В девять утра следующего четверга после обнаружения тела миссис Кэффри адвокат этой леди по имени Берт Нильсен был наконец выписан из больницы и отправился домой.
Мистер Нильсен, похоже, превосходно восстановил свое здоровье. К девяти часам он уже был в конторе, где собирали пыль времен останки когда-то процветающего дела. К середине дня юрист известил полицию о том, что, согласно завещанию, датированному пятым ноября прошлого года, его усопшая клиентка (после оплаты собственной кремации и заупокойной службы) оставляет землю, дом, мебель, личные вещи и сбережения небольшой некоммерческой организации «Свободная земля», выступающей за охрану окружающей среды. При этом оговаривалось, что большая часть земли, переданная миссис Кэффри, должна оставаться нетронутой и служить заповедником для животных и «всех тех, кто возвращается в лоно природы». «Свободная земля» была зарегистрирована в городе Спекьюлейторе, на территории парка Адирондак. Мэтью Маклорин, назначенный завещательницей душеприказчик, был членом организации. Лично Маклорину миссис Кэффри завещала своих кошек при условии, что он будет содержать их в ее доме, единственном, к которому они привыкли.
Мистер Нильсен изложил полиции по памяти основные положения документа еще на больничной койке, но миссис Кэффри имела обыкновение менять свое завещание так часто, что некоторые детали стерлись в его памяти. Теперь он имел возможность их уточнить. Завещательница оставляла «свои книги, записки, фотографии, письма и бумаги» автору, которая доставила ей великое удовольствие в последние годы жизни, несмотря на недостаток «пикантности» в ее романах. Миссис Кэффри надеялась, что ее наследница будет в дальнейшем привносить в свои книги больше сексуальности. Однако, независимо от того, сделает она это или нет, личный архив и библиотеку миссис Кэффри наследовала писательница, известная читателям как Анжелика Кестрел-Хейвен, а в частной жизни — Джульет Бодин.
Джульет узнала о доставшемся ей наследстве час спустя. Мистер Нильсен лично позвонил ей по телефону и сообщил, что она получит официальное уведомление в письменной форме. Некоторое время она довольно глупо чувствовала себя польщенной. Почитатели ее таланта и раньше присылали Джульет подарки — вязаные шерстяные коврики, чайные сервизы, старинные учебники правил хорошего тона. Но никто из ее поклонников и других людей еще ни разу не оставлял ей сугубо личных и свидетельствующих о глубоком доверии подарков, подобных этому.
И лишь повесив трубку, она поняла, что произошло. Джульет тут же в отчаянии перезвонила мистеру Нильсену. Как он считает, подходят ли под определение «книг, записок, фотографий, писем и бумаг» очень старые рукопись и письмо, которые миссис Кэффри привезла в Нью-Йорк, чтобы показать ей?
Мистеру Нильсену ничего не было известно о конкретных документах, которые интересовали мисс Бодин, но тем не менее да, если эти бумаги принадлежали миссис Аде Кэффри, они, безусловно, теперь являются собственностью Джульет. Извините за любопытство, но почему вы задали этот вопрос?
Второй допрос Джульет (проведенный на этот раз в присутствии Зое Б. Гроссбард, адвоката по уголовным делам, которую ей пришлось нанять). Беседа состоялась по инициативе полиции во второй половине дня и затянулась до самого вечера. По вопросам Джульет быстро поняла, в чем ее подозревают. Ее заподозрили в том, что они с Деннисом Дено сговорились убить Аду Кэффри, дабы завладеть рукописью Гарриет Вильсон. О том, что такая версия существует, Лэндис в разговоре с Джульет тактично умолчал. Однако благодаря присутствию адвоката выяснить полицейским удалось очень мало. Советовалась ли миссис Кэффри с Джульет, как ей следует распорядиться своим имуществом? Говорила ли ей миссис Кэффри о своем завещании вообще? Известно ли ей имя мистера Мэтью Маклорина? Встречалась ли она с ним? Ответы Джульет были немногословны.
Она вернулась домой в состоянии, где безысходная ярость слилась с самым настоящим ужасом. После прозрачных намеков Скелтона она даже не решилась позвонить Деннису. Хотя Зое убеждала клиентку, что опасаться нечего, для некоторых мер полиции потребуется постановление суда, Джульет все же решила, что телефон Денниса могут прослушивать. За их перемещениями и встречами также могли следить, по крайней мере в течение нескольких дней.
Любой, кто наблюдал бы за Джульет в тот вечер, увидел бы, что она повесила пальто и шляпку, налила себе добрую порцию неразбавленного виски, а затем почти неподвижно просидела целый час у камина в библиотеке. Импульсивное желание позвонить отцу (их обед, откладывавшийся уже не раз, был назначен на следующий понедельник) уступило место желанию обратиться к Мюррею Лэндису, а потом позвонить подруге (может быть, Сузи или старой приятельнице Молли, или однокашнице по колледжу Рут Ренсуик, или дюжине других). Хотелось всего лишь услышать слова утешения, а может быть, все рассказать и самой понять, что случилось. У нее была всего одна, очень короткая встреча с адвокатом, и Джульет пришло в голову переложить все свои заботы на ее плечи. И еще приходила в голову идея позвонить Робу, бывшему мужу; тот жил в Торонто, чтобы быть поближе к ребенку, которого имел от женщины, являющейся теперь его второй бывшей женой, ради которой он расстался с Джульет. Роб, ненавидевший Торонто всей душой и по всем признакам сожалея об их с Джульет разводе, был бы в восторге от возможности спасти ее.
Однако, поразмыслив, она не смогла сама себе ответить, какую помощь мог бы сейчас оказать ей скромный директор провинциального театра. По сути дела, чем больше Джульет размышляла над случившимся, тем больше приходила к убеждению, что самое главное для нее сейчас — это думать, именно думать. Каким образом она оказалась замешана в подобную историю? Какие нити связывали ее с убитой леди? И как теперь эти нити порвать?
Инстинктивно — именно к этому она и стремилась — хотелось отгородиться, отрицать свою осведомленность, настаивать на том, что они с Адой Кэффри были почти незнакомы. Закрыть этот эпизод, избавиться от кошмара. Однако внешние обстоятельства — в особенности полиция — сделать этого не позволили бы. Даже если сама Джульет не придавала никакого значения каким бы то ни было связям с Адой, для полиции это имело значение.
Джульет с неохотой признала, что больше нет возможности просто показать, что не имеет к делу никакого отношения. Она была знакома с Адой Кэффри, помогала ей, теперь старая женщина убита, а Джульет оказалась в весьма сложном положении. Ситуация напоминала китайскую головоломку, одну из тех трубок из плетеной соломы, которая зажимает палец все сильнее по мере того, как ты пытаешься вынуть его. Единственный способ освободиться — толкать палец еще глубже в западню. Это все равно что буксовать. Или вырабатывать характер. Она, Джульет, должна думать об Аде, изучать Аду, войти в образ Ады, увидеть то, что видела она, думать так, как думала она. «Подчиниться стихии разрушения», как сказал Конрад. Ведь вот в этой самой комнате они беседовали с Адой Кэффри. Джульет закрыла глаза и попыталась вспомнить. Что миссис Кэффри поведала ей о своем прошлом, своем доме, жизни в Эспивилле? Чьи имена упомянула? Какие сведения, которые могли бы пригодиться сейчас, все еще блуждают, полузабытые, в ее сознании?
Вспомнилась строка из стихотворения персидского поэта двенадцатого века Низами: «Кто может разобрать почерк судьбы? С другой стороны, то, что мы поначалу не можем прочесть, нам приходится вытерпеть в жизни».
Это правильно: жизненный путь, столь неясный, столь загадочный, когда наш взгляд устремлен в будущее, часто оказывался жестоко ясен в ретроспективе. И все же могла ли Джульет, могли кто-нибудь вообще предвидеть, что Аду Кэффри убьют? Сама женщина, с ее привычками и мыслями, с особенностями характера, определяющими ее как личность, общалась с Джульет в течение четырех дней. И теперь она должна попытаться истолковать то, с чем столкнулась. Начать с самого начала. Джульет представила себе, как пожилая дама входит в прихожую, раздевается, проходит в библиотеку, вспомнила ее аплодисменты при виде миниатюрного чайного столика, услышала, как она своим дрожащим голосом взывает к Ноэлю Кауарду, увидела, как сама подвигает гостье стул с жесткой спинкой…
Ада понравилась Джульет как личность. Но, как часто случалось, она поначалу была сбита с толку обаянием Ады, ее живостью, ее восхитительной эксцентричностью. И потребовалось некоторое время, прежде чем Джульет осознала, что Ада — человек очень упрямый и своевольный, который собственные прихоти ставит выше ответственности, взятой на себя другими людьми. Пожилая дама наслаждалась, поощряя других к занятию завидной организационной работой ради обеспечения своего комфорта и своих развлечений, а также для того, чтобы подчищать все нечистоты, которые появлялись после ее удовольствий. Джульет представила ее Деннису Дено, тот работал как вол два дня и три ночи, чтобы определить стоимость ее рукописи. Но Аде не понравилась названная им цена, и она без церемоний отказалась от его услуг. И не только отказалась, но и обвинила его в нечестности в присутствии другого клиента. Джульет была совершенно уверена: если бы Ада осталась жива, то даже не подумала бы извиняться за свое поведение ни перед Деннисом, ни перед Джульет. Совсем наоборот, Ада именно себя считала обиженной.
Если вспомнить мнения других, то простое предположение о том, что Ада способна в буквальном смысле убрать за собой, вызывало у Сузи смех. Такой человек может оказаться занятным собеседником, но совершенно невыносимым родственником. Наверное, не следовало удивляться, что племянница Ады не захотела оплачивать ее похороны. Вместе с тем было нечто особое в намерении миссис Кэффри завещать все свое материальное имущество некоммерческой организации (а имущество, относящееся к духовной сфере, — Джульет), племяннице же вообще ничего не оставить. Ведь у Ады должны были иметься семейные фотографии или сувениры, которые не могли бы заинтересовать никого, кроме миссис Лансфорд. Почему бы не завещать их ей?
Джульет поднесла к губам стакан и со вздохом допила виски. Почему люди убивают? Разумеется, из-за денег. Иногда из мести. Вымещая злобу. Из ревности. Чтобы заткнуть кому-то рот… Яго уничтожил Отелло из-за несбывшихся честолюбивых замыслов. Конечно, Яго не был типичным убийцей… но вот что интересно: Отелло, несмотря на всю близость к собрату по оружию, никогда в нем не сомневался.
Мысли Джульет снова обратились к своему предполагаемому соучастнику. Насколько хорошо она знала Денниса Дено? «Намек, поклон, рука и глаз», — писал он о себе вскоре после того, как состоялось их знакомство, в стихотворении, посвященном ей и озаглавленном «Джульет». «Ни Ромео и ни Казанова», — писал он дальше, вызывая в воображении прочих романтических героев и призывая ни в коем случае не сравнивать себя с ними. Себя он считал не более чем «тенью в каком-то смысле». Человеком Деннис был и в самом деле странным. Скрытным. Хитрым… Но убийца? Этого она просто не могла представить.
С другой стороны… Вздохнув еще раз, Джульет сказала сама себе, что люди порой убивают случайно. И прав Мюррей, такие преступники, возможно, впоследствии впадают в отчаяние от содеянного. Возможно также, что подобно большинству людей каждый из них с кем-то дружил.
Друг… Снова вспомнились стихи Денниса. Они были так похожи на автора: томные, утонченные, лишенные искренности, лживые, полные намеков, грустные и слегка женственные. Но… что там говорила Ада о своем друге Мэтте Маклорине, точнее, о его стихотворениях? Многие из них были… Как же она сказала? Такими злыми.
Злыми.
Кстати, именно Мэтт возил Аду в Олбани, именно он принес ей почитать книгу, когда она болела. Насколько злым способен быть такой человек? Джульет пыталась вспомнить, что еще Ада говорила о своем друге. Он служащий брокерской конторы, связанной со страхованием, в Гловерсвилле — «Гэллоп иншуранс». Так, кажется? Вроде бы Ада ни разу не упомянула имя его жены, матери его дочери — то ли Нины, то ли Тины, то ли Джины. Вообще женат ли он? Разведен? Вдов? Отдельные резкие штрихи мало что давали, но Джульет предпочла бы думать, что Аду Кэффри мог убить Маклорин, или Клаудиа Лансфорд — кто угодно, только не Деннис Дено.
В конце часовых размышлений она вынула из ящичка стола, стоявшего рядом, ручку и блокнот. Шерлок Холмс или Эркюль Пуаро к этому времени наверняка уже пришли бы путем логических рассуждений к ответам на некоторые вопросы. Она же, увы, пришла только к вопросам. Тем не менее она привыкла к исследовательской работе. А в любом исследовании хороший ответ — результат хорошего вопроса.
Кто такая Ада Кэффри? — написала Джульет. — Мировоззрение. Круг интересов.
Кто такой Мэтью Маклорин? Знал ли он о завещании? Когда узнал? Признавал ли справедл. его осн. положен.? Где был в пятн.?
Что из себя представляет «Свободная земля»?
Почему ничего не оставлено Лансфорд? Знала ли она об этом??
Мистер Лансфорд? Где они были в пятн.?
Семейство Гидди. Знали ли они о цели поездки в Н.-Й.? Трудности с деньгами? Спросить их об Аде.
Ада Кэффри сделала Джульет своим легатарием. Что ж. Тогда она поедет и посмотрит, что это за наследство.
(И Маклорину, и Нильсену, конечно же, придется позволить ей сделать это.) Заодно посмотрит место, где жила Ада. Может принести свои плоды чтение ее стихов. Она найдет хороший повод для посещения Клаудии Лансфорд. И семейства Гидди. Это будет нетрудно, поскольку они живут совсем рядом. Окружающая обстановка, особенности характера — в этом Джульет была сильна. Полицейские были вооружены практическим методом, а она ориентировалась на сюжет, действующих лиц. Если она увидит, где жила Ада, познакомится с людьми, которые ее окружали, соберет все нити, формирующие сюжет ее жизни, что ей подскажет писательская интуиция?
Джульет спала как убитая и встала необычно рано. К девяти часам, когда пришла Эймс, она уже знала, что в телефонной книге Эспивилла — Гловерсвилла нет ни Мэтью, ни М., вообще никого по имени Маклорин, что некая Дж. Лансфорд проживает на Партридж-лейн в Гловерсвилле и что единственной ближайшей гостиницей типа «ночлег и завтрак», которая открыта в это время года, является «Кэндлуик». (Гостиница такого типа казалась Джульет лучшим местом для выслушивания сплетен, чем мотель.) Она также вошла в Интернет, чтобы узнать побольше о «Свободной земле», но не нашла в Паутине ничего, кроме их сайта. Похоже, это была небольшая общественная организация, выступающая за охрану окружающей среды. Поручив Эймс заказать машину, забронировать номер в гостинице, позвонить Берту Нильсену (или Маклорину в «Гэллоп иншуранс») и получить разрешение на посещение дома миссис Кэффри, а также узнать, какой организации в Эспивилле она может подарить книги Ады, Джульет вернулась в свой кабинет.
Оттуда она набрала номер Джей Лансфорд, лениво листая подборку журналов «Лейдиз мансли мьюзеум» за 1816 год. В последнее время девицам Уокингшо, похоже, было не во что одеться, — нешуточная проблема, учитывая внезапную страстную влюбленность младшей, Кэтрин, в молодого капитана Чарлза Визора. Джульет только что выбрала многоцветный шарф, который можно было бы использовать в качестве тюрбана, шарфа или шали. В это время ей ответили. На другом конце провода сняли трубку.
Ответила женщина средних лет; ее голос звучал манерно, но спокойно.
— Миссис Лансфорд? С вами говорит мисс Бодин. Я была близкой знакомой вашей тетушки Ады Кэффри…
— Пожалуйста, мисс Бодин, зачем вы звоните? — прервала ее миссис Лансфорд, повысив тон. — Сегодня утром у меня дел невпроворот.
Джульет сделала паузу, ее палец при этом остановился на заметке о пелерине с капюшоном.
— Ну, во-первых, я, разумеется, хотела бы выразить вам свои соболезнования, — начала она.
— Выразите их кому-нибудь еще. Это все?
Джульет так удивилась, что отняла трубку от уха и посмотрела на нее. Потом вновь приложила ее к уху и пояснила:
— Вообще-то я собираюсь приехать…
— Это меня не касается.
Джульет положила закладку в «Лейдиз мансли мьюзеум», закрыла журнал и собралась с духом. Ей всегда было очень сложно разговаривать по телефону отрывистым, пугающим собеседника тоном.
— Видите ли, — заговорила она настолько убедительно, насколько могла, — ваша тетушка завещала мне свои книги и бумаги. И я подумала, что среди них могут находиться семейные вещи, которые вам или вашим родственникам захотелось бы иметь, так что…
— Не захотелось бы. Мне в самом деле пора идти. Спасибо за звонок. — И Лансфорд повесила трубку.
…Телефон зазвонил так громко, что в груди Джульет что-то оборвалось. Что бы там ни случилось между Адой Кэффри и ее племянницей, это, по всей вероятности, было весьма серьезным. Телефон зазвонил как раз тогда, когда Джульет сама снова собиралась взять трубку, но сейчас она отдернула руку. Кому она понадобилась, неизвестно. Пусть выяснит Эймс. И открыла журнал на том месте, где оставила закладку.
Когда Джульет заносила на линованную бумагу описание очередного наряда («короткий шерстяной жилет a la Duchesse de Berri, парижский дорожный костюм, атлас жемчужного цвета, отделанный…»), в дверь постучалась Эймс.
— Да?
— Доктор Бодин. — Дверь слегка приоткрылась. — Извините за беспокойство, звонит какой-то Мэтью Маклорин.
— О!
Джульет взяла трубку.
Говорил Маклорин. Мэтью Маклорин был другом Ады Кэффри. Он говорил голосом таким слабым и гнусавым, словно не сообщал что-то, а спрашивал. Наиболее употребительным в данном случае является словосочетание «болезненно застенчивый». Застенчивость Мэтта Маклорина была поистине мучительной.
— Я звоню по двум причинам, — продолжал он, перейдя почти на шепот. Где-то рядом с ним маленькая девочка во весь голос пела песенку «Рожденная свободной». — Прежде всего — не знаю, сообщил ли вам уже об этом мистер Нильсен, — но Ада в своем завещании распорядилась, чтобы по ней отслужили панихиду.
— Да, он упомянул об этом.
— О, хорошо, ибо я не знаю точно, почему в качестве организатора панихиды она назначила именно меня. Так что меня интересует, будете ли вы присутствовать и не скажете ли несколько слов. У вас, возможно, из-за такого позднего предупреждения не будет времени… Панихида состоится в ближайшую субботу. Но…
Джульет колебалась. Конечно же, она собиралась присутствовать на панихиде. В самом деле, церемония давала ей превосходную возможность побольше узнать об Аде. Но стоило ли соглашаться на то, чтобы сказать несколько слов?
Надгробные речи всегда приводили Джульет в замешательство. Ее восхищало то, с какой легкостью другие громогласно прославляют жизнь, которая только что завершилась, хотя она не понимала причин подобной легкости. Вместе с тем ей был предоставлен шанс содействовать проведению панихиды, что, конечно же, позволяло более глубоко вникнуть в суть проблемы. Она познакомится с друзьями Ады, а может быть, даже заслужит их доверие. Нужно попробовать.
— Приеду с удовольствием, — ответила она и уточнила: — Я хочу сказать, что вполне ценю возможность принять участие в панихиде. А в чем вторая причина?
— О, это более щекотливое дело. Но, мм, я так понимаю, что Ада оставила вам свои книги и бумаги, — продолжал Маклорин.
Сердце Джульет забилось сильнее. Уж не собирался ли он поднять вопрос о рукописи Вильсон? А то и оспорить право ее наследования? Сказать, что рукопись обнаружила его дочь? Не согласиться с тем, что эту рукопись можно отнести к числу «бумаг» Ады?
— Надеюсь, вы не посчитаете меня слишком навязчивым или что-нибудь в этом роде, — продолжал застенчивый Мэтью. — Но хотелось бы знать, не собираетесь ли вы что-нибудь предпринять в отношении ее стихотворений? Потому что мне очень хотелось бы получить их копию, если вы не возражаете.
Ее стихотворений?
— О, разумеется, — пробормотала Джульет, подавляя возникшую досаду.
— Мне кажется, она их написала довольно много. Я думал, может быть, ей хотелось, чтобы я попытался опубликовать стихи. А может быть, вы и сами об этом подумали?
— Нет, — призналась Джульет.
— Вы полагаете, это могло бы ей не понравиться?
— Я не знаю. Но ей, несомненно, нравилось читать свои стихи другим.
В связи с тем, что ее представления о Мэтте Маклорине начинали беспорядочно трансформироваться, Джульет описала ему вечер, проведенный с Адой в «Пепельнице Клеопатры».
— Не думаю, что реализация поэтического сборника будет легкой, — продолжала Джульет, — и не потому, что стихи плохи, а потому, что это общая проблема. Но все же я могу показать их своему издателю, — услышала Джульет собственный голос и слегка поежилась. Порция Клейн, надо думать, со времени окончания колледжа не прочитала ни одного стихотворения. Только бы Мэтт не попросил, чтобы Джульет показала своей издательнице еще и его стихотворения! Следует сразу же лишить его любых надежд еще до того, как дело превратится в своеобразный ящик Пандоры. — Не то чтобы она сразу возьмется издавать поэтические произведения, но она просто может посоветовать, к кому с этим лучше обратиться.
— Это было бы прекрасно. Хотя, мне кажется, более реально будет отдать рукопись какому-нибудь менее известному местному издателю…
Он не закончил фразу, Джульет почувствовала облегчение, поняв, что ее собеседник здраво оценивает возможности публикации стихов.
— Думаю, гонорар будет не очень большим, — добавил он едва слышно. — Но если таковой появится, он будет принадлежать вам.
— Не думаю, что распределение гонораров за публикацию стихотворений часто превращается в проблему, — откликнулась Джульет. — Но если гонорар появится, я с радостью пожертвую полученные деньги «Свободной земле». Кстати, что «Земля» собирается сделать с имуществом Ады? — добавила она с таким безразличием, которое только была способна продемонстрировать. — Будет ли оно использовано в качестве штаб-квартиры общества?
— О, не знаю. Мы просто ошеломлены. Узнали только на этой неделе…
— В самом деле? — спросила Джульет. К ней вернулись ее подозрения. Как правило, говоря «В самом деле?», она имела в виду «Как интересно!». Сегодня же она имела в виду буквально: «В самом деле?»
— Да, сама Ада нам об этом ничего не говорила. И мы вовсе не уверены, сможем ли воспользоваться имуществом. Только один налог на доход с недвижимости превышает то, что «Свободная земля» собирает в среднем за год. Кроме того, существует страховка и прочее. Мистер Нильсен ищет кого-нибудь, кто помог бы нам со всем этим разобраться.
— Понятно. Но говорила ли когда-нибудь Ада… Я хочу сказать, вы не знаете, почему она решила не оставлять свое имущество родственникам?
После короткой паузы последовал ответ:
— Почти каждый здесь, в Эспивилле, мог бы объяснить вам это, но я думаю, что лично мне этого делать не стоит.
— О!
В его глухом голосе появились озабоченные, даже заискивающие нотки. А где-то в помещении снова послышался голос девочки: «Завтра солнышко взойдет! Можешь поручиться головой, что…»
— Мне не хотелось бы казаться грубым, — продолжал извиняться Мэтт, — но дело в том, что…
— Нет, разумеется, нет.
— Я знаю, что Аде очень нравились ваши книги, и я рад, что вы сможете принять участие в панихиде.
Джульет пояснила, что собиралась приехать в любом случае.
— Можно? Я собиралась обратиться к мистеру Нильсену, но, может быть, именно вам захочется встретить меня в доме Ады? Будет ли у вас завтра на это время?
— Нет. Вас скорее всего впустит Синди Гидди. Она там присматривает за кошками. Извините, мне хотелось бы помочь вам, но я должен готовиться к завтрашней поминальной службе. Кроме того, мне нужно присматривать за своей дочкой. Так что…
— А какой-нибудь другой день не подойдет? Может быть, мы сможем встретиться в воскресенье после службы?
— Нет, мне… будет нужно привести Джину домой и уложить спать.
Джульет нерешительно помолчала, потом предприняла еще одну попытку:
— Я могла бы задержаться до понедельника. Может быть, посидим за ленчем? Мы могли бы поговорить о стихах Ады.
— Я буду работать, — отрезал Мэтт. Получалась какая-то странная смесь: резкий тон и чуть ли не шепчущий голос. Смесь довольно зловещая.
Получившая от ворот поворот, Джульет сдалась. Мэтт сказал ей, где состоится гражданская панихида. В помещении конторы ритуальных услуг «Регентство». (Ради всего святого, ну почему люди дают своим заведениям такие названия? Полагают, что это звучит элегантно?) Он сообщил также время панихиды и телефон Гидди. Джульет решила, что попытается перехватить его на панихиде, вот и все. В самом крайнем случае она могла рассказать ему о рукописи Вильсон и посмотреть на его реакцию. А заодно выяснить, где он был в ту самую пятницу, когда была убита Ада. Эспивилл находится не очень далеко от Нью-Йорка. Когда она закончила делать выписки из журнала дамских мод, ее мозг работал в усиленном режиме.
«…отороченные декоративной тесьмой розового и белого цвета с пелериной и траурной вуалью».
Джульет положила ручку, но журнал оставила открытым на прежней странице и попыталась дозвониться до кого-нибудь из семейства Гидди. Там долго не брали трубку.
Потом ответила Синди Гидди. Говорила она медленно и хрипло в отличие от веселой и добродушной миссис Гидди, женщины средних лет из «Христианина-джентльмена». И все же было в ее голосе нечто от… витания в облаках, нечто мучительно знакомое.
— Алло?
Джульет объяснила, кто она такая, и сказала, что она унаследовала книги и бумаги Ады Кэффри. Она спросила, будет ли миссис Гидди завтра дома приблизительно во время ленча и не позволит ли она посетить дом Ады.
Миссис Гидди по непонятным причинам засмеялась:
— О, конечно, я там буду.
Бесстрастность, замедленная речь, сонливость — чего было больше в этом хриплом голосе? Ну конечно, она наркоманка! Под кайфом в десять утра! Джульет вспомнила некоторых студентов, которых ей пришлось обучать в «Барнарде», и парочку однокашниц по Редклиффу. Среди них были такие, которые курили марихуану даже за утренним кофе.
Она почувствовала мимолетный приступ зависти. Как давно это было. И в то же время, насколько живы воспоминания. Она чуть ли не ощущала запах марихуаны по телефону.
— Но подождите минуточку. Вы уже общались с людьми из «Свободной земли»? — спросила Синди.
То ли Джульет показалось, то ли на самом деле в ленивом голосе прозвучала нотка злости, зависти? С чего бы это? Наверное, никому не доставляло удовольствия соседство «Свободной земли». А может быть, Гидди рассчитывали сами приобрести имение Ады и объединить со своим. На Манхэттене смерть владельца квартиры часто служила поводом для соперничества между бывшими соседями умершего, остро нуждавшимися в расширении своей жилой площади, в особенности между теми, кто жил через стену. Порой, узнав от привратника или догадавшись по частому появлению медицинских сестер, что дело плохо, они затевали тяжбу, даже не дожидаясь смерти соседа.
Вслух же Джульет сказала, что только что получила разрешение на посещение у Мэтта Маклорина.
— Он был весьма любезен, — добавила она, — и пригласил меня на панихиду. А вы придете?
— Панихида? По кому?
— По Аде. В зале «Регентство», — пояснила Джульет. — В воскресенье, в час дня.
— О, надо посмотреть, смогу ли я прийти, — ответил апатичный голос. Звука вдоха слышно не было, потом последовал продолжительный мокрый кашель. — Извините, мне сейчас нужно уходить.
Джульет слышала, как на пол упал телефонный аппарат, как выругалась Синди, которой наконец удалось положить на место трубку. Осталось такое впечатление, будто она только что переговорила с придурком средних лет.
Постучавшись, вошла Эймс с несколькими листками бумаги.
— Доктор Бодин, я сделала распечатку карты и пояснений к ней из Интернета. У ресторана «Гарц», что на Западной Девяносто шестой улице, завтра в десять утра вас будет ожидать додж. Я договорилась с Каролиной Вэлш, владелицей гостиницы «Кэндлуик», заказала вам номер с завтрашнего вечера. Думаю, что в лице мисс Вэлш вы найдете хороший источник информации. Ей также принадлежит фирма «Вэлш новелтиз», магазин, которой расположен на первом этаже здания в центре Гловерсвилла. Вы можете заехать туда и взять ключ, если попадете до трех часов дня.
— В самом деле?
— Не думаю, что «Кэндлуик» покажется вам отелем со слишком большим числом служащих или излишне чопорным, — добавила Эймс довольно мрачно.
Джульет поблагодарила ее.
— Послушайте, вы не против того, чтобы немного поработать сверхурочно в этот уик-энд?
Обычное выражение безмятежности на лице ее помощницы сменилось беспокойством.
— Мне хотелось бы помочь вам, но моя племянница в воскресенье в Куинс выходит замуж. А завтра вечером репетиция бракосочетания, после которой состоится обед.
— О, как мило.
— Если я могу чем-то помочь завтра днем…
— Нет, я просто…
Джульет перешла на бормотание. Ее взгляд вновь упал на журнал мод, она перевернула страницу. Там оказался обзор книги Александра Роуланда-младшего, озаглавленной «Историческое, философское и практическое исследование человеческих волос». Не отрываясь от чтения, она еще раз подняла трубку телефона. Может быть, ей удастся устыдить Сузи и добиться того, чтобы она пришла?
Но этому не суждено было сбыться. На следующий день не по сезону спозаранку Джульет тащила вниз к выходу чемодан, набитый теплой одеждой, самыми необходимыми туалетными принадлежностями и книгами (по истории овцеводства, английской системе общинных земель и о законах, касающихся их огораживания). Она уложила все рядом с заново упакованным, видавшим виды чемоданом миссис Кэффри, ее котиковым пальто и ковровым саквояжем в своей прихожей. (Отныне все вещи принадлежали «Свободной земле», и Сузи просила забрать их. Там, в опустевшей комнате, они напоминали ей о печальном событии: помимо причинения морального ущерба, Ада так и не заплатила ей; человек, занимавшийся оперативным обслуживанием заказов жилья, у которого Сузи зарегистрировала свою «Н. и 3.», прочитав ее имя в газетах, отказался от сотрудничества с ней, а другие члены кооператива бросали на нее косые взгляды.) После этого Джульет сходила на кухню, чтобы проверить, выключен ли газ (он был выключен), и вернулась обратно в переднюю. Надела пальто и шляпку, обернула шею шарфом и снова пошла на кухню, желая проверить, выключен ли газ.
Он оставался выключенным.
Еще раз убедившись в этом, она повернулась и направилась к выходу, когда зазвонил телефон.
Джульет выругалась. Ее охватило сильное возбуждение. Неужели это Сузи наконец отважилась? Ведь художница утверждала, что будет занята весь уик-энд. Джульет подозревала, что та в основном занимается с Паркером Скоттом, но осмотрительно воздержалась от комментариев. А вдруг она сменила гнев на милость…
Джульет подняла трубку.
— Я просто хотел узнать, как ты, — легко заговорил Мюррей. — Скелтон продолжает тебя запугивать?
В его голосе слышалась необычная расслабленность. Отсутствовал также обычный шумовой фон служебного кабинета, или как там его.
— С позавчерашнего дня, слава Богу, не запугивает. Ты где? Вы что, по выходным не работаете?
— Случается. Четыре дня работаем, два отдыхаем, таков порядок. Сегодня у меня ЗВ, законный выходной, — пояснил он.
— В самом деле. Ну так насладись им. Послушай, я ценю твое беспокойство, но я уже в пальто. Как раз собиралась уходить…
— Правда? Куда это ты собралась ни свет ни заря?
— Вообще-то в Эспивилл.
Мюррей немного помолчал, потом спросил, забыв о расслабленности:
— Это еще зачем?
Джульет пояснила, что Ада упомянула ее в своем завещании.
— Слышал об этом. Вот почему я и спросил насчет Скелтона. Выходит, ты едешь туда, чтобы посмотреть ее книги и бумаги?
— Да.
— Джули, тебе не следует играть в детектива. Мы уже говорили об этом. Это опасно и противозаконно.
— Я отдаю себе в этом отчет, — ответила Джульет настолько холодно, насколько это позволял ее почти детский голосок. — А теперь, если ты не возражаешь…
— Я вполне серьезно, Джули. Не хочу, чтобы ты носилась по Эспивиллу и задавала вопросы. Не то чтобы там в воздухе витало нечто зловещее. Собственно говоря, Скелтон и Краудер только вчера вернулись оттуда.
— Правда? И что же они узнали?
— Ничего. Там нечего узнавать. В Эспивилле тишь и гладь да божья благодать.
— Что рассказала Клаудиа Лансфорд?
— Рассказала?
Джульет почувствовала, что у нее выступила испарина, и неохотно расстегнула три верхние пуговицы пальто.
— Ты понял, о чем я. Почему Ада не оставила ей дом?
— Вопрос не о том, почему не оставила, а о том, знала ли миссис Лансфорд о том, что она не оставит. Ответ — да. Они враждовали годами. Похоже, Ада была из тех, кто пишет новое завещание каждые два-три месяца. Ей нравилось думать, что она вознаграждает своих самых последних друзей, говорит Нильсен, иногда она вычеркивала кого-то из тех, кто, по ее мнению, стал недостоин ее внимания. По словам адвоката, мистер и миссис Лансфорд в завещания никогда не включались, а составил он для нее этих документов великое множество. На наследство они не надеялись.
— Одни разговоры, — хмыкнула Джульет.
— Все говорят. Послушай, Джефф Скелтон отнюдь не дурак. Он говорит, что с Лансфордами все чисто.
— Угу. А с Мэттом Маклорином он встречался?
— С кем?
— Это человек из «Свободной земли», тот, кто в самом деле получает… А, ладно, не бери в голову. — Уже совсем собравшись снять пальто, Джульет поколебалась, а потом решила не делать этого. — Послушай, Мюррей, я взяла машину напрокат и должна быть там до десяти часов. Мне действительно пора бежать.
Последовало долгое молчание, настолько долгое, что Джульет уже подумала, что он тихонько положил трубку.
— Я поеду с тобой, — наконец произнес Мюррей.
— Что?
— Иди скорее ко мне, а еще лучше встретимся у конторы проката автомобилей, и ты сможешь вписать меня в договор. Где она? Я могу выйти из дома через десять минут.
— Ты хочешь поехать со мной? — Джульет пыталась решить, хорошо это или плохо. Теперь наступила ее очередь спросить довольно резко: — Зачем?
Можно было почувствовать, что, отвечая, он улыбается:
— Чтобы составить тебе небольшую компанию, как выразилась бы моя бабушка. Долго ты собираешься там пробыть?
— Не очень.
— Тогда я упакую сумку. Послушай, скажи, где мы встретимся, и я выхожу, иначе начну тебя задерживать.
— Я задержусь там на пару дней, — предупредила Джульет.
— Превосходно. У меня есть два дня, Джули. Я вполне серьезно. Где эта прокатная контора? Мне пора идти.
Теперь молчала Джульет. Она задумалась. Она выросла на Манхэттене, а значит, располагала многими преимуществами в культурном плане. Она могла играть в прятки среди саркофагов музея Метрополитен. Могла познакомиться с людьми любого цвета кожи, различных вероисповеданий, с выходцами из сотен разных стран. Если есть склонность к театру, танцам или музыке, то самые достойные обители этих искусств располагались не далее чем в одной автобусной остановке от дома. Однако, чтобы научиться водить машину, стимула просто не было.
Когда Джульет осваивала это искусство, ей уже исполнилось двадцать три, она стала аспиранткой Принстонского университета. С тех пор она редко отъезжала более чем на тридцать — сорок миль от дома. Бывало, вообще не садилась за руль по полгода. Сейчас — с мая месяца. Хоть она и пыталась отогнать от себя тревогу, перспектива пронестись со свистом пару сотен миль по автостраде на север приводила ее в смятение. Попутчик-водитель — вот очевидный выход, но в семействе Эймс была свадьба, у Сузи — ее срочная работа, а Деннис мог неправильно истолковать просьбу, решить, что она хочет переспать с ним.
Мюррея можно было бы рассматривать как сугубо делового партнера. Коли он, по всей видимости, попытается сорвать запланированное ею расследование. Зато он должен быть превосходным водителем…
Вскоре выяснится, что все три предположения неверны.