Снег как пепел

6

Мысли о нашем разрушенном королевстве навевают не особенно приятные сны. Не успев заснуть, я резко просыпаюсь, разбуженная кошмаром, в котором на безлюдные улицы Дженьюри опускается настолько непроглядная тьма, что здания и люди погружаются в небытие. Я подскакиваю на постели, задыхаясь от ужаса. К счастью, в палатке больше никого нет. До меня доносится приглушенное потрескивание разведенного в лагере костра. Наверное, пришло время ужина. Я спала в одежде, поэтому просто заплетаю волосы в косу и выхожу из палатки. Начавшее садиться солнце окутывает Ранийские прерии серовато-желтой дымкой предзакатного дня.

Слева шуршит палатка для собраний, и я напрягаюсь. Я не горю желанием видеть Генерала, если на его лице нет виноватой мины. Но скорее королевство Саммер покроется льдом, чем это случится. Так что я спешу убежать подальше — к южному краю лагеря, а затем к холму. Закатное солнце светит передо мной, и мои мышцы начинают расслабляться. В этом месте мало чего есть хорошего, но закат бесподобен. Оттенки пламени не спеша растекаются по земле, окрашивая окружающий пейзаж, пока весь мир вокруг не взрывается красками: чернотой нисходящей ночи, золотом мерцающего солнца, багрянцем льющихся лучей и буростью волнующихся трав прерии.

Я опускаюсь на землю и упираю локти в колени. Где-то за спиной потрескивает костер, где-то над головой шелестит ветер. После всего, что случилось, мне тут хорошо, и я просто дышу полной грудью, наслаждаясь моментом. Я рисую в голове карту, увиденную в Цитадели: сморщенные желтые края, поблекшие коричневые линии, и нервы потихоньку успокаиваются.

Ранийские прерии — огромная полоса неплодородных земель между королевствами. Королевства Сезонов — Саммер, Отем, Винтер и Спринг, стоят на юге, соединенные объятиями зубчатых Кларинских гор. Королевства Гармонии — Яким, Вентралли, Корделл и Пейзли — занимают остальную Приморию. Четыре королевства Сезонов, четыре королевства Гармонии — это восемь накопителей. В сознании вспышкой мелькает половинка медальона. Я досадливо закусываю губу — тонкая пелена спокойствия развеяна мыслью о победе, которая почему-то ощущается как поражение. Мы всегда будем проигрывать? Даже побеждая и добиваясь успеха?

— Мира?

Я дергаюсь, сердце на мгновение замирает. Это не Генерал, это Мэзер. Он молча разглядывает меня, скользя взглядом по лицу. Я не отвожу глаз, ненавидя себя за то, что Мэзер видит меня насквозь. Он чувствует то же, что и я. В нем, словно в зеркале, отражаются гложущие меня страхи и сомнения, которые так трудно принять. Мэзер садится рядом со мной.

— Тяжело было? — тихо спрашивает он.

— Украсть половинку медальона? — хмурюсь я. — С чего ты решил, что это было тяжело?

— У тебя даже не было сил спорить с Уильямом. Или ты заболела, или в Лайнии… Я вывалил на тебя свои проблемы, когда ты… — Он смотрит на синяк на моей щеке, словно впервые его увидел. — Если бы не я, ты бы туда не поехала, а я даже не осознавал, что ты пострадала. Я идиот.

— Нет, — резко отвечаю я. — То есть да. Ты порой ведешь себя как идиот, но не смей извиняться. Тебе не в чем винить себя. Вернись все назад, я сделала бы то же самое, несмотря на то что меня едва не схватили.

Лицо Мэзера вытягивается, и я морщусь. Зачем я сказала, что меня едва не схватили? Мэзер поворачивается к солнцу. Он о чем-то задумывается, но я не могу прочесть его мысли. Не знаю, врожденный ли это талант, или Генерал научил его скрывать эмоции.

Когда мы были детьми и я подговаривала Мэзера украсть оружие или выкрасить палатку чернилами, Генерал спрашивал, не мы ли это сделали. Мэзеру всегда удавалось сохранять невозмутимый вид. И это при том, что вина наша была очевидна всем взрослым — мы были единственными семилетками в лагере, да еще и с ног до головы вымазанными чернилами. Но Мэзер всегда упрямо стоял на своем, твердя с пугающе правдоподобной уверенностью, что мы с ним совершенно ни при чем.

Потом я обязательно разражалась слезами и во всем признавалась Генералу, но Мэзер никогда не злился на меня за это. Он лишь улыбался, обнимал меня и шептал что-то ободряющее. Мэзер всегда был королем — каждую секунду своей жизни.

Я мотаю головой.

— Не то чтобы я была близка к тому, чтобы меня схватили, — поправляюсь я. — Ирод просто… Я в порядке. Правда.

Но Мэзер внимательно осматривает мое лицо, а потом, поглядев мне в глаза, поднимает руку и дотрагивается мозолистыми пальцами до моей щеки. Ее простреливает болью, когда он касается синяка, но я не шевелюсь, а наслаждаюсь его прикосновением.

— Тот, кто повстречал Ирода, не может быть в порядке, — выдыхает он.

Меня овевает прохладный ветерок. Наступающая ночь понемногу остужает жаркий воздух долины. Я вдыхаю прелый запах травы и не шевелюсь, когда Мэзер убирает пальцы с моей щеки. Он снова оглядывает мое лицо.

— Он спер мой шакрам, — признаюсь я, желая хоть как-то разрядить обстановку.

Мэзер наконец улыбается. Улыбка отражается в его глазах и освещает собой все вокруг. Однако почти сразу меркнет.

— Знаешь, Уильям ведь дорожит тобой.

Отвернувшись, я выдергиваю стебли травы и подкидываю их в воздух.

— Уильям был одним из самых высокопоставленных генералов. — Мэзер отмахивается от летящих в него травинок. — Он чувствует, что потерпел неудачу. И видит в тебе девушку, которая должна танцевать на балах, а не пробираться в башни и убивать солдат. Постарайся его понять…

Я оборачиваюсь к нему с пылающим лицом.

— Понять человека, который не в состоянии одобрительно похлопать по спине после того, как я внесла огромный вклад в освобождение нашего королевства?

Мэзер качает головой.

— Понять, что он чувствует себя виноватым за то, что вообще нуждается в твоей помощи. Дело не в том, что твоя заслуга мала. Ты совершила невероятное, и все сейчас, сидя у костра, только о тебе и говорят.

Это вызывает у меня пусть и легкую, но усмешку.

— Я и вправду герой.

— Уверен, ты бы справилась и без лазурита, — улыбается в ответ Мэзер.

Засмеявшись, я провожу пальцами по карману, в котором лежит, упираясь в бедро, маленький камешек, будто ставший частью меня самой. Совсем забыла о нем.

— Ты приписываешь мои заслуги куску камня?

— Ну, никому же до этого не удавалось достать половинку медальона, — пожимает Мэзер плечами. — Вряд ли это случайность. Так что я жду, когда же ты осыпешь меня заслуженными похвалами за то, что я его тебе подарил.

— Но ты его всегда носил с собой. Почему же он тогда не помог тебе?

Мэзер протяжно вздыхает.

— Ты права. Дело не в камне. Это ты такая замечательная, — произносит он.

Жар опаляет щеки, а в животе собирается приятная прохлада. Мы сидим наедине, на его волевом лице играет угасающий закатный свет, и в тишине между нами еще тают его последние слова. Мэзер — воплощение спокойствия и непоколебимой силы. Не зря его боится Ангра.

С половинкой медальона в наших руках мы намного ближе к тому, чтобы Мэзер стал тем, кем ему предназначено быть, и я желаю этого всем сердцем. Генерал пару раз упоминал, что Мэзеру вскоре придется жениться. Ему подберут наследницу престола, а я буду притворяться, что рада за него. Я встаю. Стряхиваю со штанов траву и, вперив сердитый взгляд в землю, лихорадочно сжимаю в кулаке лежащий в кармане лазурит.

— Вы, как всегда, правы, ваше высочество. Я постараюсь с большим пониманием отнестись к Генералу.

Мэзер бросает на меня взгляд, открывает рот, но молчит, подбирая правильные слова. Я слышала, как Генерал его наставлял: «Ты — член королевской семьи, она — нет. От твоего будущего положения слишком много зависит, чтобы растрачивать его на союз, который не принесет пользы Винтеру».

Он встает, буравя меня глазами.

— Помнишь, я говорил тебе, что мир лишен равновесия?

— Что? — выдавливаю я. Воздух застревает в сжатом горле.

Мэзер касается моей руки — той, что не вцепилась отчаянно в камень, и от нежного прикосновения горло сковывает сильнее. Подцепив своим пальцем мой, Мэзер, прерывисто дыша, обещает:

— Я найду способ его восстановить.

Я смотрю на него, не понимая, что он хочет этим сказать, но он не пытается объяснить. Просто стоит рядом, выжидающе глядя на меня.

В висках стучит кровь. Слова Мэзера сплетаются со словами Генерала, искажаются, противоречат друг другу так, что у меня кружится голова. Я вкладываю свою ладонь в его, и Мэзер обхватывает ее своими шершавыми пальцами, будто только и ждал, когда я отвечу взаимностью. Нет. Мои пальцы медленно разжимаются, и я высвобождаю свою руку. Будет слишком больно, когда все закончится. Не «если», а «когда». Когда он женится на дочери иноземного правителя. Когда он займет свое место.

Я отвожу взгляд, не в силах видеть отражающиеся на его лице эмоции, и отстраняюсь. Ночь отбрасывает тени на тянущиеся вверх цепкие ветви редких деревьев и кустов у ручья. От порыва ветра часть этих теней волнуется, шевелится — клочья тьмы расходятся в стороны, перемещаются, как лесные вепри. Я цепенею. Это не тени. Каждая клеточка моего тела предупреждающе кричит, и я в тысячный раз ругаю Ирода за то, что он украл мой шакрам.

— Мэзер…

Мой натянутый голос мгновенно разрывает возникшее между нами напряжение. Я кожей чую, что он тоже их видит, — он весь каменеет.

Между деревьями вновь мелькают людские фигуры. Их пятеро. Это разведчики Спринга. Один из них выходит из-за дерева. Он знает, что мы его видим, и склоняет голову набок. Его тело окутано вечерней темнотой, но мне так и чудятся растянутые в усмешке губы: «Хозяин возрадуется, что я вас нашел». Остальные разведчики появляются из-за деревьев вслед за ним и встают плечом к плечу, держа руки на поясах с оружием. Ждут, что мы начнем действовать. Один из них так резко дергает головой в сторону загона для лошадей, что я бы не заметила этого движения, если бы в ту же секунду моргнула. Они хотят взять наших скакунов и побыстрее вернуться в Спринг. Своих они, скорее всего, бросили несколько часов назад, чтобы незаметно подобраться к нам. Перед отъездом они попытаются убить кого-то из нас. Тогда Ангре останется лишь нанести заключительный удар — собственноручно прикончить Мэзера. Нельзя позволить им вернуться в Спринг.

Нам нужно оружие. Нужно предупредить наших. Нужно… Мэзер принимает решение раньше, хватает меня за руку и бросается в лагерь. Я кидаю последний взгляд через плечо. Пятеро солдат бегут к загону для лошадей. Это я виновата. Они пришли по моим следам. Я привела их сюда из Лайнии. Генерал прав — я и есть ребенок, которому не пристало сражаться на войне. Мэзер несется в лагерь, утягивая меня за собой, и что-то выбивается из-под его кожаного нагрудника. Половинка медальона. Она сверкает в свете заходящего солнца, мерцает и бледнеет в тенях. В ней запечатлена огромная, пламенная мощь, пусть сейчас и недоступная нам: душа Винтера.

Я вырываю руку из хватки Мэзера.

— Предупреди Генерала!

Мэзер тормозит, но я уже сворачиваю в сторону и ныряю в свою палатку. Он бежит дальше.

— Разведчики! — кричит он. — Разведчики! Пятеро!

На его крики с другого конца лагеря громко отзывается Генерал. У Финна тоже есть шакрам. Я нахожу его в чехле.

— Привет, мой новый шакрамчик, — бормочу я. — Пора Ироду дать понять, что слежка нам не по вкусу.