За это элегантно выраженное определение спешу выразить благодарность профессору Эрику Дитриху.
Другие известные мне обобщающие обзоры теории многоуровневого отбора: Boehm (1999), Frank (1998), Maynard Smith and Szathmary (1995), Michod (1999а), Seeley (1995) и два специальных выпуска журналов The American Naturalist 150 (1997, дополнительный выпуск) и Human Nature 19, № 3 (1999).
Слова «альтруистический» и «эгоистичный» имеют много значений как в языке повседневного общения, так и в качестве научных терминов. Эволюционные биологи определяют альтруизм исключительно в терминах, связанных с влиянием на приспособленность – независимо от того, что индивиды думают или чувствуют. Кроме того, теория многоуровневого отбора определяет альтруизм в терминах относительной приспособленности, а не абсолютной. Поведение называется эгоистичным, когда повышает приспособленность субъекта действия по сравнению с другими членами группы; альтруистичным – когда повышает приспособленность группы в сравнении с другими группами и снижает относительную приспособленность субъекта действия в рамках его собственной группы. См. Sober and Wilson 1998 и список литературы, процитированной в этой книге, для более полного представления о дискуссии об альтруизме, в том числе и о его психологических значениях.
Пример показывает: если взглянуть на популяцию в целом, то по прошествии краткого срока птицы начинают подавать предупреждающие крики все чаще. Чтобы понять, разовьется ли такое поведение в ходе долговременной эволюции, требуется больше информации. Если группы все время остаются изолированными друг от друга, преимущество, обеспечиваемое эгоизмом на локальном уровне, будет способствовать его распространению внутри каждой группы и сведет альтруистическое поведение на нет. Должен быть некий смысл, благодаря которому группы состязаются друг с другом, стремясь сформировать новые группы; впрочем, соперничество групп не обязательно должно быть прямым. Кроме того, формирование новых групп должно заключать в себе механизм, создающий среди групп необычайно сильную изменчивость, как это и показано в примере. Об этих элементах в широком плане говорят как о «структуре популяции», а более широко эта тема раскрыта в следующей работе: Sober and Wilson 1998.
Средняя приспособленность по всем группам может быть полезным параметром во многих контекстах, но приводить ее как пример, свидетельствующий против группового отбора – это в большинстве случаев неверно. Впрочем, поскольку основные теоретические системы взглядов, усредняющие приспособленность по всем группам, были разработаны специально как альтернатива концепции группового отбора (напр., теория совокупной приспособленности, эволюционная теория игр, теория эгоистичного гена), ошибка усреднения очень часто приводит к путанице в эволюционных исследованиях.
Некоторые социальные группы имеют четко очерченные границы, другие – нет. Резкие границы существуют для людей, проживающих в многоквартирных домах, или для паразитов в организме-носителе, но таких границ нет ни для соседей по району, ни для полевых цветов. Впрочем, во всех таких случаях социальные взаимодействия локализованы и оказывают влияние на приспособленность малой субпопуляции. Именно локализованная природа таких взаимодействий и нечеткость границ составляют основу теории многоуровневого отбора.
Читатели, знакомые с эволюционной теорией игр, могут попробовать проверить этот пример, чередуя стратегии сотрудничества, скажем, «око за око» (англ. Tit-for-Tat, T), и стратегии эгоистичные, скажем, «вечное несогласие» (англ. all-defect, D), где группы состоят из пар взаимодействующих индивидов (N=2). D дает лучший результат, чем T, в смешанных группах, а группы TT, если взглянуть на совместный итог, достигают большего, чем TD– или DD-группы. Интересно, что Анатоль Рапопорт, представивший T-стратегию на популярном соревновании по компьютерному моделированию (Axelrod 1980a, b), признавал за этой стратегией частично альтруистический характер и критиковал своих коллег за отношение к ней как к исключительно эгоистической стратегии. Он выразил это так: «Еще никогда так сильно не бросалось в глаза то, сколь сильно влияет идеологическая приверженность на интерпретации эволюционных теорий» (Rapoport 1991, 92).
Достижение умеренной позиции – долгий процесс. Множество статей, сборников и популярных книг об эволюции все еще изображают век «индивидуализма» живым и здоровым. Главные деятели, создавшие себе репутацию на отказе от теории группового отбора, не очень-то спешат менять точку зрения. Изречение «наука движется… от похорон к похоронам», возможно, прозвучит излишне пессимистично, но пока «светочи науки» не придут к согласию, читателям придется положиться на свое суждение в большей степени, нежели на общепринятое.
Сам я скорее применяю понятие «организм» в обычном значении, но некоторые авторы предпочитают определять его более строго. (Sterelny and Griffiths 1999). С учетом этого подхода получается, что группа, которая ведет себя адаптивно в отдельно взятой ситуации (например, защищаясь от атаки хищника), возможно, не будет сочтена организмом, поскольку в других ситуациях ведет себя неадаптивно. Вопрос о том, адаптируются ли члены одной и той же группы к разным ситуациям, и как много адаптаций может появиться в границах группы, важен и интересен, как бы мы ни трактовали смысл слова «организм». Оба определения, и обыденное, и строгое, в объяснении своих представлений об организме полагаются прежде всего на теорию многоуровневого отбора.
Концепция «эгоистичных генов», предложенная Докинзом, предполагает усреднение показателя приспособленности генов среди индивидуальных генотипов – примерно так же я усреднял приспособленность по всем группам в моем примере с птичьими стаями. Поэтому теория Докинза – это не аргумент против индивидуального или группового отбора, а лишь «новояз» для обозначения «всего, что эволюционирует путем естественного отбора на любом уровне». Например, ген альтруистического поведения, благодаря которому птица, завидев хищника, подает предупреждающий крик, внутри групп избирательно неблагоприятен и эволюционирует благодаря групповому отбору – но он, тем не менее, «эгоистичен» хотя бы потому, что в рамках всей популяции замещает ген, из-за которого птица при появлении хищника ведет себя иначе и молчит. Докинз развил свою концепцию как аргумент против группового отбора, и годами она воспринималась именно так, пока ее бесполезность не была замечена и признана в конечном итоге и самим Докинзом в его книге «Расширенный фенотип» (Dawkins 1982).
Подобно тому как из человеческих социальных групп никогда полностью не устранить преступников, индивидуальные организмы оказываются не столь гармоничными, как предполагалось изначально. Так происходит из-за наличия множества «преступных» элементов в границах самого организма, и эти элементы воспроизводят себя за счет «коллективов», к которым принадлежат. Этот занимательный факт в литературе об эволюции известен под названием «внутригеномный конфликт» (англ. intragenomic conflict; обзор представлен в следующей работе: Pomiankowski 1999).
Ошибка усреднения особенно часто встречается в эволюционистских обзорах человеческого поведения. В них, как правило, после недолгого обсуждения отвергается групповой отбор, после чего кооперативные аспекты людских сообществ признаются, но описываются в индивидуалистических терминах. Акцент часто делается на том, что существование групп и их соперничество – это важнейшие факторы эволюции человека, но вопрос о существовании отбора, идущего между группами, даже и не ставится. Я провел детальный анализ трех известнейших примеров ошибки усреднения: это модель дозволенного воровства, которую предложил Блюртон-Джонс (Blurton-Jones 1984, 1987) в попытке объяснить распределение пищи в группах охотников-собирателей (Wilson 1998a); это взгляд Ричарда Александера на эволюцию человека (Wilson 1999a); и это недавняя книга Роберта Райта «Не равные нулю» (Nonzero, Wright 2000), которая изображает человеческое общество организмом гигантских масштабов, но при этом ни словом не упоминает о групповом отборе (Wilson 2000).
Подавляющее большинство эволюционистских моделей социального поведения, включая и модели родственного отбора, допускают существование однозначного соответствия между генами и моделями поведения. Строгий генетический детерминизм предполагается, но не потому, что соответствует действительности, а лишь потому, что заметно упрощает математический аппарат. Остается лишь надеяться на то, что установление более сложной и реалистичной связи между генами и поведением не приведет к пересмотру основных результатов более простых моделей. Но пока что эта надежда безосновательна, и это открывает новые возможности для многоуровневого отбора, которые мы только начинаем исследовать.
Оба приведенных в этой главе примера этических систем охотников-собирателей взяты из обзора 25 культур, выбранных случайным образом из «Ареальной картотеки человеческих отношений», антропологической базы данных, разработанной, в свою очередь, для проведения кросс-культурных исследований; о ней говорится в главе 5 следующей книги: Sober and Wilson 1998. Случайный характер выборки обеспечивает ее репрезентативность – иными словами, представленные культуры отображают все богатство культур, информация о которых собрана в базе данных. В главе 4 я сам с помощью той же методики создаю репрезентативную выборку религий мира.
По этнографии Хауэлла (Howell 1984), чьювонг совершенно не приемлют насилия, даже в наказании за проступки. Обычный вид наказания – добровольный уход нарушителя из поселения, причем, как правило, нарушитель просто понимает обращенный к нему намек и уходит, но ясно, что причина изгнания – социальное неодобрение.
Особая форма научения. Ее суть в том, что подкрепляется то спонтанное поведение, которое признается желательным. Термин ввел американский психолог Беррес Скиннер. – Прим. пер.
См.: Gaulin and McBurney 2001, где приведена замечательная общая дискуссия о проблемно-ориентированных механизмах научения.
Предлагаемое мною обсуждение культурной эволюции по необходимости должно быть кратким и говорить о главных темах данной книги. Авторитетные трактовки культурной эволюции приведены в следующих работах: Boyd and Richerson 1985; Cavalli-Sforza and Feldman 1981; Dunbar et al. 1999; Durham 1991; Lumsden and Wilson 1981; Sperber 1996; Tomasello 1999.
Термин «эволюционная психология» следует относить в широком смысле к изучению психологии с эволюционистской точки зрения. К сожалению, термин стал ассоциироваться с ограниченной по влиянию исследовательской школой, вызывающей неоднозначное отношение даже у биологов, интересующихся психологией. Список книг самопровозглашенной школы «эволюционной психологии» включает работы: Barkow, Cosmides, and Tooby 2001; Cosmides and Tooby 2001; Cartwright 2000; Buss 1999; Gaulin and McBurney 2001. Книги, написанные компетентными эволюционными биологами, критикующими «эволюционную психологию»: Chisholm 1999; Heyes and Huber 2000; Scher and Rauscher, 2003; Sterelny and Griffiths 1999. Я считаю важным признать достоинства «эволюционной психологии» и в то же время расширить ее горизонты (Wilson 1994, 1999b, 2002).
Туби и Космидес (Tooby and Cosmides 1992) допускают существование унаследованной культуры, наравне с другой культурой, которую они называют «пробужденной», при этом унаследованная культура не играет практически никакой роли в их теоретической базе.
Примечательно, что Джеральд Морис Эдельман, получивший в 1972 году Нобелевскую премию за свое исследование иммунной системы, позже перешел к разработке подобной же теории мозга, называя ее «нервным дарвинизмом» и даже «нейронным групповым отбором» (Edelman 1988; Edelman and Tonomi 2001). Этот подход к изучению человеческого интеллекта пока еще не объединен с самопровозглашенной «эволюционной психологией».
Легко представить процесс наследования культуры, благоприятствующий внутригрупповому отбору, а не отбору между группами. Например, правило передачи «подражай самому успешному в твоей группе» может обернуться тем, что все в группе будут подражать эгоисту. Тот факт, что культурная эволюция у нашего вида облегчает групповой отбор – это, по всей вероятности, отражение того, что сама культурная эволюция порождена эволюцией генетической. Приведенный пример также поясняет, почему привычно звучащие термины, например «подражание», требуют прояснения прежде, чем смогут обрести прогностическую силу. Подражание в малых масштабах (внутри группы) заставляет подражать эгоизму, подражание в крупных масштабах (между группами) может порождать альтруизм и другие модели поведения, благие для группы. Есть много видов подражания, и только некоторые из них наблюдаются у человека. См. Wilson and Kniffin 1999, где представлена подробная модель генетической эволюции правил культурного переноса.
Адаптивные ландшафты – убедительная и наглядная метафора, но оказалось, что ее сложно формализовать. Сьюалл Райт, популяризатор метафоры, пользовался тремя различными ее версиями, несовместимыми друг с другом (Provine 1986).
Сьюалл Райт полагал, что групповой отбор мог превратить эволюцию, протекающую на грубых адаптивных ландшафтах, в творческий процесс. Хотя отдельная популяция может «попасть в заточение» на той или иной вершине, многочисленные популяции могут занять несколько разных вершин, и те, что займут самую высокую, могут в конечном итоге превзойти остальных. Степень суровости адаптивных ландшафтов и обоснованность «теории смещающегося равновесия», предложенной Райтом, до сих пор остаются темами жарких споров (Coyne, Barton and Turelli 1997, 2000; Wade and Goodnight 1998). Бойд и Ричерсон (Boyd and Richerson 1992) развили аналогичную идею для социальной эволюции, назвав ее групповым отбором, протекающим среди множества стабильных эволюционных стратегий.
Отсылка к словам, которые часто приписывают Отто фон Бисмарку: «Законы – как колбаски. Лучше не видеть, как они делаются». – Прим. пер.
Ряд современных книг по теме эволюции и религии: Boyer 2001; Burkert 1996; Hinde 1999; Goodenough 1998; Gould 1999; Miller 1999; Ruse 2000. Ни один из этих авторов не рассматривает религию в аспекте множественных уровней и с акцентом на групповой отбор, при этом некоторые из них обсуждают сотрудничество в свете индивидуалистических теорий – и допускают «ошибку усреднения». Бойер (Boyer 2001) рассматривает религию преимущественно как побочный продукт психологических адаптаций, приносящих выгоды вне религиозного контекста. Гуденаф (Goodenough 1998), Гулд (Gould 1999), Миллер (Miller 1999) и Рьюз (Ruse 2000) вместо того, чтобы попытаться объяснить религию с точки зрения эволюционной теории, обсуждают, как примирить науку и эволюцию с религиозными верованиями.
Устоявшегося различия между теорией и гипотезой нет. У теории относительно общий характер, у гипотезы – относительно частный, но обе они служат объяснением какого-либо феномена. Я отношусь к моему объяснению религии как к гипотезе, поскольку оно входит в число нескольких объяснений, предлагаемых эволюционной теорией, как это показано в таблице 1.1. Старк относится к своему объяснению религии, основанному на концепции рационального выбора, как к теории – и я решил сохранить это именование в данной книге. Но я показываю, что теорию Старка необходимо разделить на несколько гипотез, похожих на гипотезы эволюционной теории.
Забавно, что такие адаптационисты, как Докинз (Dawkins 1982) и Уильямс (Williams 1996), склонны считать себя сторонниками редукционизма, тогда как критики адаптационизма, например Гулд и Левонтин (Gould and Lewontin 1979), видят себя приверженцами холизма. Несмотря на это, именно адаптационисты объясняют особенности организмов без отсылок к их реальному генетическому, химическому или физическому строению. В работе Wilson 1998 проводится различение трех значений терминов «холизм» и «редукционизм», используемых в экологии и эволюционной биологии, и эти значения нельзя смешивать друг с другом.
Теории сложных систем и теории многоуровневого отбора еще предстоит объединиться друг с другом. Маловероятно, что одна лишь сложность – в отсутствие отбора – сможет объяснить существование функциональной организованности на любом уровне биологической иерархии, несмотря на заявления об обратном (обзор: Depew and Weber 1995). Вместе с этим сложность может очень сильно влиять на изменчивость и наследственность – две предпосылки естественного отбора. Если рассмотреть сложность как причину наследственной изменчивости, она открывает новые возможности для возникновения многоуровневого отбора, которые прежде, в условиях простых взаимодействий, считались маловероятными. Эти идеи весьма важны при изучении генетической и культурной эволюции человека, но здесь и сейчас об этом можно сказать лишь вскользь. См.: Wilson 1992, Swenson, Arendt, and Wilson 2000; Swenson, Wilson, and Elias 2000 для более полного ознакомления с дискуссиями по проблемам в контексте отбора на уровне биоценозов и экосистем.
Согласно метафоре невидимой руки, используемой в экономической науке, человеческое общество хорошо справляется со своими задачами даже несмотря на то, что отдельные люди преследуют только свой узкий корыстный интерес. А тогда вполне возможно, что личный эгоистичный интерес неизбежно приводит к возникновению хорошо функционирующих обществ. Но если дебаты по вопросу о групповом отборе научили нас хоть чему-нибудь, то этой возможности нужно отказать в правдоподобии. У нее есть альтернатива: возможность того, что групповой отбор мог выработать механизмы, заставляющие индивидов участвовать в адаптивной экономике, и при этом о своих ролях они знают не больше, чем пчелы – о своих, когда исполняют виляющий танец. Лауреат Нобелевской премии, экономист Фридрих Хайек (F. Hayek 1998) размышлял в этом ключе, должным образом вызывая ассоциации с групповым отбором.
Завоевания нуэров с точки зрения многоуровневой эволюции обсуждаются в главе 5 следующей книги: Sober and Wilson 1998.
В главе 1 я сделал различие между религией в идеализированной ее форме и религией в том виде, как она существует на практике. Идеализированная религия, как мне кажется, близка к тому, что ожидается на основе чистого группового отбора. Религия в том виде, как она практикуется, часто отступает от идеала, и наблюдается тенденция считать любое такое отступление «порочностью» религии, а не ее свойством. Полезно сохранять это различие и анализировать религию в обеих формах. Катехизис Кальвина – идеализированная религия, и я не настолько наивен, чтобы полагать, будто все жители Женевы послушно следовали его принципам. Но столь же наивна мысль о том, будто кальвинизм никак не влиял на поведение женевцев, о чем будет сказано в оставшейся части этой главы. Идеализированную форму создали ради устроения сообщества, подобного организму, и форма, реализованная на практике, достигла частичного успеха.
Популяции не только адаптируются к своей среде, но и меняют ее, и процесс идет скорее наравне с эволюцией. Акцент на этом сделан в работе: Laland, Odling-Smee, and Feldman 2000.
Несколько рецензентов советовали мне заменить этот пример, поскольку, согласно недавним исследованиям, шпинат из-за наличия железа вообще вреден! Однако это лишь еще раз подчеркнет проблему, которая возникает, когда мы пытаемся объяснить поведенческие предписания лишь на основе известных фактов.
Язык стратифицированных обществ (Бог как могущественный и справедливый Господь) используется так же часто, как и термины родства (Бог как отец), несмотря на то что стратифицированные общества, с точки зрения теории эволюции, в культурном плане возникли сравнительно недавно – и, несомненно, позже, нежели семья.
Я и не думаю намекать на то, будто верующие – глупые дармоеды, безрассудно делающие то, что им скажут. Индивиды также используют свои религиозные верования как основу для принятия личных решений. К тому же во многих религиозных группах ответственность их лидеров перед прихожанами настолько высока, что часть группы, принимающая решения, совпадает с группой в целом.
Хотя особенности таких религиозных систем, как кальвинизм, можно оценить в их собственных терминах (аргумент от разумного замысла), лучше оценивать их путем сравнения (фенотипически-средовая корреляция). Более полный анализ должен охватить христианские деноминации, современные кальвинизму, а кроме того, необходимо исследовать, как кальвинизм распространялся с течением времени – в сравнении с другими формами христианства – и как его распространение в свою очередь породило новые формы христианской религии. Кроме этого, более полный анализ должен охватывать христианские деноминации, существовавшие в то же время, что и кальвинизм. Надеюсь, эта книга подтолкнет к более смелым исследовательским усилиям. О сравнительном изучении движений Реформации с точки зрения социологии см.: Swanson 1967.
Верующие могут заявить, что община – это одна из целей религии, но не единственная и даже не главная. Я рассматриваю этот вопрос в терминах проксимального и ультимального объяснений в главе 5.
События, приведшие к появлению многих религиозных систем, а равно так же ставшие причиной того, что некоторые из этих систем в период Реформации одержали победу над другими, можно понять в терминах эволюции сложных систем, о которой говорится в примечании 3 к главе 2. Из-за сложных взаимодействий даже крупные социальные единицы, такие как города и нации, становятся отличными друг от друга. Некоторые варианты нестабильны, дисфункциональны и быстро распадаются; другие более устойчивы и распространяются на новые места либо путем завоеваний, либо через подражание. Факторы, заставляющие ту или иную социальную единицу двинуться по той или иной траектории, могут оказаться столь многочисленными и взаимозависимыми, что они никогда не будут поняты полностью – и тем самым элемент непредсказуемости не исчезнет из исторических хроник. В то же время весьма легко предсказать, что социальные единицы будут отличаться друг от друга и эта вариативность будет иметь эволюционные последствия. Эволюция сложных систем – это альтернатива, благодаря которой мы можем мыслить о культурной эволюции в терминах атомистических единиц, подобных генам.
В главе 2 я упоминал о том, что общественные науки – это архипелаг дисциплин, лишь частично связанных друг с другом. И все они в значительной степени, пускай и не всецело, отвергли функционализм. Одна из целей этой книги, помимо объяснения природы человеческих групп с точки зрения эволюции – содействовать объединению представлений в социальных науках.
Многие традиционные общества строят и поддерживают оросительные системы; к слову, это хороший контекст для изучения адаптации на уровне групп (Ostrom 1991). Социальные организации, регламентирующие использование воды, по своей природе не всегда религиозны. Отношения между религией и другими социальными организациями я рассматриваю в главе 7.
Вот пример очень своеобразного предписания о распределении налогов: «Помни, что святая владычица в Батур [Дэви Дану, Богиня Озера] обладает сообществом из 45 селений. Селению Батур напоминается о том, что причитается из имущества этих 45 селений. Кроме того, им напоминается об особых налогах, что причитаются святой владычице. Они рискуют навлечь на себя проклятье Божества, если пренебрегут этими обязательствами. И рисовые террасы, принадлежащие святой владычице, по ее доверию поддерживают люди селения Батур. И если они [жители селения Батур] не отдадут рисовые налоги святой владычице на ежегодном храмовом фестивале и принесут пожертвования Богине в Тампурхьянге, все, кто поддерживает рисовые террасы, принадлежащие святой владычице, будут прокляты Богиней. Да не падет на них никогда такое проклятье! Если люди Богини Батур не последуют наставлениям Богини и не принесут пожертвования, о которых шла речь, их урожаи не взойдут, а они будут прокляты святой владычицей Батур. И если люди серединного Бали позабудут святые места в Батур, тотчас же на них падут болезни, дела их завершатся крахом, все их посевы умрут, ибо у Богини есть право на сокровенную суть работы людей серединного Бали. Имя этой сути сасаларанта. Богиня движет водами, и тем, кто не следует ее правилам, не разрешено владеть ее рисовыми террасами» (Раджапурана Улун Дану Батур; Lansing 1991, 104).
Лэнсинг (Lansing 1991) подробно рассказывает о том, как голландцы неверно поняли балийское общество, предположив, что оно сходно с голландским. Он описывает и эксплуататорскую сущность голландцев, занявших Бали, и приводит яркие примеры межгрупповых взаимодействий, которые резко отличаются от взаимодействий внутригрупповых.
Раскрывая смысл системы храмов воды, Лэнсинг (Lansing 2000) делает акцент на идее самоорганизации, в рамках которой сложные системы рождаются из элементов, в которых решения принимаются согласно простым правилам. Как я указал в примечании 3 к главе 2 и в примечании 5 к главе 3, сложные системы могут оказывать важные воздействия на изменчивость и наследственность, но вряд ли их деятельность в отсутствие отбора способна объяснить функциональную организацию. Процесс отбора, давший жизнь системе храмов воды на Бали, в настоящее время осмыслен не столь глубоко, нежели функциональность самой системы.
Демографические изменения в популяции зависят от числа рождений, смертей, иммиграции и эмиграции. Баланс этих входных и выходных данных должен быть положительным, чтобы какая-либо религия могла сохраняться. Впрочем, их относительная важность может широко варьироваться. В качестве исключительного примера можно привести шейкеров: пусть и недолго, но они преуспевали за счет иммигрантов, совершенно не имея детей. Иудаизм, основанный лишь на притоке новых прозелитов, существенно проигрывает христианству и исламу, которые обращают неофитов в веру; именно это, наряду с прочими факторами, и отвечает за то, что приверженцев иудаизма меньше, нежели христиан и мусульман. И все же, несмотря на проигрыш по величине притока новых верующих, иудаизм сохранился благодаря силе других факторов, внесших вклад в рост численности его приверженцев (высокий показатель рождаемости, низкий показатель смертности, низкий показатель выхода из религии).
Это яркий пример того, как культурная изменчивость может отличаться от наследственной и поддерживаться даже в том случае, если между группами наблюдается широкая миграция.
Идеей эволюции часто стремились оправдать расистские и антисемитские доктрины. Однако решение этой проблемы – не в отказе от самого представления об эволюции, а в решительной борьбе против его использования в ненадлежащих и неправомерных целях. Подобная ситуация сложилась и с христианской религией: прежде ее тоже использовали для оправдания расистских и антисемитских доктрин. Наши предки, оправдывая свою политику в отношении коренных жителей Америки, полагались не на принципы эволюции, а на заявления о превосходстве христианской цивилизации. Искоренение расизма и антисемитизма требует глубинного понимания того, почему одни люди так легко исключают других из своих морально-нравственных сфер. Эволюция в целом и теория многоуровневого отбора в частности вносят вклад в достижение такого понимания.
Хотя Гамильтон (Hamilton 1964) предложил теорию родственного отбора изначально как альтернативу отбору групповому, он был среди первых, кто благодаря книге Джорджа Прайса изменил свое отношение (Hamilton 1975). Рассказ об этом захватывающем периоде в истории эволюционной биологии приведен в работах: Sober and Wilson 1998, ch. 2; Hamilton 1996; Schwartz 2000.
Евреи – только одна из ряда этнических групп, которым пришлось на протяжении своей истории жить диаспорами. Метод нахождения фенотипически-средовых корреляций, о котором мы говорили в главе 2, предсказывает, что такие этнические группы будут схожи во множестве адаптивных свойств, и это, по-видимому, действительно так (Landa 2000).
Умерщвление девочек может оказаться адаптивным на уровне группы, если успех в войне зависит от количества мужчин. Группы, убивающие женщин, не страдают от нехватки женщин, поскольку захватывают пленниц у других групп. Впрочем, когда все группы начинают убивать девочек во младенчестве, тогда начинается глобальная нехватка женщин. Это пример поведения, адаптивного на уровне групп, но неадаптивного на уровне метагрупп. Равно так же эгоизм адаптивен на уровне индивидов, но не способствует адаптации на уровне групп.
Уилсон и Собер (Wilson and Sober 2001) предложили довод, призванный показать, как социальный контроль может поддерживать альтруизм, а не вытеснять его. Такая положительная связь между альтруизмом и контролем определенно предполагается при наличии высокой степени самопожертвования, поощряемого религиями.
В конце главы 1 я упомянул о том, что пытаюсь оценить свидетельства, согласно которым религиозные группы проявляют себя как адаптивные единицы, но при этом я не заявляю, будто таковыми являются все религиозные группы без исключений. На самом деле в процессе естественного отбора на один успешный случай приходится множество провалившихся попыток, так что наличие неудач не свидетельствует против истинности теории. Обзор таких неудачных попыток нужно проводить не только в свете теории группового отбора, но и в терминах более широкой теории многоуровневого отбора. Я утверждаю, что групповой отбор был пусть и не единственной, но очень важной силой и в культурной эволюции религий, и в генетической эволюции психологических механизмов, имеющих отношение к религиозным верованиям и практикам.
Я исключил этнические религии, поскольку они зачастую сплетаются с другими элементами культуры в целом и поэтому сложно определить, где заканчивается культура и начинается религия. Религии, даты возникновения которых исторически зафиксированы, легче распознать в качестве отдельных культурных единиц и легче изучать.
Системы социальной поддержки существуют у многих групп иммигрантов, и не все из них имеют религиозную форму. Об отношениях между религиозной и нерелигиозной формами социальной организации я говорю в главе 7.
Адаптационистская программа сперва предпочитает объяснять функции этих должностей в терминах материальных выгод для группы и/или индивида. Если таких выгод не показать, тогда эти должности будут истолкованы как неадаптивный побочный продукт психологического стремления к уважению, адаптивный лишь в более широком контексте. Этот взгляд показывает, что теории, в которых религия предстает как побочный продукт эволюции, могут объяснять некоторые ее аспекты, хотя вряд ли они предложат общую теорию религии.
Это различие похоже на то, которое Деннет (Dennett 1981) проводил между интенциональной и проектной установкой. Если вы собираетесь сыграть в шахматы с компьютером, сперва вам следует предположить, что он создан для того, чтобы играть хорошо. Но в то же время, если вы знаете точно, как именно он спроектирован, возможно, вы сумеете использовать его уязвимые места.
Прощение сейчас определяется на уровне поведения, вне связи с психологическими механизмами, благодаря которым мы непосредственно прощаем. Вероятно, отношение между прощением на двух уровнях, поведенческом и психологическом, имеет комплексную природу и требует анализа, сравнимого с трактовкой альтруизма, которую предложили Собер и Уилсон (Sober and Wilson 1998).
«Три балбеса» (англ. The Three Stooges) – американское шоу и позже сериал, сочетавший в себе элементы фарса, комедии положений и водевиля (1928–1970).
Нам следует также ожидать проявления важных индивидуальных отличий в этих способностях. Природа таких отличий у людей и других животных обсуждается в работах: Wilson 1994, 1998c; Wilson, Near, and Miller 1996.
Машина Голдберга – название условного устройства, выполняющего простые действия крайне сложным образом. Руб Голдберг – американский карикатурист и изобретатель. – Прим. пер.
Возможно, на нашу склонность размышлять о религии как об особом типе организации общества влияет то, что Церковь с недавних времен отделена от государства. Излишне говорить, что этот факт – слабая основа для рассуждений о сущности религии.
Этот процесс пытаются изобразить наглядные модели совместной генно-культурной эволюции. См.: Boyd and Richerson 1985, Durham 1999, Lumsden and Wilson 1981; Wilson and Kniffin 1999. Общий обзор: Laland, Odling-Smee, and Feldman 2000.
Отец рассказал мне удивительную историю об одном событии, которое произошло в дни Второй мировой войны и станет прекрасной иллюстрацией этого утверждения. Он был капитаном малого судна снабжения в южной части Тихого океана, и как-то раз его команда растянула брезент, чтобы набрать дождевой воды. Решив, что брезент заполнился водой случайно, мой отец решил в ней искупаться. Да, он был капитаном – но, по его собственным словам, «думал, что экипаж его убьет».
Чтобы подчеркнуть как наличие, так и отсутствие адаптаций на уровне группы, Ричерсон и Бойд (Richerson and Boyd 1999) используют термин «суперорганизм в начальной стадии». Я согласен с этой характеристикой, но думаю, что «начальная стадия» адаптации зависит от чьих-либо исследовательских ожиданий. Функциональность таких религиозных систем, как кальвинизм или балийская система храмов воды, слишком сложна для восприятия в современной научной мысли, пребывающей под влиянием методологического индивидуализма. Кроме того, адаптационистская программа содержит предсказания о том, как могла бы выглядеть в высшей степени адаптивная группа – хотя творцам программы прекрасно известно, что реальные группы не будут соответствовать этому предсказанию в той или иной мере. И все эти причины позволяют нам свободно представлять социальные группы в виде адаптивных единиц высокой сложности.