружие в одну руку, а другой сжимает мою ладонь.

— Мы сейчас выйдем из дворца, — шепчет он. — С какой бы стороны ни появился отец, мы побежим в противоположном направлении. Там стены Эйбрила будут меньше всего охраняться, и мы сможем…

— …оставить Эйбрил, — заканчиваю я за него дрогнувшим голосом.

У Терона, глядящего на меня через плечо, вытягивается лицо, словно он знает, что я дальше скажу.

— Мы освободим твоих людей, обещаю. Но ты ничем не поможешь им, если погибнешь.

Покачав головой, я высвобождаю свою ладонь из его руки. Внимание Терона переключается на коридор, где в тронный зал мимо нас колонной проходят солдаты. После этого в коридоре снова воцаряются тишина и пустота, и принц поворачивается ко мне. Он смотрит с такой нежной пылкостью, будто в этот миг для него не существует ничего и никого, кроме меня.

— Я не хотел быть королем, — спешно говорит принц, и в его голосе слышится тоска. — Я хотел коротать часы в библиотеке, сочиняя стихи до захода солнца. Но ты… все это… винтерианцы… целое королевство исчезло в мгновение ока. Я представил, что почувствовал бы, случись такое с Корделлом, потеряй я что-то, являющееся огромной частью меня самого. Я хочу быть достойным своего королевства. Хочу быть достойным тебя.

Приятная прохлада охватывает меня, распространяясь по всему телу, когда Терон кладет ладонь на мой затылок, притягивает мое лицо к своему и застывает, осознав вдруг, что делает и как мы близки. Его пальцы обвивают мою шею, и я выжидающе смотрю ему в глаза, не в состоянии ни сдвинуться, ни вздохнуть, ни подумать о чем-либо, кроме его губ. Затем он опускает голову и целует меня.

Из горла вырывается стон, когда эмоции обрушиваются на меня, подобно снежному урагану: страх, что нас схватят люди Ангры; наслаждение, даримое губами Терона. Я давно уже ждала этого поцелуя и прикосновения. Всего на пару коротких мгновений мы позволяем выплеснуться нашему отчаянию и отдаться безумию взаимного влечения. Терон отрывается от меня, тяжело дыша.

— Иди к ним, но уцелей. Примории нужны такие люди, как ты.

Он выскакивает в пустой коридор и бежит к двум высоким входным дверям, в его руках блестят приготовленные для врагов кинжалы. Я следую за ним, но все еще не могу забыть ощущения от поцелуя.

Мы выскальзываем за двери, бегом спускаемся по великолепным обсидиановым ступеням и останавливаемся, когда ноги касаются лужайки, развернувшейся перед нами. Тут тоже никого нет, все солдаты либо защищают Ангру во дворце, либо воюют у главных ворот, откуда доносятся пушечные выстрелы. Сверкнув на прощание подбадривающей улыбкой, Терон бросается через лужайку, убегая по сочной траве все дальше и дальше в поисках укрытия в конце северного крыла дворца Ангры. Оттуда он подастся на север, в противоположную сторону от приближающейся армии отца.

Мой же путь лежит на юг. Ноги бегут сами по себе, и дворец проносится мимо меня черно-зеленым пятном. Я прыгаю в сад, над которым неделями трудились Несса с братьями. Здесь тоже пусто: ни солдат, ни рабочих. Время только-только перевалило за полдень, ярко светит высоко поднявшееся солнце, еще можно работать несколько часов. Но тут никого, а значит, все в лагере. Или распорядок их дня изменен из-за происходящего, или… Не хочу даже думать об этом «или».

Тревога гонит меня вперед, и я, проскочив в боковые ворота, несусь по Эйбрилу. В отличие от внутреннего двора во дворце город не пустует. Знатные жители готовятся к вторжению, слуги заколачивают окна досками по приказу своих хозяев. Они не обращают на меня внимания, даже взгляда не бросают в сторону мчащегося мимо черно-белого пятна. Я взбегаю на мост, оставляя жителей их заботам.

Мост переносит меня в нижнюю часть города. Я несусь по переулкам, перепрыгивая через кучи мусора. Жители здесь прячутся там же, где и всегда: за окнами, подглядывают из приоткрытых дверей, держатся в стороне, надеясь, что жизнь пройдет мимо, не обратив на них внимания. Словно если они не будут думать о грозящем побоище, то их оно не коснется.

Еще один поворот, и дорога выведет меня прямо к воротам рабочего лагеря Эйбрила. Я замедляюсь и, перейдя на шаг, пытаюсь отдышаться. Может, в этом переулке и пусто, но никак не тихо — доносится приглушенный шум. Солдаты передают друг другу приказы, а за их отрывистыми выкриками слышится обеспокоенный гул людей. Моих людей. Мелькнувшие в голове слова кажутся неправильными, будто принадлежат не мне, будто я не заслуживаю права так их звать. Но ведь это неважно. Я способна освободить их, а значит, обязана сделать это.

Я останавливаюсь на углу. Еще один шаг, Мира. Всего один шаг. Я выхожу на дорогу, держа шакрам в ладони как какую-то безобидную игрушку. Впереди пять зданий, у ворот творится безумие. Солдаты Спринга ударами мечей и кулаков оттесняют напирающих с той стороны ограды винтерианцев. Скрипящая ограда уже покосилась. Пленники кричат, уклоняясь от ударов.

Первый солдат падает без боя. Мой шакрам со свистом разрезает его шею сзади, отделяя голову от шеи, и возвращается в мою ладонь как раз в тот момент, когда мертвец падает на своего соратника. Он с недоумением смотрит на меня, а затем и все остальные солдаты. Одинокая винтерианская девчонка, ведущая войну против целого батальона.

Один солдат шагает вперед с мечом наперевес, на его лезвии зазубрины и царапины от частого использования.

— Игрушка Ирода сбежала, — ухмыляется он.

— Игрушка убила Ирода, — отвечаю я.

Мне приятно видеть, как солдат оторопел. По улице эхом проносится еще один голос:

— Мира, беги!

Я смотрю поверх солдат, защищающих ворота. Коналл вжимается в железное ограждение, на его руках и щеках кровь. Должно быть, порезался проволокой. В его взгляде читается то, что я не ожидала увидеть, — свет надежды, и это так на него не похоже. Он не хочет, чтобы я погибла. Ангра тоже чувствует это. Он каким-то образом знает, что в их сердцах зажглась вера, и солдаты Спринга налетают на ворота волной и одновременно поднимают оружие. У меня вырывается сдавленный стон.

Теперь они стремятся убить. Вонзают лезвия в винтерианцев сквозь проволоку заграждения. Больше никаких предупреждающих ударов. Я чувствую волю Ангры, управляющую разумом и телами солдат: «Уничтожить их!» В груди все немеет, но сейчас я понимаю, что это за ощущение. Холод, ледяной холод проносится по рукам к пальцам. Сила накопителя бурлит во мне, вырываясь и врываясь в мое тело неконтролируемой снежной бурей.

У Винтера есть накопитель. И мы более не слабы. Я роняю шакрам у ног и выбрасываю вперед руки, протягивая пальцы к винтерианцам. Холод потоком изливается из меня, овевая приятной прохладой. Может, я сама обернулась метелью? Холод проносится через солдат Спринга, через ворота и наполняет каждое хрупкое белокурое тело, каждую пару голубых глаз, каждую обессилевшую, измученную душу силой, энергией, мощью, исцеляя синяки, заживляя порезы, делая их сильнее, сильнее, сильнее…

Магия льется, пока тела винтерианцев не наполняются силой. Их глаза горят ярче, тела выпрямляются, кулаки яростно сжимаются. Мороз и холод — сила столь прекрасная, что, когда леденящее ощущение проходит, я в потрясении хватаю ртом воздух. Желание воевать борется с изнеможением, охватившим меня после выхода огромного количества энергии.

Винтерианцы кричат, но в их криках не боль и мука, а рвущаяся наружу жажда свободы. Солдаты Спринга прекращают размахивать оружием, когда их пленники издают боевой клич. Все винтерианцы с горящими глазами разом бросаются вперед, с неистовой решимостью ломая ворота.

— Атаковать! — кричит солдат Спринга, кидаясь на меня.

Я подцепляю шакрам ногой, подкидываю в воздух, хватаю и пускаю в бегущую на меня массу солдат. Некоторые из них падают, и шакрам возвращается, но остальные слишком близко. Я забрасываю шакрам в чехол на спине, вынимаю из ремней меч и кинжал, украденные из комнаты Ирода, и пригибаюсь, готовая к схватке.

Четыре секунды, три… Дальний ряд солдат падает как подкошенный. Следующий за ним в панике оглядывается и также рушится на землю. Винтерианцы накрывают батальон Спринга смертоносной волной, вырывают из их рук оружие и обращают его против потрясенных бойцов, которые и представить себе не могли, что когда-нибудь проиграют. Ко мне подбегает первый ряд солдат, раздираемых страхом. Мой клинок входит в живот одного бойца, меч полосует шею другого…

Я огибаю последнего умирающего солдата, взметая сапогами пыль, и останавливаюсь перед Коналлом — диким и окровавленным, с красными брызгами на светлых волосах, со стиснутыми в ладонях короткими клинками. Гарриган, стоящий за ним, такой же свирепый. Звери внутри них наконец-то прорвались наружу. А за ними собрались остальные винтерианцы. Мою шею обхватывают чьи-то руки.

— Я знала, что ты нас освободишь, — выдыхает Несса.

Коналл делает шаг ко мне, лезвия его ножей блестят кровью Спринга.

— Мы еще не свободны. Что будем делать дальше, моя королева?

«Моя королева». Откуда он знает? Отстранившись от Нессы, я смотрю на них всех — в лица, на которых отражается надежда. В каждую невинную, терпеливую душу, принявшую силу от меня без сомнений и вопросов. И я чувствую Ханну внутри себя. Она, как и я, связана с силой накопителя. И она во всех винтерианцах — объединяет в наш собственный необыкновенный и непостижимый мир.

«Она моя дочь, — шепчет всем Ханна так тихо, что они могут принять ее голос за свои собственные мысли. — Все будет хорошо. Простите, что лгала вам. Ваша свобода уже близка».

Надежда, сияющая на их перепачканных грязью лицах, наполняет меня незнакомым чувством, которое заглушает страх, растущий во мне при мысли о том, кто я такая. Это чувство — счастье.

— Корделл и Отем у ворот Спринга, но не они должны подарить нам свободу, — кричу я толпе. Следующие слова застревают в горле, но поднимаются все выше и выше, преодолевая тревогу и страх после стольких лет унижений, стольких ран, крови и шрамов: — Мы — Винтер!

Коналл с Гарриганом откидывают головы, раскидывают в стороны руки и кричат в небеса. Их боевой клич подхватывают все винтерианцы.

— Мы — Винтер! — эхом вторит Несса, перепрыгивает через мертвых солдат Спринга и бежит к дороге, вскинув поднятый меч, лезвие которого ярко пылает на солнце.

Винтерианцы бросаются вслед за ней, размахивая оружием, точно победными знаменами. Их сила, порожденная накопителем, воодушевляет и наполняет меня моей собственной магией. Я хочу купаться в ней вечно. «Ты уже так близка», — шепчет Ханна. Я следую за ними: бегу во всю мочь и кричу во все горло.