Соблазн и страсть

Глава 27

Нетерпение и надежда всегда усложняют путешествие, делают его более долгим, хотя именно этого и хотелось избежать Рису, предпринявшему путешествие в Италию.

Дорога казалась бесконечной, и только чудесная итальянская весна придавала немного уверенности. Дороги уже подсыхали, и это значительно облегчало путь в холмистую часть Италии, где находилась деревушка Тре-Сорелле.

Карета уже доставила Риса до городка Фюме-Белло, и теперь он верхом углубился в горы.

Домик же Санторо прятался в тени густой оливковой рощи, причем оливковые деревья, распрямившие ветви над крышей мастерской, со временем окрасились в пурпурный цвет.

Рис почти сразу же узнал мастера. Путешествуя по Италии, он несколько раз встречался с ним, и его всегда поражал сочный язык Санторо — художник питал слабость к резким выражениям. Но мастерство и законченная красота работ итальянца постоянно восхищали Риса. Джованни Санторо не был ремесленником, скорее он был настоящим художником, мастером своего дела, и это сразу чувствовалось — стоило лишь взглянуть на его замечательные работы.

Софи считала художника скрягой и мелкой душонкой, потому что он отказался передать ей витраж без предварительной оплаты, однако Джованни, всегда бодрый и цветущий здоровяк, отнюдь не был таковым. Более того, он являлся настоящим поклонником женской красоты и дамским угодником. Он уже был женат в третий раз, и сопутствующее его таланту материальное благополучие позволяло ему оставлять старых жен и жениться на молоденьких и симпатичных женщинах. Хотя Санторо не был равнодушен к женскому полу, прежде всего он был деловым человеком. Он хорошо знал цену своим витражам, настоящим произведениям искусства, и умел должным образом обращаться со своими заказчиками, также понимавшими толк в искусстве. К нему приезжали многие ценители прекрасного со всех уголков Европы.

— Синьор Роуден! — Для Санторо все заказчики, невзирая на их высокие титулы, были «синьорами». Но он все же отвесил графу почтительный поклон.

Рис не видел мастера более двух лет, и ему показалось, что тот стал толще за последнее время. Санторо перехватил его взгляд и похлопал себя по животу.

— Это все моя жена, синьор. Она слишком балует меня вкусной едой.

У Санторо были на редкость ловкие, и подвижные пальцы; казалось, что природа по ошибке приделала их к этому грубому и неказистому телу.

— Как ее здоровье? Наверное, Джованни, у вас есть прибавление в семействе?

— Ваша правда, синьор. У меня родился сын Энрико, такой же толстый и упитанный, как и я. — Итальянец весело рассмеялся. — Вы приехали сюда, синьор, чтобы сделать заказ? Я весь к вашим услугам.

— Нет, Джованни. На этот раз я приехал по другому делу. Но дело очень важное. Я разыскиваю одну женщину.

— Вам не хватает женщин в Англии, синьор? Что же случилось? Неужели вы уже всех их перепробовали и теперь от скуки и для развлечения ищете их за границей?

Репутация Риса — многие его стихи были переведены на итальянский — привлекала к нему внимание даже в Италии. Впрочем, пылкие итальянцы вовсе не считали его поэзию скандальной, скорее они воспринимали ее как руководство к действию.

— Вам нужно немного потолстеть, синьор, и тогда у вас не будет отбоя от женщин. Они будут неустанно преследовать вас. — Санторо снова рассмеялся.

— Возможно, мне в самом деле надо немного поправиться, — согласился Рис. — Но пока я не найду одну женщину, мне кусок не полезет в горло.

Санторо с недоумением взглянул на графа. Чтобы из-за женщины потерять аппетит? Нет, уже слишком…

— Так вы хотите найти эту женщину среди наших гор, синьор Роуден? — Санторо махнул в сторону окружавших его мастерскую зеленеющих холмов. — Хотите найти симпатичную и крепкую крестьянскую девушку, которая сможет подарить вам много сыновей?

— Я женат, — ответил Рис. Санторо изобразил удивление:

— Неужели ваша жена доставляет вам столько неприятностей?

«Неприятности», — вот то слово, которым охарактеризовали его положение. Неужели действительно самые обычные неприятности?! А ведь он-то считал, что с ним никогда ничего подобного не происходило. Рис не стал распространяться на эту тему.

— Моя жена похожа вот на эту женщину. Как видите, она очень красивая. И я ее разыскиваю.

Рис протянул Джованни миниатюру с портретом Анны Холт, которую Сабрина в спешке оставила в Ла-Монтань.

Санторо осторожно взял миниатюру и принялся ее рассматривать.

— Да, красивая, — согласился художник. — Так говорите, ваша жена похожа на нее?

— Очень похожа. Но дело в том, что портрет, который вы держите в руках, написан лет двадцать назад. Женщине, которую я ищу, сейчас, наверное, около сорока или даже побольше.

Санторо почесал в затылке и пробормотал:

— И эта женщина живет в Тре-Сорелле?

— Вполне возможно. Я не уверен, но очень надеюсь. Санторо задумался. Потом, прищелкнув языком, спросил:

— Она англичанка, не итальянка? Рис кивнул:

— Да, англичанка.

Художник снова немного помолчал.

— А когда она приехала в Тре-Сорелле, синьор Роуден?

— Я не могу сказать с точностью, Джованни. Но, скорее всего лет семнадцать назад.

Тут Санторо вдруг просиял. Ухватив Риса за рукав, он вывел его на порог мастерской.

— Вон там. — Художник махнул в сторону холмов. — Езжайте вон по той верхней дороге. — Теперь Санторо указывал на вьющуюся среди холмов желтую ленту, то появляющуюся, то исчезающую среди зелени. — В самом конце дороги стоит вилла. Вот там и живет похожая женщина. Она вдова.

— Значит, она англичанка и вдова? Санторо с улыбкой закивал:

— Да, синьор. Она давно поселилась в наших местах, а на итальянском говорит, как будто это ее родной язык. Мне рассказала о ней моя жена. Она бывала у нее в доме. Я тоже видел ее несколько раз. Очень красивая женщина.

— Но она уже немолода?

— Какое это имеет значение, синьор Роуден? Пока женщина красива, возраст не играет роли, — с ухмылкой проговорил художник. — Но ваша, правда, она немолода.

Рис облегченно вздохнул — для него это как раз имело огромное значение.

— А как она выглядит?

— Ну… Как бы сказать… — Санторо поскреб подбородок. — Е triste e calma.

— Грустная и тихая, — перевел с итальянского Рис. Да, скорее всего она не походила на своих дочерей, которые отличались гордостью и пылкостью чувств. Наверное, горе и время изменили ее характер, лишили ее былой гордости и страстности.

Боль и тревога всколыхнулись в душе Риса. «Ведь это я во всем виноват», — подумал он, в который уже раз. Да, именно он навлек на голову Анны столько бед и несчастий, а теперь его жизнь — прошлая и будущая — зависели от женщины, которую он когда-то едва не погубил.

— А как ее зовут?

— Синьора Смит.

Надежда с новой силой вспыхнула в его сердце. Ведь в приходской книге в церкви городка Горринджа, Анна Холт значилась под именем Анны Смит.

Конечно, на вилле могла жить не Анна Смит, а другая англичанка, тоже вдова, тоже желавшая уединения. Возможно, там, на холмах, жила какая-то другая английская вдова, поменявшая холодную туманную Англию на солнечную и теплую Италию. Да и фамилия Смит была вполне заурядной и весьма распространенной. Впрочем, Рис очень сомневался, чтобы какая-то другая англичанка стала бы искать убежища именно в «Трех сестрах». Подобные совпадения редко случаются.

В какой-то момент Рису стало страшно за жизнь этой женщины. Локвуд, отец Сабрины, оставил слишком явную подсказку, и убийца мог бы легко догадаться, где искать Анну Холт.

Да и сама Анна, когда поселилась здесь, вряд ли понимала, что ее могут, в конце концов, найти.

«Не бойся, Локвуд, ее нашел не кто-нибудь, а я», — сказал себе Рис. Он столько лет покрывал убийцу Локвуда, но теперь пришел час справедливой расплаты, пришло время всем воздать по заслугам, в том числе и ему самому.

— Огромное спасибо, Джованни. — Рис улыбнулся художнику. — Сейчас я не буду ничего заказывать, но позволь сделать тебе небольшой подарок. — С этими словами граф высыпал в ладонь мастера пригоршню монет.

Санторо был не слишком щепетилен, поэтому охотно принял деньги.

— Грацие, синьор Роуден. Желаю вам удачи.

Весной в предгорьях погода зачастую непредсказуема и переменчива, в любой момент небо могли затянуть тучи, а затем вполне мог пойти весенний ливень, сопровождаемый гулким громом. Но Рису повезло. Небо было безоблачным, и лошадь резво бежала по тропе, преодолевая крутой подъем. Дорога была не слишком легкой, но вполне проезжей, — на ней виднелись глубокие колеи и от колес недавно проехавшей кареты. Находившаяся в предгорьях крохотная деревушка Тре-Сорелле не выглядела заброшенной — видимо, сказывались дружелюбие и родственные чувства итальянцев, любивших навещать друг друга.

Наконец Рис подъехал к вилле, утопавшей в зелени. Спешившись, он привязал лошадь к коновязи напротив виллы. Затем утер лоб и сделал глубокий вдох, пытаясь успокоиться. Вид у него был не слишком опрятный, но это его не смущало. Рис знал: покрой костюма, и безукоризненная английская речь сразу выдадут в нем англичанина.

И тут вдруг он услышал какой-то странный звук, доносившийся из-за ограды. Щелк, щелк, щелк… Так могли щелкать только ножницы, которыми обрезают кусты в саду — Рис с детства помнил этот звук. Ведь когда-то его мать разводила цветы в Ла-Монтань. Судя по всему, кто-то за оградой обрезал розы.

— К нам еще один визитер. Это мистер Уиндем, — с улыбкой объявила Сюзанна. — У него очень приятная наружность, но он явно не похож на джентльмена.

Сабрина едва заметно улыбнулась. До встречи с Китом Уайтом, виконтом Грантемом, Сюзанна вела жизнь светской львицы и научилась хорошо разбираться в людях — могла с первого взгляда определить, какое положение в обществе занимает тот или иной человек.

— Значит, он не джентльмен? — Сабрина тоже улыбнулась.

Было довольно забавно, что друзья и подруги графа с завидной настойчивостью ходили на Гросвенор-сквер словно на поклонение к какой-то святой. Но что же здесь понадобилось мистеру Уиндему? Может, он хотел что-то передать от Риса? Тогда стоит ли с ним встречаться? В конце концов, Сабрина все же решила поговорить с художником. Перед тем как выйти к нему, она внимательно посмотрела в зеркало. И как ни странно, обнаружила, что даже похорошела за последнее время.

— Вы выглядите замечательно. То есть как всегда, — с поклоном сказал Уиндем.

— Надеюсь, что это не комплимент, — ответила Сабрина.

— Нет-нет, чистейшая, правда, леди Роуден.

— Вы пришли сюда любезничать? Или у вас все-таки есть ко мне поручение?

— Нет, у меня нет поручения. Но думаю, что вам необходимо повидаться с ним. — Уиндем, как обычно, говорил напрямую, без обиняков.

Сабрина нахмурилась.

— Вы не представляете, как мне надоело все время слышать одно и то же.

— Мы с Рисом дружим уже много лет, — продолжал художник. — И мы с ним очень многое повидали и испытали, поверьте. Вероятно, поэтому я хорошо его изучил. Но за все время нашего знакомства я никогда не видел его таким счастливым, каким он был еще совсем недавно. Вы вернули ему счастье, научили его радоваться жизни, но теперь… — Уиндем умолк и тяжело вздохнул. — Да, вы обязательно должны увидеться с ним.

Сабрина покачала головой:

— Нет, ни за что. Он обижает меня, мучает меня…

— Не могу в это поверить! — с притворным удивлением воскликнул Уиндем.

Его слова вывели ее из себя.

— Мистер Уиндем, я больше не желаю…

— Прошу прощения, — перебил художник. — Просто я считаю, что он некогда обидел вас. Улавливаете разницу в оттенках, леди Роуден? Одно дело, когда он постоянно обижает вас, и другое — если это произошло случайно, непреднамеренно.

Сабрина пристально смотрела на гостя.

— С вашей стороны это… — Она хотела добавить «настоящая дерзость», но вовремя спохватилась. Для Уиндема подобные замечания были пустым звуком.

— Леди Роуден, клянусь вам, он ни с кем не встречается. Ни с Софи, ни с кем-нибудь из «Бархатной перчатки»…

«Бархатная перчатка»? Боже мой, до чего они могут дойти в своем разговоре!

Впрочем, Уиндем никогда не задумывался о невольных последствиях своих слов.

— Рис не выходит из дому, миледи. За исключением редких прогулок, во время которых он постоянно молчит. Я не вижусь с ним неделями. Но зато когда он начинает говорить, то он делается необыкновенно…

— Грубым, неучтивым? — спросила Сабрина. — Какой позор! Это не делает ему чести, — добавила она с усмешкой; ей хотелось побыстрее выпроводить художника.

— Миледи, я знаю, что вы очень обижены на него. Да и сам Рис отнюдь не святой. Он, конечно, сам во всем виноват. Но ведь вы его жена. У вас перед ним есть определенные обязанности, налагаемые браком.

— Обязанности? Да что вы говорите, мистер Уиндем?! — Сабрина не на шутку разозлилась. — С самого начала мы с графом пришли к соглашению: каждый из нас волен, жить так, как ему хочется. И, по-моему, мы немало преуспели в этом отношении.

— Но ведь он граф, леди Роуден. И ему нужен наследник, — веско заметил Уиндем.

У Сабрины от подобного шокирующего довода перехватило дыхание.

— Скажите, Уиндем, вам всегда нравится выводить меня из терпения?

— Леди Роуден, я не знал, что могу смутить вас подобным замечанием. Но я крайне польщен, если мне удалось шокировать вас.

Сабрина невольно улыбнулась. Потом, пристально посмотрев в глаза художника, спросила:

— Скажите, мистер Уиндем, вы пришли сюда по просьбе графа?

Он энергично помотал головой:

— Нет, клянусь вам всем, что мне дорого на свете. Сабрина едва не рассмеялась. Интересно, что Уиндем считал самым дорогим для себя на свете?

— Так вы действительно не хотите его видеть, миледи?

— Да, действительно не хочу.

Уиндем молча пожал плечами. Потом с вздохом пробормотал:

— Что ж, я понял вас.

Какое-то время он молчал, затем взглянул на нее с лукавой улыбкой и спросил:

— Скажите, а как Рис отзывался о моих картинах?

— Он в восхищении от вашей живописи, — с серьезнейшим видом ответила Сабрина.

Уиндем внимательно посмотрел на нее, потом весело рассмеялся и заявил:

— Леди Роуден, вы никогда не научитесь лгать. Именно это и делает вас очаровательной. — С этими словами он поднес к губам ее руку, потом с улыбкой поклонился и вышел из комнаты.

Рис вовсе не намеревался подкрадываться тайком. Тем не менее, он невольно, не отдавая себе отчета, именно подкрадывался к ней, ступая осторожно и стараясь производить как можно меньше шума. Он шел, ориентируясь на щелканье ножниц. Приблизившись к ограде, осторожно заглянул за нее.

И тотчас же по спине его пробежали мурашки. Он сразу узнал ее — узнал… каким-то шестым чувством. Несколько мгновений Рис следил за ней, окончательно убеждаясь, что перед ним Анна Холт. Многое в ней было знакомо ему, в основном осанка и манера держаться. Да, сомнений быть не могло: перед ним действительно стояла мать Сабрины, женщина, которую он едва не погубил.

Рис почувствовал, что у него от волнения перехватило горло, и сердце гулко забилось в груди. И тут Анна, вероятно, ощутив на себе его пристальный взгляд, резко выпрямилась и, посмотрев в сторону Риса, замерла с садовыми ножницами в руке.

Граф в смущении улыбнулся; он вдруг понял, что он не знает, с чего начать разговор. Наконец, взяв себя в руки, он проговорил по-английски:

— Приношу мои извинения, миледи. Меня зовут Рис Гиллрей, граф Роуден.

Слишком поздно он понял, что подобное представление должно было напугать беглянку из Англии. Он склонился перед Анной в почтительном поклоне, затем снова улыбнулся, давая понять, что не желает ей зла.

В следующее мгновение Рис понял, что теперь уже вел себя более благоразумно. Страх исчез из ее глаз, но она по-прежнему смотрела на него с недоумением. Было очевидно, что она не знает, чего можно ожидать от этого визита незнакомца.

«А ведь она действительно красивая», — подумал Рис. Правда, глаза у нее не ярко-зеленые, как у Сабрины, а светло-зеленые с золотистыми крапинками. И в ярких лучах солнца отчетливо видны морщинки в уголках ее глаз. Эти морщинки могли бы рассказать о многом… Да, перед ним стояла женщина, испытавшая в жизни, кроме любви, немало горя и страданий. Женщина, пережившая смерть любимого человека.

Она ответила ему по-итальянски, недоуменно пожимая плечами и всем своим видом показывая, что не понимает по-английски.

— Но ведь вы Анна Холт, не так ли? — Рис снова улыбнулся.

Женщина невольно вздрогнула, и в глазах ее снова появился страх.

— Поверьте, Анна, я не желаю вам зла, — продолжал Рис. — Я лорд Роуден, и я женат на вашей дочери Сабрине.

Садовые ножницы выпали из ее рук и, она, казалось, даже не заметила этого. Какое-то время она молча смотрела на него, потом вдруг тихо вздохнула — и покачнулась.

Но Рис вовремя бросился к Анне и успел подхватить. Ее руки были холодны как лед. Он заметил в тени деревьев небольшую садовую скамейку. Подхватив Анну на руки, он отнес ее к скамейке и осторожно уложил. Затем стащил с себя куртку и, свернув ее, подложил Анне ей под голову, а ноги чуть приподнял и положил к себе на колени.

Минуты через две-три она, наконец, пришла в себя.

— Я никогда не падала в обморок. — Анна говорила на прекрасном английском, голос ее звучал очень мелодично. — Даже тогда, когда Джеймс Мейкпис сообщил мне… о Ричарде.

Она искоса взглянула на Риса, словно желая проверить, понимает ли он, о чем речь. Он кивнул, как бы давая понять, что ему все известно.

— Как вы себя чувствуете?

— Лучше. Благодарю вас, лорд Роуден, — ответила Анна. — Я могу встать?

Она бросила взгляд на свои приподнятые ноги, по-прежнему лежавшие у него на коленях.

— Подождите. Вы еще слишком бледны.

Анна невольно улыбнулась, услышав командные нотки в его голосе. Ведь Ричард Локвуд тоже когда-то был офицером.

— Так вы — муж Сабрины?..

— Да, муж… — Рис замялся, не зная, каким образом подступить к изложению цели своего посещения. Он намеренно отодвигал момент признания. И не только потому, что с годами скрытность вошла у него в привычку, а еще из-за боязни, что Анна возненавидит его, когда обо всем узнает.

— Моя Сабрина, — прошептала она с нежностью. — Она была самая… — Анна запнулась. — Как она?

Тут лицо женщины исказилось, и она, всхлипнув, закрыла его ладонями. Какое-то время она пыталась взять себя в руки, но потом, не выдержав, разразилась громкими рыданиями.

Рис же совершенно растерялся. Он никогда не знал, как следует обращаться с плачущими женщинами. Наконец он осторожно опустил ее ноги на землю и ласково обнял за плечи. «Пусть выплачется, — подумал он, — а потом… Потом пусть будет что будет».

— Итак… — Джеффри вопросительно взглянул на собеседника.

— Мы проследили путь купчей на дом до мистера Эмбри, — сообщил Барнс.

— И что? — поторопил Джеффри.

— А потом след оборвался. Нам так и не удалось установить, был ли мистер Эмбри связан с мистером Морли. Время и условия сделки вы указали правильно, но, видимо, концы умело, спрятаны в воду.

— Я вас не обманываю, мистер Барнс.

— Надеюсь, — с усталым видом кивнул редактор.

— Я могу передать всю историю в какую-нибудь бульварную газету.

— Но там вам заплатят гораздо меньше, чем у нас, — с невозмутимым видом заметил мистер Барнс. — Кроме того, бульварная пресса не пользуется доверием у широких кругов читателей. Думаю, вам никто не поверит. Впрочем, все зависит от того, какими мотивами вы украсите свою историю, мистер Гиллрей. Возможно, не стоит торопиться, а лучше выждать какое-то время.

Джеффри невольно вздохнул. Деньги, которые он просил у Барнса, были нужны ему немедленно. Он стремился поскорее убраться из Англии, оставив своих кредиторов ни с чем. Над его головой нависла смертельная опасность, и он никак не мог ждать.

Редактор посмотрел на него с беспокойством:

— Почему у вас такой озабоченный вид, мистер Гиллрей? Неужели вы так переживаете из-за сделки — продажи вашей фамильной чести? Или вы еще что-то скрываете?

Джеффри промолчал, хотя проницательность Барнса очень его раздражала.

— Если вы говорите правду, — невозмутимо продолжал редактор, — то я опубликую ваш рассказ; но для этого нужны доказательства. Поймите, я не имею права рисковать. Я делаю все возможное, чтобы увеличить тираж «Таймс», и моя репутация, то есть репутация редактора, должна оставаться безупречной. Итак, или мы будем ждать веских подтверждений вашей истории, или можете все отдать в руки бульварной прессы. Вам решать, мистер Гиллрей.

Джеффри прекрасно понимал, что медлить нельзя. Ведь Морли уже давно находился под судом, и все могло разрешиться в самое ближайшее время. Могли всплыть нужные доказательства — и тогда судьба Морли будет решена. В приговоре не стоило сомневаться. И, скорее всего Морли повесят до того, как он, Джеффри, успеет продать свою информацию.

«Да, медлить нельзя», — сказал себе Джеффри. Взглянув на редактора, он проговорил:

— Благодарю вас, мистер Барнс, но ваши услуги мне больше не нужны.

Мистер Барнс в ответ лишь молча пожал плечами.

Рис и Анна сидели в ее крохотном домике, за простым дощатым столом. Анна подала на стол хлеб и мягкий итальянский сыр. Затем поставила срезанные розы в стеклянную вазу и с улыбкой взглянула на гостя.

Граф улыбнулся ей в ответ и окинул взглядом комнату. Вилла поражала своей миниатюрностью и уютом. В кухне стояла небольшая печка, которая, видимо, обогревала весь дом и на которой готовилась еда. В гостиной же, кроме дивана и двух стульев, больше ничего не было. Обстановка была слишком уж скромная, но, судя по всему, Анна уже давно привыкла к такой жизни.

Рис рассказал, как ему удалось найти ее — рассказал о Санторо и о его витражах в церкви в Горриндже. И сообщил, что благодаря усилиям Кита Уайтлоу почти удалось снять с нее все обвинения. Потом они долго сидели молча; Рис никак не решался рассказать о Сабрине, вернее, о своей ссоре с женой.

— Видите ли, миссис Холт, я…

— Анна, — перебила она с улыбкой. — Или же называйте меня мамой, если хотите. — Ее глаза весело блеснули.

Рис с облегчением вздохнул и вновь заговорил:

— Так вот, Анна, Сабрину воспитал как родную дочь один викарий. Я женился на ней в этом году. Но теперь мы… сильно поссорились, и она не хочет разговаривать со мной.

Анна посмотрела на него вопросительно. Потом с насмешливой улыбкой спросила:

— Вы приехали сюда для того, чтобы я помогла уладить ссору между вами и моей дочерью?

— Нет, я приехал совсем подругой причине. Мне нелегко об этом говорить, но я отчасти виноват в том, что вы очутились здесь, в изгнании…