Глава 20


Верити разбудили крики и стук в дверь комнаты Хоксуэлла. Она приоткрыла свою дверь и осторожно выглянула. В коридоре стояла Коллин в белом пеньюаре.

Она не переставая колотила в дверь и выкрикивала имя Хоксуэлла.

Верити вышла в коридор, чтобы узнать, что происходит. Дверь в комнату ее мужа приоткрылась, и стал виден свет от лампы. Хоксуэлл не спал.

Потом дверь распахнулась, и Коллин вошла.

Верити дошла до спальни Хоксуэлла и заглянула. Он был все еще в брюках и рубашке. Перед ним стояла, уперев руки в бока, Коллин. Ее лицо было искажено гневом.

— Ты что, сошел с ума? — свистящим шепотом спросила она. — Ты задался целью прославиться в этих краях как сумасшедший, как человек без тормозов, которого приличным людям следует избегать?

Он отвернулся, подошел к столу и, взяв перо, что-то записал на листе бумаги.

— Полагаю, ты имеешь в виду Томпсона.

— Да, именно его. Я только что узнала…

— Значит, я правильно услышал цокот копыт во дворе. Это он поднял шум?

— Нэнси прислала записку.

— Интересно, каких действий она ждет от тебя? Надеюсь, ты ответила, что в свое время она не все тебе рассказала. — Он положил перо.

Верити стало интересно услышать ответ Коллин, и она вошла в комнату.

— Если разговор о Бертраме, мне очень хотелось бы послушать.

Коллин в ярости посмотрела на Хоксуэлла.

— Пожалуйста, попроси ее уйти. Мне нужно поговорить с тобой.

— Говори, что хотела. Она все равно узнает.

— Хоксуэлл…

— Если она хочет остаться, она останется. У нее гораздо больше прав быть здесь, чем у тебя.

Коллин, видимо, собралась с духом и обратилась к Хоксуэллу, словно Верити не было в комнате.

— Это правда? Ты избил мистера Томпсона?

— Да.

— Хоксуэлл, ради Бога! Я думала, что ты больше не… Ты был пьян?

— Трезв как стеклышко.

— Тогда почему?

— Это останется между ним и мною. Я не виню тебя в том, что это ты представила меня Томпсону, но он негодяй, Коллин. Я ничего не хочу иметь с ним общего в будущем, кроме необходимых контактов, касающихся наследства Верити.

— Винить меня? Как тебе пришло в голову винить меня?

— Я сказал, что не виню тебя. Но кое-что выяснилось: это знакомство было неспроста. Но я не верю, что ты знала, какой это человек.

— Что бы ты о нем ни думал, твое поведение неоправданно.

— У меня было самое лучшее оправдание на свете. Если мистер и миссис Томпсон хотят, чтобы об этом узнали все, я заявлю об этом во всеуслышание. Однако уверяю тебя, что ни один приличный человек не встанет на сторону Бертрама.

— Но может быть, ты по крайней мере мне расскажешь, из-за чего произошла ваша ссора?

Он бросил взгляд на Верити.

— Нет.

Коллин заметила его взгляд и поджала губы.

— Понятно. Прости меня. Яотреагировала слишком бурно, но я просто испугалась, что ты прибегнул к своим старым методам выяснения отношений. Спокойной ночи.

Она прошмыгнула мимо Верити. Ее лицо горело, глаза блестели от слез. Верити закрыла за ней дверь.

— Ты избил Бертрама?

Он пожал плечами.

— Странно, что миссис Томпсон послала сюда нарочного. Может, она ждала, что моя кузина вызовет меня на дуэль? — Он улыбнулся своей шутке.

— Она послала нарочного не для того, чтобы просить Коллин упрекнуть тебя, а чтобы умолять ее попытаться помирить вас.

— Я унизил ее мужа. Сомневаюсь, что она жаждет примирения.

— Нэнси страшно амбициозна. Она способна пожертвовать Бертрамом ради того, чтобы сохранить положение в обществе и связи, которые дал ей наш брак. — Она подошла к нему ближе. — Поскольку все, что связывает моего кузена и тебя, касается и меня, ты расскажешь мне, почему не смог сдержать свой гнев и ударил его.

— Давай просто допустим, что я потерял самообладание, имея на это вескую причину. — Он начал складывать письмо, которое написал.

Она взяла из его рук письмо и положила его обратно на стол. Она понимала, что он не очень-то гордится тем, что позволил гневу управлять собой, но и не собирается за это извиняться.

— Ты сделал это из-за того, что я рассказала тебе сегодня днем?

Он внимательно на нее посмотрел и отвел пряди волос, упавшие ей на лицо.

— Ни он, ни его жена этого не отрицали. Нэнси я, разумеется, не мог избить.

— Разумеется.

Снова это легкое, нежное прикосновение. А голос стал тихим и задумчивым.

— Я представил себе тебя в этом доме, несчастную и напуганную девочку, и эту женщину… Я лишь надеюсь на то, что из-за этого ты не будешь еще больше меня бояться.

Она погладила его по щеке, а потом повернула голову, чтобы поцеловать его ладонь.

— Я больше не боюсь. И впредь никогда не буду. — Она была поражена тем, как важно для него ее отношение к нему, и снова поцеловала ладонь. — Может быть, это и неправильно, но мне приятно, что ты разозлился из-за меня и дал этому нахалу отпор.

После смерти отца она ни разу не чувствовала себя такой защищенной, и это ее растрогало.

Он обнял ее за талию. Он еще никогда не смотрел на нее так серьезно. Она просто утонула в его взгляде.

— Тебе действительно навязали этот брак. Он сломал тебя задолго до того, как Бертрам начал угрожать расправой сыну Кэти.

Она должна была бы чувствовать себя отомщенной и полностью завоевавшей его доверие. Но его задумчивость ее беспокоила.

— Бертрам сказал, что в то время мне было все равно. Он считал, что и потом так будет, и это может служить оправданием его жестокого обращения с тобой.

Как это было глупо со стороны Бертрама — так провоцировать Хоксуэлла. Неужели ни он, ни Нэнси не видели, что пламя его гнева подбирается к ним слишком близко?

— Он был прав, — продолжал Хоксуэлл. — Так же как и ты, когда обвиняла меня еще в Камберуорте, а потом в Эссексе. Я думал только о твоих деньгах, а не о твоем счастье. Я был слишком самоуверен, и твое согласие выйти за меня принимал за должное. — Он поцеловал ее в лоб. — Я причинил тебе много зла.

— Тебя нельзя винить за то, чего ты не знал.

— Я не знал тогда, но когда соблазнил тебя в Суррее, я уже знал или, во всяком случае, кое о чем подозревал. Но той ночью в саду я поступил так не из-за твоего богатства, Верити. Если бы на кону стояло только это, я мог бы вести себя иначе.

— Тогда почему?

— Из-за тебя самой. Я желал тебя. Два года назад ты была робкой, тихой девочкой. Но женщина, которую я встретил в Камберуорте… она разбудила во мне дьявола, и я понял, что так будет всегда. Для мужчин это самая древняя в мире причина.

Желание Хоксуэлла всегда имело для нее гораздо большее значение, чем он думал. Он ее соблазнил, но она не возражала против того, чтобы он ее соблазнял. И сейчас, когда он обнимал ее, а их разговор слишком затянулся, его близость страшно волновала.

— Сделанного не воротишь, — сказала она, слишком хорошо понимая, что этими словами принимает его таким, какой он есть, чего не было раньше. Но она об этом не жалела. Наоборот, она испытала огромное чувство радости. — Деньги и наслаждения не самый худший фундамент, на котором строится брак. — Она игриво дернула его за рубашку. — Поскольку я обеспечила деньги, полагаю, что ты возьмешь на себя ответственность за наслаждение.

Он рассмеялся, и ей стало легко оттого, что его настроение улучшилось.

— Но только при условии, что ты будешь принимать в этом самое деятельное участие.

— А, ты уже стараешься увильнуть от ответственности и взвалить ее на меня. Это ты должен обеспечить мое деятельное участие, Хоксуэлл.

С этими словами она повернулась, собираясь уйти, но не успела сделать и шага, как он схватил ее, обнял и поцеловал в шею.

— Ты не можешь вот так бросить перчатку и считать, что я дам тебе возможность избежать дуэли, Верити. Думаю, чем меньше я позволю тебе проявлять инициативу, тем больше тебе этого захочется, особенно если учесть твой бунтарский характер.

— Не вижу способа, как ты мне запретишь.

— Неужели? — прошептал он ей на ухо. Его руки обхватили ее грудь. Большие пальцы стали гладить соски через ткань пеньюара.

Она начала понимать, каким образом он может помешать ей проявлять инициативу. Пока он стоит за ее спиной, она не может его обнять. Тогда она завела руки назад, чтобы хотя бы прикасаться к нему.

— Нет-нет. Никаких обходных маневров. Придется придумать, как такое исключить. А вот это, я думаю, сработает, — сказал он, развязывая одну за другой ленты на ее пеньюаре, так что он стал сползать с плеч и рук и застрял на уровне бедер. Манжеты рукавов тоже не позволяли пеньюару полностью спуститься вниз, но зато связали ей руки.

— Похоже, ты будешь ограничена в движениях, — с некоторым ехидством констатировал он. — Придется с этим смириться.

Смириться означало пассивно принимать его ласки. Он целовал ее в шею и плечи, а пальцами пощипывал невыносимо чувствительные соски.

Подхватив на руки, он отнес ее на кровать и повернул так, что она уткнулась лицом в подушку. Сам он лег рядом, лицом к ней, и, приподнявшись на локте, поднял медленным движением ее юбку и закатал вокруг талии. Она оказалась обнаженной над и под толстым валиком материи.

Он стал медленно, почти лениво целовать ее спину. Она закрыла глаза и удивилась, как такая малость может доставить столько наслаждения.

Потом поцелуи опустились ниже и внезапно прекратились. Она открыла глаза и увидела, что он внимательно ее разглядывает.

— Ты выглядишь необычайно эротично, — сказал он, поглаживая ладонью ее ягодицы. Потом его рука оказалась у нее между ног. Она замерла и закрыла глаза. Он заставил ее ждать, пока она почти обезумела от нетерпения, а потом уверенно дотронулся до ее плоти.

— Ты готова. Так быстро? — Он гладил ее, а она дрожала. — Взять тебя сейчас, когда ты готова? Или теперь я могу ручаться, что ты готова на совместные действия?

Она не понимала, о чем он говорит, и смотрела на него в недоумении.

— Совместные действия предполагают взаимные ласки, а не пассивное их принятие или покорность им. Так ты готова на такие совместные действия?

— Это ты связал меня так, что мне остается только принимать и покоряться.

— Я расстегнул пуговицу на одной манжете, так что ты можешь освободиться. — Он откинулся на спину и расстегнул манжеты на своей рубашке. — Еще пара минут, и у тебя не останется выбора. Глядя на тебя сейчас, я полагаю, что совместные действия могут подождать до следующего раза.

Она решила, что до следующего раза она отложит покорность, и села. Она расстегнула вторую манжету и быстро освободилась от пеньюара.

К тому времени как она сняла сорочку, Хоксуэлл уже полностью разделся. Схватив ее, он положил ее на себя и в первый раз за эту ночь поцеловал по-настоящему.

Он сказал — совместные действия. Она знала, что ему нравится, когда она его целует. Так что она постаралась, чтобы этот поцелуй был взаимным.

А после поцелуя сказала:

— У меня мало опыта. Я могу тебя разочаровать.

— Пока что не разочаровывала. Я думаю, что это вообще исключено.

Она села ему на бедра. Его синие глаза смотрели на нее с иронией и вызовом, придавая ей смелости.

Вообще-то это будет не так уж и трудно, поняла она. Просто надо делать то же, что делает он. Она поцеловала его в губы, потом в шею и, наконец, в грудь.

Почувствовав себя смелой, она не только целовала его, но и пробовала на вкус. Ей хотелось доставить ему удовольствие, хотелось, чтобы он почувствовал, как она благодарна ему за ласки.

Его близость вызывала у нее чувства, о которых она раньше даже не подозревала. Они переполняли ее, и она снова и снова прижималась губами к его груди.

Немного отстранившись, она посмотрела на него. На растрепавшиеся темные волосы и прекрасные синие глаза. Она приняла этот брак, его основой станут наслаждение и ее наследство, но в ее душе было еще что-то, гораздо большее.

Но для него наслаждение и богатство имели значение. Она бросила взгляд на его плоть, потом снова на лицо. В его глазах читался явный вызов.

Она дотронулась до конца его плоти и сразу поняла, что должна делать, и провела пальцем по всей длине.

Его голова дернулась, и он закрыл глаза. Челюсти сжались, мускулы лица напряглись… Он принял эту ласку, а она поняла, что доставляет ему наслаждение. Это открытие заворожило и ошеломило ее.

Внезапно он схватил ее и повалил на себя. Их тела соприкоснулись, и он вошел в нее.

— Это что-то новое, — призналась она. Она имела в виду свои ощущения. — Такие… совместные действия могут мне понравиться.

Он улыбнулся.

— А это уж моя задача — их обеспечить. Помнишь?

Она подалась вперед и оперлась на руки. Приподнявшись, она остановилась ровно в тот момент, когда их близость должна была прерваться. Но она опустила бедра и снова поглотила его. Она повторяла это движение снова и снова, и каждый раз он входил в нее все глубже и глубже.

Он обхватил ладонями ее бедра, направляя их движение и задавая ритм. Какие-то неземные ощущения, подобных которым она прежде не знала, сосредоточились где-то глубоко там, где он был внутри ее. Потом они перешли в какой-то трепет, а в следующее мгновение превратились в одну неистовую горячую волну. Она вскрикнула, когда эта волна захлестнула ее, и продолжала кричать до тех пор, пока и Хоксуэлл не достиг своей вершины.

Она упала на него, совершенно оглушенная и опустошенная. Он прижал ее к себе и не выпускал из своих объятий почти всю ночь.

Хоксуэлл уснул, а она не сомкнула глаз.

Она приняла свою судьбу, признав, что ее брак состоится, хочет она того или нет. Но разве дело только в этом? Захотела бы она сейчас получить свободу, если бы это было возможно? Этот вопрос, который она задала самой себе, потряс ее.

Ответа на него она не знала, но кое-что ей стало ясно. Если бы они сейчас расстались, она бы очень огорчилась. Ей будет не хватать их близости, их страсти. Она никогда не сумела бы быть такой смелой с Майклом, не испытала бы такого же желания. А еще она поняла, что, оставшись в этом браке, она не возненавидит ту новую жизнь, для которой не была изначально предназначена.

Она лежала тихо, пока Хоксуэлл не заворочался. Она выскользнула из постели и надела пеньюар, чтобы вернуться в свою комнату. Но он проснулся и с сонным видом потянулся к ней.

Она поцеловала его.

— По-моему, настало время возвращаться в Лондон. Я узнала почти все, что могла узнать здесь. Но сначала я хочу нанести визит леди Клебери. Я пренебрегла своим долгом, не сделав этого. Потом мы можем уехать.


Загрузка...