– Итак, если я правильно понял, у нашей маленькой Клэр лысая киска, выкошенные джунгли, пилотка без ворса, бритый сосисочный чехол, да? – проорал Дрю сквозь грохот сборочного конвейера.
– Вау, я начинаю жалеть о том, что рассказал тебе о вчерашней ночи, – проорал я в ответ.
Я дотянулся до гидравлической дрели, свисавшей на креплении с потолка, и опустил ее вниз, чтобы прикрепить к остову автомобиля дверцу. У меня было три минуты до следующей машины на то, чтобы сообщить Дрю, что из-за его свинского поведения я вот-вот где-нибудь напортачу, и придется вырубать конвейер.
Из-за него… а еще из-за того, что я никак не мог перестать думать о том, что произошло вчера вечером в баре. Боже, Клэр была так прекрасна, когда кончала. А ее тихие стоны… черт, стоило мне только подумать о них, и Картер-младший встал торчком и начал проситься к ней. Мне оставалось надеяться на то, что она не захочет притормозить, потому что я горел желанием повторить вчерашнее снова. Я даже был готов не кончать. Лишь бы смотреть на нее и чувствовать, как она взрывается у меня в объятьях.
– Чувак, ты же знаешь, я могила. Со мной ни одна живая душа не узнает, что вчера ты дошел со своей мамулей до третьей базы или что у нее в исподнем не живет Чубакка. По крайней мере, теперь за тебя можно не волноваться.
Я выключил дрель и уставился поверх машины на Дрю, который прикручивал к передней дверце ручку.
– С чего это ты за меня волновался?
– Ой, бро, ладно тебе. Ты был в одном шаге от того, чтобы обмазать свой член шоколадным ганашем и попытаться самому себе отсосать, – сказал он.
– Я не ослышался? Ты сказал «ганаш»?
Дрю пожал плечами.
– Ага. Дженни теперь без конца заставляет меня смотреть кулинарный канал. С тех пор, как она занялась флаерами для Клэр, ей взбрело в голову научиться готовить. Вчера она минут двадцать искала в интернете рецепт «птичьей молочницы».
У меня вырвался смешок, и я вернулся к работе.
– Ты сказал ей поискать на медицинских сайтах? Или, может, на ветеринарных?
– Чувак, не будь козлом. У меня не хватило духу сказать ей, что на самом деле надо искать птиц, которые дают молоко.
Пожалуй, и я промолчу.
– Ну так что, вы с Дженни придете вечером к Клэр? – спросил я, меняя тему.
Клэр явно была настроена положительно насчет того, чтобы я виделся с Гэвином, но решила, что лучше будет начать с коллективной встречи, и потому пригласила нас всех на ужин.
– Всенепременно. По такому случаю я даже купил себе новую футболку, – с улыбкой ответил Дрю.
В шесть вечера я постучался к Клэр. Раздался топот, и внезапно дверь широко распахнулась.
Глядя на маленького человечка, который смотрел на меня из-за порога, было невозможно не улыбнуться. Боже, он был копией Клэр. Но вот глаза… Вау. Глаза у него были в точности, как у меня.
– Привет, Гэвин. – Я достал из-за спины завернутый в оберточную бумагу подарок и протянул ему. – Вот. Это тебе.
Гэвин выхватил у меня подарок, развернулся и с криком побежал к Клэр.
– МА-А-А-А-А-А-АМ! Тот парень мне что-то купил!
Рассмеявшись, я зашел в дом и закрыл за собой дверь.
Клэр жила в маленьком бунгало, и, оказавшись в гостиной, я первым делом обратил внимание на то, как там уютно. На журнальном столике и каминной полке горели свечи, а из кухни шел аромат, от которого текли слюнки. Я прошелся по комнате, разглядывая фотографии, которыми были заставлены практически все поверхности: ее детские фото, фото с отцом, фото с ее друзьями и с Гэвином. Когда я увидел снимок, на котором Клэр стояла с круглым животиком, где сидел наш сын, у меня сжалось сердце. Она выглядела такой юной. Я снял фотографию с каминной полки, чтобы получше разглядеть ее. Именно так – минус беременный живот – она выглядела, когда мы с ней встретились. Мне стало грустно, и я разозлился – но ни в коем случае не на нее. Мы оба были молодыми и глупыми, и оба в ту ночь отключили мозг. Я просто расстроился оттого, что столько всего пропустил. Я не видел, как растет ее живот. Я упустил возможность положить на него ладонь и почувствовать, как пинается наш малыш.
– А-а-а-ай! – завыл я, получив вдруг удар в голень.
Взглянув вниз, я увидел Гэвина. Ну вот, пожалуйста. Только я пожалел о пропущенных пинках малыша… Думаю, моя голень запомнит это навечно.
– Я забыл твое имя. Можно, я буду звать тебя собачьей какашкой?
Не успел я сформулировать подходящий ответ на такой вопрос, как услышал за спиной голос Клэр.
– Гэвин!
– Это не я! – поклялся он с паникой на лице.
– Ага, конечно, – невозмутимо сказала она. – Этого милого человека зовут Картер. И хватит называть всех собачьими какашками.
Оглянувшись, я увидел, что она стоит в проеме двери, ведущей на кухню, и строго смотрит на Гэвина.
– Не обижайся, – сказала она, переводя взгляд на меня. – На прошлой неделе он на любой вопрос, о чем бы его не спросили, отвечал «глупые жирные коровы – глупые».
Обрадовавшись, что тема с собачьими какашками всплыла не потому, что он успел возненавидеть меня, я рассмеялся, а Клэр подошла ко мне и взглянула на фото, которое я по-прежнему не выпускал из рук.
– О боже, убери эту фотографию. У меня на ней такой вид, словно во мне выросла гигантская опухоль. Опухоль, которая испинала мне всю вагину и из-за которой я писалась, когда чихала, – простонала она, а потом спохватилась. – Я что, только что сообщила тебе, что писалась в трусики?
– Типа того. Но не переживай. Я разошлю эту новость всего четырем контактам из своей записной книжки, не больше.
Внезапно я осознал, что мы стоим друг перед другом настолько близко, что можем поцеловаться, и, совершенно забыв о том, что мы не одни, наклонился к ее лицу.
– Ма-ам, можно я открою подарок прямо сейчас?
Наши рты замерли в дюйме друг от друга. Мы посмотрели вниз, и Клэр со вздохом отошла от меня.
– Да, – ответила она. – Можешь открыть подарок прямо сейчас.
Он плюхнулся на пол прямо там, где стоял, и начал разрывать оберточную бумагу – да так, что обрывки полетели во всех направлениях.
– Ты не обязан приносить ему подарки, – тихо сказала она мне.
Я пожал плечами.
– Да ерунда. Там ничего особенного.
– Мам, смотри! Тут есть и мелки, и фломики, и краски… вау, я теперь могу все раскрашивать и рисовать картинки! – возбужденно воскликнул Гэвин, протягивая все вышеперечисленное Клэр.
– Здорово, детка. Давай ты отнесешь их к мамочке в комнату, а позже мы вместе со всем этим поиграем?
– Но мне хочется порисовать, – начал канючить Гэвин и нечаянно уронил коробку с мелками на пол. – Дерьмо!
– Гэвин Аллен! – взревела Клэр.
Зная, что смех сейчас будет не к месту, я отвернулся и стал думать о мертвых щеночках и о той сцене из «Поля его мечты», где Кевин Костнер играет в бейсбол со своим папой. Черт, на этом моменте меня всегда пробирало до слез.
– Еще одно плохое слово – и схлопочешь по заднице. Ты меня понял? А теперь поблагодари Картера за подарок, иди в свою комнату и не выходи оттуда до ужина.
– Спасибо, Картер, – промямлил Гэвин и поплелся по коридору.
Как только он ушел, я начал смеяться, и Клэр стукнула меня по плечу.
– Извини. Просто он дико смешной.
Она закатила глаза и пошла на кухню, а я двинулся за ней следом.
– Ага, умереть со смеху. Поглядим, что ты скажешь, когда побываешь с ним на людях. Например, в церкви. Когда станет так тихо, что будет слышно только журчание фонтанчика в глубине церкви, а Гэвин во весь голос скажет: «Мамочка! Я слышу, как Иисус писает!» Вот тогда тебе станет совсем не смешно.
Я взглянул на стойку позади нее, и у меня отвисла челюсть. На всех свободных поверхностях было разложено печенье, шоколад и конфеты – всех существующих видов.
– Я что, попал на фабрику к Вилли Вонке?
Она со смехом сняла крышку со стоящей на плите огромной кастрюли и помешала ее содержимое.
– Я решила на сегодняшний вечер сделать вас своими подопытными морскими свинками. Плюс Дженни сделает фотографии для рекламы, а то у меня самой есть только камера в сотовом.
Я мечтательно пялился по сторонам. Наверное, я хоть чуть-чуть, но был сладкоежкой.
– Иисусе, а это что? – спросил я, указывая на комки белого шоколада размером с кулак, сверху политые карамелью.
– О, это по моему новому экспериментальному рецепту. Я растопила белый шоколад, покрошила туда крендельки и картофельные чипсы, а когда все застыло, сбрызнула карамелью. Только, наверное, немного переборщила с размерами. Сейчас они называются Глобусы.
О пресвятая Дева Мария. Я сейчас попрошу эту женщину родить мне детей.
Хотя, погодите-ка…
Раздался стук в дверь, и Клэр попросила меня открыть, пока она накрывает на стол.
Следующими после меня прибыли Дженни и Дрю. Я придержал для них дверь и, когда Дженни ушла на кухню поболтать с Клэр, покачал головой.
– Дрю, ты серьезно? – спросил я Дрю, уставившись на его футболку с изображением ребенка, стреляющего вверх из пистолета. Надпись ниже гласила: «Не бейте детей. Нет, правда. У них теперь есть оружие».
– Что? Дети сейчас настоящие черти. Чувак, эта футболка для тебя – как профилактика рака простаты. Когда-нибудь ты мне скажешь «спасибо». Так, а где наш маленький мужичок? Ему не надо поменять памперс? Я бы мог показать ему свою машину или угостить конфеткой, – сказал он, оглядываясь и потирая ладони.
– Дрю, ему четыре. Он не ходит в памперсах. И давай-ка ты сменишь свой подозрительный педофильский тон.
– Как скажешь. Ну все, веди меня к своему сатанинскому отпрыску, – сказал Дрю.
По пути я заглянул на кухню и спросил у Клэр, не против ли она, чтобы мы зашли к Гэвину. Она оказалась не против, рассказала нам, где его комната, и мы, прогулявшись по коридору, обнаружили его на полу. Он сидел и выдавливал прямо на ковер зубную пасту из тюбика.
– Так, парень. Чем это ты занимаешься? – Я быстро подошел к нему и забрал уже пустой тюбик.
Он только пожал плечами.
– Не знаю.
Черт. И что мне было делать? Позвать Клэр? Хотя тогда мне грозило стать в глазах парня предателем. Чего доброго, еще взбесится из-за того, что я настучал на него. Стоп, но я же взрослый. Надо заставить его считаться со мной. Показать, кто здесь босс. И я сейчас не о Тони Данце.[29]
– Думается мне, тебе нельзя размазывать по полу пасту, нет? – спросил я.
– Картер, что за тупой вопрос. Естественно ему нельзя размазывать по полу пасту, – серьезно произнес Дрю.
Оглянувшись через плечо, я метнул на него суровый взгляд и процедил сквозь зубы:
– Я в курсе. Я просто хочу, чтобы он сам признал, что поступил неправильно.
– Окей, доктор Фил, но лично мне думается, что он прекрасно знает, что поступил неправильно. Иначе бы он так не делал. Дети тупые. Они постоянно безобразничают просто потому, что могут. Паршиво быть взрослым. Мне вот теперь уже никогда не доведется размазать по полу пасту.
Я словно имел дело с двумя детьми.
– Зачем тебе… ладно, забей. – И я снова повернулся к Гэвину.
– Твоя мамочка не обрадуется тому, что ты развел беспорядок. Давай-ка ты покажешь мне, где лежат полотенца, и мы все уберем, пока она не увидела.
Ну вот. Так он не возненавидит меня за то, что я сделал ему замечание, но все-таки поймет, что поступил плохо. Я классный папа.
Гэвин явно обрадовался идее устроить уборку, если это значило, что мы сохраним его проделку в секрете от Клэр. Я мимолетно задумался о том, что она сделает, если узнает. Отрежет мне пенис? Придушит во сне? Но потом я подумал о том, что сделает Гэвин, если я все-таки расскажу ей. Снова даст мне по яйцам, а может на сей раз вцепится в горло? Я не знал, кого мне бояться – своего ребенка или его матери.
Через двадцать минут ковер стал как новенький, а мы с Дрю сидели посреди комнаты по-турецки и молились всем известным нам высшим силам о том, чтобы сюда не зашли девочки.
А все потому, что Гэвин решил поиграть в переодевания. Мы пытались уговорить его на какую-нибудь мальчишескую игру – поиграть в полицию, или побегать друг за другом с ножницами, или что-нибудь подпалить, – однако выяснилось, что переспорить четырехлетку невозможно. В итоге нас с Дрю одели, как малышей, сунули в рот по пустышке, дали в руки плюшевых мишек, а на головы нацепили широкополые летние шляпы Клэр – Дрю досталась розовая, а мне белая. Впрочем, надеть на нас памперсы, пачку которых Гэвин нашел в шкафу, я не позволил. Это было уже за гранью.
– Эй, дядя Дрю, хочешь, скажу секрет? – спросил Гэвин.
Дрю вытащил изо рта пустышку.
– Валяй.
Гэвин наклонился к его уху и прошептал так, чтобы мне было слышно:
– Ты пахнешь отбивной и сыром.[30]
Дрю закатил глаза.
– Чувак, ну и отстойные же у тебя секреты.
– САМ ТЫ ОТСТОЙНЫЙ! – заорал Гэвин.
– Ребята, ужин готов, так что…
Увидев нас, Клэр осеклась и остановилась так резко, что в спину ей врезалась Дженни, шедшая за ней следом. В попытке скрыть смех Клэр зажала ладонью рот, а Дженни, и не подумав спрятать свое наслаждение ситуацией, согнулась пополам и, показывая на нас пальцем, громко захохотала.
– О боже, кто-нибудь, принесите камеру, – выдавила она между приступами смеха.
– Хочешь, чтобы я блеванул? Я могу, – пригрозил ей Дрю.
Пока девочки потешались над нами и давали Гэвину пять, мы с Дрю избавились от чертовых младенческих одеяний. Когда мы встали, Дженни подхватила Гэвина на руки и принялась ворковать над ним и нахваливать. Он весь так и сиял, слушая ее, и, клянусь, ухмыльнулся нам, когда склонил голову Дженни на грудь – выставленную на всеобщее обозрение благодаря пушап-лифчику и низкому вырезу топа.
– О боже, как же я завидую сейчас этому парню. Вот бы и мне полежать между ее сиськами. Как малышу, – прошептал Дрю.
– Ты вообще себя слышишь? – спросил я, пока мы выходили из комнаты Гэвина и шли к столу, где уже сидели Лиз с Джимом.
После невероятно вкусного ужина, прошедшего почти без ссор между двумя детьми – и под детьми я подразумеваю Дрю и Гэвина, – Клэр начала поднос за подносом выносить свои сладости. И ее вкуснющие ням-нямки на серебре завладели всеми моими мыслями. Мне так хотелось съесть с подноса ее саму. Лизнуть ее Глобусы.
– Картер, хочешь попробовать?
– Охренеть как.
– Фу-у-у-у! Мама, а Картер сказал слово на «х»! – наябедничал на меня Гэвин.
Упс.
– А ты-то откуда знаешь такие слова? – насмешливо поинтересовался Дрю.
– Чувак, мне четыре, – ответил Гэвин.
Я поспешил извиниться, пока не ляпнул что-нибудь еще, и убежал в ванную. Пока я стоял и, отливая, старался не думать о разложенной на подносе Клэр, дверь внезапно открылась, и в ванную зашел Гэвин.
– О, привет, Гэвин, – нервно сказал я, пытаясь отвернуться от него, не прерывая струи. – Хм… приятель, я как бы немного занят. Ты не мог бы прикрыть дверь?
Он выполнил мою просьбу, однако никуда не ушел, а остался в маленьком закрытом пространстве вместе с писающим мной. И уставился на мои причиндалы. И мне стало по-настоящему неудобно.
– Гм… Гэвин, ты можешь смотреть куда-нибудь в другое место? Вон, смотри, какая клевая в ванне уточка.
Все равно смотрит. Нет ли тут повода для беспокойства?
– Ого, Картер. Какая ОГРОМНАЯ у тебя писюлька.
Внезапно присутствие Гэвина в ванной перестало меня напрягать. Эх, вот если бы он побывал со мной в туалете, когда я учился в школе, а потом сообщил эту пикантную новость Пенни Франклс, то возможно мне бы не пришлось танцевать на выпускном балу в одиночестве.
Закончив свои дела, я застегнул штаны и нажал кнопку слива, всю дорогу пытаясь удержаться от искушения, чтобы не похлопать себя по спине. Да, представьте себе, у меня огромная писюлька. Еще чуть-чуть – и мне понадобилась бы для ее перевозки тачка. И это чистая правда, ведь устами младенца, как известно, глаголет истина.
Мы вернулись обратно, и я, как был с глуповато-самодовольной ухмылкой, так и уселся за стол.
– Чего ты разулыбался? Готовишься пустить газы? – пошутил Дрю.
– Мамочка, а у Картера ОГРОМНАЯ писюлька, – сказал Гэвин со ртом, набитым печеньем, потом поднял руки и развел их на метр в стороны – примерно так люди хвалятся о том, какую большую поймали рыбу.
Под всеобщий смех Клэр дотянулась до его рук и быстро опустила их вниз, а я откинулся на спинку стула и ухмыльнулся, пытаясь удержать свою анаконду под столом, чтобы она никого не испугала.
– Эй, дядя Дрю, хочешь грязную шутку? – взбудораженно спросил Гэвин.
– Даже не знаю. А тебе не влетит за нее? – серьезно проговорил Дрю. Было умилительно наблюдать, как он беспокоится о том, чтобы у Гэвина не было неприятностей.
– Свинья упала в грязь, перешла через дорогу и залезла на крышу! – прокричал Гэвин и немедленно захихикал над своей «грязной шуткой».[31]
Все, кроме Дрю, отдали должное попытке Гэвина пошутить и вежливо посмеялись.
– Чувак, это было совсем не смешно, – сказал с совершенно непроницаемым лицом Дрю.
– Хочешь получить? – закричал Гэвин, потрясая в воздухе своим маленьким кулачком.
– Ну все, достаточно. Гэвин, иди надевай пижаму, а я скоро приду и почитаю тебе сказку, – сказала ему Клэр.
Гэвин соскочил со стула и, напоследок бросив на Дрю еще один угрожающий взгляд, убежал в свою комнату. И пять пар глаз устремились на Дрю.
– Что? – удивился он. – Я не понял, что в этой шутке смешного?
– Ладно, Клэр, – сказала Лиз, отворачиваясь от Дрю – вероятно, чтобы избежать соблазна придушить его. – Пришло время для настоящего шоу. Расскажи нам, что у тебя есть, – Она указала на расставленные на столе подносы.
Клэр пошла вдоль стола, называя все свои сладости. Печенье с сюрпризом, домашние «черепашки», «каштаны» из белого шоколада, глазированные молочным и белым шоколадом чипсы, крендельки, орешки, изюм, воздушный рис, бекон, а также клюквенные плюшки, которые Дрю упорно называл «клюквенными шлюшками».
Все было просто потрясающим, и я испугался, что мы впадем в сахарную кому, если начнем это пробовать. Пока мы взирали на сладости, а Клэр краснела от комплиментов, Дженни кружила вокруг стола и щелкала фотоаппаратом.
– Клэр, снимки вышли отличные. Предлагаю на обложке брошюры обделить все, что покрыто глазурью, – сказала она.
– Ты имела в виду «выделить»? – спросил Джим.
– Я так и сказала, – ответила она. – Обделить.
– Клэр, можно мне пойти с тобой, когда ты будешь укладывать Гэвина спать? – спросил я в надежде отвлечь внимание от словесных странностей Дженни.
Она просияла, а я порадовался своей предусмотрительности.
Оставив гостей убирать со стола, мы ушли в комнату Гэвина и нашли его спящим в коробке с игрушками. Едва увидев его, я рассмеялся.
– Не смейся, – шепнула она с улыбкой. – Он засыпал в местах посмешнее. У меня есть целый альбом с фотографиями, где он спит на диване, свернувшись как кошка, на обеденном столе – то сидя, то лицом вниз, – под елкой в груде игрушек, в шкафу, на унитазе… причем, он провалился внутрь, но так и остался спать. Он как лошадь. Может спать чуть ли не стоя. Джим придумал ему индейское имя – Вождь Сплюгдепопало, а Лиз называет его Капитан Нарколепсия.
Она бесшумно подошла к нему, легко подняла его маленькое тельце на руки и, поцеловав в лоб, понесла к кровати, а я, стоя у дверного косяка, старался подавить приступ девчачьей сентиментальности, потому что было ужасно мило наблюдать за тем, как она ухаживает за нашим сыном. Клэр накрыла его одеялом, погладила по голове и еще раз поцеловала, после чего вернулась ко мне.
– Ну что, мистер Эллис, сильно вас испугала вся это домашняя родительская хренотень? – спросила она.
На ее лице играла улыбка, когда она встала напротив, но я видел, что веселость ее напускная, и на самом деле она жутко нервничает на тему того, как я со всем этим справляюсь. Я взглянул через ее плечо на малыша, спящего у себя в кроватке, и мое сердце забилось быстрее. У меня возникло отчетливое желание схватить его в охапку, прижать к себе и никогда больше не отпускать, защитить его от всего плохого и укрыть от всего страшного, вроде призраков или клоунов.
Черт. Клоуны это пипец как страшно.
Я перевел взгляд на стоящую напротив невероятную женщину и понял, что к ней чувствую то же самое.
– Я ненавижу клоунов и не хочу, чтобы до тебя добрались призраки, – выпалил я.
Она рассмеялась и ласково потрепала меня по щеке. Отвечать на вопросы в лоб у меня всегда получалось отстойно. И она, и Гэвин были дороги мне. Я хотел заверить ее, что никуда больше не денусь, но почему, блин, почему мне так сложно было это сказать?
– Я не это имел в виду. В смысле, да, я ненавижу клоунов. Обычно ими наряжаются тупые, страшные мужики, которым надо запретить надевать длинноносые ботинки и что угодно в горошек.
Господи, да заткнись со своими клоунами!
Только я открыл рот, чтобы засунуть огромную клоунскую туфлю еще глубже, как Клэр накрыла мои губы ладонью.
– Это нормально. То, что ты испугался. Поверь, я ни в чем тебя не виню, – промолвила она тихо. – Ты был одинок и свободен, а потом вдруг – раз, и у тебя появилась семья.
Я сделал глубокий вдох, а потом, решившись на новую попытку, отвел ото рта ее руку и положил ее себе на грудь.
– Прежде всего, позволь сказать, что я очень, очень хреново умею вести душещипательные беседы о своих так называемых чувствах. Хотя Дрю, если ты его спросишь, вряд ли со мной согласится. Он пять лет слушал, как я ною, будто младенец, о том, как сильно мне хочется разыскать тебя. После того, как я столько времени сводил всех своих знакомых с ума, пытаясь найти твой запах, я не собираюсь с криком убежать в ночь и облажаться по-новой.
Большим пальцем рисуя на моей груди кружки, она поднесла вторую руку к моей щеке, а потом привстала и мягко поцеловала меня в губы. Когда она опустилась, я обнял ее за тонкую талию и прижался лбом к ее лбу.
– Я знаю, что, узнав обо всем, дал по газам, как водитель, скрывшийся с места аварии, но Клэр, честное слово, я больше не стану пугаться.
Чуть отодвинувшись, она посмотрела мне в глаза, и уголки ее губ приподнялись в улыбке.
– Ты правда процитировал сейчас строчку из «Коктейля»?
– Да. И если ты хочешь, чтобы я, как Том Круз, начал скакать и прыгать ради тебя на диване, я готов это сделать.
– ТЫ ИЗДЕВАЕШЬСЯ?! ДА Я СКОРЕЕ ЗАСУНУ ЭТО СЕБЕ В ЖОПУ!
Громкий возглас Дрю, донесшийся из гостиной, отвлек наше внимание друг от друга. В последний раз посмотрев на Гэвина, мы закрыли дверь и рука об руку вернулись в гостиную, где все, усевшись в кружок, играли в извращенную игру «или-или».
Мы с Клэр сели рядышком на диване. Я обнял ее за плечи, а она уютно прильнула ко мне. У меня сто лет не было такого идеального момента.
– Ладно, теперь моя очередь, – сказал Дрю. – Джим, какое порно-имя ты выбираешь: Хью Э. Рекция или Майя Кончита?