Соддит

Глава первая НЕОЖИДАННАЯ ЧАСТЬ

В норе, престижной и довольно респектабельной для данной местности (в прошлом месяце двухдверные апартаменты обошлись бы вам в три сотни, что почти терпимо, хотя, помимо прочего, это жилище имело два фасада и крышу, уложенную новым дерном), жил соддит — герой нашей истории. Его звали Бинго Сак Граббинс. Конечно, имя для себя он придумал не сам — так решила его маменька. Ей-то что: сказала и сказала — не она же должна была носить такое имя в школьные годы и в течение взрослой жизни. Эх, родители, родители!

Где это я? Ага, конечно. В норке Бинго.

То была вполне благоустроенная соддичья нора, с круглой дверью, окрашенной синей краской, с красивыми синими плитками, поросшими стильной синей плесенью, в ванной, с расписными серебристыми рыбками, синими жуками и червями под стать царившей сырости, с закопченной кухней, из которой уже ничто не могло изгнать поваренные запахи. Одним словом, по соддичьим меркам, это жилье считалось достаточно презентабельным. Недаром тетя Бинго, непререкаемая Вита Сак Дурновская давно имела виды на нору племянника, хотя тот упорно не желал поддаваться давлению со стороны данной высохшей ветви семейства. В ту пору Бинго пребывал в сорокалетием возрасте, что, по мнению соддитов, являлось сущей нелепицей, почти ничем и даже меньше малости — практически, четыре пятых пустячка. То есть, я могу сказать, что он был незрелым юношей.

Соддиты живут в земле, а поскольку слово «сод» означает «почву», читатель может догадаться, почему эта раса малоросликов получила такое прозвище (кстати, если вы будете обращать внимание на прочитанное, то узнаете много интересных сведений о том, как и откуда появляются названия). В качестве подтверждения древних истоков вышеуказанного наименования ученые и филологи приводят следующий фрагмент архаического стихотворения:

Интересно отметить, что по некоторым причинам, которые я поясню через минуту, малоросликам не нравится их прозвище. Тем не менее слово «соддит» является общепринятым термином. Как-то раз в незапамятном прошлом некий путешественник из страны больших людей пересек все земли малоросликов через графства Горбятник, Козявкавиль, Карликопутию, Прокамозоль[1], Плутиштон и Хромбит-Эгей! (родной город Бинго — героя нашего рассказа). Вернувшись в Бри — город людей, — этот человек направился в таверну и, сев за стол, погрузился в воспоминания о своих приключениях. Его друзья собрались вокруг и начали расспрашивать о том, что он повидал в дальних странах.

— Чему ты стал свидетелем? — горланили они. — Кого ты встретил?

— Я встретил... — произнес он громко и вдруг, содрогнувшись всем телом, тихо добавил, — ...соддита.

После этих слов помрачневший путешественник потянулся к кружке эля. Имя того соддита, которого он встретил, не попало в анналы истории, но было ясно, что эта встреча оказала на странника глубокое влияние, поскольку он оставался в «Королеве Драконов» два дня и две ночи, глотая эль и что-то бормоча себе по нос. Затем он спешно покинул Бри, и больше там его никто не видел.

Жилую часть своих домов соддиты обустраивали под землей. На поверхности возводились лишь угольные подвалы, винные погреба и иногда большие комнаты со столами для пинг-понга. По мнению местных жителей, такая аранжировка домов была абсолютно логичной. Более того, любые отступления от устоявшихся архитектурных правил считались в Хромбит-Эгей! незаконными. Хотя в конечном счете данный факт привел к тому, что в жилых кварталах развелись червяки, плесень и сырость, а также связанные с ними астма и бронхит, в то время как уголь, вино и ракетки для пинг-понга стали самыми часто похищаемыми предметами в этом вороватом городе. Однако традиция является традицией, и тут ничего не поделаешь.

Как я уже говорил, соддиты не называли себя соддитами. На своем эксцентричном и древнем языке, полном синтаксических и грамматических несоответствий, они именовали себя хромбитами. Естественно, имелась причина, по которой они называли себя так, а не иначе — и не потому что слово «соддит» нравилось кому угодно в этом мире, кроме них. Нет-нет, причина коренилась в ногах малоросликов. У них были жуткие ноги. По-настоящему жуткие. Не знаю, почему — то ли древние соддиты в глубине веков обидели чем-то богов, то ли их проклял какой-то колдун, то ли из-за неправильной ортопедической практики, врожденных болезней и дюжины других возможных факторов — но эти малорослики страдали от ужасных артритов. Их ноги выглядели распухшими и искривленными (во многих случаях в три-четыре раза превосходившими нормальные размеры), с пальцами, напоминавшими кокосы, и с лодыжками, которые походили на презервативы, наполненные галькой. Эти артриты создавали дикую боль, и здесь смеяться нечему, хотя весь юмор заключался в том, что их болезнь не распространялась на другие части тела. Тем не менее взрослые соддиты уже не могли носить башмаки, потому что давление кожи на раздувшуюся плоть еще сильнее ожесточало их страдания. Вот почему этот маленький народец ходил исключительно медленно и с большим трудом. И вот почему взрослые соддиты проводили две трети суток на подушках идеальной мягкости, похрюкивая, когда они опускались на диваны, и используя руки для того, чтобы поднять распухшие ноги на специальные скамеечки.

Теперь вам известно о соддитах (или хромбитах) почти все, кроме нескольких мелких деталей — например таких, как пристрастие к еде, питью и всяким веселым праздникам, или их необъяснимая любовь к жилетам и плисовым штанам. Ах да, еще им нравилось без меры курить табачные трубки, в результате чего они часто умирали раньше срока от рака нёба, языка и горла, а также легочных и сердечных болезней. Что я упустил? Ну хотя бы то, что они принадлежали к консервативному среднему классу сельской буржуазии. И что они разговаривали с легким бирмингемским акцентом — да-да! И что, несмотря на явные недостатки — миниатюрное телосложение, деформированные толстые ноги, мелочность, нежелание выслушивать мнение чужих людей и менять заведенный жизненный уклад, пристрастие к табаку и алкоголю, а также застойная «респектабельность» загнивающего класса — несмотря на все это, они создали лучшую в мире полуиндустриальную культуру, с водяными мельницами, паровыми литейными, уютными домами, трубами и пугачами, очками, вельветовыми костюмами, очаровательными каменными церквушками, книгами и каминами, в то время как остальная часть Верхнего Средиземья томилась в темных веках мечей, коней и огромных курганов, возвышавшихся над могилами непросвещенных покойников. Забавно, правда? Но, как видите, пути цивилизации настолько странные, что иногда они необъяснимы.

В то примечательное утро Бинго сидел на самой мягкой софе, и его больные, распухшие от артрита ноги покоились на зеленой вельветовой подушке, венчавшей низкую скамеечку. Он задумчиво смотрел на мосластые суставы пальцев — точнее, на те места, где они примыкали к стопам — а суставы, в свою очередь, смотрели на него, словно десять красных редисок. Ах, бедный славный Бинго! В этот миг он ощущал весь груз страданий своего существования.

Внезапно в дверь постучали. Серия ударов, громких и пугающих, могла быть вызвана озорным ребенком, который втолкнул шутиху в скважину замка, поджег ее, отбежал на несколько шагов, но, услышав невыразительный хлопок отсыревшего заряда, вернулся и теперь от досады пинал дверь своей неотстеганной задницей и каблуками башмаков с железными подковками. Вы же знаете эту современную молодежь. Тьфу! Ну что с нее возьмешь?!

Бинго печально вздохнул и крикнул:

— Проваливай!

Затем он добавил погромче:

— Вали отсюда, я сказал!

Однако стук в дверь продолжался.

Делать было нечего. Бинго медленно поднялся на ноги и заковылял в прихожую, морщась при каждом шаге и издавая обычные восклицания притворной боли, включавшие в себя «ах!» и «ох!», свистящие вздохи и «уй-ю-юй»[2].

Бинго не нравилась круглая дверь его дома. А кому бы она понравилась? Геометрия требовала, чтобы дверь крепилась к косяку одной петлей, и для того, чтобы выдерживать нагрузку, петля располагалась в самой худшей и невыгодной позиции. В результате дверь сквозила, с трудом открывалась, и каждый уличный хулиган мог выбить ее одним ударом — тем более, если он был достаточно юным, чтобы носить башмаки на еще нераспухших ногах. Но традиция всегда остается традицией. К тому же, архитектурная комиссия Хромбит-Эгей! насаждала эти круглые двери с особенным усердием. Бинго отодвинул щеколду и вышел на порог.

Снаружи в ореоле солнечного света стоял колдун. Бинго никогда не видел колдунов, но буква «W» на пончо пожилого мужчины безошибочно указывала на его принадлежность к магическому братству. Хотя он мог оказаться мелкожвачником необычно высокого роста, надевшим свое пончо вверх ногами.

В дверь продолжали колотить — еще громче прежнего.

Бинго вопросительно взглянул на колдуна.

— М-да, — гулким голосом сказал старик. — Я извиняюсь за беспокойство.

— Просто извиняетесь? — спросил озадаченный соддит.

Он еще раз посмотрел на стучавшую дверь.

— Я наложил на нее чары, — прокричал колдун, словно перекрывая шум бури. — Это довольно простое колдовство. Я сильно одряхлел за долгую жизнь, чтобы стучать в закрытые двери. Ага, нашли молотобойца! Я слишком стар и немощен для этого. Ты меня понимаешь? Я наложил стучащие чары.

Бинго покосился на круглую дверь.

— Вы не могли бы снять их, если вам не трудно?

Очевидно, колдун не расслышал его слов.

— Спасибо, юноша! — произнес он зычным голосом. — Ты слишком добр ко мне. Это не слишком сложное заклинание, хотя и очень мощное. Да-да, очень мощное!

— Как долго они будут действовать?

— А то! — снисходительно прогудел колдун. — Вот только как теперь их снять? Это сложный вопрос. Смогу ли я справиться с такой задачей? Какой ответ? Ответ таков: снять чары очень трудно. Понимаешь, парень? Накладывать заклинания легко. Другое дело — их снимать!

— Как... долго... они... будут... действовать? — повторил встревоженный Бинго, расставляя паузы между словами и напрягая лицевые мышцы в демонстрационной манере, словно говорил с глухим человеком.

— Граббинс? — закричал колдун, приподнимая косматые брови. — Ты Граббинс?

Опалив напуганного юношу пронзительным взглядом, он протиснулся в дверной проем и ввалился в прихожую дома. Когда Бинго развернулся на пятках, высокий колдун, согнувшийся едва ли не вдвое, уже направлялся из коридора в гостиную. Он продолжал громко выкрикивать фамилию соддита. Все это время входная дверь издавала оглушительный шум, словно какой-то тяжелый предмет со стуком катился по бесконечному пролету лестницы. Бинго, бормоча «эй, вы!» и «ой, моя нога!», заковылял за колдуном. Войдя в гостиную, он увидел старика на своей любимой софе (которая была достаточно большой для малорослика, но могла служить для человека только креслом). Тот лучился беззубой улыбкой.

— Так, значит, ты Граббинс! — прокричал колдун.

— Да, это я, — ответил Бинго. — Послушайте! Я, конечно, извиняюсь, однако должен попросить вас удалиться. Мне очень жаль, но вы не можете оставаться в моем доме. Вы не можете сидеть на этой софе.

— Как я догадался? — спросил старик. — Просто на твоей двери висит табличка с надписью «Граббинс».

— Я вынужден просить вас уйти, — повысив голос, крикнул соддит.

— Граббинс, — произнес колдун, приложив к щеке палец в выжидательном жесте. — Фамилия грабителя, верно?

— Я добропорядочный хромбит в самом точном смысле слова, — сказал Бинго, морщась от внезапной боли, пронзившей его левую пятку. — Прошу вас немедленно покинуть мой дом!

— Я так и думал, — с понимающей улыбкой ответил гость. — Иначе и быть не могло.

— Уходите! — завопил юный соддит. — Я вас очень прошу!

— Как ты добр, — сняв шляпу и положив ее на колени, сказал старик. — Мне с сахарком. Два кусочка. Меня зовут Гэндеф. Я колдун. Да-да, на самом деле. Знаменитый Гэндеф. Но не бойся. Я обещаю...

Он тихо захихикал.

— Хотя я и колдун... Короче, обещаю, что не превращу тебя...

Он снова захихикал — на этот раз так, что его плечи и голова затряслись от бурного веселья.

— Не превращу тебя в жабу — АРГ-КХТЩ КОФ-КОФ-КОФ.

Старик начал кашлять так сильно, так яростно и спазматически, что едва не свалился с софы на пол.

— АХУВРГ-ЧВШВОФХ КОХ-КОХ, - прокашлял он. - КОХ КОХ КОХ КАХ КАХ КОХ КОХ.

Бинго с тревогой присел на свое второе самое лучшее кресло.

— КОХ КОХ КАХ КОХ КОХ, — продолжал колдун.

— С вами все...? — попытался спросить соддит.

— КОХ КОХ КАХ КОХ, — закончил старик и устало откинул голову на спинку софы.

Его лицо побледнело. На седой бороде под нижней губой блестели сгустки слюны.

— Чтоб мне провалиться! — сказал он придушенным голосом. — О, милый мой! Вот это да!

Пошарив правой рукой в кармане пончо, колдун вытащил трубку, затем достал левой рукой кисет и дрожащими пальцами наполнил табаком вместительную чашу.

— Сейчас мне станет лучше.

Он хрипло прошептал заклинание и, вызвав желтое пламя на кончике большого пальца, прикурил массивную трубку. Несколько долгих минут старик шумно посасывал мундштук, издавая между затяжками слабые стоны удовлетворения. Гостиная Бинго быстро заполнилась густым и едким дымом, от которого у маленького соддита заслезились глаза.

— Да, мне уже лучше, — сказал Гэндеф, вдохнув полной грудью смесь табачных крупинок и теплого дыма. — Гораздо лучше.

— Вы в порядке? — нервозно спросил Бинго.

— Что? — прокричал колдун. — Говори громче. Я редко пользуюсь слухом.

Соддит слышал, как входная дверь его норы по-прежнему стучала сама по себе.

— Я...

Он вдруг понял, что не знает, как закончить фразу.

— О, когда-то мой слух был лучше, чем у орла, а зрение острее, чем у... самого глазастого животного, — сказал Гэндеф. — Даже не знаю, кого привести в пример. Кого-то с очень хорошим зрением. Орла! Ну да! Однако возраст взимает свою пошлину. Надеюсь, ты меня понимаешь.

Колдун нахохлился, и из его груди вырвался такой ужасный хрип, что Бинго отшатнулся.

— Я как-то раз опробовал на себе чары звукового усиления, — умеренно громким голосом продолжил Гэндеф. — Чудесные чары. Мощные! Я мог слышать, как птицы щебетали на деревьях за горизонтом. Я мог слышать шелест облаков на небосводе и скрип радуги, когда она изгибалась над миром. Но затем за моей спиной залаяла собака, и у меня лопнула перепонка левого уха. Никогда не повторяй такое заклинание без надежных мер предосторожности. Я даже обмочился! Представляешь? Колдун, и обмочился с ног до головы от страха! Только не болтай об этом, парень. Сам понимаешь, мне нужно сохранять репутацию. Силы зла и прочие дела! Могущество и магия! Я ведь, знаешь ли, не человек, а особый вид ангела[3].

Он смущенно рассмеялся.

— Хорошее прикрытие для множества грехов. Вот так-то, парень. Только не болтай об этом.

— Я что-то вас не понимаю, — сказал Бинго.

— Они появятся через пару минут. Наши друзья из царства гномов. Из Гномландии. Эти ребята — соль земли. То есть они добывают и продают поваренную соль. А еще они усевают ею земли тех людей, которые им не нравятся. Но мы-то с ними дружим. Однозначно. У нас договоренность. Я нарисую карту, и завтра мы можем отправиться в путь. Так что собирайся в дорогу.

Он прочистил горло, или, точнее, переместил шмат слизи из одной полости легких в другую. После этого старик сделал еще одну мощную затяжку из трубки.

— В какую дорогу? — с изумлением спросил Бинго.

Однако Гэндеф уже заснул. Его голова склонилась набок, дымившаяся трубка выпала из пальцев, и горящие крошки табака рассыпались на циновке, которая служила ковром в норе маленького соддита.

Первая кварта[4] гномов появилась через полчаса. Они так яростно застучали в дверь, что сорвали ее с единственной петли, после чего их группа ввалилась в прихожую. Бинго выбежал в коридор — так быстро, насколько позволяли его деформированные ноги.

— Что вы делаете? — завизжал он в приступе негодования.

— Прости, браток, — сказал первый гном, смущенно встав на сломанную дверь. — Мы постучали в нее немного, затем поняли, что она стучит сама по себе. Вот я и подумал, что ты нас не слышишь. Не переживай. У меня есть приятель, которые делает двери.

— Он делает классные двери, — добавил второй гном.

— Ага, он сделает тебе такую дверь, что просто закачаешься, — с воодушевлением продолжил первый гном. — Здоровую, большую! Как только он заявится сюда, то сразу займется твоими проблемами, красавчик. Без всяких ля-ля.

— Это просто какое-то недоразумение, — сказал им Бинго. — Мне жаль расстраивать вас, но вы попали не в ту нору. Вам нужен Граббинс, верно? А здесь такой не живет. И никакого колдуна тут тоже нет. Так что вы должны немедленно уйти.

За его спиной в гостиной раздались громкие звуки, как будто кто-то рубил топором сырое бревно. Такой шум мог производить лишь человек, чьи стенки легких многие годы промывались докрасна дымовой ингаляцией.

— Ха-ха, приятель, — проходя мимо соддита, сказал первый гном. — Я Фэйлин. Гном, понимаешь? Без всяких ля-ля. А это мой кузен Квэлин.

Второй гном небрежно кивнул.

— За его спиной стоят Сили и Фрили. Тоже мои кузены, понимаешь?

— Мне даже нечем вас угостить... — в отчаянии вымолвил Бинго.

Нестройно загорланив какую-то песню, группа гномов направилась в гостиную. Один из них радостно прыгнул на грудь колдуна, пробудив того от старческой дремы. Бинго повернулся, поморщился от грызущей боли в пальцах левой ноги, затем выругался и снова повернулся, потому что в этот момент в его дом вошли еще четыре[5] гнома.

— Мори, — приподнимая боевой топор, сказал первый из них.

Он обладал большим носом, длинной бородой и густыми бровями, похожими на мохнатых гусениц... или на упавшие колонны.

— Позволь мне представить тебе моих кузенов. Это Тори, Он и Орни.

Носатый гном придвинулся к Бинго.

— О, приятель! Так это у тебя самый гладкий подбородок в мире!

Четыре гнома отпихнули ногами бороды и окружили соддита.

— О! — восторгались они, проглаживая его подбородок мозолистыми ладонями и наступая на больные пальцы. — Ух ты! О-го-го!

— Отвалите от меня, — крикнул Бинго и замахал перед собой руками, словно маленькими крыльями.

— Ты должен извинить нас, парень, — сказал Мори. — Голый подбородок — это редкостное зрелище для нашего народа.

Он прислонил топор к стене и снял гномскую шляпу.

— Зрелище неописуемой и уникальной красоты. Могу ли я не любоваться голым подбородком!

— А могу ли я не любоваться! — воскликнул Орни.

— Так ты говоришь, что бреешься? — спросил Мори, по-дружески обнимая Бинго и похлопывая ладонью по его спине. — Скажи, ты действительно бреешься?

Могучей рукой он сжал плечо соддита.

— Я не бреюсь! — пискнул Бинго.

— Не можешь? — с сочувствием поправил его Мори. — Мы тоже. У нас псориаз. Ужасная беда! Аллергия на боксит. Я не смог бы побриться, даже если бы от этого зависела моя жизнь. Всюду натыкаюсь на свою абсурдную голенастую бороду[6]. Просто ненавижу ее.

— Мы тоже ненавидим наши бороды, — добавил Орни. — Все как один.

— Да, мы, все мы, в одной и той же лодке, — доверительно поведал Мори. — Но хуже всего с запахами, парень. Пища падает и застревает в волосах. Вчера я нашел в своей бороде куриную кость. Одним словом, беда — по-любому, как ни крути.

Он выпустил Бинго из объятий.

— Наш королек уже здесь?

— Какой королек?

— Торри, наш король, благословят его небеса! Еще не пришел? Ну ладно, иди. Я слышал, ты собрался нас повеселить — пир горой, хорошая пьянка — короче, сам понимаешь. Не буду мешать, приятель. Поболтаем позже.

Бинго заковылял в кладовую и вынес гостям все съестные припасы, которыми он обладал. Гномы управились с ними за четверть часа. В полном отчаянии соддит пытался объяснить им, что его закрома пусты, но гномы не поверили ему и обыскали каждый уголок норы. Затем они выкатили его единственную бочку хробитского эля и, выбив крышку, начали попойку. Через какое-то время они запели. Гэндеф, куривший в углу, притоптывал ногой не в такт их песне.

После чего они запели, или, скорее, завыли:

Гномы настояли, чтобы соддит присоединился к ним, хотя Бинго долго отнекивался, ссылаясь на то, что он не переносит спиртное. Сначала они подняли бокалы за его гладкий подбородок, затем — за его гладкую верхнюю губу. Они пели песни: непристойные, застольные, лирические и политические, частушки и гимны, рифмованные скороговорочки — «чим-чири-оши, наливай побольше» — баллады бардов и менестрелей, песни, теребившие душу (в эмоциональном смысле слова), пьяные, разбойничьи, озорные и глупые, красивые и бессодержательные куплеты: «Эх, браток, как туго! Где моя подруга?». Они пели a-capella и a-kaleno[7] и, естественно, любимую «ум-лала, дри-лала».

Позже подошли остальные гномы: Стон, Пилфур, Гофур и Вомбл, а вместе с ними какой-то карлик (на голову меньше сородичей и лишь на дюйм выше Бинго).

— Тойи, коголь, чтоб вы знали, — представился он.

Остальные гномы не оказывали монарху никакого уважения. К тому времени Бинго был уже по горло заправлен элем, сильно пьян, закружен, вытрясен и сжат в дружеских объятиях. Он непрерывно падал и, глупо улыбаясь, поднимался на нетвердых ногах, словно жеребенок, которому влили в рот полбутылки спиртного. Гэндеф запел какую-то песню, но, дойдя до середины куплета, закашлялся взахлеб и от натуги пукнул. Звук был таким, будто с крыши ратуши свалилась куча снега. Кашель длился сорок пять секунд, после чего обессиленный колдун повалился обратно на софу и, задыхаясь, вытащил кисет и трубку.

— Друзья! — вскричал Бинго со слезами на глазах и с чрезмерной дозой алкоголя в кровеносной системе. — Моя почтенная и внезапно обретенная компания! Как это здорово заводить себе новых друзей!

— У нас просто деловые отношения, мистер Грабитель, — поправил его Мори. — Мы собираемся в поход, и нам нужна твоя помощь. Вот, в принципе, и все.

— Вам нужна моя помощь? — с умилением повторил Бинго и вытер мокрые щеки. — Друзья, я к вашим услугам!

— Да-да, — сказал Мори, отталкивая от себя прилипчивого соддита. — Только знай меру и без всяких ля-ля. Теперь слушай внимательно. В восточных краях живет дракон, и у него... скажем так... имеется сокровище. Да, назовем это сокровищем.

— Золото? — округлив глаза, спросил Бинго.

— Вы о чем? — вмешался Квэлин. — Какое золото? Ах да! Хорошая штука, это золото.

Мори многозначительно осмотрел своих сородичей.

— Золото, — сказал он. — Надеюсь, что до вас дошло? Или кому-то непонятно? Мастер Граббинс поможет нам стащить сокровища дракона. На том и остановимся! Мы идем на восток, чтобы украсть немного золота. Врубились?

Гномы закивали головами и заугукали, выражая полное понимание. Мори снова повернулся к Бинго.

— Значит, мы договорились. Пока это только первоначальный план, как ты мог бы догадаться. Короче, мы приходим туда и отвлекаем дракона какой-нибудь хитростью — ну, там, споем ему сладким баритоном или придумаем что-то еще. А ты в это время похитишь... золото... хм! Судя по фамилии, ты парнишка, быстрый на руку. Вот почему мы тебя выбрали. Только без обид, приятель.

Сердце Бинго пылало от дружеских чувств. Он зарыдал как дитя и попытался обнять носатого Мори. Ему хотелось раскрыть сердце и рассказать о том, что он всегда ощущал свое отличие от других соддитов, словно какая-то неуловимая черта отгораживала его от соплеменников, а их — от него. Это было трудно объяснить, но однажды он стоял в дверях со стаканом сухого мартини в руке и наблюдал за транспортом, катившим по вечернему Хромбит-Эгей! — от самого начала улицы и до моста, уходящего в сгущавшиеся сумерки. И он чувствовал в себе огромную пустоту и бесцельность всего существования — ощущение гнетущих пределов его респектабельного мира, похожего на тесный вельветовый плащ. И вот теперь эта группа гномов, связанных дружбой и общей целью, раскрыла перед ним все те чудесные возможности, которые он пропускал. Печально, но эль, породивший в его уме такую цепь возвышенных мыслей, не позволил ему выразить их с достаточной четкостью, поэтому Бинго сначала просто пробубнил: «какая же вы классная компания... и есть один парень, любящий всех вас», а затем перешел на горловые согласные, напоминающие звуки, которые собака издает перед тем, как впиться в вашу ягодицу.

— Если ты согласен с нашим планом, то слушай дальше, — отступив к стене, продолжил Мори. — Единственной проблемой этой миссии является то, что... сокровище... принадлежит дракону. Понимаешь?

— Меня драконами не испугаешь! — выкрикнул Бинго. — Они ведь это... насекомоядные...

— Нет, я не стал бы называть их насекомоядными, — ответил Мори.

— Ну и ладно, — покачнувшись на ногах и беспечно махнув рукой, согласился соддит. — Так в чем проблема?

Его потеря координации достигла того уровня, когда он начал размещать большой палец правой ноги рядом с мизинцем левой ноги. Затем Бинго преодолел этот этап и перешел к состоянию, в котором он уже не мог соединять верхнюю и нижнюю губы.

— Дракон Слог очень страшен на вид, — пробудившись от сна, заметил Гэндеф. — Он самое могущественное существо в восточных диких землях.

— Ужасный и коварный, — в унисон прошептали гномы.

Эль кружился вихрем в сердце Бинго.

— А я его не боюсь! — пискнул он, пытаясь взобраться на стол.

— Дракон Слог! — проревел колдун, увлеченный своим рассказом. — Ужасный и непобедимый! Потрясающе огромный дракон. Кхух! Ух!

Кашлянув два раза, он взял высокую, слегка затянутую ноту на тугой альвеоле легких. Гномы вытащили трубки, и вскоре дым в норе Бинго стал настолько густым, что курильщики исчезли из виду[8]. Сизые спирали, поднимавшиеся вверх из их трубок, имели странный, приятный и усыпляющий травянисто-плодовый аромат. Колечки дыма выглядели твердыми снаружи и практически пустыми в середине. Разве не странно? Вы когда-нибудь задумывались об этом состоянии твердости по краям и мягкости в центре? Запах табака пробуждал аппетит, и хотелось закричать: «Эй, что-то я проголодался! У вас есть ячменные лепешки или что-нибудь еще?» Утратив пыл и возбуждение, Бинго лег на пол, сунул ноги в камин и тихо засопел, в то время как гномы запели новую песню.

Тут Гэндеф закричал, что всем пора успокоиться. Притворившись, будто шепчет Мори что-то по секрету, он громко спросил:

— Почему бы нам не сказать юному соддиту, что мы отправляемся в путь за золотом? А? Это не будет слишком коварной затеей?

Ответ Мори прозвучал неразборчиво, затерявшись в спертом воздухе.

— Пойми, — громче прежнего проревел колдун, — если соддит будет думать, что мы идем за золотом, он не станет расспрашивать о реальной причине нашего путешествия. Дошло до тебя наконец?

И снова в темноте послышался голос Мори — на этот раз более настойчивый, но по-прежнему неразборчивый. Из своей неудобной позиции Бинго видел только пирамидальный контур шляпы колдуна и пригнувшийся силуэт носатого гнома, который пытался что-то объяснить глухому старику.

— Я не слышу, что ты там бормочешь, — раздраженно рявкнул Гэндеф. — Просто мне кажется, что это хорошее прикрытие для нашего похода на восток. Отличный способ, чтобы соддит не пронюхал о реальной цели. Зачем ему знать, что на самом деле мы хотим... хирк, хрыг, ммбб-ммдд.

В тусклом свете свечей и сквозь завесу дыма Бинго увидел, как пирамидальная шляпа резко сползла на лицо колдуна и закрыла ему рот. Затем веки соддита слиплись в неодолимом сне, и он не рассмотрел, что было дальше.