Соблазн и закуски

Глава 13 Трепещущее лоно

На протяжении следующих несколько часов я глазел на задницу Клэр… то есть, смотрел, как она работает, и болтал с ней, когда у нее появлялась свободная минутка.

Еще я стал почетным членом команды П. О. Р. Н. О. – после того, как ухитрился бросить шарик для пинг-понга так, что он, отрикошетив от головы Ти Джея, попал Клэр прямо по сиськам. За такое меня даже хотели назначить капитаном команды. Клэр сказала, что я и впрямь умею управляться со своими шарами, а я задумался, не становлюсь ли я извращенцем, если завожусь всякий раз, когда она произносит слово «шары».

Интересно, что нужно сделать, чтобы она сказала слово «член»?

Мимо как раз проходил Ти Джей, развязывая фартук, чтобы засунуть его под барную стойку. Мне, наверное, стоило бы приревновать к нему, поскольку парень он был симпатичный плюс постоянно находился в непосредственной близости от Клэр, но, наблюдая за ними, мне хотелось только смеяться. Они вели себя скорее как брат с сестрой. Пихали друг друга локтями, перебрасывались оскорблениями и сплетничали друг о друге всем, кто соглашался их слушать. В итоге я решил, что Ти Джей мне нравится и можно его не убивать.

– Ти Джей, окажи мне одну услугу. Сделай так, чтобы Клэр произнесла слово «член», а я дам тебе двадцать баксов.

– По рукам, – ответил он на автомате перед тем, как повернуться ко мне спиной.

Все клиенты уже разошлись, и Клэр, повернув табличку стороной «закрыто», возвращалась от двери назад.

– Эй, Клэр, помнишь, к нам недавно заходил один тип, который шлепнул тебя по заднице и назвал симпатяжкой? Как ты его назвала тогда?

– Членосос, – рассеянно ответила она, вставая за барную стойку и начиная переставлять бутылки.

С мечтательной улыбкой на лице я подвинул Ти Джею двадцатку, и он свалил. Черт, это может стать началом прекрасной дружбы. Если он сможет заставить ее сказать «трахни меня, Картер, да посильнее», я, пожалуй, куплю ему пони.

Пока Клэр заканчивала наводить порядок, Ти Джей попрощался с нами и ушел. Через несколько минут она вышла из-за барной стойки и села рядом со мной на табурет.

– У тебя утомленный вид, – сказал я ей, когда она подперла подбородок ладонью и испустила вздох.

– Это такой милый способ сообщить, что я хреново выгляжу? – пошутила она.

– Ни в коем случае. Если ты будешь выглядеть хреново, я так и скажу. Еще я обязательно скажу, если ты наденешь джинсы, в которых твоя задница будет смотреться толстой, если то, что ты испечешь, будет походить на подметку, или если ты пошутишь, но получится не смешно.

– Вау. Какой ты добрый, – ответила она со смешком.

– Что есть, то есть.

Несколько минут мы просто смотрели друг на друга. Все происходящее казалось мне нереальным. Я не мог поверить в то, что она сидит напротив меня. Я не мог поверить, что она осталась такой же удивительно смешной и красивой. И что у нее есть ребенок, причем от меня.

– Знаешь, ты меня типа как изумляешь, – проговорил я, нарушая молчание.

На щеках у нее проступил румянец. Отвернувшись, она уставилась на салфетку, которую держала в руках и рвала на кусочки.

– Поверь, не такая уж я и классная.

Я недоверчиво покачал головой, потому что она явно себя недооценивала.

– Шутишь? Ты подцепила на студенческой вечеринке полного лузера, забеременела и была вынуждена бросить школу и все свои мечты, но работала как проклятая и растила замечательного маленького мальчика, а теперь открываешь свой собственный бизнес. Если это не изумительно, то тогда я не знаю, что.

Она стала рвать салфетку еще активнее, а я продолжил:

– Ты сильная, красивая, уверенная в себе и держишься так, словно, что все дается тебе чертовски легко. Я так рад, что снова с тобой встретился. И я останусь навеки перед тобой в долгу за то, что ты заботилась о… о нашем сыне. Ты потрясающе с ним справляешься, с такой самоотверженностью, что просто захватывает дух.

Уф. Я-таки произнес это вслух. Мой сын. Гэвин мой сын. Странно, но из-за этого мне вовсе не захотелось броситься на ржавый гвоздь.

И тем не менее она по-прежнему отказывалась смотреть на меня. Я занервничал. Еще мне было жалко салфетку, которая напоминала теперь маленькую кучку снега. Дотянувшись до Клэр, я накрыл ее руки ладонью, чтобы она перестала с нею возиться.

– Эй. Что-то не так? – спросил я.

Наконец она повернулась ко мне лицом, и, не буду врать, я дико перепугался, когда заметил в ее глазах слезы. Со слезами я ладить не умел. Вообще. Если прямо сейчас она попросит меня прыгнуть в огонь, я прыгну, лишь бы не видеть, как она плачет.

– Гэвин – замечательный ребенок. Умный, смешной, идеальный, самый лучший маленький мальчик на свете. С ним бывают свои непростые моменты, но он воспитанный и просто идеальный ребенок. Идеальный! Абсолютно все его обожают, и я счастлива быть его матерью… – Ее голос сошел на нет.

Я знал, что она приукрашивает действительность, и тоже расплакался бы, если б услышал слово «идеальный» хотя бы еще один раз. Но мне была не нужна разбавленная версия. Я хотел знать все, что я пропустил. Хорошее, плохое, злое – абсолютно все. Она нервно постукивала ногой по ступеньке табурета и выглядела так, словно вот-вот взорвется. Клэр была матерью-одиночкой с кучей забот, и я точно знал, что Гэвин – как и любой другой ребенок – был далеко небезупречен. Но она явно хотела, чтобы я считал его таковым. Неужели она боялась, что я передумаю, если узнаю все ужасы родительства? Мне всегда хотелось однажды обзавестись детьми, и этот вопрос был одним из самых проблемных между мной и Ташей. Я отдавал себе отчет, что оно далеко не всегда радужно и умилительно. Что оно может высосать из тебя все силы и заставить усомниться в своей вменяемости.

– Ничего страшного, если тебе хочется на него пожаловаться. Я и представить не могу, насколько тебе пришлось тяжело.

– Я люблю Гэвина, – повторила она твердо.

На ее лице нарисовалась такая паника, что я тихо хмыкнул.

– Никто в этом не сомневается. Но тебе необязательно вести себя так, словно все сто процентов времени ты держишь все под контролем. Поверь, если ты выговоришься, я не стану думать хуже ни о тебе, ни о Гэвине. Я ведь не врал, когда говорил, что хочу узнать все.

Она немного расслабилась. Перестала терзать бедную салфетку и маниакально постукивать ногой. Взгляд ее, однако, остался настороженным. Мне был известен только один способ сделать так, чтобы она успокоилась и открылась. Поднявшись, я перегнулся через барную стойку и нащупал под ней то, что было мне нужно.

Потом сел, взял одну из висевших над баром стопок и наполнил ее водкой «Три оливки» с виноградным вкусом, которую, как мне было известно, Клэр любила больше всего, а затем отодвинул бутылку в сторону.

– Будь честной, – сказал я и поставил перед ней стопку.

Клэр закусила губу и посмотрела вниз, затем снова подняла глаза на меня. Она была точно открытая книга, и перед тем, как она дала себе волю, я разглядел на ее лице все те противоречивые эмоции, которые ее раздирали.

– Я-люблю-Гэвина-до-безумия-но-он-выносит-мне-мозг! – выпалила она на максимальной скорости и сразу захлопнула рот.

– Выпей, – предложил я, кивая на стопку.

Она без колебаний взяла стаканчик, залпом его опрокинула и со стуком поставила обратно на стойку.

– Продолжай, – сказал я ей, наклоняясь поближе и подливая в стопку еще водки.

– Когда он впервые сказал «мама», у меня буквально растаяло сердце. Но этот ребенок не затыкается ни на секунду. Он разговаривает даже во сне. Как-то раз мы ехали в машине, и он все болтал и болтал об овцах, картошке-фри, о своей писюльке, о газонокосилках, так что в итоге я остановилась прямо посреди улицы и вышла из машины. Когда я обошла ее кругом и села обратно, он так и продолжал говорить, спрашивая, есть ли у газонокосилок писюльки. Он. Никогда. Не замолкает.

– Выпей, – повторил я с улыбкой.

Она осушила стопку и на сей раз поставила ее передо мной, чтобы я налил ей еще. Я так и сделал и подвинул стопку обратно.

– Я набрала двадцать пять килограммов, пока вынашивала его. Ты представляешь, каково это: смотреть вниз и не видеть собственную вагину?

– Э… нет, – пробормотал я.

– У моей задницы появился свой собственный почтовый индекс.

– Если тебе станет легче, знай, что у тебя шикарная задница, – честно сказал ей я.

– Спасибо.

На сей раз ей не потребовалось приглашения, чтобы выпить.

– Его объятья – словно волшебное лекарство от всего на свете. Но ты знаешь, насколько часто этот ребенок обделывался, блевал и орал? Любое питье вылетало из него, как из пулемета. Выпить, срыгнуть, стошнить. Намылить, прополоскать, повторить.

Стопка стукнула о столешницу.

– Он почти не спал по ночам до трех с половиной лет. Меня настолько это достало, что пришлось припугнуть его чудищем, живущим у него под кроватью. Я сказала, что оно не цапнет его за ногу, если он встанет посреди ночи, лишь в одном-единственном случае: если дома начался пожар.

Она запрокинула голову, хлопнув еще одну стопку.

– Не верю, что ты не возненавидел меня, – сказала она.

– Почему я должен тебя возненавидеть?

– Потому что я, по сути, просто использовала тебя ради секса, – объяснила она.

– Милая, там, откуда я родом, для парней это как Рождество, – сказал я со смехом, желая поднять ей настроение. – Это мне нужно перед тобой извиниться. – Я протянул руку и повернул ее лицо к себе.

Боже, она была так прекрасна. А я был настоящим говнюком, потому что хотел воспользоваться тем, что она поднабралась. Но черт, мне было необходимо поцеловать ее. Я пять лет ждал момента, когда снова попробую ее вкус. Склонив голову набок, она потерлась щекой о мою ладонь, и я чуть не забыл, о чем пытался сказать.

– Конечно, в ту ночь мы оба были немного не в себе, но если б я знал, что ты никогда… что ты… что я у тебя первый, то черт, я бы сделал все совсем по-другому, – признался я.

Я бы смотрел на твое обнаженное тело и запоминал каждый его дюйм, кружил языком по твоим соскам и засасывал их в рот, пока ты стонала бы мое имя. Я бы смаковал вкус твоей кожи и, зарывшись лицом меж твоих ног, заставил тебя кончить так мощно, что ты забыла бы, как тебя зовут.

– Твою ж мать, – прошептала она, воззрившись на меня затуманенным взглядом.

Я что, сказал это вслух?!

Она смотрела на меня с разинутым ртом, и я испугался, что лажанул просто по-королевски. Слишком рано я завел речь о ее вагине и о том, как сильно меня тянуло стать ее лучшим другом. Конечно, я провел целых пять лет, возвеличивая все, что о ней запомнил, и всю прошлую неделю волновался о том, не окажутся ли воспоминания о Клэр лучше реальности, но думать так было просто глупо. Сидя сейчас напротив меня, она была такой же потрясающей, как и в моих мечтах, и мне было нужно, чтобы она узнала об этом. Я открыл рот, но не успел произнести ни слова, как она соскочила с табурета, бормоча что-то о пиве, которое нужно убрать в холодильник, и прошмыгнула мимо меня в кладовку, а я остался сидеть с бутылкой водки и зависшим в воздухе ароматом шоколада.

О боже. Ох ты ж мать-перемать.

Я повела себя как долбанутая на всю голову трусиха. Убежала от него и, спрятавшись в кладовке, прикинулась, что расставляю пиво.

Я бы смаковал вкус твоей кожи и, зарывшись лицом меж твоих ног, заставил тебя кончить так мощно, что ты забыла бы, как тебя зовут.

Господи Иисусе. У меня не было ни малейшего опыта с этой хренотенью. Едва он договорил, как мне захотелось отыметь его ногу. Но он явно проговорился нечаянно – судя по его шокированному лицу.

– Черт! – пробурчала я громко и стукнула кулаком по пустой пивной банке.

Вот только она оказалась не пустой, а полной.

– Гребаная сукина дочь! – выругалась я, тряся ушибленной рукой, и пнула бутылку текилы, отправив ее катиться по полу кладовки.

– Надеюсь, избиение алкоголя не связано с тем, что я сказал.

Я обернулась. Позади меня, прислонившись к дверному косяку, стоял Картер. Ну почему он всегда становится свидетелем моей унизительной глупости?

– Серьезно, что тебе сделала та текила? – спросил он, начиная идти мне навстречу.

– Ты имеешь в виду, кроме того, что затуманила мне мозги настолько, что я потеряла девственность с одним очень горячим парнем, с которым познакомилась на студенческой вечеринке, после чего вырубилась и, будучи совершеннейшей сучкой, даже не узнала его имени, а теперь, когда он здесь, постоянно чувствую, что мне с ним ни хрена не светит, потому что у меня ноль опыта в этих делах? – вырвалось у меня.

Картер остановился прямо напротив и криво ухмыльнулся.

– Ты считаешь меня горячим?

Я закатила глаза в ответ на его попытку подбодрить меня и сгладить мое нервозное признание.

– А знаешь, ты абсолютно права. Та текила – настоящая сволочь. Иди и набей ей морду, а потом, если хочешь, разберись до конца с пивом. Я заметил, как оно нехорошо на тебя пялилось.

Наш разговор был настолько нелепым, что я расхохоталась. После нашей недавней игры в «правду или правду» я была в приятном подпитии – достаточным для того, чтобы оценить весь комизм ситуации. Когда я отсмеялась, Картер протянул руку и убрал с моей щеки прядь волос, выбившуюся из хвостика, и я, сразу вспомнив о вечере нашей встречи, испустила небольшой вздох.

– Давай кое-что проясним. Ты никакая не сучка и ни в чем передо мной не виновата. Не буду врать, проснуться наутро и не найти тебя рядом, а после провести пять лет в раздумьях, не приснилась ли ты мне, было фигово. Но я никогда бы не стал считать тебя сучкой за то, что ты сделала, – сказал он, подходя ко мне на дюйм ближе. – И я не лгал, когда говорил, что в ту ночь сделал бы все совсем по-другому, – добавил он тихо и встал так близко, что наши тела соприкоснулись. Его рука легла на мое бедро, и я с трудом сглотнула.

– Я бы целовал тебя дольше, – сказал он, наклонившись и мягко поцеловав меня в уголок рта.

– Я бы долго-долго обнимал тебя, чтобы прочувствовать твое тело до последнего дюйма, – прошептал он мне в щеку, пока второй рукой обвивал мою талию и прижимал меня к себе крепче.

Его ладонь, лежавшая у меня на бедре, плавно поползла вверх. Прошлась по моим ребрам и, мимолетно коснувшись груди, накрыла мое сердце.

– Я бы ласкал тебя всюду, но не спешил, чтобы ощутить, как под моей ладонью бьется твое сердце.

Я облизнула губы и попыталась восстановить дыхание. Боже, до чего же мне нравился его запах, его слова и прикосновения. Как я жила так долго без всего этого?

– И самое главное. Я бы не выпил в ту ночь ни глотка спиртного, чтобы запечатлеть в сознании каждую проведенную с тобою секунду и запомнить, как ощущалась под моими руками твоя кожа.

Я не сомневалась, что он слышит, как стук моего сердце эхом разносится по всей комнате. Я знала, он чувствует, что с каждым его словом оно начинает биться все чаще.

– Черт, Клэр, – пробормотал он. – Одно только то, что ты рядом, сводит меня с ума.

Он немного согнул ноги в коленях, а после прижал меня к себе, чтобы я почувствовала, о чем конкретно он говорит. Мои руки, ища опору, взметнулись к его плечам и притянули его ближе, а нога машинально поднялась и обвилась вокруг его талии, притискивая его ко мне. Его рот блуждал по моей шее, и я определенно стонала. Вернувшись к моему уху, он прошептал:

– Если все это слишком рано, скажи мне остановиться, и я остановлюсь.

Рано или не рано? Не веду ли я себя, как настоящая шлюшка, пока трусь о него? Черт, я же все-таки мать.

Мать, которую ни разу нормально не трахали и которая была похотливой, как сатана.

– Если ты остановишься, я тебя прикончу, – прошептала я, пока его губы подбирались к моим.

Не успели наши рты слиться в поцелуе, как его язык нежно протолкнулся меж моих губ. Я скользнула языком ему навстречу, и он, застонав мне в рот, затолкался в меня бедрами все сильнее. Я вся дрожала, как в какой-нибудь дрянной романтической книжонке. Мои груди налились, а лоно затрепетало.

У МЕНЯ ЗАТРЕПЕТАЛО ЛОНО!

Я чувствовала, что скоро взорвусь, если он ко мне не притронется. И мне сильно, почти до боли, хотелось попросить его прямо. Но я не умела говорить о таких вещах вслух. Меня передергивало от одной только мысли, как я говорю «потрогай мою киску». Бр-р. Можно попробовать так: «продолжай двигаться в том же направлении». Или «пошарь в моей лунке».

Клэр, не отвлекайся!

О боже мой. Язык Картера творил чудеса. Где, черт возьми, он научился так целоваться? Наверное, у своего папаши.

Хотя, стоп. Фу, какая гадость.

Боже. Я растекалась в липкую лужу, и в трусиках у меня творилось то же самое.

ПОТРОГАЙ МОЮ ВАГИНУ!

Может, он догадается, если я буду кричать об этом у себя в голове? Его язык закружил вокруг моего, а ладонь, опустившись на мою задницу, задвигалась, так что я заскользила вверх-вниз по его твердости.

РУКИ НА ВАГИНУ, АУ!

Моя нога сползла с его талии, и я всхлипнула, ощутив голым бедром жесткую ткань его джинсов, а он, отступив вместе со мной назад, прижал меня к стенке кладовки. Его поцелуй стал глубже и вместе с тем медленней. Я вцепилась в волосы у него на затылке с такой силой, что, кажется, выдрала несколько волосков с корнем.

Он убрал руку с моего зада, и я готова была закричать от расстройства, но потом почувствовала, как он переложил руку на переднюю часть моего бедра и начал медленно двигаться к краю шорт.

О БОЖЕ, ОН СОБИРАЕТСЯ ПОТРОГАТЬ МОЮ ВАГИНУ!

Не забыла ли я надеть сексуальное нижнее белье вместо трусов для месячных? Вы понимаете, о чем я. О безразмерных бабушкиных панталонах, которые надеваешь только в том случае, если приближается багровый прилив. И которые мужчинам не позволено видеть.

Прервав поцелуй, он проник кончиками пальцами под вырез моих шорт и… о, слава тебе, добрый младенец Иисус! Я вспомнила, что, переодеваясь, надела-таки стринги Victoria's Secret.

– Я знаю, вечер вышел дерьмовым, и этого уже не исправить, но мне хочется сделать тебе приятно, Клэр. Я могу к тебе прикоснуться? – тихо спросил он мне в губы и заглянул мне в глаза.

Он что, не чувствует, как мое лоно трепещет, а мозги вопят?

Мне нужно ощутить внутри твои пальцы!

Да-да, ты угадал.

– Черт. Ничего горячее я в жизни не слышал.

Я не успела ужаснуться тому, что высказала свои мысли вслух, потому что он начал делать то, о чем я его просила. Его рука пробралась под ткань моих шорт целиком, и я ощутила, как его пальцы скользнули к переду моих трусиков.

– Мать твою, – пробормотала я и дернулась к его руке бедрами.

Никто и никогда ко мне так не прикасался. Я думала, что все прикосновения одинаковы и пробуждают одинаковые ощущения вне зависимости от того, кто будет копошится у меня внизу – я сама или какой-нибудь парень.

Как выяснилось, я ошибалась.

Пальцы Картера двигались вдоль тонкой полоски шелка так медленно, что от удовольствия мне хотелось вопить.

– Я чувствую, какая ты мокрая, – прошептал он, играя с краем моего белья.

Я всегда краснела, когда слышала от людей пошлости. Мне становилось стыдно за них и те странные вещи, которые они говорили. Слышали бы они себя со стороны. Все эти банальности, вроде «трахай меня сильнее, мой большой мальчик» или «о, детка, ты такая тесная». Как можно брякнуть такую чушь? Но с Картером было не так. С Картером оно возбуждало. И я не хотела, чтобы он замолкал. Он мог говорить, какая я тесная, мокрая и очешуительная, хоть всю ночь.

Покрывая мои губы легкими поцелуями, он неспешно пробирался под тонкую полоску ткани, запястьем отодвинув низ моих шортиков, чтобы обеспечить себе пространство для маневра. Я задержала дыхание и попыталась не думать о том, что еще ни один парень меня так не трогал. Что было, в общем-то, очень печально. А еще больше удручало то, что мне вздумалось пожалеть себя в момент, когда его пальцы были готовы нырнуть в букву Y.[28]

Жалостливая вечеринка закончилась в момент, когда я почувствовала, как два его пальца соприкоснулись с моей влажной обнаженной кожей.

– Боже мой, – пробормотала я и, запрокинув голову, стукнулась затылком о стену.

О да, так гораздо лучше моих собственных пальцев, которые внезапно стали казаться похожими на пальцы Синдбада из комедии «Гость» – в сцене, где он облился новокаином, отчего его руки стали, точно дохлые рыбины, сшибать все со стола. Пальцы Картера были гладкими, мягкими и – матерь божья – трогали меня именно там, где мне хотелось и где я регулярно делала эпиляцию по настоянию Лиз.

Надо будет не забыть извиниться перед Лиз за то, что называла ее Вагинальным Гитлером каждый раз, когда она записывала меня на бразильскую эпиляцию. Ведь благодаря ее заботе о моей пилотке, Картер не обнаружил у меня в трусиках антилопу гну и ему не пришлось прерывать то, чем он сейчас занимался, чтобы найти секатор.

Целуя открытым ртом мою шею, он медленно вошел в меня пальцем, а подушечку большого положил на мой клитор, давая время привыкнуть к тому, что он делал.

Палец внутри меня он держал совершенно неподвижно, и тогда я, сильнее ухватившись за его волосы, подалась бедрами вперед, чтобы он вошел глубже, а большим пальцем заскользил по моей плоти.

Это было одновременно и слишком, и недостаточно, и я чувствовала, что все закончится гораздо раньше, чем мне хотелось, и все потому, что он работал пальцами поистине гениально. Что само по себе было шоком. Обычно, чтобы дойти до конца, мне требовалось прокрутить в голове целую кучу клипов из порнофильмов. Но сейчас я была не в состоянии думать ни о чем ином, кроме того, что вытворяли со мной его пальцы. «Озорные соседи», «Шаловливые мамочки»… все это стало не нужно.

Он начал неспешно то входить в меня пальцем, то выходить, делая по пути наружу такой восхитительный трюк согнутым пальцем, что мне хотелось задышать как собачка и вылизать ему лицо. Его язык и губы ласкали мою шею, не пропуская ни единого дюйма кожи, а большой палец кружил все быстрее и быстрее, пока я не начала практически насиловать его руку.

Я всхлипывала на все лады, но времени смущаться из-за того, что мои стоны напоминали вопли грязной шлюшки, или удивляться тому, что настоящий живой парень на самом деле трогал мою вагину, у меня не было, потому что от взрыва меня отделяла всего секунда.

Серьезно.

Он вытащил из меня палец и подушечками двумя пальцев закружил по клитору, и я начала распадаться под его ладонью на части.

– О-о-о… о, боже! Черт. Картер!

Не прекращая работать пальцами, он глотал мои возгласы, пока я насаживала себя на его руку, желая, чтобы это ощущение длилось вечно. Какие только звуки я не издавала в его рот, а он все целовал и целовал меня, вытягивая из меня оргазм до последней капли, пока я едва не перестала держаться на своих дрожащих ногах. Когда я перестала двигать бедрами, и последний всплеск моей разрядки затих, Картер вытащил руку из шорт, обнял меня и медленно поцеловал, лениво скользя по моему языку своим языком. Бог знает как долго мы стояли в кладовке, обнявшись, и целовались. Я могла бы заниматься этим часами, ни разу не отвлекшись на то, чтобы перевести дух.

Наконец наши рты разомкнулись, и мы уставились друг на друга.

– Это самое эротичное, что я когда-либо видел. Надо было проделать это пять лет назад, – сказал Картер с улыбкой.

– Детка, тогда я бы приковала свою вагину к твоей руке, чтобы ты проделывал это со мной каждый божий день.

Картер рассмеялся, но сразу после его лицо стало серьезным.

– Клэр, я хочу кое о чем попросить тебя. И это действительно важно.

О боже мой. Сейчас он предложит мне секс втроем. Или признается, что на самом деле канадец и грин-карта – это единственное, зачем он пришел. Ох, блин, а вдруг ему не понравилась моя вагина? Вдруг она показалась ему смешной? Надо было почаще туда заглядывать. Хотя мой гинеколог, вроде, не жаловался. Мало того, сказал, что у меня очень симпатичная матка. Какого черта Картеру не понравилась моя вагина? Блин. Может, он дендрофил и предпочитает заниматься сексом с деревьями?

– Мне бы хотелось проводить время с Гэвином.

Я знала, что он скажет именно это.

– Это нормально, если тебе пока некомфортно оставлять меня с ним наедине, ведь мы едва познакомились. Но мне бы хотелось заходить и видеться с ним.

Не удержавшись, я улыбнулась во все лицо. Высокой награды – вроде лампы на ножке или национального монумента, восставшего (хе-хе!) из земли в его честь – заслуживали не только его пальцы. Он на самом деле проявил инициативу и попросил разрешения видеться с Гэвином – и это после удара по яйцам и папиного «я буду следить за тобой».

Гэвин наконец-то начнет общаться с мужчиной помимо моего отца с Джимом.

А я снова и как можно скорее заманю Картера вниз.