Соблазн и страсть

Глава 16

Дороги снова занесло снегом, поэтому путешествие в Ла-Монтань заняло почти два дня. Хотя никаких признаков распродажи во дворе Ла-Монтань граф не заметил, настроение его нисколько не улучшилось.

— Значит, она раздает ковры? — спросил Рис у вышедшей ему навстречу миссис Бейли.

— Отдает в приходскую церковь, — уточнила экономка.

— В церковь? — изумился граф. — А какие именно ковры?

— Пока только один, — ответила экономка. — Тот, который лежал в кабинете поверенного вашего отца. Но мне кажется…

Устремившись в кабинет поверенного, граф бросил через плечо:

— Пришлите туда графиню, миссис Бейли.

Ковер действительно исчез — мраморный пол блестел девственной белизной. Рис прошелся по кабинету, стуча сапогами.

— Черт бы побрал этого попрошайку Джеффри, — бормотал он себе под нос.

Увидев Сабрину, остановившуюся у порога, граф с язвительной усмешкой проговорил:

— Значит, ты решила помочь моему кузену?

— Но, Рис, я не ожидала… — Она умолкла, пожав плечами. Потом вдруг добавила: — И о твоем приезде я ничего не знала.

Рис невольно рассмеялся. Конечно, она не знала! Ведь он уехал, даже не попрощавшись. Уехал на следующий день после свадьбы. Но с какой стати он будет сообщать ей о своем приезде?

С минуту они молча смотрели друг на друга. После того как они расстались, прошло уже целых две недели, и Сабрина отвыкла от мужа; глядя на него в растерянности, она не знала, что сказать и как оправдать свои действия. Да и следовало ли оправдываться?

— Миледи, до меня дошли слухи, что вы раздаете ковры, — с сарказмом в голосе говорил граф.

«А я так по нему скучала», — с горечью подумала она.

— Не ковры, а только один ковер, — возразила она. Потом вдруг вскинула подбородок и с вызовом в голосе добавила: — Пока один.

Граф в изумлении уставился на супругу; казалось, он лишился дара речи. Наконец, покачав головой, пробормотал:

— Сабрина, но это же ковер из «Савоннери»… Сабрина снова пожала плечами. Слово «Савоннери» совершенно ничего ей не говорило.

— Пойми, ему полтора века! — Теперь в голосе графа зазвенели металлические нотки.

Сабрина не знала, что на это ответить. Немного помолчав, она сказала первое, что пришло в голову:

— Вот и хорошо, что полтора…

Тут граф, наконец, не выдержал и в гневе закричал:

— Хорошо, говоришь?! И это все, что ты можешь сказать?! Пойми, Сабрина, ты отдала очень дорогой ковер. И куда?! В церковный приход!

Сабрина смотрела на мужа даже с некоторым любопытством; она впервые видела его в таком гневе.

— Рис, но им же никто не пользовался, — сказала она, пытаясь успокоить мужа. — А теперь этот ковер…

— Он должен лежать здесь, в этой комнате, — перебил граф.

— Но почему? Ведь сюда никто не заходит.

Рис сделал глубокий вдох, пытаясь успокоиться.

— Да, никто не заходит. Но ковер — это часть домашней обстановки. Неужели не ясно?

— Ах, Рис, если бы ты видел приходскую церковь… — Сабрина вздохнула. — Поверь она в ужасном состоянии. Там все пахнет гнилью и сыростью. А церковь должна выглядеть… как церковь, разве я не права? Должна выглядеть так, чтобы в ней можно было молиться. Кроме того, Бакстед-Хит расположен на твоей земле. И, следовательно, ты, как хозяин, должен поддерживать там порядок, понимаешь?

А ведь ей так понравилась идея с ковром… И так все замечательно получилось. Мистер Крой познакомил ее с некоторыми из обитателей Бакстед-Хита, и братья Феррис помогли ей перенести ковер. Она почему-то решила, что Рис не будет сердиться, а он…

— Я не знаток церковных обрядов, Сабрина, но убежден, что церковь останется церковью, даже если на попу не будет лежать дорогой ковер. — Его голос прямо-таки источал сарказм.

— Да, возможно. Но скажи, есть ли в этом доме менее ценные ковры, чем тот, который я отдала?

Рис с уверенностью покачал головой:

— Нет, таких ковров в доме нет.

— Значит, остальные ковры стоят еще дороже?

— Да, еще дороже.

«Неужели он точно знает, сколько стоит каждый ковер?» — думала Сабрина. А граф между тем продолжал:

— Но и этот ковер был очень дорогой. Ты должна это понимать, Сабрина.

— Ковер есть ковер, — сказала она с невозмутимым видом. — И разве плохо, что он теперь находится в приходской церкви? Там теперь стало гораздо лучше. А в эту комнату все равно никто не заходит.

Рис в отчаянии застонал:

— Пойми, ему не место в церкви!

— Ну, если честно, то этот ковер сейчас не только в церкви, — сказала Сабрина. — Часть ковра — в доме викария.

Рис замер, словно окаменел. Выходит, ковер разрезали?!

Какое-то время граф стоял, не в силах пошевелиться. Затем со стоном опустился на диван и прикрыл глаза. Несколько минут царило молчание. Наконец, взглянув на жену, Рис тихо проговорил:

— Сабрина, дорогая, какое ты имела право отдавать чужую вещь? Ведь ковер тебе не принадлежал, не так ли?

В словах графа была доля правды, и Сабрина немного смутилась. Но в находчивости ей нельзя было отказать.

— Но ведь ты же сам мне говорил, что я могу выбрать любую понравившуюся мне вещь для моей спальни. Вот я и выбрала. Только решила отдать эту вещь в церковь.

Открыв глаза, Рис пристально посмотрел на жену. Но Сабрина не опустила глаз, хотя выдержать этот взгляд графа было не так-то просто. С минуту он молча смотрел на нее, потом вдруг губы его дрогнули в улыбке, он, покачав головой, пробормотал:

— Даже не знаю, что и думать… Сабрина, а ты уверена в том, что тебя воспитывал священник, а не адвокат?

Сердце Сабрины радостно подпрыгнуло в груди. «Ах, какая у него чудесная мальчишеская улыбка», — подумала она.

Кокетливо улыбнувшись мужу, Сабрина ответила:

— Если хочешь, можешь, конечно, потребовать ковер обратно, но прихожане очень расстроятся. Ведь они так радовались подарку…

Мальчишеская улыбка исчезла с губ Риса, однако выражение лица было вполне благожелательное. Он откинулся на спинку дивана, и казалось, о чем-то задумался.

Решив, что муж окончательно успокоился, Сабрина рискнула продолжить разговор:

— Рис, могу я спросить, почему все это для тебя так важно? Всего один ковер… А у тебя их великое множество.

Рис молчал, и Сабрина уже хотела повторить вопрос, но тут он откашлялся и заговорил:

— То есть ты хочешь сказать, что в доме слишком много дорогих, но бесполезных вещей, верно?

Она кивнула, и он продолжал:

— Пойми, Сабрина, люди привыкли к тому, что граф — очень состоятельный человек. Более того, люди хотят, чтобы нас окружали богатство и роскошь. По этому ты должна привыкнуть к такой показной роскоши, вот и все. С этим ничего не поделаешь.

— Но разве нам нельзя гордиться тем, что мы можем дарить вещи?

Рис на мгновение прикрыл глаза, потом с грустной улыбкой ответил:

— Дорогая, ты должна понять еще кое-что… Дело в том, что я совсем недавно… вернул себе все это, — грустно заметил он.

— Вернул? — переспросила Сабрина.

Граф долго молчал, и казалось, что он снова о чем-то задумался.

— Хорошо, слушай… — сказал он, наконец. — Мой отец потерял Ла-Монтань много лет тому назад. Отец потерял все, за исключением своего титула. У нас в семье осталось так мало денег, что приходилось считать каждый шиллинг. А разорились мы из-за крайне неудачного размещения денег и… — Граф тяжело вздохнул и помолчал немного. — А потом, когда у меня появились деньги, я долго разыскивал каждую вещь, каждую картину и драгоценность, — разыскивал все, что принадлежало нашей семье. И вот теперь… Все, что ты видишь в Ла-Монтань, — это наследство рода Роуденов, переходившее от одного владельца к другому на протяжении трех веков. Покуда я жив, ни одна вещь не покинет этих стен. А ковер, который ты отдала… Он был относительно новым, но все равно принадлежал нам, Роуденам.

Сабрина вспомнила, как Джеффри рассказывал о разорении Роуденов. И он тогда очень удивлялся, не понимая, как Рису удалось разбогатеть и вернуть все утраченное. Но для Риса все это, вероятно, было делом чести, иначе он так не огорчился бы из-за ковра.

Ласково улыбнувшись мужу, она сказала:

— Рис, но ведь нельзя вернуть прошлое…

Он вздрогнул и уставился на нее широко раскрытыми глазами. Потом пожал плечами и пробормотал:

— Очень может быть. Она снова ему улыбнулась.

— Рис, ты даже не представляешь, сколько радости ты доставил десяткам людей, отдав один-единственный ковер.

— Да, действительно не представляю, — ответил он со смехом.

— Он очень красиво смотрится в церкви, — продолжала Сабрина, приободрившись.

— Нисколько в этом не сомневаюсь, дорогая.

— Поверь, Рис, мне жаль, что я невольно огорчила тебя. Но я просто хотела…

— Хотела помочь. Я понимаю. Да, прости меня, Сабрина. Я кое-что упустил из виду. Забыл, что тебе надо назначить денежное содержание. Я обязательно напишу моему поверенному, чтобы он оформил соответствующие бумаги. Если захочешь, то можешь потратить все свои деньги на ковры, — добавил он, снова рассмеявшись. Потом окинул жену внимательным взглядом и спросил: — Значит, модистка уже побывала здесь?

— Да, уже побывала. — Сабрина взглянула на свое вишневое платье.

— Теперь ты выглядишь как настоящая графиня…

— Но ведь ты именно этого и добивался, не так ли? Граф тотчас же изменился в лице — оно вновь стало непроницаемым, и Сабрина, немного смутившись, поспешно добавила:

— Все эти платья такие красивые!..

— Они действительно тебе нравятся? — Он как-то странно посмотрел на нее.

— Да, конечно. Они гораздо красивее тех нарядов, которые у меня были раньше. Спасибо тебе за твою щедрость, Рис. Я даже не знала, что мне идет, а что нет, но мадам Марсо — замечательная модистка. Она помогла разобраться.

— У тебя уже есть камеристка? — спросил он неожиданно. — Ты можешь попросить миссис Бейли, чтобы она направила к тебе несколько девушек для просмотра.

— Но я… — Сабрина хотела сказать, что привыкла раздеваться и одеваться самостоятельно, но вовремя вспомнила о том, как муж относится к своему положению в обществе. Заставив себя улыбнуться, она ответила: — Да, я обязательно переговорю с миссис Бейли.

Рис коротко кивнул и снова окинул ее внимательным взглядом. Потом вдруг чуть приподнялся и, вытянув руку, осторожно провел пальцами по вырезу ее платья.

— У тебя такая нежная кожа… — прошептал он. Его пальцы словно обожгли ее кожу, и она, затрепетав, закрыла глаза.

Сабрина почувствовала, что не может противиться мужу — не может противиться его ласкам. Но как же все просто… и как несправедливо: всего одно прикосновение — и она уже в его власти! А он вдруг поднялся с дивана и, взяв ее за плечи, внимательно посмотрел ей в глаза. Потом провел ладонью по ее груди и, наклонив голову, прижался губами к отвердевшему соску. И в тот же миг из горла Сабрины вырвался восторженный крик — даже сквозь шелк платья она чувствовала его горячий поцелуй, чувствовала так, словно на ней-вовсе не было платья.

А Рис чуть отстранился и осторожно потянул вниз лиф, полностью обнажая ее грудь. Затем снова припал губами к соску, целуя его и легонько покусывая.

«О Боже!» — промелькнуло у Сабрины; у нее перехватило дыхание, так что она даже застонала. Ей хотелось, чтобы это продолжалось бесконечно, но Рис вдруг выпрямился и, заглянув ей в глаза, сказал с веселой улыбкой:

— Интересно, ты обновила весь свой гардероб? — В следующее мгновение он задрал ее юбки, чуть ли не до талии и усадил ее на диван. — О, какие у тебя чудесные шелковые чулочки!

— Но ведь прислуга… — прошептала она, задыхаясь.

— Кажется, кто-то меня уверял, что сюда никто не заходит, — сказал он со смехом.

Сабрина тоже рассмеялась; она нисколько не сомневалась, что ее ждут восхитительные наслаждения.

— Я хочу кое-что тебе показать, дорогая, — сказал Рис неожиданно.

Сабрина посмотрела на него с некоторым удивлением.

«О чем он? — думала она. — Ведь я и так все знаю… И вообще, почему он медлит?»

Но оказалось, что она знала далеко не все. Во всяком случае, она никак не ожидала того, что произошло в следующее мгновение.

Внезапно присев перед ней, Рис коснулся языком сокровенной части ее тела, той, где пылал огонь желания. И ей тотчас же почудилось, что теперь уже вся она вспыхнула, объятая жарким пламенем. Дыхание же вновь перехватило, и Сабрине показалось, что она вот-вот задохнется от нахлынувшего на нее возбуждения, казалось, что она не выдержит этой сладостной пытки. А губы Риса все сильнее прижимались к ее лону, и Сабрина, утопая в блаженстве, мысленно восклицала: «Ах, откуда он все знает?! О, только бы он не останавливался!»

В какой-то момент она вдруг снова вспомнила про слуг, но теперь ее это уже нисколько не волновало. К черту слуг! Пусть заходят! А если им захочется, то они даже могут взять кресла и сесть в них, чтобы им было удобнее смотреть…

Откинувшись на спинку дивана, Сабрина закрыла глаза и вдруг громко вскрикнула, содрогнувшись всем телом. Почувствовав, что Рис отстранился от нее, она открыла глаза и увидела, что он смотрит на нее с восхищением и… пожалуй, даже с некоторым удивлением. «Наверное, на моем лице сейчас точно такое же выражение», — подумала она неожиданно. А Рис, улыбнувшись, оправил ее юбки, спустив их вниз, затем уселся на диван с ней рядом. Какое-то время он молчал, потом вдруг криво усмехнулся и проговорил:

— А теперь, если не возражаешь, я пойду.

После всего произошедшего, его слова показались ужасно обидными. Она взглянула на него в полной растерянности. Но все же нашла в себе силы улыбнуться и ответить:

— Как вам угодно, милорд.

Он тут же поднялся на ноги и, коротко кивнув ей на прощание, вышел из комнаты.

Несколько минут Сабрина в изумлении смотрела на закрывшуюся за мужем дверь. Потом с вздохом встала с дивана и тоже вышла из комнаты.

Граф заперся в своем кабинете, сказав, что должен заняться неотложными делами. И он не сообщил, когда выйдет оттуда, так что Сабрина уже начала опасаться, что муж просидит в одиночестве до самого вечера. Однако в середине дня к ней подошла миссис Бейли.

— Миледи, лорд Роуден приглашает вас отобедать вместе с ним, — сказала она.

Сабрина с удивлением посмотрела на экономку:

— Приглашает отобедать?..

— Совершенно верно, миледи, — ответила миссис Бейли, с невозмутимым видом.

«Быть приглашенной на обед у себя в доме собственным мужем — не очень-то это приятно», — думала Сабрина. Кивнув экономке, она ответила:

— Передайте графу, что я с удовольствием принимаю приглашение.

Перед обедом она переоделась. Искусство мадам Марсо было выше всяческих похвал, и казалось, что глаза Сабрины сверкали как изумруды на фоне чудесного пурпурного платья с приподнятым корсажем и глубоким вырезом, из-за которого соблазнительно выступала ее высокая полная грудь.

Посмотрев на себя в зеркало, Сабрина невольно улыбнулась; она нисколько не сомневалась, что ее уловка не ускользнет от зорких глаз мужа.

— Уиндем как-то обмолвился, что вы с ним, когда воевали, дышали… поэзией войны. Да, кажется, именно так он выразился.

Рис молча посмотрел на жену. Тема была довольно необычная для беседы за обеденным столом, и он не торопился с ответом. Наконец, усмехнувшись, проворчал:

— Уиндем — ужасный болтун и часто говорит глупости.

Взяв нож и вилку, граф принялся разрезать жаркое. И вдруг, выронив вилку, что-то пробурчал себе под нос. Судя по всему, он сильно нервничал.

— Знаешь, я читала твои стихи, — сказала Сабрина, пытаясь замять неловкость.

Рис положил нож и взглянул на жену с лукавой улыбкой.

— Я знаю, Сабрина.

Она посмотрела на него с удивлением и воскликнула:

— Я поняла!.. Ты специально это устроил. Сделал так, чтобы я прочитала твои стихи. Таким образом, ты устроил мне…

Он посмотрел на нее с выражением задумчивости. Потом с улыбкой кивнул:

— Да, пожалуй, можно и так сказать. И знаешь, это было очень легко устроить. Если человек любопытен, то ничего не стоит заманить его в ловушку. — Снова улыбнувшись, он добавил: — Но скажи, тебе понравились мои стихи?

Опустив глаза, Рис снова принялся разрезать жаркое, и у него сейчас был такой вид, словно его совершенно не интересовало ее мнение о его стихах. Но Сабрина догадалась, что муж притворяется. На самом деле он с напряжением ждал ее ответа.

— Да, конечно! — воскликнула она. — Очень понравились. Рис, это необыкновенные стихи. И они как будто… — Она ненадолго умолкла, пытаясь подобрать нужное слово. — Мне кажется, в них скрыта какая-то магия. Хотя, если честно, я не очень-то разбираюсь в поэзии, — закончила Сабрина в некотором смущении.

Муж молчал, но ей показалось, что он доволен ее ответом.

— И я полагаю, ты не совсем понимаешь, как воспринимает твою поэзию читатель, — решилась она добавить, но тут же пожалела о своих словах.

— Конечно, не понимаю, — согласился Рис. — Но в этом нет ничего удивительного. Ведь большинство моих читателей — дамы.

Сабрина вздохнула с облегчением; она опасалась, что мужу не понравится ее последнее замечание. Улыбнувшись, она спросила:

— Ты ведь напишешь еще одну книжку стихов?

Он вдруг нахмурился и с вздохом ответил:

— Знаешь, за несколько месяцев я не написал ни строчки.

Она замерла с вилкой в руке.

— Ни строчки? Но ведь во время нашей первой встречи… Кажется, ты тогда подыскивал рифму для слова «грех».

Он невесело рассмеялся.

— Ничего я не подыскивал. Просто пошутил. Я тогда писал письмо своему поверенному.

Сабрина посмотрела на него с удивлением. Потом сказала первое, что пришло в голову:

— Рис, ты неисправим.

— Конечно, дорогая.

— И никогда не исправишься, — добавила она, потянувшись к кусочку пирога.

Граф снова рассмеялся, но теперь это был веселый смех, явно свидетельствовавший о том, что настроение у него улучшилось. И Сабрина вдруг поняла, что теперь они с Рисом как настоящие муж и жена. Они мирно беседовали за обеденным столом и даже подшучивали друг над другом. А если в разговоре возникали паузы, то это уже нисколько их не смущало, и молчание казалось тягостным.

— Ты еще не нашел портрет матери? — спросила Сабрина, вспомнив про картинную галерею мужа.

— Нет, но продолжаю поиски.

— А у меня есть портрет моей мамы.

— Может, его тоже повесить в галерее? — спросил Рис. Сабрина тихонько вздохнула.

— К сожалению, это всего лишь миниатюра. И это все, что у меня осталось от мамы. Я знаю, что ее зовут Анна — так, во всяком случае, написано на оборотной стороне медальона. И отец считает, что я, наверное, очень на нее похожа.

Рис внезапно изменился в лице — словно его поразила какая-то мысль.

— Мне всегда хотелось увидеться с ней, — продолжала Сабрина. — Но я не знаю, где ее искать. Не знаю даже, жива ли она.

Рис встряхнулся, как бы очнувшись после минутной задумчивости.

— А ты знаешь, как попала к викарию Фэрли? — спросил Рис.

— Однажды ночью меня привезли в его семью. Это произошло незадолго до того, как он перебрался в Тинбюри. Это все, что я помню. Но он сказал, что, скорее всего моя мать умерла. А я почему-то в этом сомневалась.

— А когда это случилось?

— В 1803 году. Это я, конечно же, знаю.

Рис молча кивнул и налил вина себе в бокал. Сделав несколько глотков, он обвел взглядом комнату, потом спросил:

— А что ты помнишь о тех днях?

— Почти ничего, — ответила Сабрина с грустной улыбкой. — Помню, что меня и еще двух маленьких девочек разбудили среди ночи, и мы все расплакались. И я смутно помню какой-то женский голос… какая-то женщина нас успокаивала, но я не уверена, что это была моя мать.

Рис посмотрел на нее с таким выражением, как будто впервые увидел. «Что с ним? — думала Сабрина. — Почему он так смотрит на меня? Ах, наверное, мои слова пробудили у него воспоминания о матери и сестре, которые тоже умерли…».

Решив сменить тему, Сабрина проговорила: — Знаешь, Рис, я заметила, что в Ла-Монтань нет ни одной картины кисти мистера Уиндема? Почему?

Он молчал — словно не слышал вопрос. Потом взглянул на нее с удивлением и пробормотал:

— Неужели не видела? А… конечно. Разумеется, не видела, — добавил он с усмешкой.

— Но говорят, ты приобрел несколько его полотен, — продолжала Сабрина. — Мистер Уиндем не считает себя хорошим художником, но не теряет надежды им стать, потому что ты все время говоришь, что веришь в его талант.

— Видишь ли, Уиндем — мой добрый друг, — ответил Рис, прожевав кусочек мяса.

Внимательно посмотрев на него, Сабрина спросила:

— Выходит, что ты… ты просто помогаешь ему? Приобретаешь картины Уиндема только потому, что хочешь им помочь?

Рис с вздохом кивнул.

— Ты права, дорогая. Только, пожалуйста, никому не рассказывай об этом, — добавил он, почему-то смутившись.

Сабрина просияла.

— Конечно, не скажу, Рис.

После обеда Рис покинул ее — судя по всему, удалился в свой кабинет.

Сабрина же направилась в библиотеку. Но читать ей не хотелось, и она опять взялась за спицы — ведь она еще не успела связать длинный синий шарф, который собиралась подарить мужу. «А Рис, если захочет найти меня, без труда найдет», — сказала она себе.

Увы, муж так и не зашел в библиотеку.

Вернувшись поздно вечером к себе в спальню, Сабрина стала готовиться ко сну. Раздевшись, она начала расчесывать волосы. Вспомнив их с Рисом брачную ночь, погрузилась в мечтания. Втайне она надеялась, что муж все-таки придет к ней. Придет — и опять расчешет ей волосы, а потом все будет так же, как в прошлый раз…

Но время шло, а Рис все не приходил, и Сабрине стало ужасно одиноко и грустно. «Неужели он действительно не придет? — спрашивала она себя. — Неужели уедет завтра утром?»

Сабрина холодела при одной лишь мысли о том, что снова останется одна в этом огромном и чужом для нее доме. Она знала, что будет ужасно тосковать по Рису, но все еще боялась признаться самой себе в том, что любит его.

Наконец волосы были тщательнейшим образом расчесаны, и ей оставалось лишь надеть новую сорочку и лечь в постель. Но и лежа в постели, она все еще надеялась, что муж к ней придет. Минута проходила за минутой, и время тянулось.

— Нет, он не придет, — с вздохом прошептала Сабрина. — Наверное, он считает, что уже выполнил свой супружеский долг.

Она долго ворочалась в постели, пытаясь уснуть. «Такое ощущение… как будто легла спать голодной», — промелькнуло у нее. И она действительно была голодна, но ее голод мог утолить только Рис. Увы, она познала, что такое настоящее счастье, поэтому теперь страдала и мучилась.

Но, в конце концов, она все же заснула.

Он не пошел к Сабрине, однако не знал, почему этого не сделал. Он чувствовал: что-то его удерживает. Но что именно его удерживает? Рис не мог ответить на этот вопрос, хотя и задавал его себе раз за разом. Наконец он улегся в постель, твердо решив, что завтра встанет пораньше и уедет обратно в Лондон. Да, он непременно уедет завтра, чтобы успеть на званый вечер, где должна была выступать очередная литературная знаменитость; причем среди приглашенных был и он, Распутник. Рис понимал, что званый вечер — всего лишь отговорка, и это его раздражало.

Потушив лампу, он пытался заснуть, но сон не шел к нему. Рис не знал, сколько времени прошло, однако в какой-то момент он понял, что заснуть не удастся. И впервые в жизни он не устоял перед искушением.

Проснувшись, Сабрина тут же поняла, что ее разбудил муж, скользнувший к ней под одеяло. Он обнял ее и поцеловал. От него пахло бренди, и этот запах показался ей очень приятным. Она поцеловала его в ответ и попыталась прижаться к нему покрепче. А он, стащив с нее сорочку, принялся ласкать ее и покрывать поцелуями ее шею, плечи, груди…

— Ах, Рис… — шептала она, задыхаясь.

Муж овладел ею в полной темноте, и на сей раз, в его движениях было даже больше страсти и неистовства, чем в их первую ночь. Когда же все закончилось, он затих, крепко к ней прижавшись. И оба молчали.

Уже засыпая в его объятиях, Сабрина прошептала:

— О, Рис, какое блаженство…

На следующее утро она опять проснулась одна. Осмотревшись, Сабрина увидела служанку, хлопотавшую у камина, и вдруг подумала, что ночь в объятиях мужа были лишь сном; во всяком случае, она очень сомневалась и реальности происходившего.