Сохрани мою любовь, профессор

31

4 ноября, 02:12 p.m, Реабилитационный центр, Бостон.

Энди смотрела в окно на некогда зелёную лужайку, теперь заваленную опавшими листьями, принадлежащую этому центру реабилитации, где возможно летом пациенты гуляют вместе с посетителями. Она вдруг вспомнила, как гуляла этим летом в Центральном парке, когда они с Эриком летали в Нью-Йорк, где она лишилась своего девичества.

Отголоски приятного воспоминания отозвались болью в районе солнечного сплетения. Девушка закусила губу изо всех сил стараясь не заплакать. Кажется, всё это было так давно, в какой-то прошлой жизни, где она была безумно счастлива. Энди горько усмехнулась про себя, вспоминая своё относительное спокойствие по поводу их отношений в самом начале.

Кто ж знал, что всё обернётся вот так?

Она не знала, что мама Эрика сенатор, и что Фокс оказался самим злом во плоти. Девушка вздрогнула, вспоминая его полный безысходности взгляд, когда он направил на неё пистолет. В тот момент она поняла, что умрёт.

Говорят, когда смотришь смерти в глаза перед тобой пролетает вся твоя жизнь. Но с ней этого не было. Никаких картин прошлого, кроме горьких панических мыслей, что возникали в голове о том, что она не хочет умирать. Что больше никогда не увидит лица близких. О сожалениях, что так и не узнала кто были её родители, есть ли у неё родственники, о том, что она так и не научилась нормально кататься на коньках.

И то ни с чем не сравнимое чувство, когда она поняла, что опасность миновала. Что-то между безумием и облегчением. Нет таких слов, которые могли точно описать, что она почувствовала тогда. Она даже не сразу поняла, что всё кончилось. Только увидев человека с автоматом наперевес, лицо которого скрывалось за черной маской, она смогла вздохнуть, и в тот же момент её прорвало.

Также говорят: то, что нас не убивает, делает нас сильнее. Вроде бы после пережитого она должна была закалиться как сталь и уж точно не реагировать так на нелепицу, что написали о ней в газете. Но, нет. Перед глазами вставали строки прочитанного на нескольких сайтах новостей и комментарии пользователей. Как люди могут быть такими жестокими? Они ведь даже не знают её, и уж тем более всей правды.

Было еще кое-что, причинявшее Энди острую боль и вызывающее слезы. Это сообщения, что она получила во всех соцсетях от своих одногруппников и других студентов MIT. А так же личные сообщения, пришедшие на почту и на телефон, который сейчас отключенным лежал на кровати.

Самое безобидное слово, которое было во всех этих сообщениях, это «шлюха». И каждое гневное сообщение ощущалось физической болью, будто её закидали камнями на площади, как было в древности.

Буквально вчера ей писали теплые сообщения с поддержкой, а теперь поливают помоями, втаптывают в грязь её имя, и за что? За то, что она встречается с профессором университета, в котором учится?! Она не какая-то преступница! Она не совершила ничего противозаконного или ужасного, как тот же Фокс, нет! Она не сделала никому ничего плохого, за что они так ненавидят её?

Мэй, Стив, Диего и даже Сьюзан звонили ей несколько раз, но она не брала трубку. В итоге она выключила телефон, потому что видеть эти сообщения больше не было сил. Она чувствовала себя так, будто её разорвали на тысячи мелких кусочков.

— Ну что, стоит ли Гейл таких страданий? — шепнул мерзкий голос.

Девушка вздрогнула и обернулась по сторонам, разыскивая источник звука, но в палате никого, кроме нее, не было; Патрик сидел снаружи и караулил её от репортёров, которые приехали сюда, чтобы взять у неё интервью. Да и Энди была рада побыть одной. Наедине со своим унижением.

«Может мне почудилось?» — подумала она, чувствуя, как кожа покрылась стаей мурашек. Она ведь отчетливо слышала голос, будто говоривший был совсем рядом.

Внезапно раздался стук в дверь, отчего девушка непроизвольно дёрнулась от испуга. Её нервы совсем расстроились. Не успела она ответить, как дверь открылась и на пороге показался Эрик.

— Энди, — Он быстро прошел внутрь, откидывая свой портфель в сторону вместе с пальто. Мгновение, и она ощутила прикосновение потрескавшихся холодных губ на своей щеке и прикрыла глаза, сглатывая ком в горле.

— Мне так жаль, что это произошло, — пробормотал он, садясь на корточки напротив неё и беря её за руку. — Прости меня, пожалуйста.

— Ты ни в чем не виноват, — прохрипела она, а затем тут же замолчала, не узнав собственный голос.

— Я должен был уберечь тебя от всего этого, — грустно сказал он, погладив тыльную сторону ладони большим пальцем.

«Но не уберёг» — произнес тот же голос, что она слышала до этого. И вот тут Андреа по-настоящему испугалась. Она посмотрела по сторонам, а затем на Эрика, что с беспокойством разглядывал её лицо.

— Ты не слышал? — осторожно спросила она, замечая как он слегка нахмурился.

— Что?

— Неважно. Мне показалось, — она сжала его ладонь.

4 ноября, 08.30 p.m, Вашингтон, Округ Колумбия.

Голова болела так, будто по ней проехал Восточный экспресс в обе стороны пути. Лилиан устало потерла висок, в надежде, что это как-то облегчит боль, но нет.

«Наверное, нужно сделать перерыв», — подумала сенатор и, сняв очки для чтения, облокотилась на спинку офисного кресла, прикрывая глаза.

С самого утра она пытается разгрести тонну дерьма, что оставил ей Фокс после своей смерти.

Рано утром, когда она собиралась в Конгресс, ей позвонил Питер Клайн и тут же рассказал о том, что произошло.

Абсурдная история в какой-то жалкой газетенке побудила цепную реакцию. Отменив все свои дела, Лилиан закрылась в своем домашнем кабинете и, найдя свой ежедневник с номерами телефонов, принялась звонить всем, кто мог помочь ей уладить этот скандал. Всем знакомым знакомых, кто мог знать владельцев Бостонских газет и их главных редакторов. Она не верила в электронную почту, да и дело было слишком щекотливым, чтобы просто прислать письмо, которое могли проигнорировать. Но не звонок от сенатора США.

Она уже имела разговор с Рафаэлем Реифом, президентом MIT, с которым была знакома лично, и попросила его замять историю сына и его девушки. Ох, и долго же его пришлось уговаривать, но, в итоге, он пообещал, что ни Эрик ни Андреа не покинут стен университета, правда, девушку лишат стипендии на обучение, да и вернуться она сможет лишь через год, пока всё утрясётся и студенты подзабудут этот скандал.

Сенатора это вполне удовлетворило. Она дала задание детективу Сивер организовать какой-нибудь благотворительный фонд, куда можно было незаметно перевести деньги, которые девочка могла бы использовать на оплату учёбы. Ни она, ни Эрик не должны были узнать происхождение этих денег, так же, как не узнать о том, что она лично попросила доктора Бергмана заняться девушкой.

Единственное, что огорчало сенатора, это то, что её сын в итоге никогда не станет во главе фирмы.

Лилиан вздохнула.

«Что ж», — думала она, — «За всё приходится платить. Но могло быть и хуже».

Но на самом деле, сколько бы женщина не утешала себя тем, что она сделала всё что могла, её не отпускало тяжелое чувство необратимости.

Можно ли было этого всего избежать? Что было, если бы она не стала говорить с девушкой?

Она уже убедилась, что Андреа была невиновна, и что она тоже жертва мерзкой игры Фокса, который теперь уже, наверно, жарился в Аду с чертями.

Если она была уверенна в этом тогда, можно было ли этого избежать?