Во Франции почти все клады священных предметов, вероятно, прямо связаны с 1789 годом, так же, как вандейские, как сокровища казненных или принужденных навсегда покинуть родину аристократов.
В Южной Америке борьба за «Индепенденсию» (независимость) тоже многих сподобила захоронить свои богатства, и в описях кладов нередко встречаются потиры, дароносицы и священные статуи.
К этим основным причинам можно прибавить некоторые особые случаи: взаимные преследования религиозных партий, клады катаров, иезуитов и тех же тамплиеров.
Необычный и достойный упоминания факт: в Испании кладов священных предметов почти нет. Дело в том, что в этой стране, ко всеобщему счастью (говорим без всякой иронии), действовала инквизиция. Поэтому до 1936 года Испания не страдала от катастрофических войн и буйств народных мятежей.
Вообще-то говоря, существование самых больших кладов — катарских, иезуитских, тамплиерских — не доказано. Весьма удивительно, что из таких больших обществ не осталось никого, кто мог бы открыть место, где спрятаны сокровища!
В 1243 году сенешаль Каркасона осадил последних альбигойцев (они же катары) в замке Мон-сегюр на реке Арьеж к югу от Лавлане, на отвесной скале высотой 1207 метров над уровнем моря.
В 1244 году католикам, смело взобравшимся на скалу, удалось захватить часть крепости. Катары решили, что все кончено. Самые фанатичные разожгли огромный костер и бросились в него. Множество других сгорели заживо при штурме замка.
Утверждали, что альбигойцы располагали огромными богатствами, которыми вовсе не дорожили. Перед штурмом крепости они их вывезли. Арман Роже де Мирпуа — свидетель этих трагических событий — сообщает, что сокровища оставались в замке до февраля 1244 года. Потом темной ночью три еретика по имени Амиель, Экар и Гуго спустились со скалы на веревках, чтобы переправить сокровище секты в надежное место. Но они не смогли пробиться через порядки осаждающих и зарыли клад не то в лесах Серрлонги, не то в пещере Ломбрив близ Орнолака, выше купален Юсса. В этой пещере со многими коридорами общей длиной в несколько километров катары построили тайную церковь. Сотни еретиков с епископом во главе замуровались там и предпочли умереть от голода, но не отречься от веры.
Но в окрестностях Монсегюра сохранились и другие предания. Сокровища якобы бросили в глубокий источник, находившийся в замке и позднее заваленный, или спрятали в обширных подземельях Монсегюра. Историк Наполеон Пейра утверждает, быть может, слишком доверяясь рассказам местных пастухов, что под скалой находится целый подземный город со множеством галерей. Винтовая лестница внутри горы ведет в деревню, а то и к реке Эр, что уж совсем невероятно. Под лестницей будто бы находятся огромные подземные залы, в одном из которых хранится сам Святой Грааль!
Кладоискатель из Бордо г-н Арно начал было раскопки в тридцати метрах от замка, чтобы найти пресловутую лестницу или одну из подземных галерей. Но вскоре он убедился, что эта колоссальная работа бесполезна, и бросил ее. Кажется все же вероятным, что сокровища катаров действительно спрятаны либо неподалеку от Монсегюра, либо в Ренн-ле-Шато (Од).
К другой религиозной войне относят Кренский клад. Уже потом легенда расписала эту историю диковинными вензелями про защиту потусторонних сил, которые чрезвычайно добродетельным образом охраняют сокровище от нечестивых посягательств. Клад сторожит Белая дама… Но кто направится к кладу с чистыми помыслами, к тому она будет благосклонна.
Эта история началась в трагическую ночь 27 сентября 1567 года, когда гугеноты взяли Оссер, перебили всех католиков и в безумной ярости опустошили храмы. Разумеется, рядом с военными и с религиозными фанатиками там находились и простые бандиты. Среди них одним из самых яростных грабителей был Жак де Лорон, владелец замка Мезон-Бланш де Крен.
Аббат Лебеф в «Истории взятия Оссера» подробно рассказывает об этом и перечисляет реликвии, сосуды и украшения, указанные в описях Оссерского собора.
«В Большой сокровищнице: драгоценный крест, миниатюрная часовенка с частицей челюсти святого Лаврентия, реликварий с изображением Марии и Саломеи, распятие с частицей подлинного Древа Креста Христова, другой реликварий… все сии вещи бесценные, позолоченного серебра; статуи апостола Петра и апостола Иоанна Богослова, окованные позолоченным серебром.
В Малом сокровище: ключи святого Аматра Епископа и святого Юста Младенца (кто такие?), оправленные позолоченным серебром, ладанки, реликварии, столовые приборы, кресты, подсвечники, потиры, дароносицы, ризы, стихари, покровы и прочая».
Все это было разграблено, разодрано, выкинуто на улицу вместе с карбункулами, гранатами, сапфирами, аметистами и другими драгоценными камнями — дарами всех епископов, в течение веков занимавших Оссерскую кафедру, а также многих бывавших там проездом князей и королей Франции. Колокола расплавили, раки раскрыли и ободрали медную облицовку; свинец со столпов, бронзовые паникадила и чаши перелили на пули и пушки.
'Хроники свидетельствуют, что г-н Лорон де Крен нагрузил «десять или одиннадцать возов» ценностями (главным образом из аббатства Сен-Жермен) и без промедления направил их к себе в Мезон-Бланш. Что находится в Кренском кладе, мы в точности знаем из свидетельства Клодины Равье, служанки замка. 15 декабря 1610 года она давала официальные показания Жану Лану, помощнику бальи в Донзьюа.
В 1567 году г-н де Лорон жил в своем замке вместе с женой, двумя сыновьями, дочерью и довольно многочисленной челядью. Среди слуг была и Клодина Равье, которой было тогда одиннадцать лет. Клодина видела, как в Мезон-Бланш в сопровождении сотни солдат въехали «десять или одиннадцать» возов, доверху нагруженных драгоценными крестами, сосудами, подсвечниками. Была там и золотая рака святого Германа Оксер-рского. Все золотые и серебряные вещи сгрузили и рассортировали по степени ценности. Возможно, что часть их раздали «окрестным бандитам и оборванцам», помогавшим грабить аббатство.
Лучшую часть г-н де Лорон, несомненно, оставил себе, в том числе золотую раку: он хотел, чтобы оксеррский ювелир распилил ее и переплавил. Но это было делом нелегким. Тогда хозяин решил схоронить раку — по показаниям Клодины Равье, в саду, по другим сведениям — в подземелье.
Девочка-служанка запомнила, что раку закопали именно в саду, для чего позвали каменщика из Клампси по имени мэтр Дени, и тот за двадцать экю вырыл погреб. И вот хозяин решил, что «гробница» достаточно глубока. Поздно вечером г-н де Лорон, его жена и мэтр Дени взяли раку и понесли в погреб. Клодина с факелом освещала им дорогу…
Тут Клодине — и, без сомнения, только ей одной — явилось видение. Таинственным образом перед ней предстала Белая Дама, которая изо всех сил старалась не дать опустить раку в землю. Однако три нечестивца все-таки добились своего. Но когда Дени стал засыпать «гробницу», дама в исступлении принялась выгребать из нее землю. Остолбеневшая девочка в ужасе на все это глядела. Наконец, привидение сдалось и с громким отчаянным воплем исчезло.
Погреб засыпали, раку надежно спрятали. Действующие лица драмы вернулись в замок и сели за стол. Рядом с каменщиком сидел аркебузец, его знакомый, который после ужина пошел его проводить до дороги, шагов на двести от замка.
Вдруг раздался выстрел. Клодина невольно вскрикнула:
— Ой-ой-ой! Паписты!
— Помолчи лучше, — грубо прикрикнул на нее Лорон, — а то и с тобой то же будет, что с этим!
Наутро на дороге нашли труп каменщика. Клодина уже с вечера заподозрила неладное, а теперь убедилась, что совершилось преступление. Лорон решил убрать свидетеля темного дела. Кло-дину он тоже считал ненадежной, но хозяйка вступилась за нее. Жестокий хозяин сохранил девочке жизнь, но изрезал ей язык ножом. Так, думал он, служаночка точно не проболтается.
Клодина долго не могла ни говорить, ни есть как следует. Но в конце концов раны на языке зажили. Девочка благополучно вернулась в дом отца, Жюля Равье, в Арси-сюр-Кюр, где и прожила до замужества.
Шесть лет спустя Лорона повесили католики. Ходят слухи, что перед тем он вырыл раку и перепрятал ее вместе с другими ценностями в подземельях замка. Клодина, желая облегчить душу — она считала себя невольным сообщником, — рассказала сыновьям Лорона, что она видела в 1567 году. Но сыновья умерли несовершеннолетними, и замок остался без наследника. Впервые Клодина рассказала о кладе г-ну де Домси, женившемуся на дочери Лорона, а потом своему мужу Клоду Вилену, землекопу, проживавшему в Сен-Мартен-дю-Пре-ле-Донзи в Ниверне. Вилен убедил ее поставить в известность правосудие.
Но Клодина так и не припомнила точного места в саду, где зарывали раку, что вполне естественно: девочка тогда сильно перепуталась, а сад за сорок три года так изменился, что не осталось никаких примет.
Вероятно, однако, что золотая рака святого Германа Оксеррского так и находится до сих пор в Мезон-Бланш. Жители Крена, часто просто фантазируя, указывают и на другие клады, зарытые или замурованные в подземельях. Говорят еще, что возле колодца в саду зарыта золотая курица с двенадцатью цыплятами. Как всегда, легенда не замедлила обогатить историческую или якобы историческую истину!
Около 1900 года Генриетта Мари Сесиль Рабе, происходившая от г-на Лорона, решила искупить святотатство своего предка и начала раскопки, но они не дали никакого результата. Радиоэсте-зисты и ясновидящие несколько раз устанавливали, где лежит рака и другие сокровища. Но каждый раз их утверждения оказывались ложными: искали и ничего не находили. Генриетта Рабе умерла в 1940 году, а замок Мезон-Бланш завещала приюту в Куланже.
В 1957 году старый замок купила парижская радиоэстезистка и ясновидящая г-жа Озанн. Перед тем ей приснился любопытный сон.
«В ночь на 6 апреля 1957 года я чувствовала депрессию и обратилась с молитвой о мирном сне к Божьей Матери Сиракузской, которую особенно почитаю. Ночью мне приснился сон, будто я смотрела кино, так ясно все события проходили перед моим мысленным взором. Я поехала в департамент Ионны, чтобы проверить свои видения.
В Крене я увидела женщину, развешивающую белье, как оно и было в сновидении. Эта женщина мне рассказала, что замок Мезон-Бланш продается и что в нем замурован или закопан клад. Словом, все, как и было мне явлено.
Я продала все свое имущество, все ценные бумаги — и вот замок мой! Я хочу найти раку и вернуть Церкви. Кажется, я знаю, где она: около фасада замка, под окном. Я вычислила это место: там, где у окна висят часы. Надеюсь, что Белая Дама поможет мне. Только время еще, наверное, не пришло. Когда пробьет час, Дама подаст мне знак, а на месте клада расцветет розовый куст».
А пока г-жа Озанн с тревогой ожидает чуда и с надеждой встречает каждую новую весну…
Французские монахи-картезианцы устава святого Бруно имели обители в Париже, Гренобле, Марселе, Вильнев-лез-Авиньон. В Революцию им пришлось бежать оттуда. Здания монастырей были национализированы, затем по большей части снесены или распроданы по частям. Так случилось и с прекрасной обителгью Вильнев-лез-Авиньон. Республика XX в., в противоположность республике 1790 года, пытается спасти ее от полного разрушения и восстановить эти по-прежнему грандиозные развалины.
Вот в этом-то полуразрушенном, перестроенном месте, которое уже почти два столетия используется как обычный жилой дом, по преданию, находится клад. Это предание скрупулезно записал местный краевед Лоран Коммюн.
Предание действительно опирается на солидные исторические данные. Есть некоторые документы, которые пока содержатся в тайне, но когда-нибудь помогут обнаружить клад золотых монет стоимостью около полумиллиарда франков.
В 1792 году Конвент нуждался в золоте, чтобы чеканить монету, в серебре, чтобы содержать армию, сражавшуюся со всей Европой, и в бронзе, чтобы отливать пушки. Конвент разослал по всей Франции эмиссаров с поручением выгрести ценности из монастырей, церквей и прочих мест, связанных с религией. Но собрано было намного меньше, чем рассчитывали революционеры. Везде в провинции взбудораженный народ, плохо понимавший новую власть и не любивший ее, встречал эмиссаров в штыки. Ладно, дескать, что эти парижане с марсельцами играют в свою революцию. Но зачем забирать потиры из алтарей, подсвечники из ризниц, снимать колокола с колоколен? До простого французского народа все это никак не доходило.
Может быть, те же самые революционеры, которые так прокололись с реликвиями в Конке и с колоколами в Сент-Антонене, в конце 1792 года явились в мирный городок Вильнев-лез-Авиньон, откуда только что бежали картезианцы. Взбешенные (еще бы!) эмиссары твердо решили на сей раз в дураках не оставаться. И опять остались, если верить описи монастырского имущества, которое они получили:
«В двух шкафах с двадцатью семью ящиками в каждом мы нашли: 120 золотых монет, 935 серебряных монет, 2188 медных монет».
К этому надо добавить: колокола; картины известных мастеров, как-то: Легид, Миньяр, Гершен и др, находившиеся частью в зале коллегиума, частью в богадельне; 9200 томов книг (распроданных и растерянных в 1812 году, включая редчайшие издания Библии и бесценный экземпляр Талмуда).
Что-то кажется маловато для могущественной обители, получавшей доходы от многочисленных владений, приоратов, амбаров, прудов в Рошфоре и Пюжо, наконец, получавшей пожертвования и завещанное имущество, а ими, когда папский двор был в Авиньоне, приближенных к папе аббатов буквально осыпали.
Что же все-таки случилось с драгоценными чашами, крестами, подсвечниками, ризой Иннокентия VI и другими реликвиями? Конечно, все это было спрятано так тщательно и с такими предосторожностями, что с тех пор так никому и не удалось найти эти тайники — так же, как и сент-антоненские колокола. Однако кое-кто знает с точностью до нескольких метров место, где зарыты миллионы. У этих людей есть даже план.
В 1790 году приор обители пришел к одному почтенному человеку, жившему на ферме Шабрель, по имени Давид, а по прозванию «из Мейнарга».
— Друг мой, — сказал пастырь, — мы давно знаем друг друга. Я могу положиться на твою преданность и поручить тебе одно тайное дело. За это я дам тебе ферму Гран-Бастид в обмен всего лишь на пару волов.
— Боже упаси! — ответил Давид. — Я рад вам служить, ничего мне за это не надо. Бог пусть меня вознаградит.
— Это по-христиански, — сказал приор, — но ты напрасно отказываешься от фермы. Скоро и она, и все другие наши фермы перейдут за бесценок Бог знает в чьи руки. А дело я тебе хочу поручить весьма важное и секретное. Не старайся ничего понять, только знай, что творишь его во славу Всевышнего…
Давиду из Мейнарга поручено было как зеницу ока стеречь несколько межевых камней, недавно поставленных на границе земель обители и помеченных ее гербом. Ни под каким видом эти камни нельзя давать переносить на новое место. Если же паче чаяния такое случится, следует как можно точнее заметить и подробно зарисовать это новое место.
Через год все картезианцы оставили обитель, кроме одного брата по имени Луи. То ли он был слишком дряхл, то ли, как и Давид, выполнял секретное поручение… Брат Луи поселился в пещере Кабрион; дети Давида потихоньку приносили ему туда еду. Два года спустя монах умер на руках своих благодетелей, перед смертью прошептав только: «У Четырех Дорог».
Прочие монахи переселились в Сарагосу. В 1807 году туда пришли солдаты Наполеона, и бывший приор с удивлением узнал в одном кавалеристе вильневца Паскаля по прозвищу Буфиг. Приор давно знал Паскаля и знал, что это свой человек. Он пригласил солдата к себе и угостил, нарушив ради этого случая орденский обет молчания. Разговор получился дружелюбный, тем более что дело было на чужбине. Под конец трапезы приор произнес самое главное:
— Когда вернешься в Вильнев, пойди к Давиду из Мейнарга и скажи, чтобы он продолжал неукоснительно исполнять то, что я ему приказал.
Кавалерист было заговорил с тревогой о том, что случится с монастырем. Приор ответил:
— Об этом не беспокойся. Даже если нашу любезную обитель сравняют с землей, золота у нас хватит, чтобы трижды отстроить такую же.
Дома Паскаль сделал то, что ему сказали. Все межевые камни стояли тогда на месте, только один г-н Тома Давид выкопал и сделал из него воротный столб. Разумеется, и старое, и новое место камня были в точности отмечены.
О чем говорят все эти факты? Они, конечно, загадочны, но об одном позволяют говорить почти с уверенностью: место клада как-то связано с положением межевых камней. Некоторые решительно утверждают, что они служат знаками, указывающими на подземный ход, ведущий из обители к Четырем Дорогам. Этот перекресток может служить приметой в случае, если сам ход будет почему-либо завален.
Любопытно, что в том же самом 1790 году точно так же поступили в аббатстве Фэз в Жиронде. За двести лет и в Фэз, и в Вильнев несколько раз приезжали какие-то загадочные личности, то ли разведать клад, то ли убедиться, что приметы все на месте. Ведь история клада Вильнев-лез-Авиньон не окончена. За окрестностями Четырех Дорог кто-то все время наблюдает, неприметно, но неусыпно.
Давид из Мейнарга в точности передал наставления приора своим детям и внукам. Один из его потомков, хорошо известный в городе г-н Канонж, не скрывает, что получил их тоже. Значит, он и владеет тайной клада!
Говорят, что в 1850 году один пастух гнал в сумерках стадо домой. Вдруг перед ним невесть откуда возник монах-картезианец.
— Пастух, — сказал призрак, — закажи по мне мессу, да не медли: дело идет о спасении моей души!
С этими словами монах исчез так же внезапно, как появился. Пастух пожал плечами и решил, что все ему померещилось. Он никому ничего не рассказал да и вообще больше об этом не думал, но на другую ночь призрак явился вновь, еще страшней и несчастней. Утром пастух поспешил в Авиньон, заказал там мессу, и с тех пор призрак его не тревожил.
Около 1920 года сторож бывшего монастыря по фамилии Валла перебрался в замок Визий, где и прожил до своей кончины. Незадолго перед тем к нему приехал некий незнакомец, не назвавший имени, а представившийся родственником последнего главы ордена. Он вежливо попросил провести его в «Приорский дом». Сторож пошел с ним и увидел, что в главной зале гость повел себя странно: примерился, затем подошел к какому-то стенному шкафу, открыл его и пощупал заднюю стенку.
Потом гость попросил сторожа на денек оставить его одного в комнате. Г-н Валла отказал. Гость опять посмотрел на шкаф, как будто искал на нем какой-то знак, уехал и больше не возвращался.
Г-н Канонж заходил иногда вечерком к сторожу поболтать. Тот рассказал ему про случай с таинственным гостем. Канонж заинтересовался, нашел стенной шкаф и убедился: шкаф был сколочен на скорую руку из тонких досок, явно чтобы что-то скрыть от глаз. Канонж разломал доски, и на свет явилась капитальная стена. На ней был вычерчен план, который в декабре 1957 года перевели на бумагу.
На плане, как и на межевых камнях, был виден угол. Вместе эти углы, вероятно, показывают начало и направление подземных ходов. Но все эти знаки надо еще объяснить — связать с самим планом и со съемкой местности.
Вот примерно и все, что известно о Вильнев-лез-Авиньон, вернее, все, о чем можно сейчас рассказать. На самом деле сохранившиеся сведения гораздо подробнее.
Приор уверял, что на золото (вероятно, в луидорах) из клада можно трижды построить новый монастырь. Итак, стоимость клада можно оценить примерно в пять сотен милионов — это целая тонна! Под тонким слоем земли лежит тонна золота, до которой можно добраться и с поверхности, и через подземный ход. Что еще нужно, чтобы разгорячить воображение!
Жители Вильнева много раз искали в своих погребах начало подземного хода. Они нашли галереи, ведущие, как утверждают, в склеп под часовней. Другие ответвления, кажется, приводят на кухню монастырской гостиницы, в маслобойню, в соседние дворцы… Колдуны ходят по ним, призывая на помощь свои «волшебные» палочки, а настоящие кладоискатели — свое серое вещество. Вообще-то вход в подземелье найти должно быть нетрудно, особенно если знать элементарные основы устройства тайников. А если ходы завалены? Тогда остается план, межевые камни с начертанными знаками, Четыре Дороги… Вот какая удивительная тайна завораживает жителей Вильнева!
Подобно тамплиерам во времена Филиппа Красивого, иезуиты в XVIII веке представляли собой государство в государстве. У этой суверенной державы было все, что составляет мощь нации: торговый флот, армия, школы и казна, намного превосходившая казну любого из европейских королей.
За могущество, гордость, да и за богатство их невзлюбили в Старом Свете. Иезуитов изгнали из Англии, из России, из Испании, из Франции, из Италии… Тогда они обосновались главным образом в Южной Америке. Но их враги не успокоились, и буллой «Dominus äc Redemptor noster» от 21 июля 1773 года папа Климент XIV объявил о запрете ордена.
Тогда иезуиты открыто взбунтовались против Ватикана и правительств.
В 1778 году боливийские иезуиты объявили войну королю Испании, отнявшему у них право управления золотыми, серебряными и алмазными приисками в Южной Америке. Предчувствуя опалу, они с 1767 по 1778 год утаивали большую часть дохода от рудников (что, со своей стороны, повлияло и на решение короля). Говорят, что все эти огромные сокровища иезуиты спрятали в подземных ходах, пробитых в скале. Шестьсот пятьдесят индейцев занимались этой работой больше двух лет.
Овладев иезуитским укреплением, солдаты ничего там не нашли. Напрасно они пытали туземцев, заподозренных в причастности к устройству тайника.
Но по неосторожным обрывкам речей стало известно, что сокровища, которые оценивают в двенадцать миллиардов золотых франков, замурованы в пещерах. Главная галерея, которая туда ведет, имеет в длину 188 метров, а в ширину местами доходит до сорока. Узнали также, что подземелье, чтобы сбить с толку охотников за сокровищем, представляет собой огромный лабиринт с ложными ходами, тупиками, поворотами, толстыми перегородками, а под холмом, где лежат сокровища, хитроумнейшим образом устроена еще одна сеть галерей.
В 1903 году английский инженер Проджерс повс гречал в Боливийской Юре донью Корину Сан Роман, племянницу преподобного отца Сан Романа. Перед кончиной тот передал брату, бывшему тогда префектом Калао, один документ, относящийся к сокровищам иезуитов. Он гласит:
«Найдите крутой лесистый холм с плоской лужайкой на вершине. С вершины с трех сторон видна река Сакамбая. Когда найдете, ищите там большой овальный камень, такой большой, что на вершину его катили не менее пятисот индейцев.
Копайте под камнем на пять ярдов, и найдете свод огромной пещеры — пятьсот индейцев копали ее два с половиной года. Диаметр свода семьдесят ярдов. В пещере есть две двери. Длинный узкий ход ведет в комнату на восток от главного входа на расстоянии двести ярдов. Дверь этой комнаты открывайте очень осторожно. Дверь большая, железная. Сразу за порогом вы увидите золотую статую высотой три фута с глазами из двух великолепных алмазов. Она водружена в этом месте на благо человечеству.
Если пойдете дальше по коридору, увидите в первой комнате тридцать пять больших золотых сосудов, груды украшений из серебра и золота с драгоценными камнями. Во второй комнате в правом углу увидите сундук, в котором лежит 90 000 серебряных долларов (серебряных пиастров 910-й пробы).
Входя в эти комнаты, будьте осторожны: там распылено столько яда, что можно отравить целый полк.
В нишах по обеим сторонам тоннеля и в обеих комнатах спрятаны сто шестьдесят три золотые вазы стоимостью не меньше 60 миллионов долларов. Стены комнат укреплены большими гранитными блоками; от пола до потолка можно намерять пять ярдов.
По вершине свода — три отдельных яруса. Их тщательно зарыли пятью ярдами земли и большими булыжниками.
Когда дойдете до места, где высота двадцать футов, а по ширине могут разъехаться пять всадников, перейдете реку и попадете в церковь, монастырь и другие строения».
Очевидно, автор этого документа написал — намеренно или нечаянно — порядочную галиматью, если только текст не испорчен переписчиками и переводчиками.
С 1903 по 1930 год этот клад упорно и тщетно искали. Находится он под холмом Куцая Кобыла на слиянии рек Като и Сакамбая. Его приблизительная стоимость — двенадцать миллиардов.