Согретая льдами

Глава 22

Родная деревня встретила привычными запахами и до боли знакомым видом. Ребятишки играли в снежки и катались на санках, взрослые бегали по делам. И такое умиротворение поселилось в душе, что захотелось плакать от облегчения. Я снова дома. Правильно говорят, что дом — место силы. Меня затопило теплом к этому месту и живущим здесь людям.

Рик осматривал пространство настороженно. Видимо, боялся враждебности другого мира. Я взяла его за руку. Теперь я буду его путеводителем, потому что здесь считаюсь хозяйкой.

— В деревне все люди хорошие и не причиняют вреда чужим.

С улыбкой я двинулась в сторону своего дома, ведя за собой мужчину. Кажется, сейчас состоится знакомство с родителями. Вот так дочь отлучается на недельку, а возвращается с суженым.

И тут я вспомнила свои гадания два месяца назад после Рождества. Тогда я ложилась спать и привычно, по велению матушки, положила расческу под подушку и сказала ритуальные слова. Мне снился мужчина, только я тогда не предала этому никакого значения, потому что не видела лица. Теперь понимаю, что это был Рик. Надо же, какая удивительная вещь — память. Что-то можно забыть насовсем, что-то забыть на время и потом резко вспомнить, а что-то не дает покоя на протяжении жизни, не желая уходить из воспоминаний.

Так как дом был самым крайним, то видели нас лишь из далека. Это было своеобразным облегчением, что сначала я познакомлю моего защитника с мамой, а потом уже с остальными в деревне, если останется время.

Мне всегда казалось, что наш дом самый уютный и красивый. Скорее, это была детская привязанность и преувеличение. Дом был красив, но, как и все в деревне. Деревянный сруб, имеющий два этажа. Окна, обрамленные в резные рамы. Величественное парадное крыльцо, зазывающее зайти в гости. Гостей у нас и правда всегда было много: будь то по делу или же просто на чай.

Пройдя через калитку, меня начало одолевать волнение. Что если маме не понравится Рик? Что если окажется, что Рик и Адель были правы, и моя уверенность в честности мамы пошатнется?

С каждым шагом становилось тяжелее и тяжелее. Где же то облегчение, которое я испытала, когда увидела деревню?

— Не волнуйся, я рядом, — подбодрил меня Рик.

Я благодарно сжала его руку сильнее. Последний шаг стал самым тяжелым. Я берусь за ручку увесистой деревянной двери. Выдох и дверь открывается. Робкий шаг за порог. В доме ничего не поменялось с моего последнего воспоминания, но ощущение, будто я не была тут лет десять. Каждая деталь бросается в глаза. А запах такой знакомый, у нас всегда пахло вкусной едой, создавая своеобразную атмосферу. Только мамы не видно.

— Мам, — тонким писклявым голосом зову единственную дорогую женщину.

— Снежинка? — удивленный возглас со второго этажа и поспешные шаги.

— Ты второй, кто называет меня снежинкой, — полушепотом ответила на удивленный взгляд мужчины.

— Я вернулась, — это уже было замершей маме на лестнице. Волнительная улыбка на моем лице являлась признаком, что я еще не расплылась, как тряпка.

Женщина сорвалась с места и побежала мне на встречу, шаркая тапками. Она у меня не очень молодая, как у остальных в деревне, но зато самая любимая. Рик отцепил мою онемевшую руку от своей и подтолкнул вперед. Именно этого мне не хватало — помощи. Я побежала навстречу родным объятиям забыв обо всем.

— Снежа, девочка моя, я так волновалась, — обнимая и поглаживая меня, шептала мама.

— Мне много нужно рассказать, — слегка отстраняясь, ответила маме. В глазах у нас обеих стояли слезы. Мы обе не привыкли так надолго расставаться. Это было не только мое испытание, но и ее. — Я так скучала по тебе!

— Не стойте на пороге! Проходите на кухню. За горячей едой и вкусным чаем с блинчиками разговор пойдет легче и приятнее, — тепло улыбаясь, подгоняла нас с Риком мама.

Она у меня женщина большого и доброго сердца. Никто из пришедших в ее дом не будет чувствовать себя не в своей тарелке. Некоторых потом еще и не выгнать, настолько им нравится атмосфера хозяйского гостеприимства моей мамы.

Рик помог мне, а затем разделся и сам. Самое удивительно, что Пушок зашел в дом вместе с нами и сейчас пытался обойти нас, чтобы добраться до печи. А я точно знаю, что именно туда, потому что эта зверюга такая же теплолюбивая, как я. И откуда в животном с ледяных краев такое пристрастие?

Мы прошли на кухню. Я усадила Рика за стол, сама же пошла помогать маме. Вдвоем мы быстро организовали маленький пир. Запахи стояли родные и до боли знакомые. Никогда бы не подумала, что можно так сильно скучать по вещам, на которые раньше совсем не обращаешь внимания. Все казалось обыденным, а сейчас каждая деталь напоминает о чем-то далеком и счастливом.

Уже сидя за столом, мы молча смотрели друг на друга. Лишь иногда я уводила взгляд, когда пыталась собраться с мыслями.

— Ну-ну, доченька! Ты это брось, рассказывай как есть и не бойся, — поддержала меня мама. Она никогда не ругала меня, даже если я откровенно косячила. Всегда были мудрые советы и слова, которые напрочь отбивали желание повторять плохие поступки. И я благодарна такому воспитанию, особенно, если вспомнить рассказ Адель о ее детстве.

— Для начала, мам, знакомься. Это Рикэл, — указала на мужчину рядом со мной. — Рик, а это моя мама, Любовь Ивановна.

Они обменялись любезностями и все внимание снова оказалось на мне. Разве что Рику мама наказала кушать, потому что мужчина всегда должен быть сыт. Я удивляюсь как за все года сохранила стройную фигуру с таким питанием! По ее мнению не только мужчина, но и растущие организмы, и девушки, желающие хорошо выглядеть, должны кушать. Будь ее воля, то в мире не осталось бы голодных.

После представления, я начала рассказ с самого начала, когда пошла гулять в лес нашего мира, и закончила тем, что поселилась во дворце у Рика в другом мире и обрела королевскую метку, найдя жениха.

Мама во время всего рассказа внимательно меня слушала, ужасаясь в некоторых моментах, например, когда снежурги тащили меня, торговали людьми и гнались за нами до границы. И это я ей еще о заговоре, предателях и наших планах не рассказала.

— Значит, не просто так вернулись сюда ко мне? — подвела итог она.

— Мам, у меня изначально в планах было вернуться домой и никогда в жизни там не оставаться, — начала оправдываться я. Понимаю, что это может выглядеть жалко, но ведь это правда. Я не хотела задеть ее чувства неправильными выражениями мыслей.

— Ты изменилась. И внешне, и внутренне, — осматривала меня мама. — Это и к лучшему, пора взрослеть и быть самостоятельной. Я дала тебе все, чем была богата сама. Рядом со мной ты дальше не вырастешь.

— Ты меня отпускаешь? — ошарашенно смотрю в ответ, не веря своим ушам.

— Твое письмо, что привезли мне девочки, было красноречивым доказательством, что ты сделала выбор. Я его принимаю. Потому что вставать на пути у ребенка, который начинает свой путь, — верх родительской глупости.

— Но я даже не планировала… — в замешательстве начала я, растерянно смотря то на маму, то на Рика.

— Я знала, что так будет, — с тяжелым вздохом она вышла с кухни.

Мы с Риком переглянулись, не понимая, что значили последние слова. Что она знала? Куда ушла? Ее не было несколько минут. За это время я несколько раз пыталась взять чашку с успокаивающим чаем, только так и не смогла донести до рта. Все содержимое расплескивалось, стоило приподнять чашку над столом. Руки тряслись, в горле стоял ком, а на глаза наворачивались слезы. Когда мама вошла, я уже не ждала ничего хорошего.

— Успокойся. Слезы тут лишние, — мягко проговорила она, протягивая какой-то старый сверток. — Это тебе привет из прошлого. Я бы хотела, чтоб этот момент никогда не настал, но раз случилось, то препятствовать не стану.

Дрожащими руками беру сверток и начинаю разворачивать. Узелок долго не поддавался. На помощь пришел Рик, он аккуратно развязал и вернул мне. Я развернула обертку, которая была похожа на фольгу внутри и нечто махровое снаружи. Никогда не встречала такой ткани.

Внутри лежала маленькая коробочка и конверт. Первым делом я решила посмотреть, что же скрывается в деревянной лакированной шкатулке. Размером она была с половину ладони. Перед открытием я испытала какой-то трепет, отгоняющий волнение. Предвкушение?

Решительно поднимаю крышку. Там, на бархатной подушечке лежит кулон из желтого металла, но не золота. По форме он мне напомнил лучи солнышка. Очень искусно выполненная работа, такие не в каждом ювелирном увидеть можно.

— Это же солнечное око, — с придыханием сказал Рик.

— Понятия не имею, что это значит, — вопросительно смотрю на мужчину и маму. Мама лишь пожала плечами и развела руками.

— Это артефакт, который накапливает в себе редкие лучи солнца в моем мире. Считается, что такой пробудит силу даже в том, кто не предрасположен к магии. Либо вернет ее тому, у кого забрали, — пояснил Рик.

— Доченька, прочитай письмо. Думаю, что ответы в нем, — посоветовала мама.

— Я пойду к себе, — в каком-то трансе взяла письмо и кулон, покидая кухню. Если там что-то личное, то лучше я буду наедине со своими мыслями. Даже при родных людях мне будет тяжело плакать и сосредоточиться на смысле написанного.

Поднявшись в свою комнату, я осмотрелась. Только теперь здесь все казалось чужим и далеким. Прежняя беззаботная Снежа хорошо вписывалась, а вот нынешняя уже привыкла к покоям в Морозее. Теперь все милые игрушки, книжки, плакаты были неинтересны.

Скользнув взглядом по комнате, я не смогла найти того, что колыхнуло бы мои чувства. И это очень странно, потому что вся моя жизнь прошла в этой комнате. Должны же детские комнаты вызывать теплые чувства у людей. Почему со мной не так? Будто я попала в комнату подруги. Да, привычный интерьер, да, знакомые вещи, но как будто это больше не принадлежит мне.

Решив повременить с письмом, я двинулась в угол комнаты. Под одной из напольных досок был спрятан мой дневник. Там записан каждый день, начиная с моего пятнадцатилетия. Для меня это было важно, он был моим другом, которому можно рассказать все. Подруги и друзья, с которыми я раньше проводила время, поуезжали, поэтому последние года я была больше сама с собой.

Я достала дневник со смешанными чувствами. Сейчас у меня в одной руке привычная прошлая жизнь, а в другой неизвестное будущее. Пролистав дневник, я вспоминала моменты счастья, моменты подростковых девичьих переживаний. На лице появилась улыбка. Такие серьезные проблемы для ребенка и совсем пустяковые для взрослого. Но каждое переживание имеет ценность и право на существование. Ведь наша личность и стадии взросления зависят как раз-таки от пережитого опыта всего эмоционального спектра. Если человек испытывает только счастье, то он не сможет понять все грани мира. Череда белых и черных полос выковывает характер.

У меня не было больших трагедий в жизни, не было испытаний, кроме надуманных и раздутых проблем, с которыми помогала справляться мама. Но тем не менее, именно эти проблемы и последующее их решение, путем понимания сути, сделали из меня ту, что я сейчас. Точнее ту, какой я попала в другой мир. А вот там мне пришлось основательно измениться. Или же ситуации изменили меня? Но факт остается — я другая. Теперь во мне больше сосредоточенности, настороженности и меньше беззаботного веселья. Удивительно, что лишь одна неделя может заставить переосмыслить поведение и ценности жизни.

Отложив дневник в сторону, я взяла двумя руками конверт и задумчиво сканировала его глазами. Что же там может быть? И почему мама не отдала мне это раньше?

Я доверяю мудрости матушки. Иногда должен прийти определенный момент для осознания и понимания вещей. Но мне бы хотелось узнать раньше, что где-то лежит письмо для меня. Даже не представляю от кого оно может быть. Хотя, если отбросить свое упрямство и посмотреть здраво, предположения все-таки есть.

С тяжелым сердцем и ворохом мыслей я крутила конверт в руках, боясь сделать первый шаг. Как только конверт будет открыт, то пути назад не будет. Я чувствую, что с этим письмом придет поворотный момент моей жизни.

Тянуть дальше некуда, пора прогнать трусость и проявить решимость. Некоторые поступки в жизни только мои. И пора прекращать надеяться на помощь близких людей в каждой ситуации, где могу справиться сама. Где должна это сделать сама.

Еще с пять минут я смотрела на конверт с пожелтевшей от времени бумагой и причудливой печатью на обратной стороне. Время открывать старые тайны.